Грешница в шампанском - Романова Галина Львовна 17 стр.

И даже не в ревности дело было, это на тот случай, если она ему изменяла при жизни. И даже не в том, что его продолжали трепать прокуратура и милиция, вызывая через день.

На первое ему было наплевать… почти. А от второго он как-нибудь отделается, потому что не было у правоохранительных органов на него ничего.

Итак, он начал с ее домашнего компьютера и бумаг в столе ее кабинета. Что пытался найти, и сам не знал. Может, письма какие-нибудь. Может, фотографии или подарки…

Ничего не нашел. Никакого компромата. В компьютере даже музыкальных файлов не было, какие уж тут фотографии. В столе образцовый порядок, даже противно, будто в морге, честное слово.

Тогда Кагоров начал копаться в ее шкафах с тряпьем. Может, хоть там что-то найдется! Может, кожаные трусы или наручники, ошейник. Накидал в спальне кучу-малу из ее тряпок. Ничего! Ни единого намека на то, что Лилия тайно грешила, да еще с извращениями.

Непогрешимая сука! Фригидная непогрешимая сука!!!

Примерно так думал о ней Кагоров, переворачивая свой дом вверх дном. Измучился от бесплодных поисков, разозлился и наорал на домработницу, которая начала Лилькины тряпки обратно по шкафам распихивать.

– Ну что вы делаете, Ада Георгиевна?!

– А что?

Она испуганно прижала Лилькины лифчики к своей впалой груди. Ведь и домработницу нашла себе под стать – тарань таранью, будто нарочно где ее высушивала, а потом в дом привела.

– Зачем, спрашиваю, вещи моей покойной жены в шкаф суете?

Он стоял, похлопывая себе по ляжке свернутой газетой, где снова наткнулся на большую статью о новогоднем происшествии. Думал, что уже позабыли. Думал, что пора бы уже позабыть. Он-то старается! Ан нет.

Писака каких только предположений не делал, ноги бы ему выкорчевать. Додумался даже до самоубийства страдающей запущенной формой лейкемии несчастной госпожи Кагоровой. Не могла, мол, она позволить страшной болезни исказить ее совершенное тело и лицо. Взяла, мол, и отравилась.

Ну брехня же! Такая брехня, что стошнить может!

Лилька с каждой новой родинкой, с каждым крохотным прыщиком в больницу неслась. Раз в месяц сдавала все анализы, строго контролировала свой вес, уровень холестерина и сахара в крови. Массаж, обертывания, целебные травы. О какой запущенной форме страшной болезни речь идти может?!

Вскользь была затронута тема ревности. Молочный король, мол, хоть и обладает несметным богатством, но так до уровня покойной супруги и не поднялся. И это не давало ему покоя, это выводило его из себя, вот он, мол, и отравил несчастную.

Здесь Кагоров частично признал правоту бумагомарателя. Не так уж и не прав тот был, предполагая подобное. Только не рвался он к уровню покойной Лильки. Ему и на своем было комфортно. А ненавидел он ее совсем за другое. За то, что…

Кстати, а за что конкретно он ее ненавидел? За то, что дистанцию между собой и им держала все эти годы? За то, что жизни не признавала настоящей, выдумав себе изысканно-фарфоровую с золотой каемкой? За то, что ни разу за эти годы не захотела от него ребенка и ни разу не заорала на него, не заорала под ним?

Да много за что он ненавидел ее…

И травить он ее не собирался, это точно. Собирался устроить ей несчастный случай, продумав все детально и взвесив все до мелочей.

А что подумают, если будет вот так…

А что будет, если получится так, а не этак…

Все варианты были у него отработаны. Все нюансы. И травить он ее не собирался точно.

Это мороки одной сколько. Где-то надо взять яд. Как-то потом его ей подсыпать прилюдно, чтобы никто не заметил. Не дома же ее за завтраком было травить. Это же вообще идиотизм.

