– Да, на шестьдесят! Для «десятки»! Наш аккумулятор, саратовский, очень хороший…
– А почему именно для «десятки»?
– Так у покупателя «десятка» была. Старенькая такая, вмятина на переднем правом крыле.
– Вы вмятину видели? – спросил Максим.
Магазин автозапчастей, зарегистрированный на Махова Павла Юрьевича, находился в поселке Гузеевка. Одинцову понадобилось полтора часа, чтобы найти объект и добраться до него. И, похоже, с пустыми руками он отсюда не уйдет.
– Ну, он сомневался, что аккумулятор встанет в гнездо. Я ходил к машине, линейкой там замерял. Точный размер, зря он говорил…
– Номера машины не запомнили?
– Да нет, зачем это мне?
– И как зовут покупателя?
– Да нет, не знаю… Если бы я знал, что его полиция ищет…
– А описать его вы можете? Как он выглядел?
– Ну, молодой… Высокий… Веселый… Такие девчонкам нравятся… Я сам когда-то таким был! – оживился мужчина. И вдруг нахмурил брови. – Только я девушек не бросал!
– А с чего вы взяли, что он девушек бросает?
– Ну, тут у нас ларек рядом, девушка там торгует. Молодая, хорошенькая… Этот ее увидел, рукой помахал, а она зыркнула на него, надулась. В ларек зашла, дверью хлопнула… Это, конечно, не мое дело, но мне кажется, это какая-то старая обида. Не берусь утверждать, но мне кажется, он ее когда-то бросил. Может, совсем недавно бросил.
– В ларьке, говорите?
– Да, только там сегодня другая девушка.
Максим вышел из магазина, увлекая за собой продавца, взглядом показал на ларек с вывеской «Айсберг». Мороженое, фруктовый лед, прохладительные напитки – вот чем наполнен был ларек. И что там, интересно, за Снежная Королева работает? Хотелось бы с ней поговорить.
Продавщицей занялся Кустарев. Подошел к девушке, обаятельно улыбнулся, взял два кваса и мороженое для нее самой. Пухленькая, симпатичная на лицо шатеночка зажеманилась, глазки у нее заискрились. Но стоило Грише заговорить о сменщице, как на густые черные брови легла тяжелая темная туча. Пришлось ему доставать удостоверение, объясняться с ней.
Вика Арканова жила неподалеку в частном доме. Шатенка позвонила ей, сказала, что ею интересуются из полиции, спросила, где она. Девушка подошла к ларьку сама.
Гриша рассказал ей про парня, который третьего дня менял аккумулятор неподалеку от ларька, и получил четкий ответ. Это был Прошник Артем, бабник и лоботряс двадцати четырех лет от роду. Жил он на улице Щорса, дом восемнадцать. Какая кошка пробежала между ним и Викой, Гриша выяснять не стал. Зачем, если адрес и без того в кармане?..
Перед воротами восемнадцатого дома стояла та самая «десятка», о которой говорил продавец из автомагазина. Все четыре двери открыты настежь, музыка из салона орет, загорелый, бритоголовый молодец вился возле нее в одних шортах, с голым торсом. Худощавый парень, но мышцы развитые, рельефные. Он вытаскивал из салона коврики, стаскивая их к железному крану в деревянном, утепленном для зимы коробе. К выезду по бабам готовится. Возможно, ему еще есть на что кутить. Тридцать девять тысяч и за час можно спустить, но можно растянуть и на неделю.
Парень достал последний коврик, разогнулся и удивленно посмотрел на Максима, который стремительно приближался к нему.
– А разве машины можно мыть в общественном месте? – строго спросил он, вынимая удостоверение.
– Это не общественное место! – глянув на красные «корочки», возмущенно протянул парень. – Это мой дом!
– Это придомовая территория, значит, общественное место… Фамилия?
– Эй, а что такое?
Кустарев просунул руку под лобовое стекло машины, вынул оттуда технический талон.
– Прошник А. Д., – прочитал он, одним глазом посматривая на парня.
