Это было просто место, а не дом. Просто случайное необжитое пространство, где воняло плесенью, грязью и чем-то отвратительно сладким, кажется, ванилью.
Жанна топталась у порога странной комнаты, не решаясь войти.
— Ну! — требовательно произнес мужчина, что привел ее сюда. — Смелее, разве не сюда ты шла?
— Иди, иди. — Сзади в спину ее грубо подтолкнул тот самый парень, которого угрюмый мужик называл при ней неоднократно Вадимом. — Заходи и рассказывай.
Рассказывать ей было, собственно, нечего. Все, что она могла и хотела, она выкрикнула еще там, в бетонном мешке, в котором ее со всех сторон стиснула местная шпана.
И что мужа пытается спасти, и что он со Светланой Светиной состоял в отношениях, и что его пытаются ложно обвинить в убийстве.
Об этом они знали.
А о том, что и как на самом деле она чувствовала, Жанна рассказывать не собиралась. Не тот случай, как сейчас принято говорить и как не раз острил ее старший Антоша. Делить свое личное горе тут не с кем, она лучше дворовой собаке все расскажет, чем этим двоим.
Жанна прошла на середину грязной запущенной комнаты. Остановилась, сведя руки перед собой и с силой стискивая пальцы, ну до того тряслись…
Попыталась выглянуть в окно — не получилось. Стекла, состоящие из кусков средней и совсем крохотной величины, были столь грязны, что через них ничего не было видно.
— Неужели… Неужели он с ней встречался именно здесь?! — совершенно неожиданно вырвалось у нее.
— Вряд ли, — вдруг охотно отозвался на ее неосторожную реплику парень. — Сколько живу здесь, ни разу ни одного мента не встретил. Нет, случались облавы, но это же не то. Так ведь?
— Не знаю, — промямлила она неуверенно.
Она и правда не знала, как ее Женька мог, где мог и сколь раз мог. Как-то не вязалась в ее воображении картина романтических встреч двух влюбленных и эта вот загаженная до безобразия комната.
— Вряд ли они здесь влюблялись, — подал голос из угла коротко стриженный угрюмый мужик, он уселся на единственную табуретку, зло расшвыряв из-под нее грязную обувь. — Не такая она дура, чтобы тащить сюда своего любовника, да еще и мента! И не потому, что считаю их элитой там какой-то, просто здешний народец ей этого не простил бы никогда.
— Это точно! — эхом отозвался Вадим.
Ага! Значит, здесь он — ее кобелирующий супруг — не бывал лишь по той причине, что так же, как и его обманутая жена, являлся изгоем на этой Угловой улице.
Ну, ну…
— Думаю, что встречи проходили где-то в городе, — снова продолжил развивать тему их встреч мужчина, очень внимательно и очень пристально наблюдая ее смятение.
— Где? — вскинулась она просто потому, чтобы не молчать, изнывая под его тяжелым изучающим взглядом.
— Не знаешь? — вопрос был явно обращен к ней и явно был с подвохом.
— Я?! Я знаю?! Да вы что?! — Все же им удалось ее немного расшевелить. — Знала бы я…
— То что? — снова подхватил вторым голосом парень, глянув со значением на своего старшего спутника. — Слышь, Стас, а может, это она ее, а?
— Я?! — Ее изумление пошло по второму кругу. — Я ее?
— А это мысль, Вадим. — Тяжелая лобастая голова упала на левое плечо, словно ей невыносимо уже стало сидеть неподвижно на крепкой, в два обхвата ее пальцами шее. — Почему эту версию никто не взял в расчет? Почему бы этой холеной дамочке не убить любовницу своего мужа? Подозревался твой кобель в измене, так ведь? Подозревался! И следила за ним наверняка. И видела, как они…
— Нет. Ничего у вас не получится, парни. — Жанна расцепила руки и провела кончиками пальцев по лицу, оно было ледяным и оттого казалось чужим и безжизненным. — Я выходила в ту ночь из дома, это правда, но…
— Но?!
— Но лишь для того, чтобы встретиться возле подъезда с одним человеком.
— С которым?
— С тем самым, черт бы вас побрал, у которого меня Женька украл прямо из ЗАГСа!
Присвистнули они, кажется, одновременно. Минуты на три повисла странная пауза, казавшаяся в этой неопрятной комнате такой же отвратительной и неопрятной. Жанна не была дурочкой и прекрасно понимала, что обмозговывают сейчас эти двое.
И не ошиблась.
