– А когда же в Англию? – спросил я Алешку.
– У нас тут дел хватает, – заявил он. – Еще успею.
Но тут к нам пришла мама и включила свет. Оказывается, она забыла похвалиться новой шляпкой.
– Как она вам? Не притворяйтесь, знаю, что вы не спите. Мы Лидочке ее сто раз примеряли. И так, и так. И набекрень. И даже задом наперед…
– Наизнанку не пробовали? – серьезно поинтересовался Алешка.
– Очень остроумно! – обиделась мама. – Но мне-то она идет? Как?
Нам понравилось. В этой шляпке мама была похожа на бывалого пирата. Да и сама шляпка, похоже, только что вышла из боя. Еще бы: «и так, и так, и наизнанку».
– Я решила ее себе оставить, – сообщила мама то, что уже и так было нам ясно. – И папа одобрит.
И это нам было ясно. Попробовал бы он не одобрить.
Тут как раз папа вернулся.
– Что скажешь? – спросила мама, приняв позу.
– О! – восхитился папа. – Новая прическа? Тебе идет.
– Новая шляпка, – с обидой в голосе поправила его мама.
Папа пригляделся и вдруг сказал:
– Подари ее Федору, бабочек ловить.
Тут, конечно, проснулся дядя Федор и уселся на тахте, с завистью уставившись на маму.
Мамино сердце не выдержало, и она нахлобучила на него шляпку. Дядя Федор скрылся в ней до подбородка.
– Можно, я в ней буду спать? – попросил он. – Она очень уютная.
– Вроде шалаша, – добавил Алешка.
– Кстати, – заметил папа, – насколько мне известно, вы сегодня опять отличились?
Молчание. Сопение. Вздохи.
– Договор нарушен, – подвел папа итог. – Разговор будет впереди. А сейчас – надеть штаны и марш в кабинет.
Мама уложила Федора, укрыла его шляпой поверх одеяла и шагнула было вслед за своими понурыми детьми. Чтобы не дать их в обиду строгому отцу. Но строгий отец поднял руку и сказал:
– Извините, у нас мужской разговор. Я все знаю, – сказал он нам, когда мы уселись на тахте, – не знаю только, где находятся Зайцевы. Жду ответа.
Алешка помолчал, а потом спросил:
– Не нашли?
– Нет, – признался папа.
– Плохо искали.
– Я жду, – напомнил папа.
– Издалека можно? – спросил Алешка. – А то ты не поймешь.
Папа взглянул на часы, покачал головой, но согласился.
– Помнишь, я письмо из Англии получил? Они мне подсказали про один рассказ. И я догадался, зачем они выгнали Зайцевых из дома. Теперь понял?
– Нет, – смущенно признался папа.
Алешка недвусмысленно вздохнул: мол, как же ты, полковник, работаешь?
Папа и это стерпел.
– И тогда я опять вспомнил про Шерлока Холмса. Он один раз сказал: «Вы знаете, Ватсон, где может надежнее всего спрятаться человек?»
– Под шляпой? – удивился папа.
– В тюрьме, – огорошил его Алешка.
Папа очень долго молчал. Хмурился, думал, даже трубку закурил. Но это ему не помогло.
– А зачем Зайцевым прятаться в тюрьме? – наконец спросил он.
– Они там не прятались, – снисходительно пояснил Алешка. – Их туда упрятали. Чтобы они не мешали.
Тут папа просиял. И очень искренне спросил:
– Интересно: в кого же ты такой умный?
И Лешка великодушно ответил:
– В родителей.
Глава XIX «Нью-гейтская тюрьма»
Только мы пришли из школы, примчался с работы папа. И прямо с порога весело закричал:
– Смотрите, доктор Холмс и мистер Ватсон! Читайте вслух!
