Билл, в свою очередь, посещал никому не известные клубы и бары, много пил и общался с бесшабашными, опасными субъектами, которые из-за своей ориентации постоянно балансировали в одном шаге от тюрьмы, но, казалось, плевали на все. А кроме того, ему распахнул двери другой мир, не ограниченный пределами легкого жанра, мир, которого не понимал Тони. Начав ходить в театры, Билл открыл для себя Гарольда Пинтера, Н. Ф. Симпсона и Джо Ортона, свел знакомство с Питером Куком, Дадли Муром и ребятами из «Прайвит ай»{51}. Он написал пару острых, злых скетчей для новой сатирической передачи Неда Шеррина{52} «Не зрелище, а образ жизни» и даже сочинил какой-то опус под заголовком «Две тысячи лет гею-девственнику» – пародию на бесконечные проволочки с претворением в жизнь рекомендаций доклада Волфендена{53}. Эту вещь, естественно, никто печатать не стал, но он ею гордился, и у Тони закралось подозрение, что Билл работает над более масштабным проектом, который требует знакомства с иными сферами, бесконечно далекими от «Барбары (и Джима)». Тони мог только восхищаться и мечтал пойти по его стопам, но все время помнил, что сам он – другой и, наверное, никогда не сравняется с Биллом.
– Ох, йопта, – поразился Билл, услышав, какие у Тони новости.
В последнее время он даже выражаться стал без стеснения. Когда они только начинали, Билл вообще избегал грубых слов, чтобы не прослыть неотесанным хамом из Барнета. А нынче половина его знакомых актеров и литераторов намеренно разговаривали, как неотесанные хамы из Барнета, и Билл от них не отставал.
– Как это случилось?
Тони смущенно улыбнулся:
– Натуральным путем. Более или менее.
– Мистер Натурал, – бросил Билл. – Гребаный мистер Никто-Ничто.
– Да, это про меня, – сказал Тони.
– В самом деле?
– Да как сказать, Билл. Я – теледраматург, из школы ушел в пятнадцать лет, однажды был задержан полицией Олдершота в общественном туалете. С минуту назад я узнал, что вскоре стану отцом – после десятка сношений с законной женой за весь период нашего брака, при доле успешных попыток менее пятидесяти процентов. И после этого я – никто-ничто?
– Наверное, чуть выше среднего.
Тони засмеялся, припомнив, как его мать жестоко насмешничала над отцом.
– Но ты маскируешься, – сказал Билл. – Под добропорядочного косишь.
– Так уж случилось. Я никаких стараний не прикладывал. И меня все устраивает.
– Ну, ладно. Может, и к лучшему, что один из нас таков.
– В смысле?
– А как по-твоему: что мы здесь пытаемся делать? Разве не сочинять историю про мистера и миссис Никто-Ничто?
– Это как посмотреть. У нас миссис – вылитая Сабрина, а мистер – сотрудник аппарата премьер-министра.
– Пусть так. Значит, мы пишем для мистера и миссис Никто-Ничто.
– Во-первых, с моей точки зрения, не существует такого человека, на которого можно навесить ярлык «никто-ничто». А во-вторых… допустим, мы пытаемся делать именно то, что ты сказал. И чем это плохо? Мы всегда писали что хотели, и вот результат: наша аудитория достигла восемнадцати миллионов. В этом вся соль комедийных передач, разве нет? Они делают каждого зрителя частью чего-то большего. И это греет душу. Ты смеешься вместе со своим начальником, вместе с мамой, вместе с телеобозревателем «Таймс», да что там – насколько мне известно, вместе с королевой! Это же потрясающе!
Билл повздыхал.
– Ладно, чего уж теперь, – сказал он. – Поздравляю.
Денниса задергали: на следующий день его вызвал Том Слоун и сообщил, что Ай‑ти‑ви планирует запустить новую телевикторину, причем в тот же вечер, когда в эфир выходит последняя серия второго сезона.
– И в то же самое время?
– Нет, они еще из ума не выжили. Но, по их мнению, «Как раз для вас» – слабая вещь.
К сожалению, «Как раз для вас», драматический сериал об исправительном доме одного из фабричных городов Йоркшира в период экономического упадка, действительно оказался слабым – в том смысле, что никто его не смотрел.
– Я могу быть чем-нибудь полезен? – спросил Деннис и сам не понял, действительно ли хочет помочь. Такое предложение своих услуг было чревато неприятностями.
– Что у тебя запланировано для последнего эпизода? Нам нужно, чтобы зрители приклеились к экранам. А затем поленились вставать с дивана, чтобы переключиться на другую программу.
– У нас крепко сбитый сюжет, – ответил Деннис. – Помните, в первой серии Барбара обмолвилась, что собирается переехать в Лондон и стать певицей? Так вот, она отправляется на прослушивание в…
– Только пения нам не хватало.