В экстремальной ситуации человек ведет себя непредсказуемо, и неизвестно, как поведет себя подозреваемый. Или стрекача задаст, или на Одинцова набросится. Глаз да глаз за ним. А еще лучше мордой в землю и в наручники. Но Максим пока не спешил доводить дело до крайности.
– Ну, Прошник! – Парень недоуменно смотрел на Кустарева.
– Артем?
– Ну, Артем… А что такое?
– Машину в неположенном месте моешь.
– Да я не мою. Только вот коврики поснимал… Не собирался я мыть, так что не надо!
Максим внимательно смотрел на парня. Похоже, он никакой вины за собой не чувствовал.
– Капитан Одинцов, уголовный розыск.
– И что?
Судя по всему, Прошник не видел причин, по которым он мог попасть в поле зрения уголовного розыска.
– Вчера человека ограбили. По голове камнем ударили, деньги забрали.
– Я здесь при чем? – не на шутку разволновался парень.
Но его пугал не столько свершившийся факт, сколько зловещий тон оперативника.
– На месте преступления обнаружен чек из магазина, где ты покупал аккумулятор для своей машины. Твой чек.
– Мой чек? – дернулся парень.
Одинцов отслеживал каждое его движение, он готов был отреагировать на любую опасность. И если Прошник вдруг бросится от него наутек, он успеет поймать его и задержать.
– Как твой чек попал на место преступления?
– Ну, я не знаю… А где это место преступления?
Максим не стал темнить и объяснил, где примерно произошло ограбление.
– Ну, был я вчера там, – кивнул Прошник.
Одинцов поощрительно повел бровью. Дескать, чистосердечное признание облегчает вину.
– Мужика там сбросил…
– Мужика?
– Ну, ему на московское шоссе нужно было, я короткий путь знал, через реку. Ну, и повез его… Я на него почему-то и подумал.
– Что ты подумал?
– Ну, вы сказали, что кого-то там ограбили. Он запросто мог это сделать.
– Почему ты так думаешь?
– Ну, я у него про деньги спросил, он сказал, что заплатит. Сказал, а сам ухмыльнулся в сторону, ну, знаете, как это бывает… В общем, я понял, что денег у него нет. Я ему говорю, или плати, или выходи из машины. А он вдруг нож достал! Я думал, он мне в горло его воткнет!.. Не воткнул! Даже не коснулся!.. Он такой с виду ничего, нормальный, не уголовник, но когда нож достал… Глаза ледяные, лицо страшное!..
Одинцов смотрел на Прошника, стараясь не выказывать сарказма. Возможно, он выдумывал злодея с ножом, но это могло быть и правдой.
– Значит, ты его к московскому шоссе вывез? – спросил он, пытаясь подловить парня на расхождениях в показаниях.
Но поймать его на хитрую удочку не смог.
– Да нет, высадил я его.
– Из-за денег?
– Да нет, он сам сказал остановить…
– Зачем?
– А там кого ограбили? У него не «Паджеро», случайно, был?
– А почему там «Паджеро» должен быть?
– Ну, не должен… Там «Паджеро» к реке свернул, этот на него так смотрел. Чуть шею не свернул. Потом остановить сказал. Я так думаю, он обратно вернулся…
– Думаешь?.. А как чек на место преступления попал, не думаешь?
– Чек? На место преступления?.. Аккумулятор я покупал?.. – Прошник смотрел на Максима в ожидании ответа, но тот молчал, с иронией глядя на него. – Так чек у меня на сиденье лежал, этот хмырь на него сел. Мог же чек, как банный лист, ну, приклеиться?
Одинцов пожал плечами. В жизни всякое случается.
– Преступник на месте преступления пальчики оставил, – спокойно сказал он. – Если это твои пальчики, сам понимаешь, что с тобой будет. Может, лучше признаешься? Явку с повинной оформим, это минус к сроку. Как минимум, два года минус…
– Да нет, не было меня там! – Прошник поднял руки, как будто собираясь обхватить голову. – Я правду говорю! Как было, так и говорю!