— Вашему полку прибывает с каждой минутой, — со странным скрежетом в голосе произнес лобастый мужик и снова поставил свою тяжеленную голову на место, и повращал ею из стороны в сторону, будто на невидимую резьбу насаживал. — Муженек сидит, у него мотив очевидный. Жена на свободе пока, но тоже рыло может быть в пуху. А тут еще и бывший женишок объявляется, у которого тоже с мотивом проблем как бы нет. Что скажешь, красотка? Итак… Итак, вас уже трое! Кто следующий?
— А вы?! Вы кто?! Что вам за дело?! Допрашиваете тут! — Жанна фыркнула, будто кошка, и неожиданно двинулась прямо на мужика, будто собиралась напасть на него, будто могла с ним справиться, будто решимость ее могла что-то изменить сейчас. — Про жену какую-то мне плели всю дорогу! Не было у Светиной никакого мужа, так вот! Ни родителей, ни детей, ни братьев, ни сестер, ни мужа! Ни-ко-го! Все, кто у нее был, это мой муж — скотина, да еще с десяток любовников, с одним из них она, кстати, и сгорела! А что касается глупых подозрений в мой адрес…
Она запнулась, наткнувшись на его взгляд, и пробормотала уже без былого напора:
— То это так же глупо, как и мой теперешний допрос.
— Почему?
Взгляд мужика остался таким же: очень тяжелым и очень болезненным. Будто у него ныли сейчас все зубы. Нет, неверно. Будто ныло у него сейчас все тело, голова, сердце и все, что к этому прилагалось. Будто силился он как-то подавить всю эту маетную хворобу и перестать чувствовать, но непреодолимая тяжесть, как пудовый камень, не давала, не пускала, не велела…
И она снова сказала совсем не то, что собиралась. Вернее, не сказала, а спросила, для чего-то наклонившись почти к самому его лицу. Как сестра милосердия, ей-богу!
— Вам больно?!
По грязной комнате снова мерзким шершнем поползла гнетущая нечистоплотная тишина.
— Вам больно? — повторила Жанна вопрос, скорее из упрямства, сострадать ему она не могла, а удивляться научилась весьма кратковременно.
— Допустим, что с того, — хмыкнул он, опуская глаза в свои колени. — Тебе что с того, красотка?! Что тебе до моей боли?!
— Эй, вы двое! — позвал их от двери парень, которого совсем не раздражали ни грязь, ни запустение, а больше донимал непонятный диалог, растянувшийся в нудную бесконечность. — Вы теряете драгоценное время! За которое… Первое: ваш муж может уйти под суд, а оттуда прямиком на нары. И второе: твоя подозреваемая, Стас, может умыкнуться к черту на кулички, только ее и видели.
— А что?.. Есть еще одна подозреваемая?!
Жанна отошла от сидящего на табуретке мужика, кажется Стаса, подальше. Слишком много было для нее его боли. Слишком!
Ей даже привиделось в какой-то момент, что его глаза точь-в-точь как у их дворовой собаки. Нет, она, конечно же, не собиралась кормить этого бугая с плечами шире дверного проема котлетами и сосисками из собственного холодильника, но…
Но если бы он так же, как бедная псина давеча, вдруг положил ей голову на колени, она бы вряд ли смогла его оттолкнуть. Не раз ведь удивляться приходилось, как бывают милосердны люди к братьям нашим меньшим, обходя огромное людское горе стороной.
Нет, она бы точно его не оттолкнула.
— Стас! — снова нетерпеливо позвал его Вадим. — Ну, чего ты?! Давай уже. Спрашивай по существу и… надо что-то делать!
Мужчина отозвался не сразу. Какое-то время молчал, какое-то — глядел на них обоих. Потом брезгливо косился по сторонам, цепко вымеряя каждый квадратный сантиметр крохотной Светкиной жилплощади, затянутой паутиной и запустением. Потом с ленивой грацией разбуженного обстоятельствами медведя потер ладонью затылок и эхом откликнулся:
— Да… Надо что-то делать… Как тебя зовут?
— Меня? — переспросила Жанна, потому что он не смотрел сейчас на нее. Потом сообразила, что глупо спрашивать, раз эти двое изначально обращались друг к другу исключительно по имени, и проговорила: — Жанна… Масютина Жанна… Жена того самого человека, которого…
— Да я это уже понял. — Стас недовольно сморщился, будто снова почувствовал острый приступ боли во всем своем огромном неповоротливом на первый взгляд теле. — И вот что я хочу тебе сказать, Жанна. Твой мужик не мог убить Светку Светину, потому что ее изначально там не было.
— Как это? Где не было?!
Память тревожно всколыхнулась, отмотав назад почти двадцать четыре часа.
Дикая жара. Переполненный спертым горячим воздухом торговый ларек. Ленивый до обморока продавец с его неосторожным заявлением, будто Светка бы так запросто не далась в лапы смерти, что она ни за что не погибла бы так глупо и неосторожно. Может, и не дословно, но что-то очень похожее по смыслу.
