После того как в эфир вышла первая серия, с ее катастрофическими инсинуациями, Клайв решил, что нужно срочно создавать себе рекламу, основанную на бесчисленных романах, и по возможности – с наименее целомудренными женщинами. К тому времени, когда он добрался до красотки Бев, которую подцепил на банкете по случаю открытия нового кабаре на Глассхаус-стрит, вид обнаженного женского тела уже слегка ему приелся и близость не принесла желанного удовлетворения. Бев, как ему показалось, ничего не заподозрила. В конце-то концов, Клайв был актером и, в отличие от Джима, никогда не испытывал причудливых психологических и/или физиологических трудностей. Обладая почти сверхъестественной мужской силой, он редко спал с одной и той же девушкой более двух недель, а потому не успевал дождаться такого количества восторженных комплиментов, какого, по его мнению, заслуживал. Для него это стало веским доводом в пользу законного брака. Ведь если каждый вечер ложиться в постель с одной и той же партнершей, женщина оценит твою непревзойденную мощь и отзывчивость.
– Правильно будет сказать, что я тебя исцелила? – спросила тогда Бев.
– Исцелила? – Он прикинулся, будто не понял, о чем речь.
– В первой серии «Барбары (и Джима)» у тебя…
– Ах, вот оно что, – перебил Клайв. – Теперь понятно. Я и думать забыл.
На телеэкраны уже вышли вторая и третья серии, но ни в одной из них, по счастью, не упоминалось о супружеских неудачах; он требовал, чтобы Тони и Билл включили в текст упоминания о его супружеских достижениях (просто для того, чтобы у зрителей сложилась более полная картина этого брака), но до сих пор так и не сумел увлечь сценаристов своими идеями.
– Вообще-то, я исцелился к концу первой серии, – заметил Клайв. – Неужели ты не помнишь? Бой Биг-Бена и прочее?
– А я и не поняла, – призналась Бев. – Еще подумала: Новый год, что ли, празднуют?
– Нет, – ответил Клайв. – Мерные удары часов символизировали успешный половой акт.
– Как все сложно, – сказала Бев. – Но этот сериал я обожаю. По четвергам теперь сижу дома перед теликом.
Бев была не одинока. Вначале их аудитория насчитывала десять миллионов зрителей, а теперь прибавлялось по миллиону в неделю.
– Какая она в жизни? – полюбопытствовала Бев.
– Кто, Софи? Очень славная.
– Вот и замутил бы с ней.
В голосе Бев не было обиды. Она говорила скорее как телезрительница, а не как возлюбленная. По-видимому, некоторое разочарование все же подтолкнуло ее от второй ипостаси назад, к первой.
– Ты так считаешь?
– Конечно! Ты только представь!
– Что я должен представить?
– Вы с ней будете как Бёртон и Тейлор, только не в Голливуде, а на Би‑би‑си. Публика с ума сойдет.
– Да неужели?
– Я, по крайней мере, была бы на седьмом небе – притом что сейчас лежу с тобой в постели.
Это прозвучало вполне убедительно.
Однажды в субботу, после технического прогона, Клайв повел Софи в клуб «Тратт», на той же улице, где была ее новая квартира. По его словам, там постоянно тусовались Спайк Миллиган{35} и Питер Селлерс, но ни того ни другого они не застали. В отсутствие настоящих знаменитостей все посетители стали, перешептываясь, глазеть на Софи с Клайвом. Это так подействовало на обоих, что Клайв и Софи тоже заговорили шепотом.
– Почему все шепчутся? Потому что в зале появились мы с тобой? – спросила Софи.
– Наверное, – шепнул в ответ Клайв.
– Черт бы их побрал, – прошипела Софи.
– Да уж, – кивнул Клайв.
– Тебя и раньше узнавали?
– Что ты хочешь сказать? Когда я работал на радио, в «Нелепом отряде»?
– Странное чувство. Что будем делать?
