Я представляла себя на острове, где никого нет. И этим островом было большое кресло в гостиной под настенным светильником. На маленький столик я составляла и складывала все, что могло понадобиться, вооружалась пледом и интересной книгой, выключала всюду свет и устраивалась в кресле. Мир сжимался до размеров светового круга от лампы; радужные блики через изломанные грани стеклянного плафона отражались в подлокотниках и большом бабушкином серванте, который мама все планировала выбросить.
Под пледом, с чашкой чая, чтение становилось священнодействием, особенно когда мне в руки попадала какая-нибудь очень интересная старенькая книжка. Многие и многие люди касались ее истрепанных страниц, проводили пальцами по пожелтевшим за годы рисункам, оставляли следы от чая или сока, от чего кое-где стирались слова и целые фразы, и приходилось долго думать над смыслом. Кто-то мог подклеить книгу бумажными полосками или скотчем, отмечая в истории свое внимание к разваливающемуся библиотечному томику.
Мне вообще нравилось бывать в библиотеке, хотя большинство книг я и так могла отыскать в Интернете. Сидеть в кресле под пледом, попивая горячий чай из громадной кружки, казалось очень странно в компании ноутбука или планшета, а вот книга всегда идеально вписывалась в подобные часы одиночества. Я проводила пальцами по тканевой обложке со скупыми золотистыми буковками, погружаясь в мир, созданный писателем, и позволяя увлечь себя приключениями героев. Что может быть лучше, чем провести полночи в обнимку с томиком «Интергалактической полиции»? Остаться один на один с тяжеленными двумя томами злоключений графа Монте-Кристо? Обложиться, как капустными листами, повестями Агаты Кристи в мягких бледно-розовых обложках? Или втайне от мамы принести домой взятый не по порядку томик Анн и Серж Голон?
С последними всегда была беда. Как и в любой небольшой районной библиотеке, на полках никогда нельзя было найти всех книг цикла. Они или гуляли по рукам, или вообще отсутствовали в хранилище и зале. А перевод первого тома шедевра Толкиена далекого восемьдесят второго года всегда томился на полке в компании свеженьких книг.
Держать книги дома не хотела мама, жалуясь на пыль и детство, проведенное в окружении оной в доме бабушки и дедушки, вот и приходилось наведываться в библиотеку по два раза в неделю.
Улыбнувшись воспоминаниям и обхватив себя руками за плечи, я ускорила шаг, почти настигая Дже Хёна. Яозу поднялся куда выше нашего, скрывшись по ту сторону вершины холма и обозначив свое местоположение встрепенувшейся с веток стайкой птиц. Через десяток шагов и мы оказались наверху и, не сговариваясь, уставились на долину.
Мне казалось, что все произойдет как-то иначе, не так быстро и не так обыденно. Но вот она, деревенька Хадже, ее отлично видно с такой высоты: довольно большое поселение, зажатое меж трех холмов. Я попыталась пересчитать домики, но быстро сбилась на трех десятках.
— Что ты видишь? — выдергивая меня из задумчивости, спросил Дже Хён.
— Деревню, — удивилась я вопросу. — Почему ты спрашиваешь?
Дракон вдруг проказливо улыбнулся, а у меня возникло острое подозрение, что он нечто задумал. Долго теряться в догадках мне не пришлось: Дже Хён ступил ко мне ближе и медленно провел пальцами перед носом, будто стряхивая что-то с невидимого стекла. Я сначала отшатнулась, когда воздух передо мной подернулся рябью, но потом подалась вперед, когда колебание пропало.
Уж не знаю, что он сделал, но прямо передо мной в воздухе зависла небольшая водяная клякса, чуть пульсирующая от ветра, через которую вид на долину казался иным. Я даже отступила в сторону и глянула вниз еще раз, сравнивая.
— Хочешь сказать, что ты видишь другое? — хотя ответ и так был ясен, спросила я. — Так бывает?
Правильный герой из книги обязательно произнес бы: «Так бывает. В моем мире!»
Дракон смял в ладони в секунду испарившееся водяное стеклышко и пожал плечами.
И как это понимать?
Внешне я ничем не выдала своего недовольства, хотя внутри уже начала спорить с собой: одна часть меня сетовала на злых мужчин, которые не хотят ничего объяснять, а вторая напоминала, что мне никто ничего не должен.
— Ачжосси! — окликнул ушедшего вперед мужчину Дже Хён. — Погодите, Яозуши!
Тот оглянулся и замер, опираясь о палку.
И когда только успел себе сделать?
Мы нагнали мужчину, и дракон сообщил ему, что дальше мы пойдем одни. Мне думалось, что Яозу опечалится расставанием, но он заулыбался, давая понять, что рад освободиться от нашей с Дже Хёном компании.