Она еще, помнится, спросила себя тогда: что ей приемлемее. А потом как-то забылось, стерлось, вытеснилось все.
И вот теперь этот Стас говорит о том же. А ведь спалить его мозг было куда сложнее, да и зноя такого не наблюдалось. И причем он ведь был не один, у него был единомышленник, который ляпнул по неосторожности про подозреваемую.
— Светки не было в том доме, когда там все загорелось. Там была моя… Там погибла моя жена Тамара. — Выговорив все это через великую силу, Стас снова пристроил голову к плечу и закончил уже и вовсе бесцветным голосом: — Значит, либо твой муж обознался, приняв мою Тамару за свою Свету. Либо он никого не убивал.
Бутылка… Снотворное… Отпечатки пальцев на бутылке… Светлана, которая жива… Тамара, которая погибла…
Она точно сойдет с ума от всего этого бедлама! Просто возьмет и очумеет!
С одной стороны, хорошо бы порадоваться. Раз не убита Светина, значит, ее муж не виноват. Но раз не убита Светина, то она где-то!
Пациент скорее жив, чем мертв, так?!
Эта стерва жива! Она живее всех живых! Она даже живее той гадкой стонущей боли внутри, которая то затухает, обволакивая льдом, то снова вспыхивает с прежней силой.
Она жива и может объявиться где-то рядом уже сегодня или завтра, или в тот самый день, когда Масютин выйдет на свободу.
«…И свобода вас встретит радостно у входа…»
А встречать придет Светлана Светина. И бросится на шею ее мужу, опередив Жанну на полкорпуса.
Нет! Этого не может быть! Этого не должно случиться! Они должны… Должны ее опередить, черт возьми!..
— Еще как может! — встрял мающийся возле входа Вадик. — Я своими глазами видел ее в ночь пожара.
— Она могла погибнуть позже, — робко предположила Жанна, беспомощно оглядываясь.
Нет, ну почему все снова против нее, даже гадкие девки не желают погибать, хотя бы ради сохранения их с Женькой семьи. Очень плохо она сейчас подумала, эгоистично и негуманно, но почему снова тень этой дряни где-то рядом?!
— Не могла она погибнуть позже, потому что в доме была Тамара, все! — две тяжелые ладони, словно саперные лопатки, гвозданули по громоздким коленям, обтянутым пыльными джинсами. — Это не обсуждается! Обсуждается другое… Кто убил мою жену?! Кто?! Это вряд ли мог быть твой муж, он знал свою любовницу в лицо. Это вряд ли мог быть твой бывший ухажер, потому что нелогично как-то убивать незнакомую твоему мужу женщину, глупо и нелогично. Это вряд ли могла быть ты, потому ты еще жива. Но в этом деле замешана Светина. Это так же верно, как то, что все мы сейчас видим друг друга. Она приехала в наш город. Сорвала Тамару с места, заставив отчего-то проплакать целую ночь. Потом держала ее подле себя и, подставив, куда-то подевалась в чужой одежде.
— А в чьей?
Голова у нее уже не шла кругом, она ехала, она крутилась самым настоящим чертовым колесом. И лица мелькали перед глазами с той же самой чертовой скоростью.
Женька… Непонятная загадочная девушка Светлана, которая, как оказалось, ни в воде не тонет, ни в огне не горит. Не знакомая никому замужняя женщина Тамара, чей муж теперь безутешен и жаждет мщения. Тут еще Удобнов, шлейф приключений за которым тянулся километра на три.
Как все это собрать в одну колоду, перетасовать и вытащить сразу три нужные карты: мотив, точная картина преступления, преступник?!
— Их сначала усыпили, — пискнула Жанна жалобно, замотав головой. — Бутылку вина купил Масютин. Есть фотографии того момента, когда он покупал эту самую бутылку, есть отпечатки на ней, да он и не отрицает. Эта бутылка найдена на первом этаже дачи Удобного, а в ней дикая доза снотворного.
— Получается, что их сначала усыпили, а потом подожгли, — подвел черту под сказанным ею Вадим. — Так?
— Так. — У Стаса моментально распрямились плечи, и голова самым чудесным образом заняла свое привычное вертикальное положение, и даже взгляд просветлел, на миг освободившись от неподъемной боли. — Именно так! Тамарка, она же… Она не могла! Она не смогла бы так поступить со мной!
Жанна метнула в него жалостливый взгляд.
Все до единого так думают, наткнувшись на измену. Все до единого считают себя не преданными лишь потому, что предать их просто-напросто невозможно.
