– Деньги девать некуда, – проворчал отец вместо благодарности.
– Или совесть замучила, – вставила Мари.
Софи сделала глубокий вдох.
– Ну извини, – сказала она.
– А за что ты извиняешься? – спросила Мари.
– За то, что не смогла приехать.
– Лукавишь, – сказала Мари. – Мы как раз это обсуждали. Извиняться надо за то, что не приехала. А не за то, что не смогла.
Софи почувствовала разницу. От нее требовали признания собственной вины.
– Я не смогла приехать, – повторила она. – К великому сожалению.
– Можно узнать почему? – спросил отец. – Из-за каких таких неотложных дел?
– Из-за съемок на Би‑би‑си.
– Как это понимать? Ты в публике сидела?
– Нет, участвовала в съемках. Играла на сцене. В «Доме комедии».
Отец с теткой уставились на нее во все глаза.
– В «Доме комедии»?
– Да.
– На Би‑би‑си?
– Да. В том самом «Доме комедии». В субботу у нас был прогон, а в воскресенье – запись. Уехав домой, я бы наверняка перечеркнула свой шанс. А такой шанс дважды не выпадает. Из этого скетча сделают сериал для двоих – мужчины и женщины. Женскую роль поручили мне.
Они опять уставились на Софи, а потом друг на друга.
– Ты… ты не выдумываешь?
Софи рассмеялась:
– Нет-нет.
– И все прошло гладко?
– Все прошло неплохо. Спасибо. Теперь вы меня понимаете?
– Тебе и в самом деле было не вырваться, – признал отец, – если ты снималась в «Доме комедии».
– С прицелом на сериал, – добавила Мари.
– Тебя по телику покажут! – окрылился отец. – Мы сможем тобой гордиться!
Софи не надеялась так скоро получить отпущение грехов, но эта легкость заставила ее призадуматься. Она не примчалась к тяжелобольному отцу, потому что карьерные соображения заслонили все остальное, и он был вправе ее судить. Но теперь получалось, что достаточно засветиться на голубом экране – и тебе все сойдет с рук.
Первый сезон
7Клайв Ричардсон пошел в актеры для того, чтобы проложить себе легкий путь к сердцам красивых девушек. Он взвесил свои возможности еще до того, как ввязался в игру, и ни разу не пожалел: симпатичные мордашки встречались ему буквально на каждом шагу. Началось все с ЛАМДИ – Лондонской академии музыкально-драматического искусства, где он впервые четко осознал, что актрисы внешностью превосходят всех прочих; поступи он в педагогический или в медицинский – там среди сокурсниц кое-как удалось бы выбрать одну из двадцати. В академии же он хотел переспать с каждой. А дальше – и на Би‑би‑си, и в репертуарных театрах – его ждали сотни возможностей.
Уйдя в свободное плаванье, Клайв обнаружил, что может рассчитывать не только на красоток-актрис. Миловидные представительницы других профессий тоже любили актеров. Некоторые стремились найти ходы в индустрию развлечений – и, по мнению Клайва, он был проводником не хуже прочих, – но в большинстве случаев девушки надеялись исключительно на знаковые отношения. Актеры, как известно, выбирают для себя наиболее привлекательных; стоило Клайву положить глаз на какую-нибудь милашку, как у той возникало ощущение собственной значимости: он выбрал не кого-нибудь, а меня! Здорово-то как устроено. Актерская профессия напоминала беспроигрышный тотализатор.
Впрочем, амплуа комедийного актера таило в себе подводные камни: если всю жизнь только и делать, что смешить публику (в особенности всякими дурачествами), то беспроигрышная система может рухнуть. Не всем красивым девушкам нравятся комики. Естественно, Ричард Бёртон, Том Кортни и Питер О’Тул относились к разряду кинозвезд, что обеспечивало им преимущества совершенно другого порядка: Клайв пока еще не уложил в постель такую, как Элизабет Тейлор. Но разве люди рождаются кинозвездами? Или кинозвезды становятся кинозвездами, отказываясь играть капитана Смайта? Единственным комедиантом, дававшим ему пищу для размышлений, был Питер Селлерс, который недавно женился на Бритт Экланд{25} и, как поговаривали, крутил интрижку с Софи Лорен. Ради женщин уровня Экланд/Лорен Клайв согласился бы до конца своих дней блажить дурацким голосом, но Селлерс в «Докторе Стрейнджлаве» вещал на разные голоса{26} с большого экрана, а не из радиоточек, где гнездился «Нелепый отряд». Другое дело – «Женаты и счастливы?»: это уже была телевизионная постановка, но персонаж Клайва не давал ему ощутимых преимуществ.