— Вернетесь назад? — предположил Дже Хён дальнейший маршрут Яозу.
— Да, но сначала наведаюсь в одну деревеньку на берегу Туманган, — не раздумывая, ответил тот. — Там у меня родня.
Мужчины раскланялись, и ачжосси повернул к северу, неспешно постукивая палочкой по каменистой тропе. Мне было жаль расставаться с этим человеком, который был очень добр к девушке-ноби.
Оглянувшись на дракона, я пробормотала:
— Сейчас вернусь.
И поспешила за Яозу.
— Дочка? — Услышав мое приближение, ачжосси остановился и повернулся ко мне.
— Хотела поблагодарить вас. — Я низко поклонилась.
— Не стоит, дочка, — усмехнулся мужчина.
— Вы были добры ко мне, спасибо. Пусть ваш путь будет легок, а встреча приятна.
Яозу вновь улыбнулся и сказал:
— Спасибо. И ты береги себя.
Много ли нужно пережить и понять, чтобы ценить малость? Раньше я воспринимала как само собой разумеющееся все то, что давали мне родители. Благодарила и ценила, конечно, но никогда не думала о том, что этого может и не быть. Внимание и забота. Два важных слова. И как приятно, когда они возникают просто так, без ожидания выгоды и расчета. За эти годы рядом был только один человек, заботившийся обо мне. Старушка Киао. Но пути развели нас… Яозу чем-то напоминал мне эту женщину.
— Спасибо вам. — Я вновь склонилась в поклоне.
— Ким Дже Хён сказал, что вскоре ты станешь вольной и вернешься в клан, — заметил ачжосси.
Я чуть нахмурилась, понимая, что пропустила какой-то разговор между мужчинами, пока спала.
— Он сказал, что ты выросла вдали от родных… — Яозу поправил свою сумку и посмотрел через мое плечо на дракона. Я тоже оглянулась, Дже Хён никуда не ушел, стоял и ждал. Вряд ли с такого расстояния он мог услышать наш разговор, но я все равно сказала, понизив голос:
— Не уверена, что вернусь в клан…
Я не говорила и пока не собиралась говорить Дже Хёну, но Яозу могла признаться. Через несколько минут он скроется из виду и унесет с собой мои слова, не давая повода краснеть и сожалеть.
Яозу понимающе кивнул. Он вообще вел себя так, будто понимал куда больше, чем было сказано на словах.
— Я так и думал, дочка. — Он усмехнулся и вдруг заметил: — Не горюй и если что — приходи в деревеньку Хверен. Ее легко найти. Если выйдешь к реке, то вдоль ее правого берега по течению отсюда всего несколько часов ходьбы.
Я улыбнулась и благодарно поклонилась ачжосси:
— Спасибо вам, Яозуши.
— Я верю, что все у тебя будет хорошо, дочка, — ласково улыбнулся мужчина.
— Почему?
Он на миг замолчал, пристально глядя на меня, а я потупилась, как и подобало ноби.
— Ты умненькая, — в конце концов сказал Яозу. — И странная. Видно же по глазам. — И он, как маленькую, потрепал меня по челке. — В этой голове живут мысли.
— Ну и что? — не понимая, переспросила я.
— А то, что у рабов нет мыслей. Они привыкают не думать, а тебя кто-то приучил к обратному…
Я вскинула голову, заглядывая ачжосси в глаза, но он больше ничего говорить не собирался, кивнул и пошел своей дорогой, оставив меня раздумывать над его словами. Несколько минут постояв на месте, провожая Яозу взглядом, я развернулась и направилась к Дже Хёну. Дракон, к моему удивлению, не ушел далеко, присел на поваленное дерево и расслабленно чертил на земле перед собой что-то кончиком ножен. Стоило приблизиться, и он поднялся, собираясь продолжить путь.
Мы прошли с десяток метров, за которые я успокоилась, понадеявшись, что Дже Хён ни о чем не спросит, а потом дракон вдруг негромко пробормотал, не глядя на меня:
— Яозу прав.
Опешив от этого не слишком ясного заявления, я на секунду замерла на месте, а потом осторожно уточнила:
— В чем именно?
— Во всем, — так же скупо пояснил он.
Неужели Дже Хён слышал весь наш разговор с ачжосси? Но тогда…
— Ты тоже считаешь, что я странная?
Хозяин остановился, развернулся ко мне и ответил:
— Это и так было понятно с самой первой секунды, мелкая.
— Объясни, пожалуйста.
Мне было, конечно, страшно узнать, что же надумал Дже Хён, но это все лучше, чем теряться в догадках. Дракон пожал плечами и хмыкнул:
— Объясни, пожалуйста.
