– А она с кем уединялась?
– Она?…
Таисия закусила губу. Вот и поставили ее перед выбором. Выбирать оказалось сложновато. Предстояло выдать свою сестру, которую увлекла в крохотный коридор Кагорова. С которой потом и вернулась оттуда. После чего у Надьки глаза оказались заплаканными. Ведь начнут тогда и к Надьке цепляться наверняка. И неизвестно еще, что нацепляют. А сестрица может еще и пригодиться. Хотя…
Хотя сестрица-то до сей поры не нашла времени, средств и возможности навестить ее в тюрьме. А могла бы, между прочим. Еще как могла, имея такого крутого муженька. Не захотела? Конечно, не захотела. Сначала не захотела обнародовать их родство, а потом и вовсе отвернулась, когда ее уводили из дома.
Зачем же теперь-то Надька станет ей помогать, когда она в тюрьме?
Вывод напрашивается? Да, конечно. Зачем ей, Таисии, помогать сестре, которая не захотела помочь ей?!
– Так с кем уединялась жена Кагорова? – нетерпеливо повторила Наталья Евгеньевна, не подозревая о душевной ломке Таисии.
– Она… Она уединилась с моей сестрой.
– С кем?!
Это ахнул у нее за спиной тот самый мужчина, который любезно предложил ей сигарету. Он же и уточнить решил, спросив:
– У вас среди приглашенных и сестра нашлась?
– Она и не терялась. Она сама по себе пришла, с мужем, я сама по себе. Меня подруга хозяина дома пригласила.
– С какой целью?
– Повеселиться и…
И вот тут Таисия вдруг решила, что все, хватит изворачиваться, пора начинать говорить правду, иначе эти двое из нее всю душу вытряхнут. Она тогда запросто может запутаться, и они тоже из-за ее вранья вылепят, мама не горюй…
– И этой даме погибшей она меня представить собиралась.
– Кто? Кто собирался представить?
– Подруга хозяина. Я же без работы пока. А у Кагоровой модельный бизнес. Ленка мне и говорит: «Приходи, есть шанс». Потусуешься в толпе, подкатишь к ней, может, понравишься, пристроит тебя куда-нибудь. На подиум поздновато уже вроде, но в офисе каким-нибудь референтом запросто. А там и в рост пойти можно будет.
Она не поняла, почему прокурорская дама с таким торжеством глянула на своего коллегу. Но подумала, что это знак хороший, и продолжила говорить.
– Я и решила, если не развлекусь, то, может, будущее себе обеспечу. Обеспечила, что называется. – Таисия с горечью вздохнула. – Они когда вдвоем вошли, ну, эти Кагоровы, я обмерла просто. Думаю, ничего себе! Я с этим Митькой в машине…
Она запнулась, вспомнив, что всячески пыталась предстать перед следователями вполне приличной девушкой. А тут взяла и проговорилась.
Конечно, ее последняя фраза не прошла незамеченной.
– Вы с ним в машине что? Можно поподробнее?
Поподробнее? Им?! Да что они поймут-то?! Что станет им ясно из сказанного ею? Где им проникнуться тем моментом, когда они с Кагоровым, не помня себя, набросились друг на друга после двухчасового знакомства? В их жизни все правильно и скучно наверняка. Все по протоколу, которые пишут ворохами и которыми заполняют свою скучную жизнь. У них такого быть не может, потому что не должно, потому что это неправильно.
– Ну да, да! Когда он подобрал меня на дороге, у нас был с ним секс. Прямо там же, в машине! Сначала мы проговорили с ним часа два, а может больше, времени никто не засекал, а потом… Потом все и случилось. Вам этого не понять! – Таисия с вызовом подняла подбородок и пододвинула кофе к себе поближе.
– Ну да, ну да, нам не понять, мы не любили! – фыркнул за спиной мужчина. – Стало быть, вы имели с Кагоровым половую связь в первое знакомство, а после ни разу больше не встретились? Я правильно понял?
– Да, правильно, – она кивнула и в два глотка опорожнила крохотную чашку. – Так вот в моей жизни, понимаете?!
Познакомилась с мужиком на дороге, трахнулась с ним в машине. Потом ушла, не оставив телефона. Да он и не спрашивал, если честно. А на Новый год нас с ним снова судьба свела. Я собиралась с его женой сблизиться, а пришлось опять с ним. И вот ведь… Я же не знала, что он – это он! Я ждала ее, честно!
Наталья Евгеньевна, все прилежно записав, сложила красивые руки на столе, будто школьница, улыбнулась ей ободряюще и спросила:
– Хорошо, тут все мне более-менее понятно. Теперь давайте вернемся к вопросу о вашей сестре.
– Давайте, – обрадованно подхватила Таисия.