Это была, как я понял, выписка из криминальной сводки за последнее время. Вот что там было написано:
«В таком-то часу, такого-то числа с. г. в шестом вагоне (купе 4, места 7 и 8) поезда Москва – Курск у пассажиров Зайцева М. и Зайцевой И. были обнаружены в багаже автомат «АКСУ» («калашников») без магазина и две боевые гранаты «Ф-1» («лимонка»). Гр. Зайцев М. и гр-ка Зайцева И. категорически отрицают свою причастность к незаконному хранению и транспортировке огнестрельного оружия. Ведется проверка».
Здорово!
А папа так расщедрился, что показал нам еще одну бумагу, вроде справки.
«Сотрудники линейного отдела внутренних дел, получив оперативную информацию от проводника вагона № 4 поезда Москва – Курск, провели проверку по данному сообщению и задержали гр. Зайцева М. и гр-ку Зайцеву И. по подозрению в незаконном хранении огнестрельного оружия. По данному факту возбуждено уголовное дело. Подозреваемые гр. Зайцев М. и гр-ка Зайцева И. содержатся в следственном изоляторе Курского управления внутренних дел».
– Вот гады! – вырвалось у Алешки. – Негодяи! Ради каких-то денег засадили невиновных людей в тюрьму, да еще ребенка на улицу выгнали.
– Негодяи, – согласился папа. И, отобрав у меня справки, потряс ими в воздухе. – Но вот за это они получат такое наказание, что мало не покажется. Даже наоборот – очень много покажется. – И тут же добавил осторожно: – Если, конечно, удастся это доказать.
– Ты уж постарайся, – попросил Алешка.
Папа положил ему руку на голову и твердо пообещал:
– Постараюсь. Лично займусь. Лучшие силы подключу.
Он тут же прошел в кабинет и позвонил в Курск, следователю, который вел дело Зайцевых.
Мы, конечно, их разговор подслушали.
«СЛЕДОВАТЕЛЬ: …Конечно, товарищ полковник, разберемся. Дело, в общем-то, несложное, но нюансы есть. Оружие-то у них в сумках обнаружено.
ПАПА: Отпечатки пальцев?
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Вообще никаких, товарищ полковник.
ПАПА: Вот видите. У меня есть информация, что оружие им подбросили. С определенной целью.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Да, такое в нашей практике случается. Будем работать.
ПАПА: Я попрошу вас разобраться в этом деле как можно оперативнее. Уверен, что эти люди невиновны. Они – потерпевшие. К тому же у них маленький ребенок.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Да, мне это известно. Они очень беспокоятся о нем. По-человечески я их понимаю. И сочувствую. Но как юрист…
ПАПА: Вот именно как юрист вы и должны встать на их защиту. Это ваш профессиональный долг. Откуда поступил сигнал об оружии?
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Проводник сообщил.
ПАПА: Вы его допросили?
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Конечно. Он показал, что сведения о том, что пассажиры четвертого купе провозят в своем багаже огнестрельное оружие, ему сообщило неустановленное лицо.
ПАПА: Опишите.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Минутку. Вот: «Мужчина средних лет, невысокого роста, плотного телосложения. Небольшая бородка. На верхней челюсти не хватает одного резца…»
Тут Алешка не выдержал и влетел в папин кабинет с истошным воплем:
– Это Пеньков, пап! Их сообщник! Он оформлял продажу дома!
– Я перезвоню позже, – сказал папа в трубку. – Тут моя агентура новые данные обнаружила. Спасибо. Всего доброго. Какой Пеньков? – спросил папа.
– Он в Поречье раньше работал. В ихней администрации. А потом в магазин слинял.
И мы рассказали о Пенькове, а потом о том, что сообщила мне бабушка Надя.
– Тут, ребята, – сказал папа, – есть одна сложность. Доказать, что это оружие принадлежит банде Лисовского, практически невозможно. А значит, и тот факт, что оно подброшено Зайцевым, остается под сомнением. Если бы хоть один отпечаток…
– Сколько хочешь, – сказал Алешка. – Дим, предоставь полковнику вещдоки!