– И фоторобот составить сможешь?
– Ну, смогу…
В чехле у Одинцова зазвонил телефон. На дисплее высветился номер оперативного дежурного.
– Макс, тут к тебе какая-то женщина! – торопливым, в какой-то степени взволнованным голосом сообщил майор Ручьев. – Говорит, похитить ее хотели! Сбежала она!.. До смерти напугана, к тебе рвется… Суконцева ее фамилия, знаешь, такую?
В груди, казалось, лопнул шар с ледяной водой, которая растеклась по животу, выхолаживая внутренности.
– В кабинет ее ко мне давай, закрой там! А я мигом!.. Саня, головой мне за нее отвечаешь!
Максим вернул мобильник на место, велел Прошнику закрыть машину и ехать с ними. Наручники на парня он надевать не стал.
Глава 15
Любу трясло как в лихорадке. Она пила воду, а Бартьеньев придерживал ее стакан, чтобы он не выпал из ее трясущихся рук. И правильно делал. Одинцов распахнул дверь в свой кабинет, Люба от испуга разжала пальцы, и стакан вывалился в руку Бартеньева.
– Максим!
Она рванула к нему, но сама же себя и осадила. Не тот сейчас случай, чтобы бросаться ему на шею.
Он подошел к Любе, взял за руку, посадил на диван, а сам опустился перед ней на корточки, посмотрел в глаза. И руки ей на коленки мягко положил, чтобы этим хоть как-то унять волнение.
– Рассказывай!
– Я из магазина шла, смотрю, какой-то мужик. Подходит ко мне, достает удостоверение, ну, корочки, как у тебя… как у вас… Капитан полиции Зайцев, сказал, что от капитана Одинцова. Тебя, говорит, ранили, ты сейчас при смерти, хочешь попрощаться со мной. Ну, я села в машину, а там какой-то тип за рулем. Совсем на мента… в смысле, на полицейского не похож. Ну, до меня доходить стало… Я попросила удостоверение показать, а этот, ну, который Зайцевым представился, сказал, что это лишнее. Сказал, что волноваться не надо, что с Одинцовым, ну, с тобой все хорошо будет. Рана, сказал, несмертельная. А до этого говорил, что ты при смерти… В общем, я поняла, что дело нечистое…
– Как ты вырвалась?
– Да сама не знаю, как… Он двери заблокировал, но я знаю, как открывать, два раза надо дернуть. Так я и сделала. Машина на светофоре остановилась, я дверь открыла, он меня за ногу схватил… Я ему этой ногой как врежу!.. Выскочила, он за мной! Я бегу, кричу! Смотрю, нет никого!.. Машину остановила, хотела домой, а поехала сюда… Вот, в общем, и все.
– Кто эти люди? – деловито спросил Бартеньев.
Люба отчаянно мотнула головой. Не знала она никого из похитителей.
– Вы их раньше не видели?
– Нет!
– В лицо их запомнили?
– Ну, не знаю… Я одного только видела, ну, который Зайцевым назвался. Другого не разглядела. Если увижу, то узнаю…
– А Зайцева, значит, рассмотрели? Фоторобот составите?
– Ну, может быть…
– Ты считаешь, что тебя похитили? – спросил Максим, с укором глянув на Бартеньева.
Тот хоть и начальник, но это его дело – причем практически личное. И не надо его задвигать в сторону, он ведь и возмутиться может.
Бартеньев не стал пытать судьбу. Косо глянув на Максима, вышел из кабинета.
– Думаю, что похитили, – кивнула Люба, глядя ему вслед. – Ну, не в больницу же они меня везли. Ты же жив, здоров, никто в тебя не стрелял…
– И никакого капитана Зайцева я не знаю. У нас в управлении такого нет.
– А я о чем? – всплеснула руками Люба.
– И кто мог тебя похитить?
– Откуда я знаю!
– А какие догадки? Может, угрожал кто-то?
– Да нет… Может, Карцев?
– Карцев?
