Что-то было не так. Охваченный физическим желанием, он не сразу отметил встревоженное выражение и бледность ее лица — словно ей приходилось сдерживать целую бурю эмоций.
Его тоже охватила тревога.
— Что-нибудь случилось?
Белла подошла к столу и положила на него бумагу. Его свидетельство на право владения Уиндмуром.
— Я передумала, — заявила она. — Полагаю, будет правильно, если это поместье останется у тебя. Твое предложение компенсировать мне его стоимость остается в силе?
Герцог почувствовал, как внутри что-то сломаюсь. Желания исчезли.
— Чем вызвана такая перемена?
Ее голос был безжизненным:
— Я передумала. Ты провел здесь детство, поместье напоминает тебе об отце, старом герцоге. Ты и только ты законный владелец. А я лучше поеду в Лондон.
Герцог прищурился.
— В Лондон? А как же твое желание писать? Ты сама убеждала меня, что положение независимой землевладелицы дает тебе возможность осуществить свои давние мечты.
— Я могу писать и в Лондоне. Там я буду ближе к редакции «Таймс». Возможно, даже встречусь с главным редактором.
— Но ведь это будет бесполезно, разве нет? Редактор считает, что ты мужчина.
Белла стала белой как мел. Джеймс едва справился с желанием схватить ее за плечи и вытрясти всю правду. Вопрос, действительно ли она находится в опасности, больше не стоял. Теперь следовало выяснить, что ей угрожает. Что могло случиться за час, прошедший с момента их расставания?
Он медленными шагами подошел и остановился рядом. Так близко, что мог ее коснуться, если бы захотел. Протянув руку, он намотал на палец упавший на щеку локон. Белла судорожно втянула воздух, ее глаза наполнились слезами. Мужчина чувствовал, что и она изнывает от желания, но любовное томление победило другое чувство, оказавшееся сильнее, — страх. Она была вся во власти страха, как уголовный преступник, который готовится предстать перед жюри присяжных.
Герцог лихорадочно прикидывал, как лучше поступить. Если она не останется в Уиндмуре, то будет ближе к нему в Лондоне. Ему придется пересмотреть свои планы…
— Мое предложение остается в силе, — сказал он с едва заметным холодком, — при одном условии: в Лондон ты поедешь со мной завтра.
— Хорошо.
Ответ был дан слишком быстро. Она бежит отчего-то. Или от кого-то?
Он больше не станет спрашивать. Все его предыдущие попытки узнать у нее правду оказались неудачными. Теперь он прибегнет к официальным процедурам, с которыми знаком лучше.
— Спасибо, — сказала Белла. — Похоже, я снова у тебя в долгу.
— Иди, Белла. Собирай вещи.
Как только она ушла, Джеймс отправился на поиски Бобби. Было уже за полночь, и маленький конюх спал в своей постели в крыле для слуг. Джеймс потряс его за плечо.
— Что с лошадьми? — испуганно воскликнул мальчик.
— С лошадьми все в порядке, — заверил его Джеймс. — Я пришел по другому поводу. Белла и Харриет завтра отправятся в Лондон вместе с нами. Женщины поедут в моей карете, а я — верхом на Максимусе. Когда мы прибудем в Лондон, наши пути разойдутся. Меня ждут в доме на Парк-стрит. Но куда собирается ехать Белла, я не знаю. Я хочу, чтобы ты остался рядом с ней. Мне необходимо знать, где она остановится.
— Она будет недовольна.
— Не важно. Можешь проследить за ней тайком, если понадобится.
Бобби довольно ухмыльнулся:
— Это не проблема, ваша светлость. Я вырос на лондонских улицах и знаю все закоулки как свои пять пальцев. Она ни за что меня не заметит.
Глава 22
Лондон оказался не таким, каким его помнила Белла. Хотя она здесь родилась, ее отец переехал в деревню, когда ей было семь лет. Воспоминания были смутными: ее маленькая спальня в скромном кирпичном доме, крики разносчика за окном — он продавал свежие горячие булочки, звон церковных колоколов воскресным утром, игры с соседскими ребятишками, запах цветов.
Они выехали из Уиндмура накануне рано утром, остановились в гостинице на ночь и снова тронулись в путь, едва рассвело. Джеймс, похоже, очень спешил в Лондон. Белла не жаловалась. Спешка ее вполне устраивала, поскольку с каждым часом она становилась все дальше от Руперта. Лондон давал ей шанс спрятаться и исчезнуть, раствориться в шуме и суете большого города. Здесь она расстанется с Джеймсом, но это все равно бы случилось, даже если бы она осталась в Хартфордшире.
Он постоянно жил в Лондоне, и, учитывая получение титула, возвращение в город было неизбежным.