А вот кто-то с этим очень успешно справился, между прочим. Узнать бы кто, да…

Да руку ему пожать и поблагодарить сердечно. Он ведь теперь свободен, и еще как! Он теперь свободен и от брачных уз, и от необходимости совершать убийство, которое, может, до смерти бы его замучило, повторяясь в его снах.

– И куда же мне все это, Митенька?

Ада Георгиевна продолжала прижимать к себе Лилькино белье.

– Сложите все в коробки и поставьте к дверям, я отвезу.

– Куда?! – ужаснулась домработница, решившая, что он собирается все это выбросить на свалку. – Здесь же все такое дорогое! Шубы… Костюмы… Разве можно такие вещи выбрасывать?!

– Не собираюсь я ничего выбрасывать, Ада Георгиевна! – снова повысил голос на домработницу Кагоров.

Она его раздражала уже одним тем, что была нанята покойной супругой. Ну и, разумеется, тем, что не являлась обладательницей пышных форм и прелестной мордашки. С такой-то он бы теперь на груде этого барахла покувыркался…

Черт, а ведь и правда! У него давно уже не было женщины. Очень давно! В новогоднюю ночь только и получилось со Стаськой под лестницей, а потом все. Потом как отрезало.

Лилька преставилась. Менты нервы треплют. А тут он еще и в поиски какие-то ударился. А переспать теперь с кем-нибудь не помешало бы. Совсем даже нет.

– Собирайте все в коробки и быстро, – скомандовал Кагоров, решив проехаться до модельного агентства своей покойной жены.

Там он поговорит с заместительницей Лилии, попросит ее пристроить по комиссионкам тряпки. Не раздаривать же, в самом деле, такое добро. Ну и заодно девчурку себе там какую-нибудь сцапает.

Нет, для начала он, конечно же, в Лилькин кабинет наведается. Там все прошмонает. Может, что-то да натолкнет его на мысль о возможном отравителе. Потом соберет их всех, устроит поминки, вчера как раз девять дней было. Посидит, понаблюдает. И чья мордашка меньше всего будет изображать скорбь, ту он и поимеет.

Не нужны ему скорбящие, скука с ними будет, слюни, сопли.

Ах, как такое могло случиться! Ах, как нам без нее тут туго, плохо, гадко! И почему судьба оказалась так несправедлива!..

Нет, такой расклад его не устроит. Ему нужна развязная циничная стерва вроде Таисии. Которая и притворяться не станет, что ей горько и больно за умершую. Которая и удовольствие доставит и себе и ему. Которая и проговориться сможет, пролив хоть какой-нибудь свет на предысторию печальных событий.

Коробок набралось много, пришлось микроавтобус из гаража выгонять. Нажила за его счет, сука! Аж в машину не влезло! Ну ничего, теперь он хотя бы часть потраченных впустую денег вернет.

Подстегиваемый мстительными мыслишками, Кагоров стаскал в микроавтобус коробки. Оставил распоряжения насчет ужина хныкающей Аде Георгиевне, сказав, что у него могут быть гости и чтобы приготовила на троих человек.

Девчонка-то могла быть не одна. Их могло быть двое. Все зависело от того, насколько сильно они ненавидели свою бывшую работодательницу. Так же сильно, как и он?…

Странно, но плакали по Лильке почти все. Не навзрыд, конечно. Без сморкания в платок и причитаний. Очень красиво и пристойно плакали, но почти все. За исключением, может быть, ее заместительницы – Стешиной Катерины Ивановны. Та сидела особняком ото всех, занавесившись сигаретным дымом. Посматривала на шмыгающих носами моделек и время от времени тяжело вздыхала, колыхая дымовую завесу. То ли сочувствовала, то ли балаган с поминками ее утомил.

Его он утомил тоже. И давно бы уже свернулся, но девки засиделись, без конца вспоминая, какой прекрасной и милой была Лилия Кагорова. Восьмая бутылка коньяка закончилась очередным всплеском слезливых воспоминаний, и Стешина не выдержала.