Максим в раздумье приложил к подбородку кулак. Похитители знали об их с Любой отношениях. На эту мысль наводила наживка, на которую они ее поймали. Капитан Одинцов ранен, хочет с ней попрощаться… А ведь они меньше недели вместе живут и отношения свои скрывают.
Кто мог знать об этих отношениях? Тот, кто следит за Любой. Тот, кто проходу ей не дает… Кроме Карцева, на ум никто не приходил. Может, он не так уж и прост, этот фрукт, каким кажется. Может, есть у него дружки, которые готовы на любую подлость?.. Максим работал над этим вопросом, знакомых Карцева опрашивал, соседей, но не выявил криминального или близко к тому окружения. С однокашниками отношения у него хорошие, ровные, но не близкие, на прежней работе он вел себя неприметно, сомнительных знакомств не заводил. А новая работа связана с командировками в Сибирь, а кого он там мог нанять, кроме нефтяников? Да и не резон им ехать сюда…
Но вдруг Максим что-то упустил – не доглядел, не домыслил. Может, у брата в знакомых водятся какие-то гопники, не связанные с лукоморской братвой.
– А зачем ему тебя похищать? – спросил Одинцов.
– Ну, не знаю… Может, он меня в подвале закрыть хочет, на цепь посадить. Я тут недавно историю слышала, мужик малолетку похитил, в подвале своего дома закрыл, она ему за двенадцать лет четырех детей родила…
– А где у него подвал? Он же в квартире живет!
– У него дом в деревне есть. От бабушки остался. Там и подвал есть… Насчет цепи я не знаю, – пугливо поежилась Люба.
Максим сел рядом с ней, обнял ее за хрупкие плечи, прижал к себе. Красивая женщина, сексуальная, но, главное, она вызывала в нем потребность быть рыцарем и каменной стеной – заботиться о ней, защищать от бед и невзгод.
– Дом? В деревне?
– Да, хороший дом. Старый, деревянный, но крепкий. Он там ремонт сделал, отопление провел. Хорошо там… – Люба осеклась, виновато глянув на Максима.
Не должен был он знать, как ей было хорошос кем-то.
– И подвал там хороший?
– Не подвал, погреб… Котел там у него, трубы в дом выходят…
– Если котел, значит, тепло… Далеко?
Деревня находилась в сорока километрах от Бочарова, но дорога туда хорошая, без пробок. Максим знал это место.
– Останешься здесь! – сказал он, открывая антресольные створки платяного шкаф. – Здесь белье, подушка, одеяло. Если задержусь, ложись спать. И никуда не выходи!
Люба кивнула, и он отправился к Бартеньеву. Кустарев занимался Прошником, трогать его нежелательно. А старшего лейтенанта Ожогина можно было привлечь к делу только с личного разрешения начальника отдела.
Максим поделился своими соображениями, сказал про дом с погребом.
– Логика простая: если Карцев собирался похитить Любу, то он оборудовал этот погреб под камеру. Укрепил его, кровать поставил.
– Ехать надо! – решительно поднялся со своего места Бартеньев.
– Кустарев занят, мне бы Юру.
Старший лейтенант Ожогин служил в уголовном розыске второй год, но Максим при всем желании не мог назвать его новичком. В армии парень отслужил, принимал участие в боевых действиях, потом три года в ОМОНе был на сержантской должности. Школу милиции окончил, лейтенанта получил, в уголовный розыск напросился. И в рукопашном бою он мастер, и стреляет лучше всех, если не считать Одинцова. Если в разведку, то лучше с ним.
– Ожогин занят.
Бартеньев открыл створки шкафа, ловко снял с себя галстук. Одинцов и глазом не моргнул, как он остался без рубашки. И брюки он снял быстро и ловко, причем повесил их аккуратно, так, чтобы стрелочки не помять… Батник надел, джинсы с оперативной кобурой на поясном ремне. Пистолет достал из сейфа.
– Я готов… Чего смотришь?.. – усмехнулся он.
– Спичку забыл зажечь. Которая сорок пять секунд горит. – Максим и не пытался скрыть своего удивления.
