После долгого многомесячного перерыва троица встретилась уже только на проводах Антона в армию. В доме, как и всегда у Житкевичей, было тепло и уютно, накрыт красивый стол, всюду расставлены осенние цветы — астры, георгины, хризантемы… Но хозяева были грустны, а Анна Алексеевна еле сдерживала слезы. Только сам виновник торжества не терял присутствия духа. Он не считал крутой поворот в своей жизни чем-то катастрофическим. Ну отвлечется года на два от любимого занятия, раз уж родное государство так сурово к бедным студентам, узнает, почем фунт лиха… Потом все равно возвратится и доучится. Антон твердо знал, что ничто и никогда не сможет помешать ему стать специалистом по медицинской электронике.
Народу на проводах собралось немного. Кроме родственников и близких друзей пришел профессор Лаптев с маленькой девочкой Настенькой, своей внучкой, застенчивой, худенькой девчушкой, воображение которой поразила рыжая персидская кошка Капа — любимица семейства Житкевичей, — за кем девочка следила весь вечер.
— Вот вам, пожалуйста, — шутил Лаптев, поглаживая бороду и стараясь хоть немного отвлечь Житкевичей от тяжелых мыслей, — законы современного шоу-бизнеса во всей их непревзойденной красе. Согласитесь, что ваша Капа — настоящая звезда и, значит, у нее должны быть свои фанаты. Как, Настюша, ты согласна записаться в Капитолинины фанатки?
И все охотно потешались над Настей, делая вид, что шутка не вымучена, а, напротив, легка и остроумна, и пытаясь сосредоточиться на милых пустяках дружеского общения. А Николай Васильевич шептал жене на ухо, тщетно стараясь в свою очередь, чтобы гости не заметили, что глаза у нее на мокром месте:
— Лаптев просто обожает Настасью, ни на минуту с ней не расстается, всюду с собой водит…
— И правильно, — Анна Алексеевна кивала высокой прической. — Мы-то с тобой теперь не скоро дождемся своей внучки: теперь вот Антошкина армия, потом еще годы учебы, а дальше — карьеру строить… — И глаза ее вновь туманились, а Житкевич-старший недовольно крякал, убеждаясь, что его отвлекающие маневры не возымели действия.
Гости разошлись рано, потому что Антон уезжал рано утром. Да и праздновать-то особо никто не был расположен — люди зашли попрощаться перед разлукой, и поводов для веселья тоже не было.
Светлана с Сергеем покинули Житкевичей вместе.
Шел моросящий осенний дождь, им было грустно: друг уезжал надолго, покидал родной дом. Значит, троица, привычная и славная, должна была распасться, и хотя они виделись в последнее время совсем редко, все же знали, что могут встретиться в любой момент, как только захочется пообщаться друг с другом. А теперь — нет, теперь встреча больше не зависит от их желания…
Сергею было особенно тошно. В армию ему, конечно, не хотелось. Он был согласен с отцом, что этот шаг замедлит его карьеру, может быть, даже перевернет всю выстроенную с такой любовью и тщательностью судьбу, но сам-то он привык быть как все, даже лучше всех. Он бы, может быть, и отправился в армию, раз все кругом идут и такая карта выпала их поколению, он не стал бы выделяться из общих рядов… Но отец очень быстро решил этот вопрос, даже не посоветовавшись с сыном: пошел на прием к начальнику райвоенкомата и добился для сына освобождения. В медицинских документах остался диагноз: плоскостопие, к строевой службе не годен. И Сергею ничего не оставалось, как подчиниться, тем более отец не раз потом сетовал вслух, что стоило это освобождение очень и очень недешево.
Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что ради карьеры не может, не имеет права терять важные стартовые свои годы, не смеет участвовать в этом идиотизме государственного масштаба. Отец всегда говорил, что главное — высокий старт.
Китайский язык требует постоянного тренажа, и если бы Сергей не послушался отца, пошел на поводу у своей юношеской гордости и отправился служить, значит, прощай, китаистика! Все его упорные труды пойдут прахом, а он ведь так вкалывал и так упорно заучивал очередные двадцать иероглифов в день! Поймал ритм, научился более или менее интонировать фразу и все же чувствовал, что язык только-только начал поддаваться ему… И от всего этого враз отказаться?! Антону хорошо, уж он-то свои любимые кости чуть не с детского сада выучил и никогда теперь не забудет. А у Сергея другая профессия, и длительный перерыв в ней равнозначен полному отказу от нее.