Я сразу понял, что Алешка имел в виду, и отдал папе полиэтиленовый пакет с магазином от автомата. Который (магазин, а не пакет) выронил Пеньков в схватке с козой Зинкой и который подобрала бабушка Надя.
Папа включил настольную лампу и стал вертеть в ее свете магазин.
– Класс! – сказал он. – Есть отпечатки. И, по-моему, не одного человека. Впрочем, это точно покажет экспертиза. Надеюсь, вы его голыми руками не трогали?
– Мы похожи на дураков? – спросил Алешка.
– Вы – нет, – простодушно и чистосердечно признался папа. – А вот я…
Алешка внимательно оглядел его и «утешил»:
– Не беспокойся. Не очень…
Ну вот, ситуация полностью прояснилась, дело о лубяной избушке можно сдавать в архив. Как сказал Алешка.
– Мы умываем руки, – загадочно добавил он, – и засучаем рукава.
– Зачем?
– Чтобы из школы не выгнали. За великую успеваемость. И беспримерное поведение.
Мы засучили рукава и три дня просидели за письменными столами. Дядя Федор нам не мешал. Он тихонько мурлыкал в уголке, сооружая из старых игрушек какие-то немыслимые композиции. Или играл маме на «Симоне», когда она крутилась на кухне. И терпеливо и доверчиво ждал, когда мы вернем ему его любимых родителей. Зайцев-старших.
А мы упорно занимались. И очень дружно. Я помогал Алешке. Он помогал мне: по химии и по английскому. И кстати, в короткие перерывы для отдыха рассказал мне, как ему удалось привлечь на нашу сторону вредную Химчистку.
Он ей напел грустную историю.
– Наша бабушка, – поскуливал Алешка, доверчиво глядя в холодные глаза Химчистки, – очень одинокий человек. У нее никого-никого нет. Только очень маленькая собачка Жулька. Бабушка в ней души не чает…
Расчет был верен. Потому что холодная душа Химчистки горячо оттаивала, лишь только речь заходила о собачках и кошечках. Услышав про Жульку, химичка даже не сообразила: как это так – одинокая-преодинокая бабушка, у которой никого-никого нет? А наши родители, а мы с Алешкой? Не такая уж она одинокая, выходит.
– И тут каждый вечер назревает трагедия, – самозабвенно живописал бабушкины проблемы Алешка. – Наша бабушка очень плохо видит. А Жулька – вся черненькая. И когда они гуляют вечером, бабушка ее все время теряет. И сходит с ума…
Тут Алешка настолько увлекся, что немного сбился с рассказа.
– А к тому же эта милая кошечка такая черненькая, что бабушка на нее все время наступает или садится, когда та отдыхает в кресле…
– А при чем здесь кошечка? – насторожилась Химчистка. – Ведь Жулька – собачка?
– Собачка, – не растерялся Алешка. – Но она такая маленькая, что бабушка называет ее «моя кошечка».
Короче, вся эта жалобная история свелась к тому, что Алешка, по доброте своей душевной, придумал покрыть Жульку безвредным светящимся составом. Чтобы бабушка не теряла собачку на улице и не садилась на кошечку дома.
Эта дикая идея почему-то понравилась Химчистке, и она дала Алешке необходимые советы. И даже помогла схимичить этот волшебный «баскервильский» состав. Он в самом деле оказался совершенно безвредным, но очень вонючим. Алешку это не смутило. Тем более что покрывать Норда этим составом он доверил Ленке.
Но больше всего в Алешкиных фантазиях меня поражает не их необычайность, а то доверие, с которым наивные взрослые помогают эти дикие фантазии осуществлять. Наверное, это возвращает их в далекое счастливое детство.
…Так или иначе, но за три дня до окончания четверти мы с Алешкой здорово продвинулись по пути знаний и сумели исправить «двушки» на «трешки», «трешки» на «четырешки».