Ей улыбнулась какая-то дама, сидевшая за спиной у Клайва. Софи ответила ей улыбкой.
– Дадим им пищу для сплетен.
Взяв Софи за руки, он стал смотреть ей в глаза. Шепоток в зале не усилился (клиентура здесь была не только хорошо одетая, но и хорошо воспитанная), а только участился; со всех сторон слышался звук «с», и вскоре зал уже шуршал, как сухие африканские заросли. Софи разобрал смех. Клайв обиделся.
– Извини, – спохватилась она. – Ты это серьезно?
– Ну, – ответил он, – да.
Так начались их отношения. В которых, разумеется, было и многое другое. Вино, деликатесы – и наблюдения Софи, подсказавшие, что Клайв и в самом деле необычайно красив. После ужина они, взявшись за руки, пошли по тротуару, Софи позвала его к себе, они выпили еще немного вина, а потом перешли в спальню; Клайв не растерялся. Никаких трудностей у него не возникло, а потому он не возражал, когда Софи потом в шутку напомнила ему о нервозности Джима в первой серии. Впрочем, шутка получилась какой-то неловкой. Будто они в первую ночь не достигли своей цели. Не смогли дать зрителям того, чего те ожидали, потому что зрителей рядом не было.
Когда сериал близился к концу, Билл и Тони поймали себя на том, что фантазия у них на исходе и все мысли вертятся в опасной близости от Гамболов. Для заключительного эпизода они родили только одну идею: как в офисе Джима на Даунинг-стрит появилась новая секретарша.
– Давайте я угадаю, – сказал Клайв, увидев титульный лист сценария. – Джим берет на работу новую секретаршу, и Барбара начинает ревновать.
Билл и Тони промолчали.
– Оригинально, – съязвил Клайв.
– Реплика за репликой получается смешно, – сказал Билл.
Закрыв глаза, Клайв наугад открыл рукопись.
– Не смей, паразит, – взвился Тони.
– Так ведь смешно, если реплика за репликой…
– Смешно, да только ты сейчас начнешь выделываться и загубишь нам всю работу.
– Ты хочешь сказать, это моя обычная манера? Вот спасибо.
Одну строчку он все же успел прочесть:
– «Я даже не понял, кто она – мужчина или женщина».
За столом наступило молчание.
– Повторить? «Я даже не понял, кто она – мужчина или женщина». Тут сам черт ногу сломит, – продолжал Клайв. – Подскажите, как выжать максимум юмора из этой конкретной строчки.
– Не тупи, Клайв. Ты сам знаешь: из диалога реплики не выхватывают.
– Тухлый ваш диалог, – бросил Клайв. – Про новую секретаршу сто раз уже было.
– Ты же не читал. Может, мы придумали совершенно иной поворот.
Тони взвыл.
– Ну и зачем ты это сказал? – напустился он на Билла. – Прекрасно ведь знаешь, что не придумали.
– Сценарий я впервые вижу, – сказал Клайв. – Но если попросите, изложу содержание.
Никто его не попросил, но он уже не мог остановиться.
– Джим взял на работу новую секретаршу. Барбара вбила себе в голову, что внешность у этой секретарши – как у Мэрилин Монро, а скромность – как у Фанни Хилл{36}. Под надуманным предлогом Барбара прибегает к Джиму на работу. И видит, что новая секретарша – вылитая училка воскресной школы: очкастая толстуха с заячьей губой.
На этот раз молчание затянулось.
– Чего ты добиваешься? Чтобы мы повесились? – спросил Тони.
– Фигню какую-то накропали, – отозвался Клайв. – Снова до Гамболов опустились. У Джорджа Гамбола чуть не каждые три недели – новая секретарша.
Гамболы уже превращались в заразную болезнь, наподобие кори или свинки. Когда Барбара начинала ревновать или Джим слишком долго возился с машиной, Тони и Билл понимали, что сценарий подхватил бациллу Гамболов.