Стоп, а кстати, почему молчит Светка? Он только сейчас сообразил, что они долго идут рядом молча, никак не реагируя на присутствие друг друга и полностью отдавшись каждый своим мыслям. Теперь, поглядывая на подругу, Сергей в который уже раз почувствовал сожаление по поводу всей своей армейской «несознанки». Так хотелось выглядеть перед ней взрослым, самостоятельным, крутым мужиком. Ну хотя бы таким, как Антошка… Какими глазами сегодня весь вечер смотрела на него Светлана!
Девушка шла с ним рядом — такая спокойная, красивая — и так гордо несла свой чуть вздернутый носик, покачивая в такт острым каблучкам светловолосой головкой, а выглядела настолько соблазнительной, что он вдруг словно увидел ее впервые. А она ведь прехорошенькая, неожиданно для себя решил Сергей и задумался: интересно, она-то что думает по поводу моего освобождения от армии?
— Светочка, у меня блестящая идея! — бархатным голосом, который так нравился его однокурсницам, предложил Сергей. — Пойдем ко мне, музыку послушаем. Вы ж с Антоном давно у меня не были, и я не успел вам показать, какие диски привез из Китая. А у них такие группы смешные — японский и китайский рок-н-ролл, представляешь? И зеленым чаем угощу, настоящим, с жасмином, я научился его заваривать по всем правилам…
Светлана по-прежнему молчала, и он поторопился добавить, смутно опасаясь отказа:
— Родителей нет, и мы никому не помешаем.
— Когда это было, чтобы ты боялся кому-то помешать? — мурлыкнула Света, широко раскрывая свои глаза с поволокой. — И разве в родителях дело? Просто поздно уже, меня мама ждет.
Она возражала слабо, потому что сама изумилась тому, насколько захотелось ей вдруг оказаться вместе с Сергеем в каком-нибудь уютном и теплом месте. Уйти от дождя и невеселых размышлений о будущем, окунуться в красивую атмосферу, ощутить мужскую заботу и восточный аромат!.. Именно это ей сейчас и было нужно больше всего. И Сергей, безошибочно верно истолковав ее кокетливо-неуверенный отказ, решительно взял подругу за руку:
— Вот от меня, из дома, маме и позвонишь. Идем, в самом деле уже поздно.
Светлана взглянула на него так зазывно и так по-женски, что Сергей сам почти испугался своего успеха. Вообще-то, приглашая девушку к себе, он не преследовал никаких особенных, далеко идущих целей — она была своя в доску, почти родная, да и держали они ее всегда с Антоном не за легкомысленную девицу, а за гордую и неприступную красавицу. А, собственно, почему?
Они быстро дошли до дома Пономаревых, по пути болтая ни о чем и почти не глядя в глаза друг другу. Почему-то было тоскливо на душе, словно что-то уходило от них, и на смену прежним, простым и ясным отношениям являлось нечто иное — незнакомое и пугающее…
Сергей подчеркнуто благоговейно взялся за сложную церемонию заварки китайского чая, горячо и тщательно объясняя Светлане разные тонкости этой красивой церемонии, а она смеялась, как-то по-новому вороша его тонкие волосы, и не воспринимала всерьез всю эту, по ее выражению, «ерундистику». Тогда разные восточные штучки, столь популярные в нынешней Москве, еще не вошли в моду, и девушка не только не испытывала никакого почтения к слабой зеленой жидкости, но и вообще отказывалась понимать все эти выкрутасы вокруг таких простых вещей, как заварка чая.
И Сергей, снисходительно изумляясь про себя, решил: «Что ж, пожалуй, есть в ней что-то примитивное. Но разве это ее портит? Нет, как ни странно, нет…» Для него было очевидно: то, с чем носятся китайцы уже тысячи лет, заслуживает хотя бы уважительного отношения, если не почтения и интереса. Жаль, что Светка не понимает… И все-таки она чертовски, сногсшибательно хороша сегодня.
Разлив по толстым керамическим пиалам фирменный душистый золотисто-зеленый чай, Сергей попросил:
— Светик, дай руку.
Она с недоумением и чуточку заинтригованная протянула ему свою ладонь, а он ласково и властно сжал ее в своих руках.
— Я должен сказать тебе то, чего еще никогда не говорил. Это важно… — он остановился, глядя, как приоткрылся ее рот и затрепетали длинные нежные ресницы. — Ты мне очень нравишься. Меня давно тянет к тебе. Я… я тебя хочу.
Он честно собирался сказать вместо последней фразы совсем другую — «я люблю тебя», но отчего-то не смог. Да в этом, как тут же выяснилось, и не было необходимости: Светлана мигом потянулась к нему, раскрыла объятия, и он притянул ее к себе и поцеловал в губы. Сердце его смятенно забилось, горячая волна залила лицо, а девушка отвечала на его поцелуи с такой страстью, будто ждала его всю свою бесконечную девичью жизнь.