Наконец-то к ней перестанут приставать. А про Надьку она скажет что угодно. Лишь бы всех их это устроило: и следователей, и ее. А Надька?А Надька пускай сама выкручивается. У нее муж крутой, за нее есть кому заступиться.
Глава 11
Странно, но на душе после похорон скребли кошки. Почему? Лильку ему совсем не жалко было. Ну, вот нисколько, честно! Ничего, кроме облегчения, после ее смерти не испытывал. Да еще, быть может, раздражения.
Нет, ну как все затянули, а! То тела не отдавали без разрешения милицейского. Потом приезда ее родственников ждать пришлось. Точного дня им долго не сообщали, а когда пришло время, то у них какие-то сложности вдруг обнаружились с приездом.
Кагоров думал, что никогда уже не сможет избавить себя от трупа своей жены. Что он так и будет лежать до скончания века в морозильной камере морга и добивать его сознание своим присутствием на земле.
Злился, раздражался, орал на кого придется. Все больше на организаторов похорон, когда все разрешения оказались на руках. Окружающие полагали, что это он от горя так бесится. А он бесился от невозможности ускорения процесса. Была бы его воля, он вообще никаких панихид бы не устраивал. Была бы его воля, он бы…
Ладно, помог ему кто-то умный, избавил от ненавистной красавицы, теперь уж недолго осталось. Подождет. Потерпит.
Когда последний венок улегся на могильный холм, хлюпающие носами родственники, опечаленные друзья и ухоженные модели из ее агентства потянулись с кладбища, он наконец-то перевел дух. И даже поблагодарил покойную шепотом. Поблагодарил за то, что все так своевременно получилось и что ему самому не пришлось рук пачкать об ее смерть. И его теперь никто не обвинит, хотя…
Хотя теперь многое, если не все, зависит от шальной девчонки Таисии. Теперь он в ее руках. Возьмет вот и скажет следователям, что пузырек из его кармана достала. И хотя веры ей мало и его отпечатков пальцев на этом чертовом пузырьке из-под яда нет, неприятности у него могут быть, если она раскроет рот.
Он, конечно же, станет отказываться и ставить под сомнение не только ее слова, но и ее вменяемость. Соврет, что обольщала его девчонка всеми мыслимыми и немыслимыми способами, что проходу не давала и просила в жены взять. Он будто бы отказал ей, и она теперь мстит ему вот так пакостно.
Но это только в том случае, если она расскажет, как было на самом деле. А вот если будет молчать, то он, в свою очередь, сделает все, чтобы помочь ей выбраться. И на адвоката не поскупится, и связи свои подключит.
Тянуло его к ней! Очень сильно тянуло! И если бы не стечение обстоятельств, то сейчас была бы подле него, а то дом совершенно пустым и неуютным кажется после похорон.
Мог бы, конечно, прямо с кладбища какую-нибудь Лилькину модельку к себе домой потянуть. Девчонки были хороши как на подбор. Но почему «как»? Они же действительно прошли тщательный отбор. И ножки, и попки, и мордашки, – все на глянец тянуло. Уж выбрать было из чего, тем более что алчными глазенками в его сторону не одна поблескивала. Он же теперь вдовец, к тому же весьма обеспеченный. Мало ему своих денег, так теперь и Лилькины в его собственность перешли. Вряд ли его покойная женушка собиралась уйти из жизни так рано. Потому и не позаботилась о том, чтобы ее счета ему не достались. А там, на этих счетах, ого-ого сколько!
Вот и заглядывались на него девчонки из агентства, вот и надеялись на что-то. Помани пальцем, стаей сорвались бы прямо там, на кладбище. И помчались бы наперегонки, расталкивая друг друга локтями. Они же привыкли таким вот образом себе успех добывать.
А ему нельзя! Приличия надо было до конца соблюсти. Он же теперь вдовец! Убит должен быть горем. И если слезы из себя он выдавить не мог, как ни старался, то хотя бы суровая печаль на лице должна быть.
Дмитрий подошел к окну и с тоской уставился за стекло. Сильный ветер трепал ветки берез, которыми была обсажена аллея от подземного гаража до ворот. Чудом уцелевшая с осени редкая листва осыпалась наконец, простегав снег будто ржавыми пуговицами. И от вида этих ржавых пятен на девственной белизне сугробов Кагорову было еще противнее.
Не должно быть в его саду никаких червоточин. И в жизни его теперь так же. Все должно теперь быть в ней без изъяна. Все теперь он станет обдумывать в ней с такой же тщательностью и осторожностью, как и в бизнесе. И бросаться ни на кого не станет, и узами себя связывать тоже, какой бы львицей великосветской ни была претендентка. А их ведь скоро подле него будет пруд пруди.
Нет, дамочки, все. Хватит с него одного гламурного брака с красавицей и умницей, от которой не чаял, как избавиться.