– Дим, – вдруг задумчиво сказал Алешка, очень довольный нашими результатами. – А хорошо учиться, оказывается, очень просто. Два месяца валяй дурака на всю катушку, а перед концом четверти два дня посиди над уроками. Так и отличником можно стать.
Новая, значит, идея захватила его. Три года ничего не делай, а потом за три дня можно профессором стать.
Я не стал с ним спорить. Потому что и мне эта идея показалась заманчивой. И перспективной.
Накануне Дня милиции папа, потирая от удовольствия руки, вошел в нашу комнату и сказал:
– Ребята, у меня для вас две хорошие новости.
– Лисовский раскололся? – обрадовался Алешка.
– Тогда – три хорошие новости. И Лисовский, и Кислый полностью изобличены и во всем признались. Но нас они уже не интересуют.
– А что нас интересует?
– На днях, – торжественно провозгласил папа, – мистер Шерлок Холмс стал почетным членом британского Королевского общества химиков.
– Во дают! – восхитился Алешка. – За его научные труды?
– По совокупности, – сказал папа и процитировал протокол: «За борьбу со злом с использованием достижений науки». С вручением специальной медали.
– Круто! И куда они эту медаль дели? – Все ему надо знать.
– Как куда? – удивился папа. – Как положено: вручили лауреату. Медаль большая, красивая, на красной ленте. Один важный лорд в торжественной обстановке зачитал протокол перед памятником Шерлоку Холмсу и повесил эту медаль ему на шею.
– Бронзовый Холмс с золотой медалью! – прошептал Алешка. – Это красиво.
Однако в голосе его явно прозвучала грустная нотка: так ему хотелось лично повидать легендарного сыщика, коснуться его руки и скромно представиться: «Алексей Оболенский».
Но Алешка умел справляться с личными трудностями:
– А другая новость, пап?
– Еще круче, – сказал папа. – Собирайтесь по-быстрому. Едем на вокзал.
– На Курский? – догадливо спросил Алешка.
– И я с вами? – не менее догадливо спросил дядя Федор.
– И маму возьмем, – великодушно предложил папа. – В новой шляпке.
Это была уже другая шляпка. Похожая на бейсболку. Маме она очень шла. Она была в ней похожа на озорного мальчика. Лет тридцати. Отпетого хулигана.
– И очень практичная, – напевала мама, вертясь перед зеркалом. – Хоть наизнанку ее носи.
– К поезду опоздаем, – напомнил папа. – Машина ждет.
Но Лешка задержал нас еще на минутку, сделав какой-то таинственный телефонный звонок из папиного кабинета.
У подъезда стояла папина черная «Волга». Он сел рядом с водителем, а мы набились на заднее сиденье, как четыре селедки. И поехали на Курский вокзал.
Поезд медленно и плавно пристал к перрону, и из него стали выбираться пассажиры. Все вокруг заполнилось веселым шумом в виде возгласов и поцелуев и вещами в виде чемоданов и громадных сумок на колесах и без колес. Народу было очень много, но в этой толпе мне почудилось одно постороннее, но немного знакомое лицо. Оно, правда, тут же исчезло среди других лиц – незнакомых. И я тут же про него забыл. Но вспомнить очень скоро пришлось…
Мы стояли у четвертого вагона и во все наши глаза уставились в его двери. Наконец в тамбуре появились старшие Зайцы. Они были худые и бледные, но я их сразу узнал по описанию дяди Федора. У М. Зайцева действительно было много чего: и нос, и брови, и уши, и очки за ушами. И все десять или больше зубов. А И. Зайцева оказалась симпатичной молодой мамой.
Дядя Федор завизжал и с воплем «Родители!» бросился в их объятия. Последовала такая трогательная сцена, что все приезжающие и встречающие замерли от сердечного умиления.
Дядя Федор повис сначала на своей маме, потом на своем папе. И они его все время тискали и вырывали друг у друга. Мне даже жалко его стало.