— Светик, дай руку.
Она с недоумением и чуточку заинтригованная протянула ему свою ладонь, а он ласково и властно сжал ее в своих руках.
— Я должен сказать тебе то, чего еще никогда не говорил. Это важно… — он остановился, глядя, как приоткрылся ее рот и затрепетали длинные нежные ресницы. — Ты мне очень нравишься. Меня давно тянет к тебе. Я… я тебя хочу.
Он честно собирался сказать вместо последней фразы совсем другую — «я люблю тебя», но отчего-то не смог. Да в этом, как тут же выяснилось, и не было необходимости: Светлана мигом потянулась к нему, раскрыла объятия, и он притянул ее к себе и поцеловал в губы. Сердце его смятенно забилось, горячая волна залила лицо, а девушка отвечала на его поцелуи с такой страстью, будто ждала его всю свою бесконечную девичью жизнь.
«Вот оно что… — билась в голове у Сергея нелепая и нелогичная мысль. — Вот оно, оказывается, что…» А что именно так удивило его в этом закономерном, в общем-то, исходе их долгой и нежной дружбы, он и сам позже не смог сформулировать.
С этой минуты жизнь молодых людей зримо переменилась. Их, как говорится, понесло: страсть, которую они даже и не могли бы назвать долго сдерживаемой, — просто потому, что никогда прежде не подозревали о ней, — теперь настойчиво и грубо, не терпя никаких возражений здравого смысла, захватила их тела и души. И скоро они оказались в комнате Сергея, в его спартанской постели с жестким матрасом на низких ножках — ложе было сооружено с учетом всех многовековых китайских рекомендаций. Пономарев обладал уже довольно солидным мужским опытом, и под его умелыми руками Светлана почувствовала себя невероятно красивой и взрослой, ну то есть настоящей женщиной — соблазнительной, обожаемой, желанной.
Нет в мире таких молодых людей, которые в подобных обстоятельствах не забыли бы обо всем, и Светлана с Сергеем не стали исключением, пополнив бесконечные ряды страстных любовников, готовых поставить всю свою дальнейшую жизнь на карту ради любви.
Глава 8
События разворачивались стремительно. Светлана была изумлена таким неожиданным и прекрасным поворотом событий. Она сделала открытие: то, что она искала, оказывается, было близко, давным-давно лежало у нее под ногами! Почему ей раньше не приходило это в голову? Вот же, вот ее судьба — стать женой Сергея Пономарева, будущего дипломата и бизнесмена, единственного наследника известной в дипломатических кругах фамилии. Да уж, с такой поддержкой, как у него, он точно не засидится в младших клерках при МИДе! У него наверняка будет не просто приличная, а даже выдающаяся карьера.
У девушки дух захватывало от замечательных, неожиданно развернувшихся перед ней жизненных перспектив. Мысленно она уже видела себя хозяйкой красивого и богатого дома, великолепной женой незаурядного мужа, пожинающей лавры светских успехов и мужских комплиментов. Приемы, рауты, танцы — боже мой! Тут-то и пригодится ее красота, хорошее воспитание, знание языков… А главное, уже сейчас ей не нужно будет думать ни о каких дурацких законодательствах, ходить на лекции, устраиваться на работу, участвовать в склоках судей и юристов, получать мизерную зарплату… К тому же Сережка ей всегда нравился гораздо больше всех других парней. Дура, она и не догадывалась, что он тоже ее любит — и еще как! Его страсть в постели доказала это лучше любых слов. Возвращаясь к этим воспоминаниям в своих сладких думах, Светлана немножко краснела. Ну что ж, они ведь совсем уже взрослые люди. Да, он стал ее первым мужчиной, и она нисколько об этом не жалеет!
Клавдия Афанасьевна быстро поняла — ох, материнское сердце догадливо! — что дочь вступила во взрослую жизнь со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поплакала тихонько, чтобы девочка не видела и не обвинила в консерватизме и отсталости, робко предупредила о контрацептивах, ненавязчиво поинтересовалась, будет ли свадьба. И чтобы не мешать дочери, стала чаще уезжать шить к заказчикам, гостить у подруг, обшивая всех, кто мог ей заплатить. Мать помнила, как ей в молодости все и всегда мешали заниматься любовью, как негде было приткнуться и побыть наедине с любимым даже тогда, когда она уже вышла замуж. Да и ее единственный брак, казалось ей теперь, получился таким безнадежно коротким именно потому, что в квартире, где они жили с родителями, постоянно кто-то крутился и молодым нельзя было вскрикнуть, ойкнуть или скрипнуть пружинами старенького дивана ни днем ни ночью… Пусть хоть у дочки все сложится как надо — по-современному, комфортно и красиво. Позже хоть ей будет что вспомнить о первой любви…
Антону новоиспеченные любовники решили временно ничего не сообщать. Временно — то есть до тех пор, пока он не вернется из армии. Не в письмах же, в самом деле, писать о кардинальных переменах в их жизни! Светлана, будучи девушкой трезвой, в глубине души все же опасалась, что любить-то ее Сергей любит, а вот жениться может на той, кого укажут ему родители. И потому, не форсируя события, но и не упуская из виду конечную цель их развивающихся отношений, она почти не заводила прямых разговоров о свадьбе, действуя осторожно и исподволь.