– Ладно, – решился Билл. – Не будем впадать в тот грех, на который указал Клайв. Допустим, у Барбары все-таки есть некий повод для беспокойства.
– Это еще куда ни шло, – сказал Клайв. – Деннис найдет какую-нибудь шикарную куколку на роль секретарши, а…
– Кого? – спросил Деннис.
– Откуда я знаю? – ответил Клайв. – Таких кругом тучи.
– Назови хоть одну, – потребовал Деннис.
– Энн Ричардс – просто красотка.
Энн Ричардс была старинной подругой Клайва еще по ЛАМДИ, на днях он сводил ее пообедать. Она могла только мечтать о подобной роли.
– Просто красотка нам ни к чему, – возразил Деннис. – Нам нужна такая, чтобы все сразу с копыт долой.
– Почему же? Красотка вытянет роль.
– Барбару просто красоткой не проймешь, – напомнил Деннис. – У нас же центральный персонаж – блондинистый секс-символ двадцати одного года.
Билл и Тони содрогнулись. Софи тоже содрогнулась, когда поняла, что ляпнул Деннис.
– Центральный персонаж? – переспросил Клайв.
– Прости, я хотел сказать: центральный женский персонаж…
– Но не сказал ведь, – парировал Клайв. – Зачем я только согласился на эти чертовы скобки? Моя роковая ошибка.
– Опять двадцать пять, – вздохнул Тони.
– Хотите знать, что напишут на моем надгробии? – спросил Клайв, но никто, похоже, этого знать не хотел. – «Здесь покоится безвестный актер, напрасно согласившийся на скобки».
– Да, надгробие тебе скоро понадобится, – сказал Тони. – Ты и года не протянешь – я тебя укокошу.
– Опять двадцать пять, – вздохнул Тони.
– Хотите знать, что напишут на моем надгробии? – спросил Клайв, но никто, похоже, этого знать не хотел. – «Здесь покоится безвестный актер, напрасно согласившийся на скобки».
– Да, надгробие тебе скоро понадобится, – сказал Тони. – Ты и года не протянешь – я тебя укокошу.
– У нас центральный женский персонаж – блондинистый секс-символ двадцати одного года, – повторил Деннис. – Джиму и так уже сказочно, не по чину, повезло. А работает он в правительственном аппарате, где… как известно…
– Глаз положить не на кого, – услужливо подсказал Клайв.
– Тогда как Барбара – молодая, обворожительная, бездетная, стильная… Даже если Джим станет ухлестывать за новой секретаршей, зритель не поверит, что она представляет угрозу для Барбары.
– Особенно если Клайв будет пропихивать на эту роль своих потасканных боевых подруг из ЛАМДИ, – вставил Билл.
– Это оскорбительно! – возмутился Клайв.
– В какой части?
Клайв задумался на мгновение дольше, чем требовалось, и тем самым вызвал у сценаристов приступ желчного хохота.
– Сдается мне, – сказал Деннис, – что старая история о новой секретарше сгодилась бы в случае более продолжительного брака и более… зрелой женщины.
– Молодая тоже способна ревновать, – заявила Софи.
– Но никто не поймет причины – вот ведь какая штука, – объяснил Деннис.
Репетиции он любил, в частности, за то, что мог время от времени подпустить незаметный для других комплимент.
Тони с Биллом помрачнели.
– Выходит, у нас сегодня весь день насмарку, – заявил Клайв. – Да здравствует шаблонное мышление наших сценаристов.
Он встал со стула и потянулся.
– Вы про сегодняшний вечер не забыли? – спохватился Деннис.
У них с Эдит намечалась домашняя вечеринка. Никто из ребят туда не рвался: все побаивались Эдит и ее друзей, все закипали от ее обращения с мужем.
– Нам еще сценарий нужно довести до ума, – возразил Тони.
– Без вас никак невозможно, – сказал Деннис.