– Все, сворачиваемся, девоньки. Все на сегодня свободны. Завтра как обычно. Да, Каныгина, с какой стати ты сегодня столько шоколада сожрала? Считаешь, что тебе все позволено?

Дело было не в шоколаде вовсе, а в том, что эта самая Каныгина, проплакав все то время, пока они поминали, не забывала таращиться на обеспеченного вдовца зазывающе и многообещающе. Другие тоже ели его глазами, но брюнетка Каныгина больше остальных.

От Стешиной Катерины Ивановны, изучившей своих девочек досконально, это не укрылось, конечно же. И почему-то это не привело ее в восторг.

Неужели тоже виды на него имеет? Скажите, пожалуйста, как он популярен. Но не настолько он проголодался, прости господи, и не за тем сюда прибыл, чтобы на такую, как Стешина, позариться.

«Сухопарая кобыла», – брезгливо подумал о ней Кагоров, рассматривая почти в упор неулыбчивое лицо, длинные спортивные ноги, маленькую, как у юноши, попку и крохотную, явно перекачанную на тренажерах грудь. Ничего-то в ней не было женственного, ничего-то мягкого и плотского, куда хотелось бы погрузиться и тонуть, тонуть. Все поджаро, мускулисто, жестко даже на вид.

– Вы извините, – не глядя на него, пробормотала Стешина, направляясь прочь из кабинета Лилии, где теперь Кагоров восседал хозяином. – Девчонки немного перебрали.

– Все нормально, Катюша, – он улыбнулся.

– Не называйте меня Катюшей! – вдруг очень агрессивно перебила она его, вернулась от двери к столу и, упершись совершенно не женскими ладонями о его край, процедила сквозь идеальные зубы: – Если хотите знать, то я не верю в случайность ее гибели!

– Случайность? А кто, извините, Катерина Ивановна, – он специально выделил интонацией ее отчество, – говорит о случайности? Это убийство! И по подозрению в нем сидит сейчас под следствием девушка…

– Это вздор! – снова перебила она его неучтиво, совершенно забыв, что он теперь ее работодатель. – Ее не за что было убивать. Либо хотели убить вас, либо…

– Либо? – поторопил он ее.

– Либо это вы убили Лилию!

– Я?!

«Еще одна сука!» – подумал он с раздражением. Еще одна сука из модельного агентства. Сидела, жрала и пила за его, между прочим, счет. Он вот даже охрану свою отпустил, сам и коробки таскал, сам и пакеты с продуктами в кабинет заносил. Старался! А эта сухопарая кобыла взяла и вот так ему в глаза!

– А вы не боитесь, что я вас…

– Уволите? Увольняйте! Все равно без нее ничего не сохранить. Все равно без нее все рухнет! Все растащат по кускам и клочкам. Включая вас, между прочим! На вас еще не началась охота?

– В смысле?

– Вы же теперь такой завидный жених! Правда, любить вас не за что.

Так вот прямо и сказала!

– Да? А вот жена меня любила и жила со мной вполне счастливо, – соврал он, не моргнув глазом.

Не всех же Лилька посвящала в их неурядицы. Не того была воспитания.

– Может, Лилия и жила с вами, – медленно произнесла она. – Но… Но она вас не любила никогда!

– Да ну!

Странно, но ему сделалось обидно от ее слов. Надо же, даже заместительница знала о его покойной жене что-то такое, чего не знал он и что сейчас пытался раскопать. Эта засушенная тренировками баба что-то знала про его Лильку, а он нет. Твою мать, а!..

– Я вам не верю, – решил подначить он ее. – Мы жили с ней счастливо. И она любила только меня.

– Нет.

Стешина покачала головой и снова полезла за сигаретой. И как это ей удавалось сочетать свои тренировки с такой обвальной тягой к никотину, непонятно.

– Нет, – опять проговорила она, затягиваясь. – Она не вас любила. Она любила совершенно другого человека. И очень страдала от этой любви.

