– А то, – хмыкнул одноглазый.
Он быстро и едва ли не ногтем вскрыл «Волгу», сел за руль и завел автомобиль.
– Давай ко мне! – крикнул ему Гугенот. И черный «мерс», а вслед за ним и «Волга» тронулись…
…Ионенко сморгнул.
– Еще бей! – прикрикнул на него Станислав Николаевич.
И тогда Геннадий Викторович ударил лежащего Левакова по голове. Он вложил в удар всю силу. Потом ударил еще и еще. И стал бить, не переставая и что-то крича. Как показалось самому хладнокровному из троих Дунаеву, исполнительный директор кричал, разбрызгивая слюну:
– Сам ты умник! Я не бабушкин сынок. Сам ты умник! Паскуда…
Его едва остановили. На лицо Геннадия Викторовича страшно было смотреть: рот его был оскален, глаза дико вращались, на висках вздулись пульсирующие вены, по подбородку на шею стекала из уголка рта жидкая струйка слюны.
– А ты, Генаша, зверь, – заметил ему Дунаев.
Теперь надлежало избавиться от трупа и машины Левакова. Но когда они вышли из особняка, «Волги» уже не было. Она исчезла…
– Что за черт, – озадаченно произнес Колупаев. – А где его машина-то?
– Нет машины, – констатировал Дунаев. – Забрал кто-то. Какие будут соображения?
– Угнали ее, что ли? – посмотрел на Дунаева Олег Дмитриевич.
– Может, и угнали, – отозвался Станислав Николаевич. – Только мне пока не ясно: на руку это нам или нет.
Они еще немного потоптались на том месте, где еще четверть часа назад стояла раритетная «Волга». А потом все вместе принялись избавляться от следов убийства…
Левакова засунули в мешок. Чтобы было удобно нести, перевязали скотчем по груди и ногам.
Труп погрузили в багажник машины Дунаева, вывезли на Лесопильщиков пустырь, что находился неподалеку, протащили волоком до ближайшего овражка и скинули его вниз.
– Надеюсь, его не скоро тут найдут, – отряхиваясь, произнес Станислав Николаевич, закидывая мешок сучьями и травой.
Колупаев и Ионенко подавленно молчали, отдирая от одежды прицепившиеся репьи.
Наташа Челнокова на следующий день уехала в Чебоксары. Она, конечно, позвонила Левакову, чтобы сказать ему об этом, но ей никто не ответил. То, что было некогда Василием Анатольевичем Леваковым двадцати восьми лет, лежало, завернутое в мешке, в овражке неподалеку от Сокольнического мелькомбината и уже не могло говорить.
«Позвоню, как приеду», – решила она. Но закрутилась и забыла. А в пятницу вечером ее сбила машина. Это устроил опять-таки Дунаев, у которого имелся в Чебоксарах дружок, чем-то обязанный Станиславу Николаевичу. Дружок этот был мастером на все руки и мог многое. Дунаев позвонил ему в среду, объяснил, что нужно сделать, за что чебоксарский приятель Станислава Николаевича запросил тридцать тысяч «зеленых». Дунаев сразу согласился и немедленно перевел десять тысяч аванса на счет, указанный чебоксарцем. Тот подсуетился и исполнил заказ уже в пятницу вечером. На угнанной старенькой «шестерке» сбил Челнокову, когда она возвращалась из магазина, после чего переехал ее, не оставив малейшей надежды выжить.
Тем же вечером Дунаев перевел исполнителю недостающую сумму. Колупаеву и Ионенко Станислав Николаевич сказал, что за устранение Челноковой он истратил пятьдесят тысяч баксов. И они отстегнули ему каждый по трети указанной суммы. Так что и в этом случае ушлый Дунаев остался с наваром…
Вот такое кино прокрутилось у меня в голове, всецело захватив мои мысли и внимание. Я даже не заметил, когда приехали полицейские.
Вот только кто из этой троицы звонил мне, представившись Иваном Ивановичем Ивановым?
А может, это звонил кто-то четвертый?
– Отвечайте, я ведь к вам обращаюсь, – услышал я над самым ухом.
– Что? – понемногу возвращался я в реальность.
– Я задал вам вопрос. – Капитан полиции не сводил с меня глаз и был настроен весьма серьезно.
– Какой? – спросил я и посмотрел на капитана полиции своими ясными чистыми глазами.
– Это вы обнаружили труп? – повторил вопрос капитан.
– Да, я.
– Ваше имя? – спросил полицейский.
– Аристарх Африканович Русаков, – представился я.
