И тут случилось непредвиденное. Николай с Михаилом, что-то горячо обсуждая, начали спускаться по каменистому склону, и вдруг под ногой Николая поехал камень. Он потерял равновесие, упал и кубарем покатился вниз. Стараясь удержать камеру, чтобы не раздавить ее своим телом, Николай несколько раз перевернулся, стукнулся о старый ствол упавшего дерева и плавно приземлился, осыпаемый потоком мелкого щебня, старой листвы и сухих веток.
– Живой, что ли? – взволнованно спросил подбежавший первым Сашка. – Медведь неуклюжий!
– Чуть камеру не грохнул, – проворчал Колян и, опираясь на локоть, попытался встать, но тут же с перекошенным лицом снова упал на спину. – Нога…
– Ну-ка, дай посмотрю, кулема! – буркнул Сашка, присаживаясь рядом на корточки.
– Тихо ты! – вскрикнул Николай. – Лезешь лапищами!
– Черт, ты же ногу, похоже, сломал, абориген хренов! Ступней пошевелить можешь?
– Не могу, в голени больно, горит вся.
– Сапог надо снять, – предложил Михаил. – Вдруг открытый перелом?
– Парни, сапог надо резать, – неожиданно проговорил священник, и все дружно обернулись в его сторону.
– Что смотрите? Я дело говорю, уж поверьте мне. Если там небольшой обломок кости торчит, он может сгоряча и не почувствовать этого. А если инфекция попадет, перевязывать будет уже поздно.
– Батюшка дело говорит, – поддержал священника Семен. – Смотреть ногу надо. Обязательно. – Он уже остругивал ножом толстые короткие сухие ветки для самодельной шины.
Сашка присел рядом с оператором, вытащил свой охотничий нож и стал осторожно разрезать резиновое голенище. Николай морщился и постанывал от неосторожных движений. Резина резалась плохо, нож был туповат для таких процедур.
– Погоди-ка, – отстранил Сашку Семен.
Он достал из рюкзака небольшой нож на костяной ручке с чуть изогнутым лезвием, и резина послушно расползалась под ловкими руками проводника. Самой сложной оказалась нижняя часть сапога. Якут надрезал резину на пятке, затем поддел лезвием остатки сапога на подъеме и освободил ногу. Размотав портянку и осторожно задрав штанину, все стали осматривать ногу. Невооруженным глазом было видно, что кость на голени смещена, а в месте перелома набухала синевой припухлость.
– Давай режь веревку, – хмуро приказал Сашка, кивнув на моток капронового линя, торчавшего из рюкзака якута, и прилаживая расщепленные толстые ветви вдоль голени ноги.
– Зачем хорошую веревку портить? – с невозмутимым видом возразил Семен.
– Ты что? Предлагаешь мне рубаху на полосы рвать, жмот?
– Зачем рубашку портить? – так же спокойно проговорил якут. – Лыко, однако, надо драть.
Достав из рюкзака топор в кожаном чехле, он отошел в сторону, выбрал небольшую липу и несколькими ударами свалил ее. Затем ловкими движениями нарезал длинные тонкие полосы мягкой коры, стянул их со ствола и протянул три конца полосок удивленному Михаилу:
– На, держи. – После чего начал сплетать полоски в косички, превращая их в прочную плоскую веревку. Вскоре две веревки, метра по полтора каждая, были готовы, и якут присел перед Николаем. Приложив ветки к ноге, он велел их придерживать, а сам расщепил ножом верхний конец одной палки и просунул в трещину конец сплетенной коры. Через пару минут нога Николая была надежно закреплена.
– Однако, нести надо, – добавил он. – Носилки надо.
Сашка с Михаилом быстро подобрали две подходящие жерди. Веревки хватило впритык, чтобы сделать петлю на одном конце, переплести жерди и накинуть такую же петлю на второй конец. Эти петли, перекинутые через шею, позволяли несущим раненого перевести основную нагрузку с рук на шею.
В унылом молчании экспедиция двинулась в стойбище. Несли Николая поочередно. Однако в течение первого же часа выяснилось, что с носилками в тайге не развернешься. Приходилось все время петлять, разворачиваться, чтобы обойти стволы, заросли, камни и осыпи, опускать или поднимать носилки. За час прошли не больше километра и вконец вымотались.
– Да, так мы год идти будем, – проворчал Сашка, устало падая на траву во время очередной остановки. – Надо или крюк делать по руслу реки, или вертолет вызывать.
– Здесь мобильник не берет, – сказал Михаил. – Я уже раза три пробовал сеть найти. Бесполезно.