Софи представляла собой интересный пробный вариант. Она, правда, больше смахивала на Сабрину, чем на Софи Лорен, – Софи Лорен как-никак итальянская кинозвезда, а не королева красоты из Блэкпула, – но по-своему была чудо как хороша. При первой встрече ему померещился микроскопический проблеск непонятного чувства, но теперь она буквально растоптала его как партнера в «Доме комедии», а вскоре после этого Клайв узнал о смене названия.
Клайв еще не установил у себя в квартире телефон и даже не проникся такой необходимостью. По крайней мере, родители не донимали его звонками, равно как и девушки, которые не в полной мере отвечали его вкусам. Жил он неподалеку от Уоррен-стрит, и для того, чтобы с ним связаться, достаточно было оставить сообщение у бармена Дейви в «Трех коронах» на Тотнем-Корт‑роуд. Дейви ничуть не возражал. Записывая все, что требовалось передать Клайву, а подчас даже принимая для него сценарии, он окружал свое рабочее место гламурным ореолом. Клайв заметил разницу через несколько месяцев регулярного посещения «Трех корон», прежде не пользовавшихся славой шикарного заведения.
Дейви, который перед концом войны подался в Лондон из Глазго, чтобы разорвать порочный круг преступлений и наказаний, жаждал увидеть Клайва в каком-нибудь ковбойском сериале – таком, например, как его любимые «Виргинцы» и «Сыромятная плеть»{27}. Клайв устал объяснять, что актер из Гепмшира, особенно подвизающийся главным образом на радио, имеет крайне мало шансов получить роль в одном из этих сериалов. Дейви пропускал его объяснения мимо ушей. В глазах бармена почетный клиент неизменно представал ковбоем. Клайва так и тянуло посоветовать Дейви сходить к окулисту.
В обеденный час, после записи скетча для «Дома комедии», Клайв заглянул в «Три короны» и застал Дейви в состоянии крайнего возбуждения.
– Монти звонил, – выпалил он. (Агент Клайва, Монти, объявлялся, по правде говоря, нечасто.) – Как думаешь, может, это – Главный Шанс?
– Возможно, Дейви.
– Перезвони ему прямо отсюда, – предложил Дейви, и это указывало как на степень его взволнованности, так и на участие в карьере Клайва.
В салон-баре не было ни души, поэтому Клайв позволил себе зайти за стойку и набрать номер Монти; тем временем Дейви налил ему полпинты биттера.
– Ну, какие опять проблемы?
Монти подвизался в агентском бизнесе с середины двадцатых годов; знавал ли он лучшие времена или еще до них не дожил – так и осталось загадкой. Клайва он приметил на Эдинбургском фестивале – в студенческом спектакле «Длинный и короткий и высокий»{28}, где Клайв, по общему мнению, вполне сносно сыграл рядового Смита. После спектакля все стали обхаживать несносного Лоренса Харриса, который урвал для себя роль Бэмфорта, пока другие хлопали ушами; с такой-то ролью каждый дурак оказался бы на коне. Когда Монти в баре подсел к исполнителю роли рядового Смита и поинтересовался, представляет ли кто-нибудь его интересы, Клайв спросил, почему агент, в отличие от всех, не охотится за Харрисом. Естественно, он хотел услышать, что опытный человек всегда зрит в корень, умеет разглядеть настоящий талант и не ведется на внешние эффекты, даже самые броские. Но вместо этого Монти сказал, что охотиться ему не по возрасту – затопчут; а он, по его собственному выражению, «давно понял: остатки сладки». Почему-то Клайв тогда не сообразил, что у Монти просто не осталось пороху.
– Так уж сразу и проблемы.
Клайв не реагировал. Он давно убедился, что агента больше всего бесит молчание.
– Ставку можно еще и повысить, – сказал в конце концов Монти.
– Деньги, стало быть, не фонтан.
– Деньги обычные би‑би-сишные. Но даже из Би‑би‑си можно попробовать и побольше выбить.
Клайв снова умолк. Какие еще проблемы могут всплыть, кроме денежных? Он хотел ясности.
– И уж конечно, постараюсь избавиться от скобок, – не выдержал наконец Монти.
– Что за скобки?
– В названии.
– Какие, к черту, скобки?
– Ох. Виноват. «Барбара… и Джим».
– В упор не вижу, где там скобки.
– Ну, это… «и Джим» – в скобках.
– То есть сериал теперь называется «Барбара», скобка «и Джим»?
– Скобка.
– Что-что?
– После «и Джим». Скобки закрываются.
– И уж конечно, постараюсь избавиться от скобок, – не выдержал наконец Монти.
– Что за скобки?
– В названии.
– Какие, к черту, скобки?
– Ох. Виноват. «Барбара… и Джим».