– Род занятий? – продолжал допрос полицейский, которого ничуть не смутило мое отчество. Обычно бывает наоборот… Видно, на своем веку он уже достаточно повидал и Аристархов, и Африканычей.
– Корреспондент телекомпании «Авокадо».
– И что это за компания? – недоверчиво спросил капитан.
– Компания, которая вещает для жителей Москвы и Московской области, – нехотя ответил я, поскольку догадывался, что мой ответ весьма заинтересует полицейского.
– Тогда с какой целью вы приехали в наше охотхозяйство, господин корреспондент, – последовал следующий вопрос, – если вы вещаете только для москвичей?
Хороший вопрос, однако. И что мне на него ответить? Попробую для начала что-нибудь попроще…
– Чтобы произвести съемки.
– А у себя там, в своих лесах, вы не могли произвести съемки? – задал вполне резонный вопрос капитан не без доли сарказма, который тоже был оправдан в сложившейся ситуации. – Зачем нужно было переться в такую даль, да еще в чужую область?
– Ну, это объясняется вполне просто, – ответил я. И стал лихорадочно соображать, что же мне сказать дальше такого, чтобы и правда просто объяснить, почему мы именно здесь, в Калужской, а не Московской области. Молчание мое, похоже, затянулось, и капитан пристально посмотрел на меня:
– Ну-ну, слушаю вас внимательно.
– Да говорю же, все объясняется довольно просто, – повторил я.
– Слушаю, слушаю вас, – с нескрываемой насмешкой произнес капитан полиции.
– Ну, во‑первых, – начал я, – вы не такая уж и несусветная даль. Всего-то в ста десяти километрах от московской кольцевой дороги…
– А во‑вторых? – заторопил меня капитан.
– А во‑вторых, у вас разрешена охота на кабанов, а у нас – нет.
– Вас, стало быть, интересовала охота на кабанов? – криво усмехнулся капитан полиции.
– Именно, – подтвердил я. – Как на них, кабанов то есть, охотятся, то бишь скрадывают, с каким оружием на них ходят; где эти кабаны обитают, где жируют, где спят…
– И зачем это вам? – искренне удивился капитан.
– Как зачем? – сделал я недоуменное лицо. – Чтобы снять все это и показать в эфире. Какая разница, какой лес мы будем показывать, московский или калужский. Принципы-то охоты на кабанов и там, и тут – одни… Кабан, он и в Африке кабан! Верно ведь, Иван Николаевич? – с надеждой посмотрел я на егеря.
– Верно, – поддакнул мне Семенов.
– Хорошо, – не собирался отставать от меня полицейский. – Тогда ответьте мне, господин корреспондент, откуда вы знали, где закопан труп? Вы что, здесь уже бывали?
– Нет, не бывал, – сказал я. – Мы приехали сюда впервые.
– Тогда откуда вы знали, что здесь закопан труп? – жег меня взглядом полицейский.
– Я не знал, – быстро ответил я.
– Не знали?
– Ей-богу, не знал, – повторил я.
– Но ведь это вы нашли его?
– Да, – обрадовался я. – Это я его нашел. Именно нашел…
– Шел, шел и нашел? Как гриб, стало быть, какой-то, – с большой ехидцей проговорил капитан. – Мы этого пропавшего охотника с собаками искали несколько дней, а ты вот так просто шел, шел и нашел?
– Ну да, примерно так.
– Не заговаривай мне зубы, – уже раздраженно сказал капитан. – И говори правду, иначе я тебя…
– А вы, господин капитан, постарайтесь соблюдать элементарные приличия, – перебил я полицейского, поскольку настала пора немного одернуть его. – Вы находитесь при исполнении должностных обязанностей, а не базарите со своим приятелем «за жизнь» за рюмкой водки. Забыли некоторые статьи «Закона о полиции», господин капитан? Значит, настала пора их вспомнить. И прошу впредь обращаться ко мне на «вы»…
Капитан сглотнул, но промолчал, что далось ему, похоже, с большим трудом. Румянец, появившийся на его щеках, говорил о том, что внутри его бушует торнадо, требующее выхода. Нет, я не хотел доводить полицейского до такого состояния (в принципе он сам себя довел). К тому же оно было опасно для нас со Степой, и ситуация с нами могла разрешиться далеко не в нашу пользу: мы нашли труп, но как мы его нашли? И почему мы? Нас могли задержать «до выяснения» и продержать в камере отделения максимум положенного срока, а то и более, ежели прокурор выдаст на то разрешение. А это в наши со Степой планы совсем не входило…
– Хорошо, – наконец сказал капитан. – Начнем все сначала. Итак. – Он посмотрел мне прямо в глаза: – Это вы нашли труп убитого охотника?