– Крюк делать далеко, – вставил Семен. – Четыре дня пути. Нельзя, нога воспаляться будет, жар начнется. Однако, лекарства нужны. Если бы открытая рана, я бы справился, есть средства, знаю. А тут рана внутри, лекарство надо, иначе никак.
Отец Василий молча поднялся с земли и подошел к Николаю. Помог ему перебраться с носилок на траву и стал снимать веревку с носилок. Все с недоумением наблюдали за действиями священника. Накинув веревку себе на шею, он начал складывать веревку кольцами. Получилась петля длиной около двух метров. Перекрутив ее в середине, отец Василий просунул один конец петли под мышки Николаю, а второй под его колени. Среднюю часть накинул себе на шею и попросил:
– Помогите-ка.
Сашка и Михаил помогли приподнять с земли Николая. Теперь раненый висел на груди священника, но вся нагрузка приходилась на веревку, перекинутую через плечо.
– Пошли, – коротко предложил отец Василий.
– Где вы этому научились, батюшка? – удивился Михаил, подбирая свой рюкзак.
– На войне, – тихо ответил отец Василий.
– Однако! – переглянулись путешественники. – Интересный нам священник встретился.
Минут через тридцать Сашка предложил сменить отца Василия.
– У вас сил не хватит, – усмехнулся священник. – Ноги слабые, а я тренированный.
С коротким отдыхом через каждые тридцать минут он тащил оператора уже несколько часов под восхищенными взглядами парней. Проводник Семен ушел вперед, собираясь до ночи попасть в стойбище и вернуться с верховыми лошадьми. Или же, если из стойбища смогут связаться со спасателями, можно рассчитывать и на вертолет.
Примостившись у окна автобуса, отец Василий смотрел, как бегут по бетонке самолеты, как быстро приближается белое здание аэропорта с синими стеклами окон и большими веселыми клумбами, пестревшими желтыми цветами. Наверное, подумал священник, нужно позвонить Бестужевой, что я благополучно приземлился. Если отец Федор ей уже сообщил о своем прибытии, надо встретиться с ним и вместе ждать машину с телевидения.
Порывшись под рясой, он добрался до кармана, достал мобильный телефон и нажал «вызов». Наконец в трубке послышался голос Анастасии.
– Але! Отец Василий? Хоть вы нашлись! Вы где сейчас?
– Сошел с самолета, везут к аэропорту, а что? Вы чем так взволнованы?
– Никак до отца Федора не дозвонюсь. Или телефон выключен, или недоступен. Он должен был два часа назад прилететь.
– Может, аккумулятор в телефоне сел, а он сейчас к вам на такси едет?
– Не прилетел он на этом самолете, я узнавала у пассажирских диспетчеров аэропорта. Не садился он в самолет.
– Вот беда-то, – с сожалением ответил отец Василий. – Что же теперь делать? Если он опоздал на рейс, то прилетит не раньше завтрашнего утра. Будете отменять передачу?
– Не могу, – твердым голосом проговорила журналистка. – У меня другая идея. Давайте проведу ее только с вами. Знаю, как о вас отзывается ваше руководство, навела кое-какие справки. Мне сказали, что вы очень интересный челок, повидавший многое на своем веку. Ну как, вы не против?
– Даже и не знаю, что вам ответить, – замялся отец Василий. – Как-то страшновато.
– Перестаньте, – рассмеялась Бестужева. – Вам ли, священнику, говорить о страхе!
– Да не тот это страх, о котором вы думаете. Дело в другом. Не совсем я готов в одиночку отвечать на вопросы. Отцу Федору привычнее, он давненько в этой кухне варится, а мне впервые придется. Боюсь не справиться.
– Ничего, я помогу, снивелирую неприятные и неудобные вопросы, поверьте моему опыту, все будет отлично. Машина скоро подъедет в аэропорт. Водитель ваш телефон знает. Как приедет, сразу с вами свяжется.
Машина с телевидения пришла минут через пятнадцать. Пожилой седой водитель в синей новенькой спецовке с надписью «телевидение» на спине покидал в багажник пустые чемоданы священника и дежурно спросил:
– Из командировки, значит?
– Из командировки, – неохотно ответил священник.
– А что же вас гоняют-то? Не проще на месте церкви понастроить?
– Не проще. Два-три верующих на тысячу квадратных километров, на каждого не построишь.
– Так сами бы ездили. Уж разок-другой в год и выбрались бы.
Разговор получался какой-то занудный, каким обычно и бывает с людьми, слишком уверенными, что они все понимают и во всем разбираются. Главное – высказаться, продемонстрировать свою точку зрения.
Разговор прервал телефонный звонок. Звонили из епархии.
– Вы сейчас куда, отец Василий, на телевидение?