Он понимал, что выдает свою тревогу, но в отсутствие его команды с Би‑би‑си вечеринка грозила превратиться в сборище Их – этих Вернонов Уитфидлов, литературоведов и редакторов ненавистной «Третьей программы».
– У вас опять соберется эта кодла? – спросил Клайв.
– Какая еще кодла?
– Критики, поэты, редакторы?
– Нет, – ответил Деннис. – Я запретил приглашать скучный народ.
Никто ему не поверил.
– Мы придем, – пообещала за всех Софи. – Я, например, не боюсь.
Она угрожающе обвела глазами остальных, и те сдались. Деннис был им благодарен. Не так уж часто к нему домой заявлялся любовник жены – по крайней мере, с его ведома.
Клайв и Софи отправились на вечеринку вместе.
– У всех на устах Эдит и Вернон Уитфилд, – сказал ей Клайв по пути туда. – Просто чтобы ты знала.
– Какое-нибудь неприличие? И что же ее гонит в Вернон-Уитфилд?
Клайв фыркнул.
– Это не место. Это человек. Литературный критик, радиоведущий, писатель и тэ дэ, и тэ пэ.
– А ты откуда знаешь? – спросила она.
– Да я на самом-то деле ничего не знаю. Во всяком случае, наверняка. Говорю же: эти двое у всех на устах. Но сомневаться не приходится.
– Нет, я не о том… Откуда ты знаешь, что Вернон Уитфилд – и критик, и радиоведущий, и тэ дэ?
– А… Это уже не сплетня. Это, можно сказать, факт.
– Но почему тебе известен этот факт, а мне – нет?
– Потому что ты не особо интересуешься критиками и радиоведущими, так ведь?
– Он выступает по «Третьей»?
– И по «Третьей», и по «Домашнему радио».
– «Домашнее» я иногда слушаю, но только юмористические передачи.
– Юмористом его не назовешь. Скорее наоборот. Другого такого зануды свет не видел.
– И как мне поступать?
– Чтобы выяснить, кто такой Вернон Уитфилд? Для начала попробуй настроиться на «Третью» и на самые скучные передачи «Домашнего». Читай еженедельные обозрения. Только зачем?
– Чтобы не осрамиться в разговорах с такими умниками, как ты: а то вдруг я начну расспрашивать, какие подарки судьбы ждут женщину в Вернон-Уитфилде?
– Сам-то он не подарок, это я тебе точно говорю.
– Ну, ты понимаешь, о чем я.
– «Вы смотрели сериал „Барбара (и Джим)“? – Он жестом начертил в воздухе скобки: это вошло у него в привычку. – Вам понравится. Героиню отличает интеллектуальная незащищенность».
– Почему ты не стал поступать в университет?
– Я выбрал театральную академию. А ты почему?
– Мне такое и в голову не приходило. Я с пятнадцати лет за прилавком стояла, в парфюмерном отделе.
– Надо же, как поднялась!
– Да ладно, – отмахнулась Софи. – Бедняга Деннис.
– Ну, не знаю. Ему ничто не мешает послать ее подальше.
– Мне бы с Верноном Уитфилдом ничего не светило, – с сожалением произнесла Софи.
Клайва это насмешило.
– Опять я что-то не то сказала?
– Мне кажется, если бы ты предложила Вернону Уитфилду покувыркаться на сеновале, наш публицист и радиоведущий был бы только рад.
– Мне такие забавы даром не нужны.
– Насколько я знаю, разновидностей забав не так уж много.
– Готова поспорить: со мной у Вернона Уитфилда все было бы совсем не так, как с Эдит.
– Вряд ли.
– Можно будет попробовать, – с хитрецой сказала она. – Просто чтобы удостовериться.
– Тогда вперед! – расхохотался Клайв.