Мне было, конечно, страшно узнать, что же надумал Дже Хён, но это все лучше, чем теряться в догадках. Дракон пожал плечами и хмыкнул:
— А что тут объяснять? Ты о себе знаешь куда больше, чем кто-либо, и раз интересуешься, то и без вмешательства понимаешь, в чем дело. Я могу назвать несколько явных странностей, но тебе, мелкая, они и так известны.
— Ответь все же! — настойчиво попросила я.
— Да хотя бы вот это, — усмехнулся он и продолжил: — Может, на деле ты и ноби, но этого нет у тебя вот здесь. — И Дже Хён ткнул меня пальцем меж глаз, не касаясь кожи.
Больше пояснять он не стал, пошел дальше, а мне и не требовалось, чтобы кто-то озвучивал то, что я и так замечала за собой.
Да, даже годы и контроль не выветривают из человека то, что ему привили на более глубоком уровне. Можно заставить себя смириться, можно привыкнуть к подчинению, но волю потерять нельзя. Только она спасает от полного падения в пропасть, когда человек становится безмозглой двуногой рабочей силой.
— И говоришь ты не как ноби, — добавил Дже Хён на ходу.
Я вздохнула, осознавая, что все мои попытки не более чем наскоро сметанная гнилой ниткой одежда: оденься, пройдись, и швы расползутся.
— И смотришь порой не как ноби, — продолжил перечислять дракон. — Прячешь взгляд за волосами, но видно же.
Я непроизвольно зашипела и представила, как вонзаю острый камень ему в спину: не смертельно, но больно. Сколько дней прошло? Не так и много, но и Яозу, и Дже Хён меня раскусили, заметили несоответствие. И ведь дракон не все назвал, приберег на будущее еще несколько тонких острых шпилек.
Будто ощутив мой взгляд, он обернулся и хмыкнул:
— Вот как сейчас.
— Ащщ! — зашипела я и порадовалась хотя бы тому, что за эти годы отучила себя от привычных русскоязычному человеку словечек. Озвучь я сейчас одно из них, и Дже Хён окончательно уверился бы в моих странностях. — Хорошо, если все так… то почему ни ты, ни Яозу не спросили меня ни о чем? — решила расставить все точки я.
— А зачем? — удивил меня ответом Дже Хён. — Это не мое дело. И тем более не дело ачжосси.
Мне вдруг стало так обидно, хотя разумом я понимала — обижаться не на что, дракон прав, прав, как всегда. Ни ему и ни кому бы то ни было нет дела до тараканов в моей голове. Эти люди мне не родня, не друзья. Дже Хён считает, что у нас только договоренность, а при таких отношениях ему нет и не должно быть дела до моих мыслей, проблем и всего того, что хотелось бы кому-то рассказать.
Я никогда не любила признаваться в своей слабости, всегда все как-то переживала, ускользая и прячась от трудностей за маской безразличия или в темноте спальни. В темноте вообще было куда проще пережить перипетии таких тяжелых, как мне казалось, будней.
Поймав себя на мысли, что слишком часто и обреченно вздыхаю, я пошла следом за драконом дальше, велев себе больше ни о чем его не спрашивать. И нарушила собственное обещание меньше чем через четверть часа:
— А почему я увидела деревню, а вы — нет?
— Это защитные чары клана, — смилостивился и объяснил Дже Хён. — У Ган Ён действуют точно такие же. Это оберегает нас от вмешательства посторонних, ведь большую часть времени клан некому защищать. Несколько воинов, а все остальные женщины, старики и дети.
— А почему Яозу знает о кланах?
Молодой человек пожал плечами, но ответил не сразу, будто долго обдумывал свои слова:
— Местные жители из поколения в поколение передают легенды этих мест, приукрашивая их нелепостями. Кто-то верит в сказки, кто-то с усмешкой их слушает, а кто-то просто живет рядом и видит все своими глазами. Яозу один из последних. В молодости он много ходил по горам и знает каждую тропу. Так же как и места, куда даже при желании не попасть. Обычные люди просто обходят наши земли стороной, испытывая острый страх даже не перед легендами, а больше перед ощущением опасности, от которого леденеет кровь.
— А Яозу необычный? — хмыкнула я, за что получила одобрительный смешок дракона.
— Его отец был шаманом, — как обыденность и само собой разумеющийся факт озвучил Дже Хён. — Яозу не унаследовал дара отца, но он много лет провел рядом с ним и научился различать вымысел и правду, опираясь не на зрение, а на чутье охотника.