– Вы сейчас куда, отец Василий, на телевидение?
– Да, на передачу.
– Значит, не стали ее отменять? Ладно. Только потом, пожалуйста, к нам приезжайте.
– Конечно, – ответил отец Василий. – Скажите, а от отца Федора никаких вестей нет? Не звонил он?
– Вот это нас и беспокоит, – ответили ему из епархии. – На самолет он не сел, не прилетел в Михайловку на вертолете. Пропал он у нас. Мы сейчас всех обзваниваем.
– Думаете, с ним что-то случилось? – насторожился священник.
– Не знаем точно, – замялись на том конце трубки. – Вряд ли, не отправился же он на охоту в одиночку. Выясним.
Анастасия Бестужева в строгом деловом костюме была сосредоточенна и серьезна. Она провела отца Василия в свой рабочий кабинет, усадила в кресло перед стеклянным журнальным столиком и тут же куда-то начала звонить, давала какие-то указания, о чем-то спрашивала. Дважды за это время к ней забегали молоденькие девочки. Одной Бестужева сунула лист бумаги, молча ткнув полированным ноготочком в какой-то абзац, вторая принесла и положила перед Анастасией два листа с текстом. Обстановка была для священника непривычной, но без суеты. Чувствовалось, что все идет по определенному плану.
– Так, отец Василий, – положив наконец трубку, повернулась к священнику телеведущая, – давайте быстренько готовиться. Скоро мы с вами пройдем в студию, а пока оговорим основные правила. Старайтесь не спешить, а отвечать только тогда, когда я вам дам такую возможность, иначе будем перебивать друг друга. Правила такие: я спрашиваю – вы отвечаете. Если захотите вставить реплику или пояснения в тот момент, когда я говорю, дайте знать короткой фразой. Звучит в эфире вопрос по телефону – я его принимаю, комментирую и переадресовываю вам, лучше не торопиться, поскольку вы впервые участвуете в такой передаче. Вопросы могут быть неудобными, некорректными, просто глупыми. Я опытнее вас, поэтому смогу вовремя сгладить неприятный момент или избежать его, понимаете?
– Да, конечно, – согласился священник. – А что, бывают и такие вопросы?
– А вы как думали? На то он и прямой эфир, на то она и наша страна. Дебилов, знаете ли, пока еще достаточно. Да и просто хулиганов. Но вы не беспокойтесь, мы научились с этим бороться. На телефоне сидят опытные девочки-операторы, они знают, какие вопросы пропускать, а какие нет.
– Понятно, – немного успокоился отец Василий. – Я так понимаю, что отвечать надо строго по существу и как можно лаконичнее.
– Правильно, но только не перестарайтесь с лаконизмом. Беседа должна получиться живой. Краткость краткостью, но какие-то иллюстрации, примеры, отступления все же нужны. Но я об этом в ходе беседы позабочусь. Если почувствую, что ответ слишком суховат, то вовремя вмешаюсь с дополнительными вопросами, постараюсь ваш ответ несколько оживить. Главное – не волнуйтесь, держитесь свободно. За рамки темы мы выходить не будем: об интегральных исчислениях и нелинейной алгебре разговор не пойдет. Ну как, вы готовы? – наконец Бестужева позволила себе улыбнуться.
– Думаю, готов, – ответил священник. – Не знаю только, как буду себя вести перед камерой, непривычно говорить в стеклянный глазок.
– Справитесь. Помимо камеры, в студии будут и зрители. Вот вам и аудитория. Можете считать, что обращаетесь к ней. Кстати, пойдемте в студию. У нас есть несколько минут, чтобы осмотреться и освоиться. Хорошо?
Журналистка повела отца Василия к лифту длинными коридорами. Спустившись на два этажа ниже, они снова пошли длинными коридорами, пока Бестужева не остановилась перед дверью с табличкой «Студия новостей».
С трудом отворив тяжелую дверь, она повела своего гостя между какими-то занавесями из плотного материала, станинами и каркасами. Под ногами и на стенах змеились кабели, провода, какие-то щитки с изображением молний, пульты. Наконец отец Василий оказался в большом освещенном помещении. В самом центре стояли большой стол с причудливо изогнутой столешницей и два кресла. На заднем плане рабочие в комбинезонах выкатывали полупрозрачные большие щиты, которые должны были обеспечить задний фон. Справа – пока еще затемненные, уходящие вверх ряды пластиковых белых кресел для зрителей. Навскидку их было штук сорок-пятьдесят.
Бестужева потянула священника за рукав, пропуская операторов с наушниками, которые выкатывали на позиции большие камеры. По обеим сторонам студии были сдвинуты в кучу столы, несколько кресел и два мягких угловых дивана. Студия использовалась для разных передач, менялся лишь интерьер.