– А почему это? – ему давно уже свело рот от желания выматериться, но он улыбнулся ей коротко и сухо. – Почему она страдала?

– Тот человек был не свободен! Все. Больше я вам ничего не скажу, Дмитрий.

И ушла, неумело виляя мальчишеской задницей.

А он остался, пытаясь стереть с души громадный плевок, который только что запустила в его сторону судьба устами Стешиной.

Что?! Что она только что брякнула?! Что Лилька всю свою жизнь страдала от неразделенной любви к человеку, который был несвободен?!

Кажется, так… Кажется, так он и думал, пытаясь отыскать среди гостей кого-то, кто хотел избавиться от его жены. И когда в столе он наткнулся на фотографию, которая все моментально расставила по своим местам, то почти не удивился. Он ведь так и думал.

Каныгина ждала его в холле. Она нарочно замешкалась возле огромного зеркала, будто бы подправляя макияж. Но он-то понял, выходя из лифта, что она его ждет. Застучала каблучками, торопясь, чтобы вместе с ним на улицу выйти, чтобы успеть заговорить и чтобы он предложил ее подвезти. Все в соответствии с законами жанра.

Только сейчас Кагорову вдруг стало не до чего. И расхотелось тащить к себе домой кого-либо и утехам плотским предаваться на кровати, где им пренебрегали все эти годы. Он-то обвинял жену в холодности, а оно вон как…

Он всю совместную с ней жизнь считал ее фригидной, а она, оказывается, все это время страдала от неразделенной любви. Она ложилась с ним спать, потом просыпалась под его испепеляющим ненавидящим взглядом каждое утро, старательно ему улыбалась, а за этой улыбкой…

За ней скрывались дикие страдания? Так, что ли?!

«Вот это номер! Вот это высший пилотаж, Лилечка! Ты достойна восхищения, – сказал бы он! – Достойна восхищения твоя выдержка, – добавил бы еще. – Равных нет тебе по притворству и умению солгать».

А он-то!..

Придурок тупоголовый, вот он кто! Ухитряется управлять такой империей, стратег всегда и во всем, безжалостный каратель, когда того требуют обстоятельства, и… рогоносец. Причем все наверняка это знали, а он нет!

– Ой, как холодно! Надо же, снова мороз! – глупым голосом пропищала где-то сбоку от него Каныгина.

Да, деточка, да. Зима на улице. Второй месяц уж как зима. Ты же не могла думать, выходя на улицу, что там соловьи вдруг запели! Нет, до майского ливня еще ой как далеко.

– Вы на машине? – усилила она захват, когда он оставил ее писк без внимания.

– Да. – Кагоров открыл водительскую дверь микроавтобуса.

– Не подбросите? – совершенно обнаглела девица. – Холодно очень, а у меня сапоги на тонкой подошве.

– Мне в другую сторону, – буркнул он неприветливо.

– Ой, какой вы… – она обнажила зубы заученно и профессионально, сдула со щеки черную прядку, выбившуюся из-под берета. – Вы же не знаете, в какую мне!

– Я знаю, что нам не по пути. Вопросы есть? – он сел и повернул ключ в замке зажигания.

Настырная Каныгина не уходила. Как бы под колеса не бросилась, с нее станется. Потом объясняйся с властями, что не маньяк, уничтожающий красивых женщин, а всего лишь жертва, на которую началась охота.

– У меня к вам вопросов больше нет, Дмитрий, – она улыбнулась с холодком в глазах. – У вас могут быть ко мне.

– Да ну! У меня к вам вопросы? – он начал тихонько катить машину назад, Каныгина шлепала рядом с открытым водительским окошком, положив ладонь на дверную ручку. – Извините, не знаю вашего имени…

– Натали.

– Очень приятно. Так вот, Натали, все, что мне нужно было знать, я уже знаю. И вопросов у меня больше никаких нет. Все понятно?

– Понятно, – она закусила губу в досаде, отпустила ручку автомобиля, вздохнула и пробормотала напоследок, перед тем как он вдавил педаль газа: – Ну что же… Если вопросы все-таки появятся, приезжайте, звоните. Вот моя визитка…

Он сморщился, ну что за прилипчивая особа. Хотя, может, так и надо пробивать себе дорогу в жизни. Именно так вот: хватаясь за дверь автомобиля, ломать ногти, зубы, набивать себе шишки, сорить вокруг себя визитными карточками.

А вдруг повезет? А вдруг когда-нибудь скучающему магнату попадется на глаза этот тисненый клочок картона, он вспомнит и позвонит?

Визитка Каныгиной спланировала куда-то ему под ноги. Он даже не соизволил ее поднять.

– Всего доброго, – промямлила она, заметив, что он не проявил никакого интереса к ее визитной карточке.

– Всего доброго.

Он нажал кнопку стеклоподьемника, и стекло медленно поплыло вверх. Последнее, что он услышал, как Каныгина снова с заискивающими нотками в голосе произнесла:

– Если вдруг вам понадобится информация о вашей жене, позвоните. Думаю, я смогу пролить свет на некоторые события.

Да пошла она со своим вкрадчивым враньем! Что угодно скажет, лишь бы к нему в штаны залезть. Такие, как она, точно не станут страдать от неразделенной любви. Такие и про любовь-то знают лишь понаслышке. А вот Лилька его…

Та знала. И страдала, пронеся свое неразделенное чувство через всю свою недолгую жизнь. Черт, а ведь это даже достойно уважения. При всей своей к ней неприязни не признать, что это – поступок, Кагоров не мог.

Но одно дело, когда твои страдания живут только в тебе. Они то медленно угасают, то вспыхивают с новой силой и не причиняют вреда никому, кроме тебя. И совсем другое, когда это приносит страдания другим людям и толкает их на преступление!

Ведь какой силы должна быть ненависть того, кто подсыпал ей яд! Как остро, глубоко и сильно должен был этот человек чувствовать и страдать от этой ее гребаной неразделенной любви.

Сука! Сука малохольная! Скольким людям жизнь попортила! Ему вот, к примеру, и тому, кто яд ей всыпал. Правильнее не тому, а той, конечно. Интересно, а она мучается сейчас, отправив его жену на тот свет? Или облегчение дикое испытала? Надо бы спросить. А он и спросит! Прямо сейчас поедет и спросит ее об этом. И пускай только попробует отпереться, он тогда…

Глава 17

– Она выпущена под подписку о невыезде, Володя. Родственники внесли за нее залог. И хватит уже об этом! – Наталья сердито посмотрела на своего коллегу. – Что сегодня не так? Снова молния на сапоге сломалась?

– Нет, – пробурчал он, отворачиваясь от нее к стене, прямо как ребенок маленький. – Сегодня с сапогами все нормально. Сегодня начальство меня с утра перехватило и к себе в кабинет привело. А там… Ты-то припозднилась, а я вовремя под раздачу попал. Да как?! Да почему? Да такой влиятельный человек, а вы не можете среди узкого круга людей найти убийцу! Как могли так долго продержать родственницу еще одного влиятельного лица? А они там, блин, все влиятельные, куда пальцем ни ткни! Убийцу мы найти не можем! Найди его, как же! А девчонку почему выпустили?

– Ну, во-первых, муж сестры вмешался, а он человек в городе не последний. А во-вторых, что у нас на нее, кроме этого пузырька в ее руках? Ничего! В момент, когда покойная носилась с бокалами, Таисия на другом конце комнаты стояла. Ни к бутылкам, ни к бокалам не подходила. Если кто и может попасть под подозрение, так это хозяин дома – он разливал шампанское, муж потерпевшей – он рядом стоял, и сестра нашей подозреваемой, с которой покойная уединялась для разговора. Все эти люди находились в непосредственной близости от покойной и имели доступ к ее бокалу. И есть еще кое-что…