Нет, дамочки, все. Хватит с него одного гламурного брака с красавицей и умницей, от которой не чаял, как избавиться.
Хвала небесам и случаю, что помогли!
Польститься он теперь сможет разве что на настоящее сильное чувство, которое кто-то когда-то назвал любовью. Да, следующую свою жену он должен горячо и страстно любить. И никак иначе.
И детей еще очень хотелось Кагорову. Никто представить себе не мог, как он мечтал о ребенке. Чтобы тот цеплялся за него, висел на его шее, брызгал в него мыльной пеной, когда он станет его купать. Чтобы плевался кашей и капризничал, чтобы ночью засыпал, запрокинув кверху ручки с крепко сжатыми крохотными кулачками. А потом вдруг взял и назвал его папой. Это же счастье такое!
Интересно, Таисия захотела бы от него ребенка или нет? Родила бы ему, нет?
Вряд ли. Девчонкам с такой расхристанной душой ничего, кроме секса и денег, не нужно. Заполучи она его в качестве супруга, тут же что начнется!
То в Париж ей приспичит укатить, то на Багамы, то колье подари ей бриллиантовое, то машинку новую скоростную. Она же ничего этого в жизни своей не видала, все ей будет в диковинку и в охотку. Станет она себя детьми связывать? Нет! Она будет спешить все перепробовать. Станет хватать все и ртом, и очаровательным своим упругим задом.
И тряпки, тряпки, тряпки. Вороха тряпок и обуви. Всем этим она будет обрастать. Потом, зажравшись, перестанет ценить. Затем станет забывать, кому всем этим обязана. А там господину Кагорову и до рогов ветвистых недалеко.
Такое часто случается с девчонками, подобными Таисии.
Нет, рожать она не станет, она станет хлебать жизнь полной ложкой, пока не поперхнется или не пресытится.
А вот…
А вот Витькина бывшая жена смогла бы от него родить, стопроцентно. Она всю школу с великосветской сверкающей суетой давно прошла. Да и рождена была с серебряной ложкой во рту. Ее удивить блестящими доспехами сложно. Она теперь уже наверняка о душе подумывает. О нормальных человеческих отношениях и о детях, которых так и не успела родить.
Интересно, она до сих пор у Витьки или домой вернулась, в свою квартиру? Как он лихо дал от ворот поворот молодой шлюшке, которая у него на руках висла в Новый год. И стоило ситуации запахнуть жареным, сразу запел, запел: Муся, Муся…
Имя-то какое поганое для жены придумал. Не имя, а кличка кошачья. Наверняка и отношение к ней, как к кошке. А она молодец, Александра-то. Вела себя с достоинством. Ни лишних тебе вопросов, ни лишней болтовни, ни выяснения отношений. Могла бы Витьку этого запросто при всех послать. Все же знали, что он ее из дома выставил, а сам с молодой подстилкой резвится.
Умная баба! И выглядит очень прилично. Ему понравились и прическа ее и платье. И как бы не Таисия, на которую его организм предательски среагировал, стоило ее увидеть, он бы точно с Александрой ту роковую ночь провел.
Да, ночь и в самом деле случилась роковая. Кому еще, кроме него, отравляла жизнь его холодная красавица Лилия? Кто же так ненавидел ее, что решился на преступление на глазах у такого количества народа?
Черт! А может, и не ее вовсе хотели отравить, а его?! Может, перепутали бокалы? Не просто же так потом пузырек из-под яда в его кармане оказался. Это же явная подстава. Не отравили, так за решетку отправить решили. Так, что ли, получается?
Да, есть над чем задуматься и поразмышлять.
Кто мог быть в его смерти заинтересован, если принять за веру тот факт, что Лилька умерла по ошибке?
Кому он перешел дорогу? И перешел так серьезно, что человек решился на преступление?
Семейная пара – молодой бизнесмен Сергей и его жена, которая оказалась к тому же сестрой Таисии, – вела себя той ночью как-то обособленно. Сидели за столом, вцепившись в руки друг друга, будто перед расставанием. Она не пила совершенно, может, беременная? А может, вообще не пьет, не в пример ее сестренке. Он…
Он был несколько напряжен и скован, но тут все вполне объяснимо. У Сергея строительная фирма. И он хотел заполучить Кагорова в качестве богатого клиента. Но опоздал. Кагоров документы с другой фирмой подписал. Подписал в канун Нового года. Сергей и скуксился сразу, отсюда и напряжение.
Но ведь за это же людей не травят, не так ли?
Нет, с этой стороны вряд ли мог быть преступный замысел.
Еще две семейные пары были приглашены, как понял Дмитрий, просто для встречи Нового года, и все.
Кто остается? Виктор?
Да, у него одного подлый интерес в смерти Кагорова имеется. Потому как должен Кагорову крупную сумму. И товар у него брал на реализацию, да испоганил. Срок реализации вышел, товар пропал. Снова долг за Витьком повис.
