Тем не менее, организационный период завершался, Архип Михайлович восстановил связи с НИИ и заводами, которыми успел обрасти за время работы в Ленинграде и Харькове, и у меня всё чаще случались периоды затишья, когда я без помех возился с отставленным в сторону РТД-1. Он, конечно, турбореактивный, но не такой, к каким мы привыкли. То есть компрессор в нём имеется, но гонит воздух не вдоль оси, а расталкивает его в стороны за счет центробежной силы. А уж оттуда по загнутым каналам он поступает к камере сгорания. И их, этих компрессоров, две штуки один за другим. Ещё одной особенностью этого агрегата была относительно невысокая температура в камере сгорания - всего-то градусов шестьсот пятьдесят. Отсюда и сравнительно небольшая тяга при изрядной прожорливости. То есть низкий коэффициент полезного действия. Тем не менее, машинка оказалась далеко не мёртворождённой, а вполне надёжно работающей на том самом стенде, о котором пришлось похлопотать.
Я ведь не без рук - сообразил, как её запустить. И погонял в своё удовольствие. Тягу в семьдесят килограммов этот образец выдавал, не особо напрягаясь. Пожалуй, хватит, чтобы поднять в воздух небольшой самолёт. Тем более что на какое-то время эту машинку можно было разогнать и посильнее. Словом, пока конструкторы занимались основным вариантом, я терпеливо возился со старьём.
Ребята иногда просили меня кое-что на нём проверить, отработать кое-какие режимы. И, естественно, отвечали на вопросы. Я ведь в термодинамике и в том, как ведут себя горячие газы, разбираюсь не очень хорошо.
Ковыряясь в стопе папок, где лежали не только чертежи, но и эскизы с набросками, обнаружил рисунок самолёта знакомой мне реданной схемы, той самой, которая была распространена в период, когда наши разработчики летательной техники были вынуждены пользоваться маломощными реактивными двигателями - это, когда сопло торчит назад из-под брюха самолёта буквально под его хвостом. Расспросив, выяснил - это был проект группы молодых инженеров из Харьковского авиационного института. Как раз под него и создавался этот самый РТД-1. По расчётам, проведённым еще в тридцать восьмом году, от машины ждали скорости больше восьмисот километров в час.
Как-то у меня не слипалась скромная тяга получившегося образца с такой высокой ожидаемой скоростью. То есть, судя по всему, с двигателем вышло не так, как ожидали, а заметно жиже. Да и немудрено - он ведь одноконтурный. К тому же компрессоры, которых, как и положено два, насажены на одну ось, приводимую в движение единственной крыльчаткой турбины. То есть - в моих руках оказалась явно первая проба. Хотя и хорошо продуманная проба, и весьма технологичная, к тому же не перенапрягающая применённые материалы, не требующая от них высокой жаропрочности.
Словом, получился очень удобный макет - модель, пригодная для отработки множества решений и проверки широкого ряда режимов. Я этот аппарат несколько раз собирал и разбирал, изучая степень износа, устраняя разного рода мелкие "плюхи". Ни мощнее, ни экономичней от этого машина не делалась. Да и не вносил я в конструкцию решительно ничего, требующего сколь-нибудь существенных переделок.
Хотя, предложения у меня возникали, и я их с коллегами обсуждал.
Разумеется, Александр Сергеевич Москалёв был полностью в курсе наших работ - я не шкаф и не музей хранить секреты от друзей. Но, сами посудите - при тяге в семьдесят килограммов самолёт массой в одну тонну до скорости тридцать шесть километров в час нужно разгонять целых четырнадцать секунд, нагло пренебрегая при этом сопротивлением воздуха. То есть, если положить сотню кило на вес пилота и килограммов четыреста на двигатель, к которому прибавить, хотя бы двести литров горючего, остаётся сотни три на вес планера, имеющего скорость отрыва, сравнимую со скоростью бегущего человека.
Впрочем, вторая модель, над которой сейчас работали, называлась РД-1 и была уже, как мне думается, двухконтурной. Но трудов над ней предстояло великое множество.
Помочь я ни в чем не мог, подсказать - тоже. Такая, знаете, безнадёга! И никуда не денешься - приказ. Вытирал пыль с фикусов, заваривал и разносил чай, точил карандаши чертёжникам и иногда проводил кое-какие расчёты по готовым формулам. Словом, искренне старался быть полезным.
Глава 52. Догнало
Мусенька всегда продуманно одевалась, и всегда по сезону. Вот и сегодня она очаровала меня своим точно подогнанным по фигуре ватником и ватными штанами, заправленными в унты. Знаки различия такая форма одежды скрывает, но офицерский ремень, хоть и без портупеи, зато с кобурой ТТ, явно показывает, что перед вами красный командир. И ушанка на ней беленькая. Я в мехах не секу, но вижу, что она не из овчины. И на кролика не похоже. Одним словом, передо мной прелестный маленький Филиппок с солдатским сидором через плечо.