– В упор не вижу, где там скобки.
– Ну, это… «и Джим» – в скобках.
– То есть сериал теперь называется «Барбара», скобка «и Джим»?
– Скобка.
– Что-что?
– После «и Джим». Скобки закрываются.
– К чему ты клонишь – моего героя взяли в скобки?
– Чисто для юмора. Чтобы показать, кто в этом шоу хозяйка.
– Так-так, понятно, – сказал Клайв.
– Мне запретили тебе говорить. Но это не по-людски.
– И как я должен был узнать?
– Из программки. Ты ведь не против, а?
– Еще как против, черт побери.
– Там всего-то шестнадцать эпизодов.
– Тем хуже.
Клайву еще не доводилось слышать, чтобы новый сериал запускали сразу на шестнадцать эпизодов. Обычно бывало шесть, изредка двенадцать, но шестнадцать – никогда. Руководство, мигом полюбившее Софи, полагало, что ее точно так же полюбит вся страна. Потому-то имя его персонажа и взяли в скобки.
– Эти поганые скобки нужно убрать.
– То есть?
– Скобки вокруг имени Джима, ясно тебе? Чтоб я их не видел.
– Господи, – вздохнул Монти. – Я ведь только финансы твои блюду. Могу, когда потребуется, и кулаком стукнуть. А знаки препинания – не по моей части.
– Сделай одолжение, разберись с этим вопросом.
На другой день Монти сообщил, что ставку Клайву поднимут, но скобки останутся на месте.
– Значит, скажи им «спасибо, до свидания».
– Шутишь, парень? Тебе, полубезработному, светит шестнадцать тридцатиминутных эпизодов телеэфира. Твое имя прогремит на всю страну.
– Прогремит, видимо, ее имя. А мой интерес в чем? До конца жизни рассказывать, что «и Джим» в скобках – это я? Погоди… Как точно будет называться скетч в «Доме комедии»?
– «Барбара (и Джим)».
– А почему не «Женаты и счастливы?», со знаком вопроса?
– В пилоте вы же еще не супруги. Вот и решили, что старое название не годится.
– Вот, значит, как. Уроды. Решили, даже не посоветовавшись со мной?
Монти хмыкнул:
– Да уж, объехали тебя на кривой козе.
– Ты прав. С меня хватит. Я на это не подписываюсь. Найди мне другую работу, Монти.
На следующий день Монти вновь оставил сообщение для Клайва: роль Джима предложили его заклятому врагу, Лоренсу Харрису. Клайв не сомневался, что Харрис откажется – из-за скобок. Если, конечно, скобки волшебным образом не исчезнут по велению такого, как Харрис. А этого следовало ожидать.
– Ну что ж, если Лоренс Харрис заинтересован…
Чтоб им всем провалиться.
Волею судьбы на эти выходные у него оказалась запланирована поездка к родителям в Истли. Это мероприятие – воскресное застолье в родительском доме – всякий раз выбивало его из колеи по двум причинам. Во-первых, в связи с его профессиональной деятельностью. Родители в принципе не осуждали выбор сына. Отец Клайва, стоматолог, не разделял огульного мещанского порицания богемной жизни; Клайв давно перебесился, но остался на бобах. Греби он деньги лопатой, отцу было бы плевать, чем тешит себя его сын, как одевается, что пьет и с кем спит. «Актеришка погорелого театра», – в полный голос повторял отец.
Во-вторых, поездки домой вызывали у Клайва хандру из-за неотвязного и необъяснимого присутствия его бывшей невесты Кэти. Когда обоим было по восемнадцать лет и Клайв учился на первом курсе ЛАМДИ, они с Кэти обручились; для чего – Клайв уже не помнил, но этот поступок был каким-то боком связан с сексом. Помолвку он вскоре разорвал (видимо, сразу после того, как добился желаемого), но это никак не повлияло на положение Кэти в семье Ричардсон. По наблюдениям Клайва, все воскресенья Кэти проводила в доме его родителей: оставшись не у дел, она, незлобивая и занудливая, ухитрилась превратиться в невестку. Клайв уже начал опасаться, что обречен до скончания века ежемесячно садиться за воскресный обед вместе с маминой невесткой.
Он совершил ошибку, поведав родителям, что будет сниматься в скетче для «Дома комедии», а затем наверняка получит роль в сериале. Как только на столе появилась жирная баранина с водянистой капустой, отец задал ему вопрос:
– Что новенького на Би‑би‑си?
– Да так… Я ожидал большего.
Кэти с матерью Клайва изобразили сочувствие. Отец фыркнул.
– Кто бы сомневался, – сказал он. – Что там стряслось?
