Даже в зрелом возрасте Серебряному так и не удалось узнать, что заставило этот беспощадный и отлаженный механизм под названием «система» пощадить их, никому не нужных пацанов. А тогда, много лет назад, его это вообще не волновало. Тогда его волновало совсем другое.
Их собирались разлучить, разбросать по разным детдомам. Даже Стрижу светил детдом, потому что его бабушка умерла. Но это не казалось самым страшным. Страшно было другое — их собирались разлучить навсегда. Информация о том, кто в какой детдом попадет, тоже шла под грифом «Секретно».
Это являлось единственным условием сохранения их свободы, а возможно, и жизней. Поодиночке они не должны были представлять угрозы. Никто не поверит россказням подростка с не совсем здоровой психикой. Кто станет сопоставлять и анализировать рассказы тринадцати пацанов, живущих в разных уголках страны?
Вот так… С ними побеседовали сначала люди из компетентных органов, потом психиатры. Их слегка подлечили какими-то странными лекарствами, от которых тянуло в сон и совсем не хотелось думать. Им сделали новые документы и, не дав возможности попрощаться, увезли в разные стороны…
Серый попал в Подмосковье. Теперь его звали Иван Матвеевич Серебряный, наверное, с легкой руки Людмилы. Она осталась единственным человеком из прошлого, с которым у Серого, нет, теперь уже Серебряного, сохранилась связь. Людмилу перевели в Москву и повысили по службе. Серебряный никогда не спрашивал, но подозревал, что это именно она выхлопотала для него этот образцово-показательный детский дом в Подмосковье. Он провел в детдоме чуть больше года и все это время изо дня в день боялся, что Людмила о нем забудет.
Она не забыла, она навещала его почти каждую неделю. В день, когда Серебряному исполнилось восемнадцать и перед ним распахнулись ворота во взрослую жизнь, у ворот этих его ждала Людмила.
Это был самый лучший день рождения в его жизни. В этот день сбылись все его самые заветные мечты. Он хоть и стал совершеннолетним, но по-прежнему оставался глупым и наивным. Он сделал Людмиле предложение в ту, их самую первую, ночь.
— Серебряный, Серебряный… — Людмила приподнялась на локте, нежно погладила его по щеке, — какой же ты еще мальчишка.
— Я не мальчишка.
— Нет, мальчишка, смешной и глупый, несмотря на седину. Тебе хорошо со мной?
— Хорошо. Зачем ты спрашиваешь?
— Мне тоже с тобой хорошо, — она проигнорировала вопрос.
— Тогда в чем дело? В том, что у меня нет работы и образования? Я пойду учиться, я буду работать. Я смогу нас обеспечить. Веришь?
— Верю. — Она положила голову ему на грудь, заглянула в глаза. — Скажи, Серебряный, я у тебя первая женщина?
— Да, а это что-то значит? Тебе не понравилось?
— Мне все понравилось, я уже говорила. Я сейчас о другом.
— Не понимаю…
— Я о том, что ты только начинаешь жить. Перед тобой — весь мир. У тебя еще будет много других женщин.
— Не будет у меня никаких женщин. — Молодой и без памяти влюбленный он даже мысли такой не допускал.
— Будет, можешь не сомневаться. — Людмила грустно улыбнулась, потянулась за сигаретой. — Когда-нибудь, я думаю, очень скоро, у тебя появится возможность сравнивать и выбирать.
— Я уже сделал свой выбор. — Серебряный перехватил ее запястье, затянулся сигаретой, — не понимаю, к чему ты клонишь.
— Так не годится. — Она покачала головой. — Ты слишком молод, чтобы понять…
— Что я должен понять? Ты скажи, я попробую.
— Хорошо. — Людмила поцеловала его в губы и только потом жадно затянулась сигаретой. Ее поцелуй получился горьким и сладким одновременно. — Мне скоро тридцать, — сказала она с какой-то совершенно непонятной обреченностью. — Я не смогу вечно оставаться тридцатилетней. Вокруг тысячи молодых и привлекательных женщин…
— Ты об этом? — Серебряный даже рассмеялся от облегчения. — Глупая! Я люблю только тебя.
— Я не глупая. Я мудрая. — Она тоже засмеялась. — И потому я решила, что все должно оставаться как есть.
— Людмила…
— Все! — Она погасила недокуренную сигарету. — Нам есть чем заняться помимо глупых споров…
* * *Его взрослая жизнь началась с проблем. Пусть не смертельных, но достаточно серьезных. Ему нужно есть, во что-то одеваться, платить за комнату в коммуналке. Людмила предлагала свою помощь, но Серебряный отказался. Брать деньги у любимой женщины, даже в долг, это как-то не по-мужски. И он решил найти работу. Пусть тяжелую, но обязательно хорошо оплачиваемую, чтобы хватало на жизнь и оставалось на подарки Людмиле.