Дракон шел вперед и не видел выражения моего лица, и я этому порадовалась, потому как не смогла бы скрыть удивления. Но едва ли оно было сильнее того, какое я испытала, впервые столкнувшись с магией. До встречи с Дже Хёном я имела дело лишь с тем, что когда-то принесли на эти земли люди с севера. Там магия была обыденностью, а владевшие ею считались достойными и уважаемыми людьми. Мой предыдущий хозяин не раз приглашал к себе в дом мага, одаривая его за любую малость. Я этого человека не видела, но после недолгого обдумывания и наблюдения решила, что способности того человека лежали в области науки, той же химии.
Городские маги, жалованье которым платилось из казны, куда больше походили на настоящих волшебников. Но слухи и сплетни давали понять, что эти люди не имели и не желали иметь ничего общего с преданиями, легендами и уж тем более в духов не верили. Гостивший у хозяина маг, не стесняясь в выражениях, в пух и прах разносил дар шаманов, обзывая их шарлатанами. Я свое мнение держала при себе, даже мельком и старушке Киао ничего не говоря. Но одно мне казалось достаточно простым и понятным: моя тропа никогда не пересечется с дорогой самого настоящего шамана, мага… Чего-то или кого-то необычного. И вот же…
Я удержалась от того, чтобы расхохотаться. Громко. От души. Не стесняясь и никого не боясь. А все от того, что в душе поселилось ощущение, словно сама судьба решила, что превратить меня в бесправную игрушку — мало, нужно еще добить мою и без того искалеченную психику. Только так можно объяснить то, что я оказалась внутри стеклянного шара, где куда ни ткни — магия, духи, волшебные создания… Бред какой-то.
Нормальный человек из двадцать первого века вполне мог бы решить, что сходит с ума. У меня тоже немного закружилась голова. Но и только.
— Это какой-то странный и безумный сон… — пробормотала я так, чтобы Дже Хён не мог меня услышать, а громко спросила: — А где граница?
— Сама мне ответь, — фыркнул он. — Я ее не увижу, пока носом не уткнусь. Где-то впереди.
Конечно же, на вопрос отвечать я не стала, но вперед посмотрела, будто надеялась увидеть стену тут же, но у чар клана Хадже было свое мнение на этот счет. Нас окружали деревья и устремленные вверх груды камней и обломки скалы.
— Тут что?.. — Слова подбирались, но озвучивать их дракону после разговоров о моих странностях не хотелось. — Великаны зубы свои разбросали?
Дже Хён захохотал.
— Хм… А нам не опасно идти вот так? — выслушав эхо от его смеха, уточнила я. — Вчера даже костер не разожгли…
— Огонь — это одно, — нравоучительно отозвался дракон, замирая перед узкой расщелиной в земле. — Шум — другое.
Я дотопала до расщелины и тоже в нее заглянула, не понимая, что привлекло в ее изрезанных глубинах дракона. Самая обычная дырка, рядом с моим домом в асфальте такая же появлялась примерно раз в два года после продолжительного ливня. Переступить не сложно, а перепрыгнуть еще проще.
У Дже Хёна на этот счет оказалось свое мнение: меня бесцеремонно подхватили на руки и с комфортом перенесли на ту сторону.
— Ой! — бестолково выдала я самый информативный возглас, на который хватило слабо соображающей от удивления головы.
— Хадже могут почувствовать присутствие своей стихии даже за десятки ли от границы, — просветил дракон, не подумав опустить меня обратно на землю.
— А Ган Ён? — спросила я, стараясь не смотреть на его подбородок, хотя хотелось. На золотистой от природы коже виднелся крошечный светлый шрамик, который тянуло потрогать, провести по нему пальцем, стирая отметину.
— Ган Ён тем более, — фыркнул Дже Хён. — Для воды нет преград на пути.
— Дорога в тысячу ли начинается с первого шага… — пробормотала я, думая вовсе не про огонь и даже не про воду. — Три вещи никогда не возвращаются обратно: время, слово и возможность.
Добавила уже про себя: «Три вещи не следует терять: спокойствие, надежду и честь. Три вещи труднее всего сказать: я люблю тебя, прости и помоги мне».
Потрогать подбородок Дже Хёна хотелось все больше, куда сильнее, чем когда он нес меня на спине. Я закусила губу, чтобы справиться с этой безумной… потребностью.
Да, больше всего это желание походило на потребность, словно, не узнав, какая на ощупь кожа дракона, я не смогу жить дальше. Пытаясь отвлечься, я перевела взгляд выше, на щеку и губы мужчины. Мысли никуда не исчезли, наоборот, расширились, занимая все пространство во вмиг опустевшей голове.
«Соберись! — приказала я себе. — Ты что творишь?»