— Спасибо.
— Пожалуйста.
— Мария Андреевна, зайдите в бухгалтерию, получите премию.
— Какую премию? — Она замерла, посмотрела на него настороженно.
— Премию к Новому году, — сухо сказал Серебряный. — А вы что подумали?
— Ничего. Спасибо. Я могу идти?
Он положил каштаны на стол.
— Идите.
День выдался сумасшедший. Маша вертелась как белка в колесе. Даже на обед не выходила. Было такое чувство, что во время ее отсутствия все остановилось, столько скопилось дел, требующих немедленного решения. Интересно, кто ее заменял?
Оказалось — красавица Альбина. Наверняка в приемной Большого босса Альбина смотрелась замечательно. Жаль только, что работница из нее никудышная. Или она специально так все запустила, назло врагам?
Разбираться, какими мотивами руководствовалась Альбина, когда учиняла кавардак в ее документах и компе, было недосуг. Требовалось срочно разгребать завалы. Положа руку на сердце Маша была даже благодарна своей нерадивой предшественнице. Есть, чем занять голову и руки, нет времени думать о Серебряном и о своем грехопадении…
Рабочий день подошел к концу. Осталось каких-то пятнадцать минут — и можно уходить. Маша уже выключила компьютер, когда Серебряный потребовал кофе…
Кофе никак не желал закипать, Маша тоскливо поглядывала на часы. За спиной послышался шорох.
Серебряный стоял, прислонясь спиной к закрытой двери. Он смотрел на Машу удивленно-задумчивым взглядом. Точно так же он смотрел на нее тогда, в ночь ее грехопадения…
…Забытый на плите кофе убежал. Уже застегивая блузку, Маша отстраненно подумала, что если плиту не отмыть прямо сейчас, то завтра будет поздно. Только вот Маша просто не в силах сделать это сегодня. Сегодня ей хочется одного — побыстрее уйти. Подальше от этой потайной комнаты, подальше от этого мужчины…
Ему тоже хочется, чтобы она поскорее ушла, и от этого на душе тоскливо и муторно, и хочется выть в голос…
— Я вызову такси, — сказал Серебряный.
— Спасибо, я доберусь сама. — Руки дрожали, она никак не могла справиться с пуговицами.
Как скажешь, — он отвернулся к черному провалу окна спиной к ней…
В Машиной жизни наступил странный период. Про себя она называла его порой грехопадения. Падать было больно и одновременно мучительно приятно.
Про «больно» ей было все ясно — кому хочется чувствовать себя игрушкой в чужих руках? А она именно так себя и ощущала, игрушкой князя Серебряного. Она даже любовницей не могла считаться. С любовницами помимо всего прочего разговаривают… а с ней не разговаривали…
«Сверхурочная работа» стала ритуалом. Сначала, в самые первые дни, Маша пробовала бунтовать, но Серебряный как-то очень быстро подавлял ее маленькие бунты.
Если бы он был груб, она нашла бы в себе силы сопротивляться, но он не был груб. Совсем наоборот…
Теперь вся ее жизнь делилась на три части: «до», «во время» и «после». «До» и «после» можно было охарактеризовать одним словом — «ожидание».
«Во время» Маша становилась другой. И Серебряный становился другим. Каким-то шестым чувством она знала — Серебряный дорожит этими моментами близости. Но их связь делает его уязвимым, а быть уязвимым Серебряный не привык…
Возможно, именно поэтому, когда «во время» заканчивалось и наступало «после», они сразу становились чужими. Возможно, именно поэтому Маша продолжала обращаться к нему на «вы» — и «до», и «во время», и «после».
Иногда его это смешило, иногда злило.
— Какое, к черту, «вы»?! — орал он. — Прекрати мне «выкать»!
Маша отмалчивалась, отводила глаза и продолжала называть его Иваном Матвеевичем.
— Машка, ты самая невыносимая женщина из всех, кого я знаю, — сказал он однажды. — Ты даже представить себе не можешь, как с тобой тяжело.
С ним тоже было нелегко. И с каждым днем становилось все тяжелее. Маше казалось, что Серебряный ждет от нее чего-то большего, чем молчаливой покорности, и поэтому злится.
Возможно, нет, теперь уже наверняка она могла бы дать ему это «большее», если бы он четко обозначил ее статус.
Кто она?
Секретарша с дополнительными функциями?
Любовница?
Возлюбленная?
Он каждый раз относился к ней по-разному. Она бывала и секретаршей, и любовницей, и возлюбленной. Впрочем, считать себя возлюбленной князя Серебряного было крайне самоуверенно. Даже не потому, что он олигарх, а она никто. А потому, что у Серебряного возлюбленной не может быть по определению. Он не тот человек, чтобы привязываться к кому-то. Он волк-одиночка. Ему никто не нужен.