– Разорвут ребенка, – проворчал и Алешка. – От радости.
Тут дядя Федор вывернулся из маминых объятий и потащил родителей к нам, знакомиться.
Обе наши женщины прослезились. А мужчины жали друг другу руки и обменивались информацией.
Вещей у Зайцевых почти не было, и мы налегке пошли к машине. Тут нам очень кстати опять подвернулся наш знакомый таксист. Только сейчас он был в форме лейтенанта милиции.
– Сначала – на квартиру, – сказал ему папа вполголоса, – а потом отвезешь Зайцевых в Поречье. Пригляди там за ними. Пенькова-то мы до сих пор не задержали.
– Все путем, товарищ полковник, – ответил «таксист».
– А зачем нам к вам заезжать? – спросила Зайцева-мама. – Мы бы поехали прямо домой, по избушке своей соскучились.
– Дяде Федору нужно имущество свое забрать, – пояснила наша мама.
– Он уже имуществом обзавелся? – засмеялся Зайцев-папа. – И поправился как!
– Он хорошо кушает, – похвалил дядю Федора Алешка. – Послушно. Все подряд.
Наконец они уселись в машину, и Зайцева-мама шепнула нашей маме:
– У вас очень миленькая шляпка. Где вы такую достали? Я так от моды отстала за это время. Спасибо вам за все. Ждем вас всех в воскресенье.
Дядя Федор собрался быстро. Уложил в большой пакет все игрушки и замялся только, взглянув на «Симону».
– Забирай, забирай, – сказала мама (наша). – Будешь родителям про мадам Брошкину играть.
– Ноктюрн для фортепьяно с оркестром, – подсказал Алешка.
Дядя Федор аккуратно уложил «Симону» в шляпу и повесил ее (шляпу) за ленточку на плечо.
Глава XX День милиции
А наш дом заметно опустел. Исчезла из нашей комнаты раскладушка. Уехали вместе с Федором наши игрушки. И мамина шляпа. И «Симона» с Брошкиной.
Но главное – нам вдруг стало не хватать дяди Федора. Он как-то наполнил нашу жизнь содержанием. Заботой о человеке. Оказывается, это очень нужно для нормальной жизни.
Больше всех грустил Алешка. Он опять стал младшим в семье. И на него снова обрушилась тяжесть внимания, указаний, замечаний от старших.
Но вскоре новые события отвлекли нас от грустных мыслей.
Нагрянул школьный День милиции. Он прошел бесславно для нас с Алешкой.
…Учащиеся собрались в актовом зале. На сцене с нашим директором во главе расселись люди в погонах. Было торжественно и чинно. Сейчас мы поделимся своими успехами, похвалим наших доблестных милиционеров, поблагодарим защитников, несущих бессменную вахту справедливости и закона. А потом защитники расскажут о своих делах, предостерегут нас от правонарушений и подарят поучительный красочный плакат «Улица полна опасностей. Как их избежать».
Наши передовики учебы и дисциплины изготовились начать свою похвальбу и приветственные речи. Они беззвучно шевелили губами, повторяя про себя заученные слова.
Директор встал во весь свой гвардейский рост и взял микрофон. Включил его. Казалось, он сейчас как рявкнет: «Смирно! Равнение на сцену!»
Он и рявкнул…
Микрофон, как живой, вырвался из его руки и брякнулся на пол. Жуткий вой пронесся по залу. Ударился во все стены. Задрожали стекла. Даже лопнула какая-то нервная лампочка.
(Мы забыли исправить микрофон.)
Мне почудилось, что сейчас ворвется в зал громадное светящееся существо и повергнет всех в мистический ужас.
Но этого не произошло. Вообще не произошло ничего особенного. Ну, конечно, уважаемый президиум схватился за уши. А директор – за сердце. Ну первоклашки попадали на пол – от удовольствия. Ну Химчистка немножко в обморок упала. В общем, ничего особенного.