Он дунул на сомкнутые в щепотку пальцы, затушив невидимую спичку. Дескать, сорок пять секунд только-только истекли, а Бартеньев уже переоделся. Не ожидал он от него такого.
– Ты же вроде в армии не служил.
– А то у нас в академии царские палаты были! – торжествующе усмехнулся Паша. – Начальник академии приходил нас одевать. И подтирать… Ну что, идем?
Максим кивнул, поворачиваясь к двери. Еще бы Бартеньева стрелять в академии научили, а то как-то не очень он убедительно пули в «десятку» кладет. Слишком долго целится, а в реальном бою нужно стрелять быстро. В условиях, близких к боевым, он беспощадно мажет… А ситуация такая, что дело может и до стрельбы дойти. Вдруг неудачники сейчас в том самом доме? Что, если у них стволы?..
Было уже темно, когда они подъехали к нужному дому. Типичная подмосковная деревенька со старыми деревянными и немногочисленными кирпичными домами, улица пустынная, фонари светят через два на третий. В окнах дома горел свет. Перед воротами стоял «Ниссан Кашкай» темно-синего цвета. Калитка открыта, во дворе ни души, окна зашторены – что там, в доме, непонятно.
Бартеньев достал пистолет, тихонько передернул затвор, свободной рукой показал на входную дверь и крутнул пальцем в воздухе. Знак подал, но Максим не понял, какой. Может, он и сам ничего не понял.
Максим подошел к двери, приложился к ней ухом. Тишина, не слышно голосов. Дверь открывалась внутрь, это хорошо.
Одинцов осторожно взялся за ручку, попробовал открыть дверь – заперто. Но замок хлипкий, выбить его будет несложно. Даже ногой бить необязательно, достаточно телом на скорости навалиться.
И все-таки он ударил ногой. Дверь с треском открылась, ударив по пустому ведру, которое с грохотом покатилось по полу. Бартеньев рванул на штурм, едва не сбив с ног Максима.
Он первый ворвался в светелку с пистолетом на вытянутых руках.
– Полиция! Уголовный розыск! – От его голоса зазвенело в перепонках, как от выстрела.
На разложенном диване лежал Карцев, а с ним женщина, которая успела скрыть свою наготу еще до того, как ее увидел Максим. Бартеньев своим командным голосом спугнул развратника, и тот соскочил с постели, утаскивая за собой простынь. Женщина осталась в чем мать родила. Ничего не скажешь, джентльмен.
Женщина не растерялась, влезла под вторую простынь, закуталась в нее. На лице у нее растерянность, в глазах смятения, но страха не было. И стыда Максим не заметил. А когда она увидела его, на лице показалась кокетливая улыбка.
Добродушные василькового цвета глаза, светлые волосы в стиле «каре», черты лица мягкие, выразительные, но не совсем правильные. Нос излишне широкий, губы тонкие. И фигура у нее не очень. Большая вялая грудь, толстые складки на животе… Но все-таки в ней была очаровательная изюминка. Однажды Максим видел, как смотрел на нее Лукомор.
Он знал эту женщину. Когда-то Дарья Семенова работала у Лукомора секретаршей. Потом поднялась по службе, стала его советником и поверенной в коммерческих делах. Торговым центром заведовала. Во всяком случае, была такая информация.
– Дарья… Э-э? – Он кое-что слышал об этой женщине, но ее отчества не знал.
Имя знал, фамилию, а отчество – нет. Но вообще она еще молодая, чтобы по батюшке звать. Что-то около тридцати, хотя выглядела она старше своих лет. И кожа у нее в тонусе, без единой морщинки, подбородок подтянутый, и полнота совсем не критическая. Ядреная такая полнота, тугая, упругая, сама она как наливное яблоко. Но глаза слишком умные для женщины тридцати лет, в них была видна мудрость хорошо пожившего человека. Но и старыми ее глаза не назовешь – слишком уж много жизненного задора в них. И отношения к сексу точно не стыдливое, как этот бывает у совсем взрослых. Известное дело, чем слабей либидо, тем сильнее мораль…