Унижался, ужом извивался, все просил отсрочить. Даже в новогоднюю ночь не удержался и снова эту тему поднял. Не отсрочит ли, мол, Кагоров ему возврат долга? Вот-вот, мол, все у него должно будет измениться, и он сразу все отдаст сполна. А откуда было взяться деньгам у него? Тетушка в Бразилии с миллионным состоянием помереть должна?
Пожалуй, он единственный, кто мог желать отправить Кагорова на тот свет. Он и с бокалами суетился. И в холл выходил неоднократно. Что ему могло помешать, к примеру, сунуть пузырек из-под яда Кагорову в карман? Отравить не получилось, так сиди же, братец, в тюрьме! Так, что ли, получается?
Да, надо бы понаблюдать за Витьком. Придется подключать ребят из своей охраны. Пусть поездят за ним несколько дней. А сам он тем временем начнет жену Витька окучивать. В новогоднюю ночь пролетел, так теперь наверстает. Пока Таисия в тюрьме, не простаивать же ему, в самом деле. С кем с другим встретиться было бы неприличным. Только-только овдовел все-таки.
А вот с Александрой в самый раз. Они оба присутствовали при трагедии, им есть что обсудить. Не так ли?
Кстати, она на похоронах была. Вела себя очень достойно. Ему понравилось. Излишне не скорбела. А когда кто-то обращался к ней и начинал охать и причитать, пуская при этом слезу, она лишь кивала и прятала подбородок в высоком воротнике норковой шубы. Не подхватывала, как наседка, чужие квохтанья. Просто молчала. Молчала с достоинством.
А вот Стаськина сестра Кагорова удивила. Надо же, только теперь об этом вспомнил.
Она стояла под руку с Сергеем, который, невзирая на утраченный к Кагорову интерес, тоже притащился на похороны. Из вежливости, конечно, по какой же другой причине. И вроде как связал их всех этот страшный случай.
Так вот, в отличие от мужа, сурово сведенные брови которого тоже подразумевали вежливое соболезнование, его жена, Надежда, кажется, Кагорова удивила.
Она смотрела в гроб на покойную с ненавистью. Да, точно! Причем ненависть была изрядно разбавлена брезгливостью. Почему? За что она могла ненавидеть Лилию? Они были разве знакомы? Что-то не припоминает он ее среди гостей своей покойной жены. Надо порыться в вещах усопшей. И в ящики рабочего стола заглянуть, и в компьютере поискать.
Узнать, чем жила его снежная королева, о чем хотела сказать, но так и не успела?…Глава 12
– Сынок, сынок, а что мы тебе все говорили?! – не утратившее красоты лицо матери жалостливо сморщилось.
– Ну что вы говорили мне все, мама, что?!
Сергей сидел в отцовом кресле возле камина и тискал любимого кота Ибрагима. Котище был черен, как ночь. Коварен и мстителен, как горец. Отсюда и кличку получил. Единственно, на кого не распространялось его кошачье коварство, кому Ибрагимка прощал все грехи, это Сергею. Он не бросался на него из-за угла и не спрыгивал со шкафа на спину, даже если тот под горячую руку ему и наподдаст когда или на хвост по неосторожности наступит.
– Мы говорили тебе, держись подальше от этой девицы, милый. Это мезальянс! А ты что?! – прекрасные глаза матери наполнились слезами.
– А я что? – повторил Сергей.
Они всегда так разговаривали с матерью. Она задавала вопрос, он его повторял и тут же получал ответ, который знал заранее. Это было для него своего рода душевным истязанием, самобичеванием – всякий раз слушать, как мать вещает о недостатках его молодой жены. Не нужно было по сути, а он все равно слушал. Хотя и он, и мать, да и все их семейство знали, что недостаток у Надежды один-единственный – это ее происхождение. Во всем остальном ее сложно было упрекнуть. Она была почти безупречна.
До недавнего времени, конечно. О том, что произошло, Сергей не знал, как сообщить своим родителям. Чтобы они выслушали, чтобы не впали в кому от его новости и чтобы потом позволили ему все исправить.
Не сообщить, скрыв все, было нельзя. Им скоро и так все станет известно, и тогда они ему не простят его молчания.
Потому и явился в первый выдавшийся выходной, оставив Надежду в недоуменном одиночестве. Она-то хотела за город съездить, посмотреть, как продвигается строительство дома. А он, встав, с утра оповестил, что уезжает к родителям. Она, возможно, и обиделась, но возразить не могла. Она никогда с ним не спорила, не перечила ему. Теперь тем более. Затаилась после случая с ее сестрицей и молчит. Все ждет от него великодушия. Не станет он ничего делать для этой девицы. И пальцем не шевельнет, чтобы ей помочь.