Машина жизнь была бы намного проще и понятнее, если бы он наконец расставил все точки над i.
* * *С самого утра Серебряный был зол на весь белый свет. Никогда раньше он не думал, что бабы могут лишить его душевного равновесия.
Ошибался! Век живи — век учись.
У него и раньше бывало по несколько любовниц одновременно, но они никогда не доставляли хлопот ни ему, ни друг другу. Разумные были женщины. А вот теперь он, похоже, влип. Да еще из-за кого?! Из-за надежной и рассудительной Людмилы. Из-за расчетливой и в меру меркантильной Гелены.
Дернул же его черт повести первую в тот самый клуб, в котором выступает вторая! Хотя это не он повел, это его повели. Можно сказать, на аркане потянули.
Кто бы мог подумать, что возраст так меняет женщину?! Людмила вернулась со своего новомодного курорта во всех смыслах обновленная: помолодевшая еще на добрый десяток лет, похудевшая, с новой прической, новым лицом, новой фигурой и, как выяснилось, с новыми мозгами…
Серебряный по наивности своей считал, что выражение «седина в бороду, бес в ребро» касается исключительно мужиков. Оказывается, ошибался…
— Как я тебе, Серебряный? — спросила Людмила с энтузиазмом и застенчивостью студентки-первокурсницы.
— Ты великолепна, — сказал Серебряный, не кривя душой.
— На сколько выгляжу?
— На двадцать пять.
Людмила звонко расхохоталась.
— С каких это пор ты стал дамским угодником?
— Я всегда им был. Просто ты не замечала.
— Я многого не замечала, — сказала она задумчиво. — Знаешь, только с возрастом приходит осознание того, как много ты потерял.
— Мне кажется, у тебя всегда была очень насыщенная жизнь.
— Насыщенная, — Людмила встряхнула тщательно уложенными волосами, — только вот не тем она была насыщена, Серебряный. Скажи, ты когда-нибудь жалел, что у нас тогда не сложилось?
— Жалел.
— А сейчас?
— Что — сейчас?
Людмила нервно рассмеялась, отвела взгляд.
— Ничего. Давай развлекаться! У меня есть пригласительные в один супермодный клуб. Ты же не отпустишь меня одну в злачное место?
— В злачное место ни за что!
— Тогда вперед!
Серебряный не сразу понял, в какой именно клуб везет его Людмила, а когда понял, было уже поздно…
Гелена заметила его сразу, стоило ему только перешагнуть порог. И Людмилу, разумеется, тоже заметила. На лице его любовницы не дрогнул ни один мускул — вот, что значит профессионализм. Она лишь вопросительно выгнула бровь, и все…
«Может, пронесет?» — мелькнула трусливая мысль.
Их столик оказался у самой сцены, Серебряному достаточно было протянуть руку, чтобы коснуться обутой в изящную туфельку ножки Гелены. И теперь он хорошо видел ее глаза. Из-под полуопущенных длинных ресниц в него летели молнии. Только скандала не хватало…
Вообще-то, Серебряный надеялся на рассудительность Гелены. В конце концов, у них чисто деловые отношения, о ревности не должно быть и речи. Оказалось, он плохо знает своих женщин.
Людмила еще не до конца разобралась в ситуации, но уже сделала стойку — окинула потенциальную соперницу внимательным взглядом, по-хозяйски потрепала Серебряного по щеке.
Ох, как ему все это не нравилось! И Гелена с ее «молниями», и Людмила с ее легкомысленной уверенностью, что он никуда от нее не денется. Серебряный сухо улыбнулся экс-любовнице, бросил предупреждающий взгляд действующей и заказал коньяка.
— Кто эта вульгарная девица? — спросила Людмила, затягиваясь сигаретой.
— Знакомая. — Он не стал делать вид, что видит Гелену впервые в жизни. В конце концов, Людмила столько лет проработала в «органах», что научилась чувствовать ложь.
— Знакомая?
— Да, а что?
— Ничего. Пока ничего…
— Знаешь, Людмила, — Серебряный решил сразу расставить все по своим местам, дать понять, что он уже не прежний восторженный мальчишка, готовый бросить все к ее ногам. — Я хочу тебе…
— Тихо, — она прижала указательный палец к его губам. — Давай послушаем эту… певицу.
Серебряный раздраженно поморщился.
Гелена пела что-то чувственно-романтичное на испанском. Надо же, а он и понятия не имел, что она знает испанский.
Песня оказалась красивой. Находись Серебряный в другом, более лирическом настроении, он бы, возможно, оценил ее по достоинству. Но сейчас ему было не до того. Рука Людмилы нырнула под стол, погладила его колено.