– Вы его и не услышите, хотя у Софи очень милый голос. Речь идет о том, что Барбара хочет чего-то добиться самостоятельно, вместо того чтобы…
– Извини, что перебиваю. В последней серии не должно быть никакой политики.
– Разве это политика? Если страдающая от безделья молодая женщина находит свое призвание?
– На мой взгляд, политика.
– Будем думать, – пообещал Деннис.
Не кто иной, как сам Деннис, потребовал, чтобы Тони с Биллом придумали для Барбары какое-нибудь занятие, и нашел у них творческий отклик; теперь он опасался, что придется требовать чего-то другого.
– Почему она у вас до сих пор не беременна? По какой причине? Они с мужем бесплодны? – спросил Том Слоун.
Деннису не хотелось объяснять, что Клайв и Софи не торопятся связывать себя сюжетными обязанностями по созданию семьи.
– Они ведь не так давно женаты, а Джим к тому же…
– Значит, уважительной причины нет. Срочно заделайте ей ребенка. Для оживляжа.
– Уже бегу, – ответил Деннис.
– Ох, йопта, – поразился Билл, когда Деннис изложил ему требование начальства.
Тони захохотал.
– Что смешного? – не понял Билл.
– Ты одинаково реагируешь каждый раз, когда узнаешь, что у кого-то будет ребенок, – объяснил Тони.
– Какая муха его укусила? – спросил Деннис.
– Я-то откуда знаю? Спрашивай у него.
– Да ведь это логика долбаной семейной жизни, – ответил Билл. – У всех – как под копирку: познакомились, поженились, обустроились, наплодили детей. Это как… жратва. В тарелках вроде бы у всех разная, но входит непременно с одного конца, а выходит с другого и уже не отличается ни цветом, ни запахом. И кому интересно про такое писать?
Деннис озадаченно посмотрел на Тони, Тони пожал плечами:
– Ну, что прикажешь с ним делать?
– Может, пусть у нее перед началом следующей серии будет выкидыш? – предложил Билл. – Или аборт? Аборт – это смешно?
– Спроси у женщины, которая умерла от заражения крови после того, как в нее втыкали вязальные спицы, – сказал Деннис.
– Вряд ли она меня услышит.
– Ты иногда ведешь себя как подонок, – рассердился Деннис. – Жалко тебе, что ли, если бедняжка забеременеет?
– Да сколько угодно, – бросил Билл. – Но если я ничего не путаю, ей потом придется нянчиться с ребенком, правильно? А нам, черт побери, что делать на протяжении шестнадцати серий?
– Дети бывают очень смешными, – сказал Деннис.
– И ты можешь рассказать смешную историю о детях?
Вопрос, естественно, был риторическим, но Деннис этого не понял и решил развеять опасения Билла.
– Запросто. Когда моей племяшке было три месяца…
– Ой, избавь, – ужаснулся Билл.
– Ты даже выслушать не хочешь, – обиделся Деннис.
– Ребенок, – изрек Билл, – загубит все.
– Вот спасибо, – сказал Тони. – Я скоро стану отцом, Деннис.
– Это же замечательно!
– Попробуй ему это вдолбить.
– Мне дела нет, чем занимаются другие в свободное время, – сказал Билл. – Просто…
– Не ври, – сказал Тони.
– Давайте вернемся к «Барбаре (и Джиму)», – взмолился Деннис. – Как сделать этот сюжет более приемлемым?
– А долго она будет беременна? – спросил Билл, но, догадавшись, что Деннис и Тони уже приготовили разные варианты одного и того же присловья, поспешил оговориться: – Знаю-знаю, очень смешно. Сколько экранного времени?
– Навскидку? – уточнил Деннис.
– А у тебя где-то есть формула для расчетов? – спросил Билл. – «Официальная продолжительность телебеременности»?
– Первый эпизод следующего сезона – разогрев, а во втором пускай рожает.
– Свят-свят, горшки летят, – пробормотал Билл.
– Все не так плохо, как тебе кажется, – заметил Тони. – Здесь есть где разгуляться.
– Например?
– Крестины. Джим, как мне видится, – атеист. Он возражает. Да мы весь эпизод вытянем, если поприкалываемся над каким-нибудь чувствительным англиканским священником.
– Это нужно согласовать, – забеспокоился Деннис. – Том ведь пресвитерианец.
Билл испепелил его таким взглядом, что пресвитерианский гнев Тома Слоуна уже стал казаться Деннису подарком судьбы.
– Навскидку? – уточнил Деннис.
– А у тебя где-то есть формула для расчетов? – спросил Билл. – «Официальная продолжительность телебеременности»?