К реализации своих планов Серебряный и приступил на третий день своей взрослой жизни. Оказалось, что он относится к неквалифицированным кадрам. Оказалось, что ему прямая дорога на стройку. Ну и пусть. Только бы хорошо платили.
Платили неплохо. А если работать сверхурочно, то получалось очень даже хорошо. Конечно, Серебряный страшно уставал, но в целом был доволен своей жизнью. Печалило лишь одно — они виделись с Людмилой не так часто, как ему того хотелось бы. У Людмилы тоже была работа, намного тяжелее и опаснее, чем его собственная. Он ни на секунду не забывал, что его любимая женщина работает в очень серьезной организации. Он за нее боялся. Он ее ревновал. Он слишком хорошо помнил — для того, чтобы попасть на базу, ей пришлось стать любовницей одного из гостей.
Вот такие жертвы во имя любимого отечества!
А сколько их еще будет, этих жертв?
Будучи молодым, влюбленным и эгоистичным, он совершенно не задумывался над тем, чем рискует Людмила, встречаясь с ним, человеком, на которого имелось досье в деле под кодовым названием «База», и чего ей стоило сделать так, чтобы это досье больше никогда не открывалось. Уже потом, спустя годы, Серебряный понял, как много она для него сделала и чем рисковала. Единственное, чего он ей так и не смог простить, это аборта. У них мог быть ребенок, но она все решила сама, за них обоих. У нее была карьера, блестящие перспективы. Ребенок не входил в ее планы…
Жизнь текла спокойно и размеренно. Работа, редкие встречи с Людмилой, иногда бокал пива с друзьями. В этот стройный раз, учеба не вписывалась. Может, Серебряный так и остался бы на стройке. Может, даже дорос бы до прораба, не вмешайся Людмила.
— Ты доволен, Серебряный? — спросила она в одну из их нечастых встреч.
— Угу. — Он положил голову ей на колени, блаженно прикрыл глаза.
— Плохо.
— Почему? — Он приоткрыл один глаз.
— Потому что тебе слишком мало нужно для счастья.
— Да, вот такой я неприхотливый.
— Когда-то ты собирался поступать в институт…
— И поступлю.
— Когда?
— Ну, может, в следующем голу. Может, годика через два-три. Мила, ты же знаешь, как я работаю.
— Таскать кирпичи на стройке — это все, что тебе нужно? — В ее голосе слышалось разочарование.
— Ну, почему же? Мне еще кое-что нужно. Вот прямо сейчас. — Серебряный открыл второй глаз, улыбнулся.
Они больше не разговаривали на эту тему. Но в их отношениях что-то неуловимо изменилось. Серебряный всегда остро чувствовал такие вещи. Он чем-то разочаровал Людмилу, очень сильно разочаровал.
Заниматься самоанализом было непривычно, но Серебряный все-таки занялся. Спустя месяцы самокопаний он пришел к неутешительным выводам. Получалось, что он никто. Получалось, что стройка — его потолок. Получалось, что Людмиле с ним неинтересно.
На осуществление задуманного оставалось пять месяцев. Теперь Серебряный старался брать ночные смены, а днем корпел над учебниками. Теперь он спал только пару часов в сутки, но это было даже хорошо. Короткий, мертвецкий сон оставлял меньше шансов его ночным кошмарам. Да, его по-прежнему почти каждую ночь рвали на куски волкодавы. Иногда ему снилась база, иногда — Стриж, Егор и остальные пацаны из чертовой дюжины, но в основном по ночам приходили псы…
В институт он поступил. Нельзя сказать, что сделать это было легче легкого, но он все-таки сделал. И факультет выбрал не лишь бы какой, а самый злободневный — финансово-экономический. О своих успехах он рассказал Людмиле лишь в конце сентября. Раньше все никак не представлялось подходящего случая. Да и виделись они теперь совсем редко.
Они сидели в маленькой кофейне рядом с его новоиспеченной alma mater. Эту кофейню Серебряный выбрал не без тайного умысла — здесь постоянно паслась студенческая братия. Вот и сейчас половина столиков были заняты будущими финансовыми гениями. Они с Людмилой болтали ни о чем, пили невкусный кофе, курили, а его то и дело окликали, с ним здоровались.
— Твои новые друзья? — спросила наконец Людмила.
— Да нет, мои новые однокурсники, — сказал он как можно небрежнее и равнодушнее.
Это было здорово — смотреть, как меняется выражение ее лица. Серебряный наблюдал бы за этими чудесными метаморфозами вечность.
— Твои новые друзья? — спросила наконец Людмила.
— Да нет, мои новые однокурсники, — сказал он как можно небрежнее и равнодушнее.