— Давай скажем о нас Антону, только когда поженимся, а? Вот он обрадуется! — например, говорила она Сергею, не ставя лобовых вопросов «когда» и делая вид, что сам по себе этот вопрос уже давно между ними решенный.
— Разумеется, обрадуется! — подхватывал Сергей, тоже избегая конкретных дат и договоренностей и словно бы пропуская слова о свадьбе мимо ушей. — А как же еще должен отреагировать наш лучший друг?…
Уж Сергей-то лучше всех знал, что Антон неравнодушен к их подруге, и вряд ли новость об их романе сильно его обрадует. Но что же делать, тут юный дипломат философски пожимал плечами, удача достается сильнейшим! И Света, в свою очередь, тоже прекрасно знала о давней влюбленности Антона, интуиция у нее была на приличном уровне. Да и девчонки ей все уши прожужжали про его безответную любовь. Однако ей сейчас не хотелось об этом даже вспоминать, а кроме того, в душе подымалась какая-то странная гордость и пренебрежение к Антону: зачем молчал, почему не признавался, дурак? Сам упустил свою золотую рыбку, прохлопал удачу красивыми ресницами. А ведь мог бы уже давно застолбить ее! Застолбить! — именно так девушка и выражалась в своих потаенных мыслях, расценивая себя как золотое месторождение или ценный приз в бесконечной жизненной гонке за счастьем.
С того памятного вечера, «с чайной церемонии», как любила повторять сентиментальная Светлана, они готовы были видеться каждую свободную минуту. Их роман с самого начала начался бурно и со временем только набирал обороты. Они ведь так давно и хорошо знали друг друга — характеры, привычки, нравственные ценности, семейные уклады, — что им не надо было тратить время на познание всех этих житейских обстоятельств, как прочим молодым парам. Теперь они познавали только потаенные закоулки собственных тел, легкомысленно полагая, что уж душу-то друг друга давно изучили вдоль и поперек. И это взаимное открытие телесной привлекательности, это пиршество плотских радостей было настолько увлекательным и трепетным, что молодая пара напрочь забыла обо всем, что не имело прямого отношения к их любви.
Однако будничная жизнь вскоре довольно настойчиво напомнила о себе: к концу второго курса и у Сергея, и у Светы возникли нешуточные проблемы с учебой. У Светланы они были и раньше, правда об отчислении, как теперь, разговоры еще не шли, а вот для Пономарева его положение в институте стало неожиданностью. Вероятно, Сергей невольно связал бы эти проблемы со слишком сильным увлечением девушкой и начал бы понемногу «отодвигаться» от нее, однако Света не дала возлюбленному такой возможности. Именно в этот момент она и начала массированную атаку на потенциального жениха.
Пора выходить замуж — так она решила и начала действовать. Наконец-то у нее будет дело, которому она сможет искренне посвятить свою жизнь. На законном теперь основании бросит всю эту дурь (иначе свое студенчество она уже и не называла) и начнет создавать мужу условия для учебы и карьеры. Они будут жить вместе. Не надо будет тратить время на свидания. Она мечтала по утрам готовить Сереже вкусный завтрак, провожать его на занятия, потом убирать квартиру, готовить обед, стирать и гладить… Да, это и есть ее призвание!
На самом деле Светлана понятия не имела обо всех этих женских занятиях, которые домохозяйки со стажем не зря именуют домашней каторгой. Однако считала, что так ей будет проще, веселее и интереснее, чем напрягаться с учебой. А главное — она будет свободна, куда захочет, туда и пойдет, когда захочет, тогда и поедет отдыхать.
— Но на что мы с тобой будем жить? — пытался урезонить ее Сергей. Он сопротивлялся пока вяло, потому что ее привлекательность в его глазах все еще была необычайно высока. Однако здравый смысл все же призывал его к осторожности. — Я же учусь, а родители вряд ли станут всерьез нам помогать, они не приветствуют ранних браков.