– Первый эпизод следующего сезона – разогрев, а во втором пускай рожает.
– Свят-свят, горшки летят, – пробормотал Билл.
– Все не так плохо, как тебе кажется, – заметил Тони. – Здесь есть где разгуляться.
– Например?
– Крестины. Джим, как мне видится, – атеист. Он возражает. Да мы весь эпизод вытянем, если поприкалываемся над каким-нибудь чувствительным англиканским священником.
– Это нужно согласовать, – забеспокоился Деннис. – Том ведь пресвитерианец.
Билл испепелил его таким взглядом, что пресвитерианский гнев Тома Слоуна уже стал казаться Деннису подарком судьбы.
– Я тебя понял, Билл, но Тони прав. Если у них будет полноценная семья, это не значит, что вы должны полностью менять намеченную линию. От вас только потребуется больше изобретательности.
– Можно хотя бы в некоторых сериях не упоминать этого мелкого спиногрыза?
– Если тебе так будет легче…
– Гораздо.
Неслыханно, подумал Тони: такая красивая девушка, а сделать ей ребенка никто не хочет.
В итоге вышло так, что именно Билл предложил идею той сцены, где Барбара объявляет Джиму (а заодно и всему населению Британии), что вскоре он станет отцом. Получилось неплохо: остроумно, с эффектом неожиданности; Тони даже подумал, что профессионализм, талант и фантазия Билла всегда будут одерживать верх над его же упрямством и злопыхательством. В эпизоде, озаглавленном «Сюрприз», Барбара просто-напросто забывает поставить в известность мужа, считая, что новость вселенского масштаба сама собой достигла его ушей. Джим заходит в гостиную, где Барбара говорит по телефону с матерью, и мало-помалу начинает въезжать в тему (о чем свидетельствует медленно опускающаяся газета), одновременно со зрительской аудиторией в студии, как и рассчитывали Тони с Биллом. Надо было видеть лицо Клайва: сыграл он великолепно, и миг озарения его героя вобрал в себя все, за что зрители полюбили этот сериал. Том Слоун, который впервые снизошел до присутствия на записи, остался так доволен, что прислал за кулисы две бутылки шампанского. А шампанское напомнило Клайву и Софи забытую дорогу в спальню на Кенсингтон-Черч‑стрит.
Софи уже начала понимать, как устроены актеры: у них все дороги ведут в постель. От этого никуда не деться. Актеры в массе своей привлекательнее всех прочих. Внешность – один из немногих подарков, которыми наградила их судьба, и, вероятно, самый главный. Зачастую большего и ждать не приходится. И эти эффектные личности проводят много времени вместе, пока другие, не столь эффектные, подбирают им костюмы и грим, выставляют свет, чтобы подчеркнуть их красоту, и рассыпаются в похвалах. Актеров часто заносит в разные шикарные места вдали от дома. В хороших гостиницах им порой отводят смежные номера: ничто не мешает на ночь глядя постучаться в соседнюю дверь. Клайв и Софи служили один для другого вечными раздражителями, вызывали друг у дружки какой-то неутолимый зуд. Они засыпали вместе, потом клялись больше этого не делать, снова поступали так же – и радовались такой возможности. Софи не видела в этом большого вреда, как не видела и будущего: Клайв не загадывал дальше завтрака. Прелесть «Сюрприза» как раз и состояла в том, что этот эпизод давал им романтический взгляд на суррогатное будущее.
– Я не возражаю, чтобы у нас родился ребенок, – сказала позднее Софи. – Ну, то есть по сценарию. Прости, я раньше наговорила глупостей.
– Понимаю тебя, – ответил Клайв. – У меня сходные чувства. Ты меня тоже прости.
– Думаю, на экране мы будет прекрасными родителями, – продолжала Софи.
– Мне бы надо заранее потренироваться, – сказал Клайв. – Приноровиться, так сказать.
– Конечно.
Она могла только приветствовать столь серьезное отношение к делу, но старалась направлять разговор в практическое русло.
– Тебе известно, что в большинстве сцен у нас будет просто пластмассовый пупс?
– Все равно это символично.
– Ты так считаешь?
– Разумеется. Мне надо будет стать совершенно другим человеком. Каким я никогда раньше не был. Кое-кто скажет: «Ты же актер, это твоя работа». Но дело ведь не только в этом. Джим должен измениться, и я с необходимостью буду меняться вместе с ним.
– Я бы сказала… Джиму не придется так радикально себя переделывать, как некоторым. Не в обиду будет сказано.
– Какие могут быть обиды. Но почему ты так решила?
– Сам посуди: он преданный муж, так? Обожает свою жену. Нашел солидную работу и…
– А что такое «солидная работа»?