Это было здорово — смотреть, как меняется выражение ее лица. Серебряный наблюдал бы за этими чудесными метаморфозами вечность.
— Ну вот, — сказала Людмила после долгого молчания, — наконец-то у тебя появился выбор.
Она, как всегда, оказалась права. У Серебряного действительно появился выбор. Его жизнь изменилась. И его взгляды на жизнь изменились. Оказалось, вокруг столько всего интересного. Оказалось, что лекции и семинары — это не всегда скучно, а часто очень даже увлекательно. Оказалось, что в мире есть тысячи книг, которые он еще не читал, и тысячи девочек, которых он еще не целовал.
Людмила была права. Мудрая женщина.
Их отношения как-то плавно и безболезненно перешли из разряда романтических в разряд дружеских. Пока еще их дороги шли параллельно, но очень скоро должны были разойтись. Серебряный заканчивал институт. Впереди маячило распределение и новая жизнь. А еще у него был план, и ему нужна была помощь.
Они ужинали в дорогом ресторане. Серебряный откладывал деньги на этот ужин два месяца. У них был повод. Даже два повода: Людмиле дали погоны подполковника, а Серебряный окончил институт с красным дипломом. Оба они были довольны жизнью и полны планов на будущее. От выпитого вина чуть кружилась голова.
— Как распределение? — спросила Людмила. — Если нужна помощь, могу похлопотать.
— Похлопочи. — Никогда раньше Серебряный не просил ее о помощи.
— Хочешь остаться в Москве? — Людмила смотрела на него через тонкое стекло бокала.
— Нет, — Серебряный отрицательно покачал головой. — Хочу уехать.
— Куда?
— В Сибирь.
— Зачем тебе это, Серебряный? — Она нахмурилась, поставила на стол бокал с недопитым вином.
— Да так, — он пожал плечами. — Хочу испытать свои силы. Буду поднимать целину.
— Целину и без тебя уже подняли. Не темни, Серебряный. — Мила перешла на тревожный шепот. — Все еще не можешь забыть?
— Не могу, — согласился он с очевидным.
— Будешь метить? Не надо. Поверь, все кто заслужил, свое уже получили сполна… не ввязывайся…
— А я и не собираюсь. — Серебряный успокаивающе улыбнулся.
— Обещай! — Она подалась вперед, сжала холодными пальцами его ладонь.
— Хорошо, но мне нужна твоя помощь.
— Все, что в моих силах.
— Мне нужны адреса остальных.
— Нет.
— Да.
— Это закрытая информация.
— Хорошо, достань мне только адрес Стрижа.
— Нет, — Людмила откинулась на спинку стула.
— Мне до сих пор снятся волкодавы. Каждую ночь они рвут меня на части, — тихо сказал Серебряный. — Я, взрослый мужик, просыпаюсь в холодном поту. А что все эти годы снилось Стрижу? Ты знаешь?..
Она побледнела, покачала головой.
— Я был для него семьей. И я его предал, оставил одного. Мила, я должен его найти.
— И никакой мести? — она все еще колебалась.
— Обещаю.
— Поклянись.
— Честное пионерское! — Он вскинул руку в шутливом салюте.
— Я подумаю. — Она устало прикрыла глаза.
— Ты самая лучшая. — Серебряный нежно поцеловал ее в холодные пальцы.
* * *Серебряный щурился от яркого солнца, курил сигарету за сигаретой, нетерпеливо поглядывая на унылое двухэтажное здание. Сколько еще? Он приехал в этот маленький белорусский городок двое суток назад. Он очень боялся опоздать.
Не опоздал. Теперь он, как когда-то Людмила, дежурил у ворот чужой судьбы. Пришло его время отдавать долги.
Конечно, можно было обойтись без эффектных сцен. Просто подойти к директору, сказать, что хочет видеть воспитанника Стрижевского Илью Петровича, но Серебряному не хотелось, чтобы при их встрече присутствовал кто-то третий. Еще неизвестно, как встретит его Стриж. Они ведь не виделись больше семи лет. Они расстались не прощаясь. Может, он не простит.
А может, он все забыл. Ему тогда было только десять. Над ними всеми поработали психиатры…
Стриж появился спустя два часа. В этом высоком парне в вытертых джинсах и линялой футболке мало осталось от прежнего краснощекого, кудрявого, похожего на херувима мальчика, но Серебряный его сразу узнал. Стриж по сторонам не смотрел — шел, с задумчивым видом пиная жестянку из-под «Пепси».
— Стриж! — От волнения голос охрип.
Парень замер, медленно обернулся. Несколько долгих мгновений они молча стояли друг напротив друга. Серебряный всматривался в резкие, утратившие детскую округлость черты. Прежними остались только глаза — яркие, удивленно распахнутые.