Клайв на миг задумался, не сказать ли отцу правду: что он отказался от главной роли из-за неприемлемых знаков препинания в названии сериала.
– Просто я рассчитывал на другое и потому сказал «нет».
– Сказал «нет», когда тебе подвернулась работа?
– Не придирайся, – вступилась за сына мать. – Он постоянно ищет работу.
– И нашел, правда ведь? Чтобы тут же отказаться?
– Как я понимаю, дело обстояло не совсем так, – сказала мать.
Подчас Клайв сам не мог решить, кто раздражает его сильнее: отец или мать. Слепое материнское обожание угнетало сына не меньше, чем отцовские издевки, – родители до сих пор держали его за младенца. Вопреки здравому смыслу, он ополчился на мать:
– Что ты понимаешь? Дело обстояло именно так. Мы снимали скетч для «Дома комедии», все прошло гладко, меня пригласили в сериал из шестнадцати эпизодов, но я отказался.
– Пой, пташечка, пой, – вставил отец.
Клайв застонал:
– Я думал, ты-то мне веришь! А ты еще намекаешь, что я бездельник? Я всегда полагался на твое понимание!
– Ты недоговаривал. А сейчас изложил всю историю целиком – и поверить в нее трудно.
– Это почему же?
– Никто тебе не предложит шестнадцать эпизодов на телевидении.
– Только что предложили!
– А ты отказался. И дальше что?
– Вероятно, уеду в Штаты.
– Ой, Клайв, – пискнула Кэти. – В Америку?
Можно было подумать, воображаемые планы Клайва пробили трагическую брешь в их воображаемых отношениях.
– Да, – сказал он.
Опустив нож и вилку, отец потер руки.
– Что? – насторожился Клайв.
– Хочу послушать.
– Неужели?
– Предвкушаю завлекательные враки.
– Боже мой, папа. Ты просто монстр.
Он лихорадочно пытался сочинить какую-нибудь байку, которая не вызвала бы отцовских насмешек.
– Мне поступило предложение от создателей «Виргинцев».
– «Виргинцы», – без выражения повторил отец. – Это же ковбойский сериал.
– Вот-вот, – подтвердил Клайв. – Роль небольшая, но перспективная.
– А известно ли этим людям, как ты завопил, когда в Норфолке к тебе приблизилась лошадь?
– Конечно. Я им рассказал. Но их это не остановило.
– «Виргинцы»! – Отец изобразил, будто утирает салфеткой слезы радости. – Ты, стало быть, вот-вот нас покинешь?
– Ой, Клайв, – заныла Кэти.
– Если не приму другое предложение, – добавил Клайв.
– Какое еще другое?
– Да все тот же юмористический сериал на Би‑би‑си.
– Ага, будешь и дальше делать вид, что не выдумал? – сказал отец.
У Клайва было сильное искушение махнуть в Америку и вымолить себе роль ковбоя – да хоть коровы, – чтобы только посрамить отца. Но он вовремя сообразил, что это можно сделать куда проще, да еще немного подзаработать.
На следующий день он поручил Монти связаться с Деннисом. Скобки остались на месте, ставка опять понизилась, но роль Клайву вернули.
Свое первое в жизни интервью Софи дала новому журналу под названием «Краш». Журналистка попросила разрешения прийти к Софи домой, но поскольку та все еще делила квартиру с Марджори, Брайан отверг эту идею и порекомендовал назначить интервью у него в агентстве.
Ради такого случая Софи купила мини-юбку, самую коротенькую, какую только смогла найти, а к ней новые туфли; увидев ее в таком наряде, Брайан поцокал языком и, как будто в ответ на непристойное предложение, напомнил, что женат.
Когда пришла журналистка Диана, Брайан проводил их обеих в отдельный кабинет, превращенный в чулан для хранения сломанной мебели и старых счетов; девушкам пришлось тесниться на пыльном буром диване. С первых же минут вниманием Софи завладела толстая папка с надписью «Артур Аски 1935–1937».
– Тебя всегда сюда загоняют? – спросила Диана.
Она была похожа на телеведущую канала поп-музыки: распущенные темные волосы, белые сапожки, плоская грудь. Фигурой журналистка смахивала на двенадцатилетнюю двоюродную сестренку Софи.
– Зачем меня сюда загонять? – удивилась Софи.
– На интервью.
– А. Нет. У меня это первый опыт.
– Надо же, – удивилась Диана. – Ну ничего, больно не будет. Ты когда-нибудь держала в руках «Краш»? Это издание для девушек. Мы хотим узнать, как ты одеваешься, кто твой парень и что ты для него готовишь.
Диана свела глаза к переносице, показывая свое отношение к журналу «Краш». Софи рассмеялась: