Юрий, оглядев еще раз бывших узников, приказал:
— Князей помыть, одеть, накормить, через десять дней быть им во Владимире. С сего дня они не пленники, а гости мои, и обращаться с ними, как того требует чин! С тебя спрошу, коли что! — кивнул он в сторону воеводы.
Через десять дней рязанские князья предстали перед Юрием Всеволодовичем в Посольской палате. Они отдохнули, посвежели, приняли человеческий вид. Великий князь с трудом, но все-таки распознал каждого: Глеб, Роман, Кир Михаил, Святослав, Изяслав, Ростислав. Здесь же были и их воеводы, бояре, освобожденные ранее. Чуть в стороне, поддерживаемый монахами, стоял епископ Арсений.
Юрий встал с кресла, стоявшего на возвышении.
— Зла на вас не держу! — чеканя каждое слово, в полной тишине произнес великий князь. — Что было, то быльем поросло. Но и вы зла не таите. Отпускаю вас, ваших бояр, воевод и дружину вольно. Знаю, что вы немало телесных мук приняли, но не я вас в поруб сажал, я вас из него вызволил. Мало того, хочу, чтобы вернулись вы в Рязань не нищими. В возах, что стоят во дворе, немало отмерено злата-серебра каждому, за городом табун лошадей, обоз с едой и всяким добром. От вас же хочу одного: чтобы в земле володимирской видели не врага, а старшего брата, который всегда придет на помощь Рязани, только позови. Не войны, но мира хочу!
Юрий задохнулся от волнения и опустился в кресло.
— Дозволь слово, великий князь? — Из толпы рязанцев вышел князь Глеб, поклонился поясно и, со слезливой дрожью в голосе, продолжил: — До конца дней своих мы будем молить Господа о здравии твоем. Тебя же благодарим за милость, за щедрость, за мудрость. В том все едины и крест целуем в верности тебе, великий князь!
После крестного целования Юрий отпустил всех рязанцев домой. При прощании много было клятв, заверений, но, несмотря на это, червь сомнения точил доброе в душе князя: простят ли рязанские князья унижения, страдания, забудут ли они земляную яму, голод, болезни, не озлобились ли их сердца, не ожесточились? Может, надо бы было всех разом убить по пути из Петрова во Владимир да на татей шатучих возложить вину?
Несколько дней он мучился сомнениями и в конце концов решил: будь что будет. И слава Господу, что удержал от смертного греха.
3
Юрий не спал. Уже прошло два дня, как получил он письмо от Константина, но с ответом так и не смог определиться. Что ответить? Константин писал, что отец принял решение под влиянием злых советчиков и будучи слабым в уме, что великое княжение принадлежит ему и он его не уступит. В конце же письма шла приписка, что не хотелось бы кровь христианскую проливать, но ежели Юрий не внемлет слову, то придется это сделать.
В письме была явная угроза, и от ответа Юрия зависели дальнейшие действия старшего брата. Что же делать? Новоявленный великий князь не хотел обнажать меча, не хотел войны.
Решение подсказала Агафья Всеволодовна. Видя мужа озабоченным, с красными от бессонницы глазами и выяснив, отчего все эти ночные терзания, она вкрадчивым голосом посоветовала:
— А ты всю ношу-то на себя не взваливай, подели ее между братьями. Призови на совет бояр, воевод, епископа Иоанна.
— Ну нет! Только не Иоанна, — запротестовал Юрий Всеволодович. — А вот с братьями посоветоваться следует. Владимир и Святослав ноне здесь, за Ярославом и Иваном пошлю.
— Вот и хорошо, вот и славно, — ворковала Агафья. — Батюшка-то, Всеволод Юрьевич, упокой его душу Господи, не раз говаривал, чтобы ты на братьев своих опирался во всех своих делах, возле себя держал, вместо отца им был, а надо… и советовался с ними.
Вначале Иван, а затем и Ярослав по зову брата приехали в стольный град Владимир. Не виделись со дня похорон и потому встрече были рады. За столом было шумно, весело, вспоминали детские проказы, Ярослав с ужимками и прибаутками рассказывал, как ездил в Торопец на смотрины дочери Мстислава Удалого, как тайно проник на княжеский двор и что не только видел молодую княжну, но даже разговаривал с ней, сказавшись заезжим купцом. Видимо, торопчанка пришлась по сердцу Ярославу, потому что тот неожиданно, вполне серьезно, закончил свой рассказ просьбой:
— Сосватаешь ли мне невесту, брат Юрий?
— Не рано ли? Года не прошло, как похоронил половчанку! — улыбнулся великий князь.
— Не рано, — помрачнел Ярослав. — Одичаю я в своем Переяславле. Только и радость, что охота вольная, зверья много. Да наскучило по лесам гонять. — И уже тише добавил: — Не поедешь сватом, Константина попрошу. Ему не впервой.
Юрий уже прикинул выгоду от родственных связей с Мстиславом Удалым и, рассмеявшись, заверил брата:
— Чего скис? Сосватаю тебе торопецкую княжну. Как зовут-то девицу? У Мстислава не одна дочка.
— Ростислава.
Когда о житье-бытье было переговорено, воздано должное еде и питью, Юрий, отставив кубок с вином в сторону, сказал:
— Собрал вас, братья, не только чтобы свидеться, но и совет держать. Получил я письмо от Константина. Вот оно.
Юрий достал свиток, медленно прочитал его и чуть погодя в нависшей тишине спросил:
— Что скажете, братья? Какой ответ дать Константину?
После длительного молчания первым нарушил тишину Ярослав. От шаловливого озорника, рассказывавшего о торопецких смотринах, не осталось и следа. Спокойно и взвешенно он произнес:
— Не след Константину свару заводить. Отец звал его сесть на великокняжеский стол, да он сам не захотел покидать Ростова. Чего теперь кулаками махать…
— Мы волю отца чтим, брат! — воскликнул, вскакивая, младший Иван. — Тебе в верности крест целовали! От тебя не отступимся! Коли надо будет, приструним брата Константина!
— Что? Ногой на него топнешь? — усмехнулся Святослав. — Константин не просто удельный князь, он — старший брат, и по старшинству стол ему принадлежит.
— А как же воля отца? — спросил Юрий. — Он передал мне великое княжение и завещал держать его крепко.
— Есть высшая воля, божья: от отца — к сыну, по старшинству. И никто не смеет нарушить установленный порядок.
— Это кто же тебя так вразумил? — спросил Ярослав.
— Епископ Иоанн. Он несет слово божье…
— Постой, постой! — остановил речь Святослава Юрий. — А давно ли ты с ним встречался?
— Неделю тому. Он приезжал в Юрьев, гостил, рассказывал о делах твоих неправедных, о том, что войско готовишь супротив Константина! — запальчиво выкрикнул Святослав.
— И меня проведал Иоанн, — чуть смущаясь, произнес Иван.
— Ко мне тоже приезжал, — махнул рукой Ярослав, — да я его спровадил быстренько, а ноне он в Ростове, у брата Константина.
— Мутит воду Иоанн, — осуждающе покачал головой Юрий. — Ты что, не понимаешь? — обратился он к Святославу. — Константин что чернец, ему только сана не хватает. А станет он великим князем, кто владеть землей володимирской станет? Иоанн!
— Не возводи напраслину на епископа! Не о своей корысти, о единении и силе земли володимирской заботы его. Я ему верю! — упрямо боднул головой Святослав.
— Вот и шел бы к нему! Он быстро на твою голову клобук [47] наденет, — рассмеялся Ярослав.
Засмеялись и остальные братья.
Святослав вскочил со своего места, хотел было что-то сказать, но, отчаянно махнув рукой, выбежал из трапезной.
— Зря ты его так, — озадаченно потер лоб Юрий. — Ты же знаешь, какой Святослав обидчивый.
— Обидчивый, да отходчивый. Пусть подумает. Нечего под дудку Иоанна петь, свою голову иметь надобно. Да ты не тревожься. Малость ветерком обдует его горячую голову, и вернется, — уверенно произнес Ярослав.
Но Святослав не вернулся. Не дожидаясь утра, еще ночью он со своими боярами выехал в Ростов.
Утром Ярослав и Иван разъехались по своим уделам. Они заверили Юрия, что поддержат его во всем. Надо будет, придут с дружинами. Владимир же опять не поехал в свой удел, назначенный ему Юрием Всеволодовичем. Он выжидал и лелеял надежду осесть в Суздале. Удел больше, богаче, а главное — Владимир близко. Жизнь — она долгая. Всякое может случиться: кто ближе, тот, может статься, и займет великокняжеский стол.
Юрий до поздней ночи писал письмо, тщательно подбирая слова, чтобы ненароком не обидеть старшего брата, не уязвить его княжеской чести. Но в конце письма твердой рукой вывел: «Отец мне старшинство и град Володимир дал. Я крест в том целовал и клятву не нарушу!»
4
Сосватали невесту споро. Со свадьбой решено было не затягивать: жених торопил. Уж больно распалила сердце Ярославово княжна. Увидев ее впервые, Юрий по-хорошему позавидовал брату. Девушка была высока, стройна, черноброва и черноглаза. Она чем-то напоминала прежнюю жену Ярослава, половецкую княжну, но та была маленькой, худенькой, словно отроковица, эта же сияла пронзительной красотой. Решение отца выдать ее за брата великого князя Ростислава приняла с холодной покорностью, как неизбежное. Юрий одарил ее подарками, но они не радовали торопецкую княжну, так как близилось время расставания с батюшкой и матушкой, сестрами и подружками, с беззаботным девичьим житьем. Великий князь ей не глянулся. «Ни статью не вышел, ни обличьем. Ежели и Ярослав такой же, то радости от мужа будет немного, — разочарованно поглядывала Ростислава на именитого свата. — Но делать нечего. Такова воля батюшки».
Два дня ожидали в Переяславле Константина и Святослава, но те так и не появились. Из Ростова вместо старшего брата приехал боярин Еремий Глебович с подарками молодым и письмом. Прочитав послание от Константина, Ярослав в сердцах кинул свиток на пол и обиженно воскликнул:
— Сказался больным! Бог ему судья! Ждать больше некого, едем!
Свадебный поезд растянулся аж на версту. Князья, бояре, дружинники, в дорогие одежды одетые, на аргамаках, под перезвон колокольцев, переливы свирелек, дудок въезжали в город. Такого великолепия Торопец еще не видел. На крыльце княжеского терема дорогих гостей встречал Мстислав Удалой. Ростислава, укрывшись за занавесочкой, из окошка украдкой высматривала Ярослава. Каково же было ее удивление, когда в спрыгнувшем с аргамака молодце она узнала заезжего купца, опалившего ее сердечко дерзким взглядом серых глаз.
Венчал молодых епископ новгородский владыка Митрофан.
Свадьба удалась шумной, веселой. Пировали и в Торопце, и в Переяславле. Все радовались счастью молодых. Да и невозможно было не радоваться, глядя на сияющие лица Ярослава и Ростиславы, не сводящих влюбленных глаз с друг друга.
После свадьбы, перед отъездом Мстислава в Торопец, Юрий предложил торопецкому князю опробовать подаренного ему жеребца. Тот охотно согласился, понимая, что дело здесь не только в подарке.
Выехали за город вдвоем, оставив и бояр, и дружинников на княжеском дворе. Конь оказался хорошей выучки, в меру горяч, быстр и вынослив. Мстислав Удалой остался подарком доволен.
— Комоня этого привели мне из Ошела. Булгары же добыли его где-то на юге у арабов, — охотно пояснил Юрий. — В зиму жеребца поберечь надобно. Он к нашим морозам непривычен, загубить красавца можно, — предупредил он.
— Побережем, — смеясь, Мстислав похлопал ладонью жеребца по холке. — Я его к двухлеткам в табун пущу. То-то приплод знатный будет.
Мстислав спешился и повел коня в поводу.
Спрыгнул с лошади и Юрий. Он никак не мог начать нужного ему разговора, но Мстислав помог ему в этом сам:
— Не скрою, великий князь, лестно мне породниться со Всеволодовичами. Вижу, обиды на меня не таишь за Святослава. Иначе бы сватом ко мне не приехал. Не так ли, Юрий Всеволодович?
— Так, Мстислав Мстиславич, — согласился Юрий. — Делить нам с тобой нечего. У тебя своих забот вдосталь, а у меня от своих хребет трещит.
— Верно, нелегко тебе. Всеволод Юрьевич, того не ведая, посеял семя раздора между тобой и Константином. Какие всходы то семя даст, не ведаю, да только был он у меня, жаловался, просил помощи.
— И что ты, Мстислав Мстиславич, за кем стоишь? — нахмурив брови, спросил Юрий князя.
— Помириться вам надобно, — ушел Мстислав от ответа. — На вас ноне вся Русь смотрит. Не было еще такого, чтобы порядок наследования нарушать.
— Не я его нарушил, — начал было Юрий, но Мстислав его остановил:
— Знаю и потому прошу: помирись с Константином, уступи ему великое княжение.
— Не проси, князь, не могу. Не могу и не хочу. Силы в себе чувствую для дел великих. Константина же обуяла жадность. Я предлагал ему поменяться: мне — Ростов, ему — Володимир и даже Суздаль. Что он мне наметил в удел? Переяславль Южный!
— Я ваших дел не знаю, но прошу: не трогай Ярослава. Пусть поживет, помилуется с молодой женой.
— И этого обещать тебе, князь, не могу. Ярослав сам за себя и решит, с кем он. Я же заверить могу в одном, что первым меча не обнажу.
— Спасибо и на том… — После длительного молчания Мстислав Удалой продолжил: — И за подарок спасибо. Хорош жеребец. Но надо возвращаться. Верно, заждались нас бояре. Ты уж прости меня, Юрий Всеволодович, коли что не так. Поверь, я от чистого сердца тебе добра желаю, но правда не на твоей стороне.
На следующий день гости разъехались по своим городам. Юрий вернулся во Владимир, и здесь его настигла весть: Константин собрал дружину и готовится выступить на Владимир. Юрий Всеволодович тут же отправил гонца в Переяславль к Ярославу: идти ему с ратниками к Ростову. Вскоре выступил и сам с дружинами владимирской и суздальской. У Ростова, за рекой Ишнею, сошлись владимирцы, суздальцы и переяславцы, а с противоположной стороны реки встали ростовцы. Ишнея, маленькая и спокойная, от таяния снега и льда разлилась и стала непреодолимой. Даже княжеские походные шатры пришлось поставить далеко от берега, на опушке леса.
Ярославу не терпелось вернуться к молодой жене, и потому он торопил брата:
— Чего мы сидим? Надобно строить мост и идти на ростовцев. Вон их сколь мало. Я с одними переяславцами затопчу их конями!
— Ты прав, мы сильнее Константина, — согласился Юрий с братом. — Только надобно выждать малость, чтобы он уразумел, понял, что слаб, что супротив нас ему не выстоять.
— А батюшка покойный меня учил: коли меч обнажил, так не грозить им надобно, а головы врагов рубить, — не унимался Ярослав.
— Так то головы врагов, — улыбнулся Юрий снисходительно, — а перед нами не враги.
— Тебе виднее, брат. Ты — великий князь, ты и думай. Токмо ждать мочи нет: грязно, холодно, тоскливо.