— Серый? — спросил Стриж недоверчиво.
— Да, это я. — Он кивнул, отшвырнул догоревшую сигарету.
Они еще немного помолчали, а потом Стриж с радостным, совершенно детским воплем бросился ему на шею.
— Серый! Волчара! Где ты был? Я думал, ты больше никогда не появишься. — Он вдруг всхлипнул, ладонью потер покрасневшие глаза.
— Я появился, — сказал Серебряный. — Ну, здравствуй, что ли?
Они снова обнялись, теперь уже сдержанно, по-мужски.
— Что ты тут делаешь? — спросил Стриж равнодушно. Серебряный знал цену этому показному равнодушию.
— Я за тобой, — сказал он просто.
— В смысле? — Стриж растерянно моргнул.
— Ты поедешь со мной?
— Поеду! — Он не колебался. Он даже не спросил, куда они поедут и что будут там делать.
— Пойдем, посидим где-нибудь, поговорим. — Серебряный выбил сигарету, закурил.
— Дай и мне, — попросил Стриж.
— Ты куришь?
— Только когда волнуюсь.
— А ты волнуешься?
— Не то слово, — Стриж широко улыбнулся, заграбастал протянутую сигарету…
Они сидели в кафе. Серебряный курил и наблюдал, как Стриж уплетает вторую порцию пельменей.
— Какие у тебя планы на будущее? — спросил он.
— А какие у меня могут быть планы? — Стриж забросил в рот последний пельмень, погладил себя по тощему животу. — Пока ты не объявился, собирался пойти работать, а теперь уже и сам не знаю. Теперь мне, наверное, свои планы надо с твоими согласовывать. Я правильно понимаю?
— Ну, в общих чертах.
— А куда мы хоть едем-то?
— В Сибирь.
— Куда? — Стриж побледнел. — Серый, зачем тебе это?
— Да так, — он неопределенно пожал плечами. — Есть одна задумка. Не волнуйся, я тебя ни во что впутывать не собираюсь.
— А хоть бы и впутал! — задиристо сказал Стриж. Смелый мальчик. Серебряный улыбнулся. — Я этим гадам тоже отомстить хочу. Особенно Хозяину.
— Хозяина больше нет. Его убили еще тогда, на базе.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— Ясно. Тогда кому мы будем мстить? — Стриж перешел на шепот.
— Никому, — отрезал Серебряный.
— Да? — Стриж вздохнул с явным облегчением. — А что мы тогда станем там делать?
— Я буду работать, а ты учиться.
— А учиться и работать нужно обязательно на краю земли?
— В нашем с тобой случае — да.
— Ну, тогда ладно. Доверяюсь тебе целиком и полностью. Дай сигаретку.
Серебряный неодобрительно покачал головой.
— Что, жалко? — усмехнулся Стриж.
— Жалко. Тебя, дурака, жалко.
— А сам куришь.
Крыть было нечем, но он все-таки попробовал:
— Мне можно. Я уже старый. А у тебя молодой, растущий организм.
— Мой молодой и растущий организм курит с одиннадцати лет, — сказал Стриж, жадно затягиваясь сигаретой.
— Все равно с этим нужно что-то делать, — проворчал Серебряный.
— Обязательно будем с этим что-нибудь делать. Только потом, хорошо? Серый, я сегодня самый счастливый человек, не ломай кайф, а?
Они покурили, многозначительно помолчали и приступили к обсуждению планов на будущее.
* * *Людмила сдержала свое слово: похлопотала, чтобы Серебряный попал именно туда, куда стремился, на один из крупнейших металлургических заводов страны. Их поселили в общагу. Со Стрижом возникли некоторые трудности. Пришлось дать коменданту взятку, чтобы тот закрыл глаза на то, что парень не заводской, а со стороны. Впрочем, очень скоро все уладилось само собой.
Стриж провалил вступительные экзамены в институт и, чтобы не болтаться без дела, устроился на завод, автоматически перейдя из разряда «чужих» в разряд «своих». А у Серебряного вдруг начался неожиданно стремительный карьерный рост. Меньше чем за год он из рядового сотрудника вырос до начальника отдела, и было ясно как божий день, что это не предел.
Поговаривали разное. Что «этот московский выскочка» — внебрачный сын директора. Что теперь любящий папик стремится пристроить его на место потеплее. Что через полгода, когда зам директора по внешней торговле уйдет на пенсию, Серебряный займет его место. Что главная профсоюзная дама завода Инна Альбертовна Грушновская, редкая красавица и редкая стерва, имеет на него свои виды. Неспроста же ему, без году неделю проработавшему на заводе, выделили двухкомнатную квартиру в центре. В общем, много чего говорили. В чем-то даже были близки к истине. Но далеко не во всем…