– Да, я.
– Как это вам удалось?
– Не знаю, – пожал я плечами.
– Но ведь вы стали копать не там, – указал капитан вправо, – не там, – указал влево, – а здесь, именно здесь, где был захоронен труп. Как это у вас получилось?
– И правда, Алексей, чего ты к ним прицепился? – подал голос егерь. – Все ж происходило на моих глазах…
– Помалкивай покуда, Иван Николаевич, – одернул его капитан. – И до тебя еще очередь дойдет.
– Какая еще очередь? – возмущенно спросил Семенов.
– Такая, – буркнул полицейский и перевел взор на меня: – Я вам задал вопрос, помните?
– Помню, – кивнул я и, в свою очередь, спросил: – Вас устроит, если я скажу, что это место рядом с дуплистой сосной подсказала мне интуиция?
– Такой ответ меня не устроит, – пытливо посмотрел на меня полицейский.
– Вот видите? – выдержал я его взгляд. – А больше мне нечего сказать…
– Ну, может, в отделении вам будет что сказать? – как бы между прочим заметил полицейский.
– И в отделении я скажу то же самое: труп был найден совершенно случайно. Наверное, все-таки сработала интуиция. Что такое интуиция? Это непосредственное постижение истины без логического анализа, основанное на воображении, чутье, проницательности. Вот это самое у меня и произошло. Дело в том, что я веду журналистское расследование одного убийства. Там, у нас, в Москве. И оно непосредственно связано с тем, что случилось в вашем охотхозяйстве, вот здесь, – указал я на захоронение.
– Вот как? – Капитан посмотрел на меня уже несколько иначе. – А что за убийство вы расследуете?
– Понимаете, сюда на охоту приезжали трое… нет, четверо мужчин, – решил я раскрыть свои карты. – Трое руководителей одной большой московской компании и их водитель. Охотились трое. Они случайно убили еще одного охотника, сидящего в засаде, приняв его за кабана, и, вместо того чтобы сообщить об этом, решили этот факт скрыть. И закопали его вот здесь, – кивнул я на могилу. – А потом узнали, что их водитель все же хочет сообщить о случившемся в полицию. Совесть его заела или еще что… Эти трое убили и его, поскольку водитель стал для них опасен. И еще одну девушку убили, которую отправили в другой город. До нахождения трупа этого охотника я не был уверен в том, о чем только что вам сказал. Теперь у меня есть и мотив убийства, и сам факт сокрытия одного преступления, которое повлекло совершение этими лицами еще двух самых тяжких преступлений, – завершил я свое признание и добавил: – Вот почему у меня и сработала интуиция на это место, ведь я был настроен его найти…
– Да, так бывает, – согласился со мной полицейский. – А вы что, раньше о своем расследовании не могли мне сообщить? У вас что, тоже имеется тайна следствия?
– Я не предполагал, что это важно для вас, – примирительно произнес я. – Ведь два последующих после первого убийства произошли не на вашей земле.
– Но первое-то произошло на моей земле, – заметил капитан, кивнув на могилу охотника Вострикова.
– Да, на вашей, – охотно признал я, поскольку париться в полицейском отделении нас со Степой отнюдь не прельщало.
Протокол допроса составили там же, возле могилы Вострикова. Капитан поговорил с кем-то по рации, пришли еще люди, стали фотографировать могилу, осматривать труп, после чего его унесли на носилках.
А мы пошли с Иваном Николаевичем назад. Пришли домой, пообедали и велели Степанычу закладывать, то есть везти нас обратно в Москву…
С егерем Семеновым попрощались тепло.
– Приезжайте, – сказал нам на прощанье Иван Николаевич.
– Уж лучше вы к нам, – неожиданно подал реплику Степа.
– А‑а, понял, – улыбнулся Семенов. – Ну, может, в следующий раз обстоятельства будут иными.
Мы пожали егерю руку и сели в машину.
– Что будем делать дальше? – спросил Степа.
– Да рождается у меня кое-какая мысль, – ответил я, – но я ее еще не совсем додумал.
– А‑а, – протянул Степа и стал смотреть в окно.
А я стал додумывать мысль.