Конечно же, первым делом я принялся за расспросы.
- Представляешь! Полевой сезон-то уже закончился, - обиженно докладывает моя манюня. - Только я во всём разобралась, как оказалось, что нужно ждать весны. В общем, Ларису я нашла в Молотове - очень она мне понравилась. Действительно учится на геолога и работает медсестрой в госпитале. Собирается на пулемётные курсы.
А ещё на Урале тоже нашли алмазы. Россыпные. Их добывают на реке Койве и ещё в паре-тройке мест. Работает алмазная экспедиция из Питера и даже есть лаборатория. Мы с Ларкой добрались до них и обо всём расспросили. Познакомились с Наташей и Сашей - у них прелестная девочка, но оба они геологи. Причем именно по алмазам. У Саши в Питере оказалась целая коллекция всяких замечательных камушков - он нам показывал. И рассказывал. В Африке кимберлитовые трубки ищут по пиропам, которые у нас считают гранатами. Только я не поняла - гранат это разновидность пиропа, или пироп - частный случай граната. Но это и не важно - я им сказала, что по этим самым камушкам они и найдут кимберлитовые трубки в Сибири. И что искать нужно начинать там, где встретили рассыпные алмазы, то есть на реке Вилюй.
- Так они тебе и поверили, - изобразил я недоверие.
- А причём тут я? Товарищ Сталин лично им приказал.
- Он что, специально для этого приезжал в Молотов?
- Ты действительно тупой, Субботин? Или просто дразнишься? Я всю нашу компанию завезла на обратной дороге в Москву и мы заехали на ту самую дачу. Нет-нет! Вина я даже не попробовала - помню, что ты мне запретил. Противный.
- Муська. Кончай говорить загадками. Ты что, на своём мотоцикле всю толпу перебросила из Перми в Питер? А на обратном пути завернула в Москву?
- На Ли-2, тупица. Думаешь, у тебя одного в кармане грозная бумага? И что твоё задание важнее моего? Дундук.
Мы тут же перешли на авиационные темы - у меня в моей комнатке в недавно выстроенном бараке горит собственноручно сложенная печка и распространяет вокруг себя чудесное тепло, что, если с улицы и с морозца, очень располагает к вдумчивым обсуждениям.
- Короче, Субботин, если уж искать алмазы до весны не сезон - останусь тут у тебя. Но за это будешь в нашей экспедиции пилотом. Едва на Вилюе сойдёт снег - отправимся.
***
Я каждый день мучил свою память, припоминая всё, что знаю о турбореактивных двигателях. Их много было вокруг на протяжении долгих лет жизни. Плакаты с разрезами на стенах учебных аудиторий. Сами двигатели в частично распиленном виде в том же авиационном институте. Я ведь даже зачёты по ним сдавал. Вот и сидел, вырисовывал и записывал то, что припоминал.
Ну, не проектировал я их никогда! И даже обслуживанием не занимался. Тут помню, тут не помню, тут вообще рыбу заворачивали. Мусенька обо всём этом знала ещё меньше меня. Зато она мигом перезнакомилась со всем составом конструкторского бюро и всех очаровала.
- Шурик. Я в особый отдел. Встретимся дома. Будет картошка с селёдочкой.
- Что ты в этом особом отделе забыла?
- Поставлю задачу разыскать профессора Стечкина. Расчётчики то и дело на него ссылаются, а где он - никто не знает.
- Да, слышал я эту фамилию. А что, он ещё жив?
- Тупица. На календарь посмотри. Какой у нас год на дворе? А завтра полетаем. Чем над чертежами с умным видом чахнуть, лучше съездим в твою лётную школу и разомнёмся там, порезвимся в эфире. А то совсем форму потерял в этом бумажном царстве. Да и мне стоит проветриться.
***
В лётной школе мы встретили немало знакомых - тут были и сотрудники, с которыми я работал, начиная с её основания, и вернувшиеся с фронта как на инструкторскую работу, так и "купцы", отбирающие молодёжь в свои части. Да, ещё Херменегильда Бюхель заканчивала формирование собственного москитного полка. Естественно, всем нужны были лучшие лётчики.
Ещё одна новость будоражила всех - Мо-1 в цельнометаллическом исполнении только что с завода. Естественно - вариант "Эквилибрист". Выходит, нашелся в стране для истребителей крылатый металл. Теоретически, машина от этого должна сделаться легче, но на самом деле этого не произошло - весь выигрыш в весе съело вооружение. Вместо пары ШКАСов на нем теперь стоит пара УБС - крупнокалиберных пулемётов Тульского производства. И ещё пара пулемётов обычного калибра направлена в сторону хвоста.
- И как, спрашивается, из них целиться? - вопрошает молодой человек в форме курсанта.
- Смотрите сюда, юноша, - подзывает его к самолёту один из инструкторов. - Это же элементарно, как вакса. Видите - гаргрот убрать решительно невозможно, потому что в нём находится картер заднего двигателя. То есть обзор назад за счёт возможности увидеть хоть что-то, повернув голову, отсутствует. Зато фонарь сделан слегка возвышенным, начиная от козырька и до середины. Правда, в образовавшееся пространство просунуть голову сможет, разве что белка. Поэтому сюда поставлено зеркало заднего вида. Через него прекрасно видно киль, служащий мушкой. А прицельная планка нарисована вот тут. Забирайтесь и смотрите.
Курсант, забравшись и подвигав прозрачным колпаком, радостно объявляет:
- А ничего так, вполне приемлемо. И понятно, для чего нужны риски на киле.
- Ты, Субботин, просто исчадие ада, а не конструктор, - мурлыкает Муська, покрепче хватая меня за локоть. - А машины, летающие задом наперёд, ты мне покажешь. И как их пилотировать? Тоже через зеркало?
- Ну, да, - киваю. - Но там класс лётчика должен быть просто фантастический, а то свалится. Мы всего-то десяток таких машин и построили, но я так и не отважился никого на них выпустить. И, думаю, не выпущу - это была заготовка, знаешь ли, на самый крайний случай. Кстати, если на обычном цельнометаллическом "Эквилибристе" оставить ту же пару передних ШКАСов, что стояли на деревянных, то с Мессером можно и на вертикали тягаться - моторы ММ-1 уже "разогнали" до трёхсот лошадок.
- Ух, ты. А что будет дальше?
- Ничего, - улыбнулся я. - Достигнут теоретический предел в отношении этого типа моторов. Иначе они не будут успевать отводить тепло. Или их понадобится охлаждать жидкостью.
Потом мы полетали на москитных истребителях, но не на "Эквилибристах", а на обычных. В чём разница? В закрылках. На обычном они обычные, поворачивающиеся вниз вокруг своей передней кромки - такие не оторвёт набегающим потоком воздуха, если ими резко сработать. В отличие от сбалансированных, которые неопытный пилот может в два счёта потерять. И ещё хвостовые рули у них, обычных, не представляют собой одной сплошной поворачивающейся плоскости, которую тоже можно обломать при слишком энергичном маневрировании на высокой скорости - поэтому в случаях "зависания" эти машины теряют заметную часть управляемости, даже при условии обдува хвоста, примерно так же, как и нормальные самолёты. Они не такие вертлявы, зато намного проще в пилотировании.
***
Майор Бюхель зацепила нас уже когда мы садились на мотоцикл, чтобы вернуться в Воронеж.
- Мусенька, Шурик! Тут ко мне в полк один курсант просится. Не знаю, как и быть, - проговорила она встревоженно.
- А чего тут думать - раз курсант, пускай учится.
- Так уже сдал все экзамены. Причем хорошо. И пилотирует вполне на уровне. Я и тех, кто слабее его, зачислила. Но у этого фамилия уж очень непростая - Сталин.
- Василий? - спросила Мусенька. Херми нервно кивнула.
- Блин горелый. Так и не получилось у меня жизнь ему сломать! Ведь был же нормальным пехотным ефрейтором!
- То есть он добился направления в лётную школу из обычной части, - сообразил я. - Упорный, однако.
Бю оглянулась в сторону проходной - за ней маячил одинокий курсант, поглядывающий в нашу сторону.
- Сержант, ко мне, - крикнул я ему. Мусенька посмотрела на меня взглядом разъярённой кошки.
Когда Сталин подбежал и доложил, что прибыл, я не стал тянуть кота за хвост, а сразу потребовал:
- Поклянитесь, что никогда не возьмёте в рот ни капли хмельного.
- Даже вина?- меня откровенно не поняли.
- Даже пива, - ответил я категорически.
- А в медицинских целях? - продолжил упорствовать сын вождя.
- В медицинских целях вам введут ректально, - усугубила моя бесценная.
- И наркомовские? - севшим голосом поинтересовался Василий.
- Вот пусть нарком сам их и унаркомит.
Парень выглядел озадаченным и явно затруднялся с ответом. Ему вообще хотелось послать меня куда подальше, но капитанские петлицы на шинели не позволяли этого.
- Клянусь никогда не брать в рот хмельного, - наконец выдавил он из себя явно через силу.
- Свободны, - отпустил я бедного. - Бю! Можно брать. И с повышением в звании тяни до последней возможности. Вообще держи его в чёрном теле. Типа вечным лейтенантом
Глава 53. Грибовский
Зима задалась какой-то невыразительной. Не было никакого наступления под Москвой - фронт проходил западнее Смоленска примерно в тех краях, где находится Орша. Зато немцы по своей собственной инициативе спрямили линию фронта, отступив сразу с нескольких участков на заранее подготовленные позиции - это нам рассказала Бю. Она по-немецки отлично понимает и всегда внимательно читает берлинские газеты.
Откуда она их берёт? Выписывает. Шучу, из Москвы ей доставляют по распоряжению товарища Сталина. Поступают они нерегулярно - то долго нет ни одной, то сразу пачка.
Мусенька получила несколько писем от отца, который сейчас, оказывается, на Северном флоте. Только не вполне понятно, в каком качестве, и на каких кораблях - прямо писать об этом не положено, а намёков мы в точности не поняли, потому что намекал он на торпеды, а они могут быть и на катерах, и на подводных лодках и даже на самолётах-торпедоносцах.
Из Воронежа мы отлучались только один раз - ездили в Казань за профессором Стечкиным. Летали, конечно. К мужику ведь нужен был правильный подход, поэтому я взял с собой кучу рисунков разрезов турбореактивного двигателя и притворился, будто хочу проконсультироваться у видного учёного. Ну а там, слово за слово, так он и попался - поехал с нами. Для начала разнёс в пух и прах всё, что напридумывал Архип Михайлович, но потом, когда у него спросили, а как будет правильно... дело пошло веселей.
Потом у нас был маленький слёт главных конструкторов. То есть перед самым Новым Годом приехали Поликарпов из Горького и Антонов из Саратова. Павел Осипович Сухой тоже заглянул со своего завода в Казани, да и Александр Александрович Архангельский из Москвы прилетел. И вот этим цветником мы сидели и приговаривали будущее детище товарища Люльки к нужным нам параметрам - тягу все просили килограммов восемьсот при массе движка не более трёхсот. А ещё эти учёные люди исписали доску вдоль и поперёк густыми каракулями формул, после чего решили сделать температуру в камере сгорания хотя бы немного больше семисот градусов и добиться компрессии порядка четырех с половиной.
Образцы решили для начала обкатать на одной из машин Москалёва - на той самой "Стреле", что он в режиме глубочайшей секретности разработал, испытал и уничтожил перед войной. Откуда они про неё узнали? Я рассказал. А Москалёв признался, что чертежи, которые были велено сжечь, сгорели не все - то есть самое нужное можно будет отыскать по дальним тумбочкам.
Мои наброски с изображением второго контура с раздельным приводом на компрессоры низкого и высокого давления от двух разных турбин через внутреннюю ось, проходящую через ось наружную, тоже всячески обсчитали и мудро кивнули в семь голов. Такой вот вышел у нас стихийный междусобойчик под стенограмму, которую вела всё та же Наденька. Потом по моей просьбе ударились в воспоминания о том, кого бы можно было привлечь к этим работам из числа башковитых хлопцев. Припомнили Юрия Победоносцева из МВТУ - он известен работами по горению порохов внутри ракет, а у нас задачи довольно сходные по газодинамике процессов. Архангельский обещал потолковать с человеком.
Так что идея привлечь к сотрудничеству лучшие умы, когда-либо отметившиеся на ниве создания воздушно-реактивных двигателей, бурного развития не получила. Да и Победоносцева нам приходилось привлекать, в основном, по отдельным вопросам, связанным с участком от камеры сгорания до выходного сопла.
Потом были эскизы, чертежи, тяжбы с технологами, поиски нужных материалов и тех, кто умеет делать из них то, что мы задумали. Но к весне образец мы на стенд поставили. Тяга у него был вдвое меньше, чем хотелось, зато вес получился вдвое больше. Одновременно подоспел и самолёт под него. Не совсем тот, что был уничтожен в конце тридцать восьмого - с передней стойкой неубирающегося шасси и не однокилевым хвостом, а с двухкилевым. Рули высоты, они же элероны, на задней кромке треугольного крыла расступились от фюзеляжа, дав выход реактивной струе. Вот эту машину я и поднял в небо, изучив отчёты обоих испытателей, что работали с прототипом. У этого планера неизбежно должно было оказаться множество особенностей.
Нет, не люблю я реактивную тягу - это не полёт, а ураган какой-то. С шасси потоком набегающего воздуха сдуло штаны. Какая была достигнута скорость? Не надо смеяться над бедным лётчиком - я еле попал на полосу - мне было не до приборов.
Когда я выбрался из кабины, мокрый, как мышь, первая мысль у меня была совершенно неприличной - весна сорок второго, а я уже взлетел на реактивном!