Причину его веселья она поняла только в квартире Денниса: по общепринятым меркам Вернон Уитфилд оказался далеко не красавцем. Это был нервозного вида коротышка в очках. У Софи никто из знакомых не выступал по «Третьей программе», но она поняла, что он как нельзя лучше подходит для такой работы. Что же до Эдит – та выглядела вполне привлекательно. Хотя и лишенная сексапильности (чересчур тощая, чересчур холодная), она отличалась высоким – не в пример Вернону – ростом и элегантностью, а ее длинная шея даже вызвала у Софи некоторую зависть.
Эдит подплыла к ней и предложила долить спиртного. Рядом с Софи не оказалось ни одного знакомого лица: как раз в этот момент все участники «Нелепого отряда» обменивались воспоминаниями.
– Красного вина, – попросила Софи, отдав ей свой бокал.
– У вас «божоле»? – осведомилась Эдит.
Тут Софи усомнилась, что заслуживает присутствия на этой вечеринке, знакомства с Деннисом и участия в сериале Би‑би‑си. Ситуация сложилась идиотская. Возможно, «божоле» – это красное вино, а может, и нет; да какая, в сущности, разница? Нужно было просто кивнуть, улыбнуться, поблагодарить и выпить что нальют. А она замерла как истукан.
– «Божоле» – это красное вино, милая, – проговорила Эдит. – Никто не пытается вас отравить.
Нет, в самом деле, нужно было просто подойти к «Нелепому отряду», чтобы знакомые представили ее остальным, и все бы заговорили: «Очень приятно», «Мои поздравления!», «Обожаем вашу постановку!», «Мы – ваши поклонники!». Но Эдит ушла с ее бокалом и тем самым пригвоздила Софи к месту.
– Чин-чин, – сказала Эдит, чокаясь с Софи.
Софи улыбнулась. К ним направлялся Вернон Уитфилд.
– Вам знаком Вернон Уитфилд? – спросила Эдит.
– Я о вас много слышала, – обратилась к нему Софи.
Вернон кивнул, словно эта фраза подразумевалась сама собой и успела ему наскучить.
– Это Софи, звезда ситкома Денниса, – представила ее Эдит.
– Да-да, – сказал Вернон Уитфилд.
По его мысли, звездой в этой комнате мог быть лишь один человек: тот, кто читает лекции в эфире «Третьей программы». Звездность Софи – аудитория в семнадцать миллионов и портрет (с Джимом) на обложке «Радио таймс» – была не в счет.
– Телевизор в наше время есть у каждого, – произнес он.
– У меня нет, – возразила Эдит.
– И это правильно, – сказал Вернон Уитфилд.
– А вот там разве не телевизор? – Софи кивком указала в угол гостиной.
– Это не мой, – бросила Эдит.
Она даже фыркнула в ответ на такое предположение, и Вернон Уитфилд тоже. Мыслимо ли, что этих двоих связывали близкие отношения? Софи представила, как наедине они дружно фыркают, но дальше этого ее воображение не заходило. Каков Вернон в постели, она могла только гадать, но желания такого не было, а свою приветливость и доброту он уже продемонстрировал. Вместе с лягушачьей наружностью.
– Смешно: у вас есть телевизор, а у меня нет, – сказала Софи.
И это была чистая правда: заказ из пункта проката до сих пор не доставили.
– Во-первых, телевизор не мой, – повторила Эдит, – а во-вторых, что тут смешного?
– Смешно то, – вмешался Вернон Уитфилд, – что по причине отсутствия телевизора Сюзи нашла время прочесть последнюю Маргарет Дрэббл{37}, а мы – нет.
Эта сентенция призвана была прозвучать еще смешнее, чем предположение о том, что телевизор, стоящий в доме Эдит, ей же и принадлежит. Девушке дали понять, что Маргарет Дрэббл – писательница; девушке дали понять, что никто не ждет от нее знакомства с литературой подобного уровня. Софи не была слабоумной. Но эти двое превращали ее в слабоумную. На нее нагоняли страх, и она впала в ступор.