С ума сойти! О чем только думает эта женщина?!
Напряженно улыбаясь, Серебряный убрал ее ладонь. Людмила, казалось, не обиделась, лишь понимающе кивнула. Умная женщина…
Гелена спустилась со сцены. Все-таки у нее очень красивый голос и фигура сногсшибательная. Только вот эти «молнии»…
Продолжая грустить по-испански, то ли по уже утраченной любви, то ли по еще не свершившейся, она обвила руками его шею, потерлась щекой о его щеку, пробежалась пальцами по его волосам… Негодница!
Под перекрестным огнем двух разъяренных взглядов Серебряный тяжело вздохнул и потянулся за коньяком. Гелена извивалась у него на коленях. Рядом шипела Людмила. Славный получался вечерок…
— Серебряный, тебе не кажется, что это уже слишком? — Лицо Людмилы пошло пятнами, не помог даже макияж.
Гелена улыбнулась сопернице. В ее улыбке было все: и пренебрежение, и антипатия, и чувство превосходства. Она была молода и красива. У нее вся жизнь впереди, а у этой тетки только и осталось, что дорогие шмотки и эксклюзивные побрякушки.
— Серебряный, ты меня слышишь? — Людмила впилась ногтями в его руку.
Все, с него довольно.
Серебряный устало вздохнул, похлопал Гелену по бедру, как маленькую девочку подхватил под мышки, усадил на свое место рядом с Людмилой.
— Дамы, вы тут поболтайте, а мне пора…
Очутившись на свежем воздухе, он с наслаждением закурил. Наверное, оставлять двух разъяренных женщин наедине друг с другом не совсем по-джентльменски, но он никогда и не претендовал на звание джентльмена. Зная темперамент Людмилы, можно предположить, что Гелене придется несладко. Но Гелена не пропадет. В шоу-бизнесе овечек не держат. Плохо другое — отношения с Людмилой придется выстраивать по новой схеме, старая давно не актуальна. Так что, может, оно и к лучшему.
«Есть еще Маша», — подумал он, выпуская идеально ровное колечко дыма.
От мысли, что есть еще Маша, на душе вдруг стало легко и радостно. Может, начать выводить ее в свет? Может, сделать единственной и официальной любовницей?
Обдумывать этот вариант тоже было приятно, хотя для себя Серебряный уже давно решил, что Маша Литвинова в его списке любовных побед будет стоять особняком. Слишком неопределенными оказались их отношения. Он даже победой особой не мог похвастаться. С Машей всегда было тяжело, а теперь стало тяжело вдвойне. Она не оказывала ему явного сопротивления. Кажется, ей даже было хорошо с ним, но Серебряного не покидало ощущение, что, получив доступ к телу, до души он так и не достучался.
— А она мне нужна, ее душа? — проворчал он раздраженно.
По всему выходило, что нужна, что ему хочется обладать всей Машей Литвиновой, а не какой-то ее частью. Ему, видишь ли, хочется, а она до сих пор обращается к нему по имени-отчеству! Конечно, субординация — вещь хорошая и даже нужная, но не в постели же!
Может, он что-то не так делает? Может, ей денег предложить?
Нет, с деньгами — это уже перебор. Еще подумает, что он ее покупает. А так есть иллюзия, что их отношения не добровольно-принудительные, а взаимоприятные. Если она еще перестанет обращаться к нему на «вы»…
* * *Маша поставила розы в вазу богемского стекла, привычно расписалась в квитанции посыльного.
— Это ж какие деньжищи на ветер! — буркнул посыльный.
— Вы о чем? — спросила она.
— Да о цветах! Стоят хрен знает сколько, а пользы с них, как с козла молока.
— Но ведь красиво.
— Красоты той на один день.
— Может, в том и прелесть?
— В чем? В засохшей траве? Ерунда! Хочется вам красоты, так купите искусственные цветы. Вон на рынке такие букеты продаются, от живых не отличишь.
— Так ведь искусственные.
— А в чем разница, если почти как настоящие?
Маша пожала плечами. Продолжать спор было бессмысленно. Кому-то нравятся живые цветы, кому-то искусственные.
— Что, я неправильно говорю?! — не унимался посыльный.
— Слушайте, а может, вам место работы сменить? — спросила Маша.
— Это как?
— Устройтесь в похоронное бюро, там много искусственных цветов.
Посыльный задохнулся от обиды, хотел что-то возразить, но тут дверь распахнулась — в приемную вплыла элегантно одетая дама неопределенного возраста.
— Здравствуйте, Серебряный у себя? — спросила она.
— У себя, — Маша вежливо улыбнулась. — Как о вас доложить?