Просто была исключительная причина… Просто так сложились обстоятельства… Опоили, одурманили, заманили в ловушку.
Такая это дурацкая дребедень! Такая дребедень!
Она-то знает теперь толк в супружеских изменах. И знает, что причины никакой может и не быть, а все совершается просто потому, что кому-то стало вдруг скучно и захотелось вдруг поговорить, или развеяться, или что-то или кого-то забыть. А иногда от усталости, да! От простой физической усталости или просто потому, что на улице идет дождь и кто-то смотрит на стегающие землю струи сквозь стекло кафе точно так же, как и ты. И думает так же, да…
— Что получается, что получается?! — Стаса качнуло из стороны в сторону, утлая табуретка визгливо скрипнула. — Давайте вместе думать, а?
Вместе думалось, может, и неплохо, но нестройно и негладко как-то.
И совершенно шло вразрез с версией, которую представил Жанне на рассмотрение Илюша Гавриков.
Что рассматривалось за версию оперативниками?
То, что Масютин, долгое время встречавшийся со Светиной, попал под прицел объектива фотоаппарата. Попал потому, что туда попала Светина. А та, в свою очередь, попала потому, что поддерживала отношения с Удобновым.
Дальше…
Дальше все сводилось к простой схеме, называемой убийством на бытовой почве.
Ревность! Ревность Масютина, а не что-нибудь, вызванная неверностью его пассии, подтолкнула его к решительным действиям, то есть к убийству.
И совершенно тут ни при чем ни криминальная деятельность Удобного, ни то, что силовики не выпускали бандита из виду, ни то, что желающих отправить Степана на тот свет можно было выстроить в солидную очередь. Ревность, и все тут!
Это то, что надумала милиция, вздохнула с облегчением и стряхнула со своих плеч тяжкое бремя следственно-розыскных мероприятий.
А вот у них троих: у Жанны, Стаса и юного спутника Вадима все так гладко не складывалось.
— Полная задница! — воскликнул, не сдержавшись, Вадим, когда они все втроем попытались хоть как-то соединить всех действующих лиц и события, ими навороченные, в одну кучу. — Куча-мала!
Куча действительно выходила солидной.
Светлана Светина приехала в город к своей подруге по детскому дому с вполне определенной целью. Это было понятно всем сразу. С этой же самой определенной целью, наверняка прибегая к угрозам, шантажу или чему-то еще — а как еще объяснить слезы Тамары, — она увезла девушку из города. При этом Тамара оставила своему мужу письмо, которое можно было считать предсмертным.
Вот тут сразу же возникал отвратительный вопрос. Вернее, два вопроса.
Она что же, знала, что умрет? Или знала, что согрешит, а согрешив, не сможет вернуться обратно?
Дальше…
Они живут какое-то время в этом городе, вместе ходят куда-то. Их видят обитатели улицы Угловой. Потом обе одновременно исчезают. И вот тут снова начиналось…
Светлана Светина, которая по общей версии погибла, странным образом ожила. А вместо нее место в морге заняла никому не известная Тамара.
Что выходит?!
— А выходит вот что. — Стас провел пятерней по лицу, словно пытался прогнать усталое наваждение, вызванное бесконечными спорами и неувязками. — Выходит, что Светка заранее знала о готовящемся убийстве этого Удобного. Мало того, она принимала в подготовке активное участие, но…
Но все они втроем понимали очень четко и отчетливо, что одна она ни за что не смогла бы все это дело провернуть. Ни за что!
Кто-то управлял. Кто-то активно помогал. Кто-то спонсировал всю эту операцию. И этот кто-то очень целеустремленно вовлекал Масютина в эту игру. А как же? Кому-то надо было стать козлом отпущения.
— Их оказалось двое, — выдохнул с горечью Стас. — Твой муж, которому непременно надлежало засветиться и сесть в тюрьму. И моя жена, о которой никто никогда не знал и не узнал бы ни за что, не окажись я таким настойчивым. Все сходится…
— И что же дальше? — Жанна понуро повесила голову, наблюдая за тем, как заношенная почти до дыр кроссовка Вадима чертит на грязном полу ломаные линии. — Что же нам дальше делать?
Она уже причисляла себя к ним, подумать только! К этому парню, что, поймав ее на своей улице, едва не растерзал. К этому угрюмому мужику, которого запросто пожалела бы, поплачься он ей. Они почти команда.
— Нам? Нам, Жанна, нужно теперь хоть из-под земли достать эту суку! Хоть из-под земли!!! Но достать ее надо.
Голос Щукина лишился прежней расслабленной болезненности, в нем теперь слышалось столько ненависти, столько глухого страшного рокота, что Жанна не хотела, да пожалела Светину, где бы та ни скрывалась.