Глава 13 Посиделки в «Мечте», или Мое предложение майору Коробову
Кафе «Мечта» больше походило на приличный ресторан. В его уютном помещении, за столиками близ окон, находилось место наших с Коробовым посиделок. Здесь мы встречались, когда хотелось откушать домашней еды, которой не существовало в наших холодильниках, испить водочки, которую можно купить далеко не во всяком магазине, поделиться друг с другом полезной информацией. Или добыть ее у другого. Чаще всего, конечно, я испытываю нужду в Володьке. Ведь у него, как у старшего следователя Главного следственного управления по городу Москве, возможностей несравненно больше. И я получаю от него то, что меня особенно интересует (естественно, в пределах дозволенного).
Случается, и Володька иногда испытывает нужду во мне. Вернее, в том, что я раскопал по тому или иному делу. Это когда наши расследования: мое, как репортера московской телекомпании «Авокадо», и его, как майора юстиции Следственного комитета Владимира Ивановича Коробова, идут параллельно. То есть когда мы занимаемся одним и тем же делом. Вот в этих случаях мы и назначаем встречу в этом кафе. Чтобы пообщаться по делу и расставить все точки над i, ну и просто поболтать…
Сегодня Володька сам вызвал меня в кафе, что случается крайне редко. Выглядел он задумчивым и мрачноватым, хотя обычно бывает просто усталым или откровенно злым. Увы, то, чем он занимается, сталкиваясь почти ежедневно с человеческой низостью, мерзостью и грязью, к бодрости и веселью не располагает…
Мы заказали ужин, а когда принесли сок и водку, для разогрева хлопнули по рюмахе, не закусывая и не запивая.
Потрескивали дрова в камине; из невидимых динамиков негромко доносилась музыка. Это был умопомрачительный блюз. Офигенные ребята Би Би Кинг и Эрик Клэптон, одни из самых что ни на есть крутых блюзменов, бацали свою нескончаемую вещь «Три часа блюза»…
– Ты знаешь, я перестаю верить, – негромко произнес Володька.
– Во что? – спросил я.
– А во все, – просто объявил он. – Какой-то сплошной бесполезняк.
– Я так не думаю.
– Не думаешь? – Коробов даже с каким-то удивлением взглянул на меня.
– Абсоютно. И то, что делаю, я не считаю бесполезным.
– Значит, ты счастливчик…
Володька налил себе в рюмку и, не дожидаясь меня, лихо хопнул, ничуть не поморщившись. Водка, конечно, была хорошая, но крепкая. Очевидно, он просто не чувствовал сейчас ни ее градуса, ни горечи…
– Ты знаешь, я вот взял за правило отвечать только за себя, – немного помолчав, сказал я. – Я должен хорошо делать свою работу, чтобы мне не было стыдно за результат и чтобы было за что себя уважать. И то, что я делаю – а случается, что и я вывожу на чистую воду всяких гадов, – отнюдь не считаю бесполезным. Это нужно и мне, и людям…
– Значит, делай свое дело и познай себя? – спросил Володька.
– Получается, что так, – согласился я. – Вот смотри, ты доказываешь виновность какого-нибудь убивца. Его сажают, мир становится чище. Кроме того, пока он сидит, он никого не убьет. Ну, если там из сокамерников своих порешит кого… Так ему за это добавят срок, и будет он сидеть до скончания своего века. Это разве не результат?
Володька помолчал немного, а потом ответил:
– Только вот убивцев, как ты говоришь… и прочей дряни меньше что-то не становится, а совсем даже наоборот.
– Это не твоя вина. Возможно, общество у нас такое… Люди за последнее время стали злые. Но переделывать человека – это не твоя прерогатива, как следователя Следственного комитета. У тебя другие задачи. Твоя работа – сажать всяких гадов, и желательно побольше, – уже вовсю разошелся я. – Вот ты и сажай их как можно больше, а самокопанием занимайся как можно меньше. Ты себя уже нашел, выбрал свое дело, очень мужское, кстати, причем выбрал сам, а значит, обдуманно. Вот и делай его хорошо, а если возможно, так еще лучше. А вопросы, на которые ответов не существует, – ими лучше не задаваться, вот где настоящий бесполезняк. Такие вопросы ведь и ко мне приходят, только я гоню их от себя. Вот и все! Нужно просто жить и работать. Другого пути не существует.
А голос, с хрипотцой и надрывом, продолжал:
– Возможно, что ты и прав, – произнес Коробов. – Надо жить в ладу со своей душой и совестью, тогда и будешь чувствовать себя счастливым… Чего это я заметался, как неврастеничный закомплексованный юноша, без всякого повода? Забыли обо всем, о’кей?
– Уес, – удовлетворенно ответил я. – Забыли.