– Ну, не знаю… Когда ты ходишь в костюме, занимаешься важными делами…
– Допустим, но я его играю вполне достойно, хотя себя хвалить не принято. Ему не придется особо напрягаться.
– Я всего лишь хочу сказать, что Джим готов к отцовству, а ты – нет.
– Это – выпад против меня?
Да, наверное, она старалась его задеть.
– Ничего подобного. Я только… Вот представь: ты вдруг стал отцом.
– Боже упаси.
– В самом деле? Никогда?
– Нет, ну, когда-нибудь… Сейчас даже представить не могу. Просто… воображения не хватает. Это, кстати, еще одна причина, почему я рад, что у Барбары… и у тебя… будет ребенок.
– Все правильно. Я тоже должна смотреть с этой точки зрения. Ладно. Вот Тони с Биллом напишут сценарий, тогда для меня многое прояснится.
Она поцеловала его в плечо. Какой же он милый, смешной и неисправимый.
Третий сезон
14Тони с Биллом забыли, какая это роскошь – время: время планировать, время обсуждать, время писать и переписывать. Время превратилось в деньги – в новенькую, красивую, хрусткую десятифунтовую банкноту, которую нельзя транжирить. Они собирались сделать заначку и пустить ее на шестнадцать новых серий, чтобы каждая получилась смешнее, ярче и правдивее всех предыдущих. Они собирались найти умные, изящные способы решения Проблемы Рождаемости, чтобы впоследствии вообще забыть про мелкого спиногрыза.
Обоим, конечно, требовался отдых. Оба были на пределе своих возможностей; каждый считал, что работа пойдет намного легче, если съездить на пару недель куда-нибудь к солнцу, вволю поесть, выпить, отоспаться и поразмышлять, вместо того чтобы пялиться друг на друга в тошнотворном флуоресцентном свете офиса. В конце концов Билл улетел с другом-актером в Танжер, а Тони и Джун выбрали Ниццу, где забронировали номер в курортном отеле, чтобы в первый и последний раз отдохнуть вместе в статусе бездетной супружеской пары. За пределы страны никто из них еще не выезжал (Билл и Тони – даже во время армейской службы); да что там говорить – их родители и вовсе обходились без паспортов. Поэтому оба они были поражены, увидев, что заграница – необычайно красивое место. Время от времени знакомые актеры, литераторы и агенты рассказывали, что в других странах и море теплее, и небо лазурнее, а еда такая, какой в Лондоне днем с огнем не сыщешь. Но по возвращении домой никто из этих знакомых не совершал таких действий, от которых с трудом удерживался Тони: его так и подмывало хватать людей за лацканы и, сверкая глазами, голосить, чтобы они тотчас же мчались за билетами. Большинству населения Англии, понял он, просто невдомек, что за считаные часы можно перенестись в такие страны, которые заставят тебя до конца дней оплакивать каждую минуту, проведенную в Гастингсе, Скегнессе или Озерном крае. Но такое неведение, по всей вероятности, было во благо.
Путешествия украли у сценаристов чуть больше рабочего времени, чем они готовились потерять, так как скоординировать поездки не удалось: у актера, друга Билла, в августе начинался театральный сезон, а Джун аккурат в это время по графику уходила в очередной отпуск. Пускай. Не страшно. Месяц туда, месяц сюда – невелика разница.
Когда их попросили адаптировать лучшие эпизоды «Нелепого отряда» для телевидения, времени им было не жаль. Они считали, что необходимые изменения коснутся только строя предложений, но не структуры всего текста, – такого рода адаптацию могла сделать даже секретарша Хейзел. Что телевидение, что радио; что испанский, что итальянский; юмор – он и в Африке юмор и так далее.
Не учли они одного: «Нелепый отряд» был написан даже не на итальянском, а на латыни. Шутки скрипели, пыжились и отдавали нафталином (надо думать, уже в момент создания); сценаристы начали виновато припоминать, какие из них в свое время позаимствовали из различных эстрадных юморесок, а какие стянули у любимых комиков. Немногочисленные женские персонажи предстали вздорными дурехами, а мужчины выглядели отталкивающими, похотливыми шутами, хотя и задумывались сценаристами как свойские парни. Мир ушел вперед; чтобы перенести «Нелепый отряд» на телевидение, требовалось поменять концепцию. Сценаристы были далеко не уверены, что им (да и кому бы то ни было) интересно будет вспоминать армейскую службу. От этих воспоминаний они ощущали себя стариками. Битлы – те вообще уклонились от воинской повинности. Все теперь жили в совершенно другой стране. Недели две соавторы ни шатко ни валко работали над пилотной серией, но, к их негодованию – и облегчению, – постановку отменили. И тут они вспомнили, что на «Барбару (и Джима)» – единственный проект, который им дорог, – остается менее трех недель.