– Садитесь вот сюда, – предложила Бестужева, указав на кресло и усаживаясь рядом. – Вот тут мы с вами и будем работать.
– Да-а, – осматриваясь по сторонам, заметил священник, – на экране все выглядит как-то компактнее. А тут в футбол играть можно.
Наверху что-то гулко щелкнуло, и ведущую с гостем ослепил на мгновение яркий свет. Отец Василий поднял лицо и увидел над головой сложную конструкцию ферм, кронштейнов и тросов. Вся эта конструкция была нашпигована прожекторами разных размеров и стеклами разных цветов. Несколько громких щелчков, чуть повернулись прожектора, сменились фильтры, и свет из ослепляюще-яркого стал мягким и спокойным. Лучи прожекторов вырвали из полумрака стол участников передачи и ряды кресел для зрителей. Отец Василий услышал голоса и топот ног. Молодая высокая женщина с папкой в руках вводила в павильон большую группу людей. Зрители потянулись вверх по проходам и стали занимать места.
– Обживайтесь, обживайтесь, – повернулась к священнику Бестужева. – Покрутитесь в кресле, расслабьтесь, а когда начнете говорить, смотрите прямо в камеру. А если будет уж очень непривычно – переведите взгляд чуть выше, на зрителей. Есть у нас одна хитрость – выбираете в зале располагающее лицо и обращаетесь к нему, будто именно этот человек задает вам вопрос. Понимаете?
Сбоку из-за кулис вышли две девушки в белых халатиках с подносами. Без всякого предупреждения и предисловия одна из них занялась ведущей, а вторая с дежурной улыбкой накрыла плечи священника простынкой и стала проводить кисточкой по его лицу. Непослушную прядь она зафиксировала каким-то кремом. Нетронутой осталась только борода священника.
Пока отца Василия приводили в порядок, он обратил внимание, что высокая девушка с папкой в руках занялась странным делом: поднимала некоторых из зрителей и заставляла их поменяться местами с другими. Таким образом пересела чуть ли не половина всех присутствующих.
– А что это она делает? – не выдержав, спросил священник.
– Кто? А! Это помощник режиссера. Формирует картинку для операторов – надо равномерно распределить мужчин и женщин: по возрасту, по цвету одежды, характерные интересные типажи спустить ниже, для удобного ракурса. Галя у нас мастак, она может заранее определить тех, кто обязательно будет задавать вопросы. Таких тоже сажают в первые ряды.
Вот объявили «минуту до эфира», и у отца Василия начался легкий мандраж. А когда Бестужева заговорила в камеру, священник совсем разволновался.
Ведущая рассказала о теме передачи, о ее важности и, ободряюще улыбнувшись, представила гостя. Как только отец Василий заговорил, он сразу почувствовал себя свободнее и успокоился. А ведущая продолжала:
– К сожалению, не смог приехать к нам в студию еще один гость, отец Федор из епархиального управления. Кстати, отец Василий, вы вместе с ним были в командировке. Расскажите, пожалуйста, о вашей поездке, ее целях.
И отец Василий начал рассказывать, как многие священники по просьбе верующих ездят в командировки в те районы, где еще нет храмов и где их невозможно построить, о проведенных службах, обрядах и таинствах, о встречах с людьми из глубинки.
Надо отдать должное Бестужевой – она очень умело направляла рассказ в одной ей и режиссеру понятное русло, не давая священнику слишком увлечься. Потом они вместе порассуждали о духовности, о связанных с этим проблемах, и эти рассуждения прерывались вопросами из зала и принятых телефонных звонков.
– Скажите, отец Василий, – поднялась болезненного вида женщина, – а как вы сами пришли к вере? Вы из семьи священника или у вас был другой путь к Богу?
– Хороший вопрос, – прокомментировала Анастасия. – Откуда приходит к людям духовность? Я знаю, батюшка, что вы человек сложной судьбы и прошли через многое, прежде чем облачились в рясу священника…
– Видите ли, – начал священник, – неважно, по какой причине и что послужило толчком. Многие люди приходят к вере самостоятельно, для всех Господь посылает испытание, и для каждого свое. Говорить о себе не хотелось бы, потому что это глубоко личное. Хочу лишь пожелать всем людям достойно пройти через испытание, посланное Господом, и выбрать свой путь к вере. Испытание – это не потеря близкого человека, не тяжкие болезни, это – порог, рубеж, за которым начинается любовь к Господу, вера в него, любовь к ближнему и всепрощение, бескорыстность, милосердие и сострадание. Так стоит ли говорить о причинах?..