Дама иронично усмехнулась.
— Доложите, что пришла его смерть.
От удивления Маша потеряла дар речи. Посыльный спешно ретировался.
— Рад, что ты не утратила чувства юмора. — Они не заметили, как в приемной появился Серебряный.
— Почти утратила, — сухо сказала дама, протягивая ему руку. — После твоей вчерашней выходки я готова тебя убить.
— Прямо сейчас или сначала выпьем кофе? — вежливо поинтересовался Серебряный.
— У тебя всегда был отвратительный кофе.
— Поверь, Людмила, все изменилось. Мария Андреевна, сварите нам, пожалуйста, кофе, — бросил он Маше, увлекая гостью в свой кабинет.
Когда Маша с подносом в руках вышла из потайной комнаты, загадочная Людмила и Серебряный уже мило беседовали. Похоже, посетительница раздумала брать на душу грех смертоубийства.
— Спасибо. — Серебряный забрал поднос.
— Пахнет действительно вкусно, — женщина улыбнулась. — Кажется, от твоей новой секретарши пользы больше, чем от предыдущей.
— Да, намного больше, — Серебряный многозначительно ухмыльнулся.
Маше захотелось огреть его подносом.
— Что-нибудь еще? — подавив вспышку ярости, вежливо поинтересовалась она.
— Больше ничего, вы свободны, Мария Андреевна.
— Спасибо, милая. — Гостья посмотрела на Машу чуть более пристально, чем того требовала обычная вежливость. — Вы действительно варите очень вкусный кофе.
Маша молча кивнула в ответ, вышла из кабинета.
Значит, от нее много пользы? Значит, она такой специальный полезный зверек! Почту сортирует, кофе вкусный варит, в постели шефа ублажает…
Маша села за компьютер, сердито застучала по клавиатуре. От злости и обиды руки дрожали, и на мониторе вместо вразумительного текста появлялась какая-то абракадабра. Пытаясь унять раздражение, она сделала глубокий вдох, стерла все написанное. Когда посетительница в сопровождении Серебряного вышла в приемную, Маша была уже почти спокойна.
— Рад, что мы пришли к общему знаменателю, — сказал Серебряный, галантно прикладываясь к унизанной перстнями ручке.
— Я тоже рада, — женщина быстрым движением взъерошила его волосы, — но все-таки ты редкостный мерзавец.
— Виноват, исправлюсь.
В приемную заглянул Степан, спросил с порога:
— Звали, шеф?
— Отвезешь Людмилу домой.
— На Кутузовский?
— Да, я же сказал, домой.
Вот, значит, к кому он ездил на Кутузовский…
Маша отвернулась к окну. Ну что же, роскошная женщина, стильная, интересная. Наверное, ему такие и нужны…
Время подходило к обеду. Маша то и дело поглядывала на часы. Не потому, что была голодна, просто хотелось побыть какое-то время одной, подальше от Серебряного. До обеденного перерыва оставалось пять минут, когда в приемную ворвалась эффектная брюнетка.
— Где он? — не здороваясь, бросила брюнетка, стряхивая снежинки с норкового манто.
— Кто — он? — уточнила Маша.
— Знамо кто! Где ваш босс?
— Мой босс у себя. — Маша холодно улыбнулась.
— Доложите!
— Как?
— Ну, откуда я знаю, как у вас принято докладывать о посетителях?! — гостья нетерпеливо взмахнула рукой.
— Я спрашиваю, как вас представить.
— Скажите, что пришла Гелена.
Значит, Гелена. Имечко-то какое распрекрасное. Наверное, барышня из богемы. Наверное, модель или певица.
Маша нажала на кнопку селектора.
— Да? — послышался из динамика голос Серебряного.
— К вам посетительница. Ее зовут Гелена, — сказала она.
В динамике послышался вздох.
— Пусть войдет.
— Пройдите, пожалуйста. Шеф вас ждет.
— Сама слышу, не глухая, — буркнула девица и, покачиваясь на высоченных каблуках, направилась к двери.
— Может, и не глухая, но точно невоспитанная, — пробормотала Маша, когда дверь за Геленой захлопнулась.
А Его Княжество, оказывается, роковой мужчина. Она невесело усмехнулась. Можно подумать, что она этого не знала. Можно подумать, что она не догадывалась, что у ее босса весьма бурная личная жизнь. Впрочем, одно дело — догадываться, и совсем другое — видеть все собственными глазами…
Настенные часы показывали ровно час дня. Наступил ее законный перерыв! Пусть сам варит кофе этой своей… лахудре, а она имеет полное право отдохнуть, Маша достала из сумочки мобильный, зашвырнула его в ящик стола. Все! Абонент недоступен!