К концу недельного противостояния от ростовского берега отплыла лодка.
Посланцев Константина незамедлительно привели к Юрию. Ими оказались бояре Иван Родилович и Еремий Глебович. Долго говорили братья с боярами и в конце концов сошлись в одном: Константин сидит в Ростове, Юрий во Владимире, а кому быть великим князем, решит время. С тем и разошлись по своим уделам, но ненадолго.
Владимир устал ждать лучших времен. Во главе своих бояр и дружины он пошел на Волок Ламский, а оттуда на Москву. Не встретив сопротивления, Владимир вошел в московский детинец.
— Думается мне, что здесь не обошлось без Константина, — в размышлении произнес Юрий, выслушав своего тайного доглядчика, прискакавшего из Москвы. — А что Святослав? Его нет с Владимиром?
— Нет, государь. Князь Владимир был один.
— Хорошо. Возвращайся. Я должен знать обо всем, что делается в Москве, — отпуская доглядчика, напутствовал его князь.
5
Кострома горела.
Ростовские дружинники налетели коршунами неожиданно, в полдень. Вначале занялись посады. Но сильный порывистый ветер погнал огонь по узким костромским улочкам от дома к дому, от тына к тыну, растекаясь и охватывая весь город. Спасения не было. Люди в страхе и ужасе метались в огне, задыхались в дыму, а ростовские всадники со взгорка наблюдали за гибнущим городом. Лица их были мрачны и растерянны.
Какая-то городская баба с обожженным лицом и в тлеющим на спине летнике, пятясь от пылающих изб, причитала:
— Да за что же ты, Господи, наказываешь нас? В чем наши прегрешения? — И, увидев ростовских дружинников, она завопила: — Будьте вы прокляты, душегубы! И князь ваш да не возвидит света белого! Пусть дети ваши высохнут от голода и жажды, а жены пойдут в полон!
Крайний от нее дружинник тронул поводья и, перегнувшись в седле, взмахнул мечом. Крик оборвался, и женщина ткнулась окровавленной головой под конские копыта.
— Более нам здесь делать нечего, — оглядев еще раз пылающую Кострому, угрюмо произнес воевода Иван Родилович. Ему, как и его дружинникам, не по душе было приказание князя Константина. Знал, что этот пожар обернется не одной бедой на земле ростовской. Воевода говорил об этом князю, да тот и слушать не захотел. Ноне у него в советчиках сам епископ Иоанн. — Путь нам на Солигалич, а потом на Нерехту. Князь Константин приказал разорить городки.
Возрадовавшись легкой победе над москвичами, прослышав, что Константин пожег Кострому, захватил Нерехту и Солигалич, Владимир вознамерился расширить свой новый удел. Жадные до чужих земель руки он простер к Дмитрову — городку малому, тихо жившему под рукой Ярослава Всеволодовича. Дмитровский воевода Афанасий Микулич, упрежденный о подходе дружины князя Владимира, своей страстной речью распалил в жителях города решимость отстоять Дмитров от грабежей самозванцев. По его приказу сами дмитровцы пожгли посады и затворились за стенами города. Когда же подошла дружина князя Владимира, то встречена она была тучей стрел. Такого поворота дел князь не ожидал. Его просьбы и угрозы отворить ворота не возымели должного действия на защитников города, и тогда Владимир приказал дружинникам взять Дмитров приступом. Однако мирные доселе дмитровцы показывали чудеса храбрости и стойкости. Раз за разом они отбивали приступы владимирских воинов, а когда до Дмитрова докатилась молва, что князь Ярослав идет с войском на помощь осажденному городу, Владимир отступился. Спешно он свернул лагерь и пошел к Москве. Но воевода Афанасий Микулич настолько расхрабрился, что, посадив сотню мужиков на лошадей, погнался за дружиной Владимира и, настигнув замыкавший отход отряд, перебил его до последнего воина.