Городской воздух был наполнен запахом угольного дыма и влаги — собирался дождь. Из окна роскошной кареты герцога Белла с любопытством разглядывала улицу, заполненную разномастными экипажами, легкими колясками и гружеными телегами. Они проехали мимо кофейни, и Белла вдохнула аромат свежесмолотого кофе. Вдали, на фоне затянутого дымкой неба, виднелись силуэты заводских труб и церковных шпилей. Харриет сидела напротив Беллы и с детским любопытством смотрела в окно. Судя по выражению ее лица, город ей нравился. Джеймс ехал верхом рядом с каретой. Женщины долго отказывались, заверяли, что вполне могут отправиться в Лондон почтовым дилижансом с ближайшей станции, но Джеймс настоял. Он заявил, что в любом случае предпочитает ехать верхом.
Карета остановилась напротив впечатляющего сооружения, построенного из камня, белого кирпича и мрамора. Судя по вывеске, это был Английский банк. К востоку располагалась Лондонская фондовая биржа.
Джеймс спешился:
— Я вернусь через минуту.
Белла кивнула и проводила взглядом герцога, который взбежал по ступенькам и вошел в банк. Как только он скрылся из виду, Харриет открыла дверцу кареты и вышла, оставив Беллу в одиночестве.
— Я найду для нас транспорт. На этой улице полно экипажей.
Минуты шли. Напряжение, давно владевшее Беллой, становилось все сильнее. Ей следует отправиться своей дорогой, пока еще есть силы.
Наконец Джеймс вышел из банка с пакетом в руке. Он открыл дверцу кареты и передал его Белле.
— Плата за Уиндмур-Мэнор.
— Спасибо.
— Я провожу тебя куда скажешь.
Она изо всех сил старалась остаться хладнокровной и спокойной.
— Нет, спасибо. Здесь с нами все будет в порядке. Тебя ждет вдовствующая герцогиня.
— Тогда позволь, мой кучер отвезет тебя.
— Нет необходимости. У нас достаточно денег, чтобы нанять экипаж и найти дом.
Она ожидала, что Джеймс будет настаивать, но он молча предложил ей руку и помог выйти из кареты. В разрыве между облаками показалось солнце, осветив его лицо. Он был так красив, что у Беллы сжалось сердце. Больше всего на свете ей хотелось ощутить еще хотя бы раз прикосновение его губ. И не важно, что они находятся на оживленной лондонской улице. Для нее не существовало ничего, кроме любимого человека, с которым ей предстояло расстаться.
Его лицо осталось непроницаемым. Бросив взгляд в сторону, он сказал:
— Экипаж готов.
«Ему легко со мной расстаться, — подумала Белла, — а мне кажется, что часть моего сердца осталась с ним».
Она увидела, что Харриет уже остановила экипаж и кучер грузит багаж. Большинство вещей осталось в Уиндмуре. Они взяли с собой только самое необходимое.
Джеймс открыл дверцу экипажа. Когда она решила забраться внутрь, он легко дотронулся до ее щеки, а потом поднес ее руку к губам и коснулся дрожащих пальцев. Боль в сердце стала сильнее.
Он заглянул ей в глаза — а Белле показалось, что прямо в душу, — и сказал:
— Не забудь. Если тебе что-нибудь понадобится, пошли за мной.
Белла приказала кучеру ехать туда, где прошло ее детство, — в окрестности Портмен-сквер. На самой площади стояли роскошные дома богачей, но в непосредственной близости от нее селился рабочий люд. Жилье здесь считалось вполне доступным. Однако время все изменило. Некогда чисто выметенные, мощенные булыжником улицы были разбитыми и грязными, в некоторых местах невозможно было ходить из-за куч мусора и конского навоза. Повсюду сновали люди. Торговцы спешили открыть свои лавки, а дети в поношенной одежде бежали на текстильные фабрики.
Кучер знал, где находится пансион, в котором есть свободные комнаты, и привез их туда. Белла вышла из экипажа и задумчиво оглядела трехэтажное здание из красного кирпича с черными ставнями.
— Хочешь остаться здесь? — с сомнением спросила Харриет.
— Да. Руперт ни за что не станет нас здесь искать.
Хозяйка оказалась крупной дамой с огромным задом и тонкими губами, словно застывшими в презрительной усмешке.
— Третий этаж свободен, — сообщила она. — Арендная плата первого числа каждого месяца. Никаких исключений.
Белла заплатила женщине требуемую сумму, и та сразу подобрела.
— Как вас зовут? — спросила хозяйка.
Белла выпалила первое имя, которое ей пришло в голову, — один из псевдонимов, предложенных Джеймсом для ее писательской карьеры.
— Миссис Раундботтом.
Женщина какое-то время колебалась, потом ее губы дрогнули, она спрятала деньги за лиф платья и протянула Белле ключ.
Та вздохнула с облегчением. Она понимала, что не должна оставаться на одном месте долго. Если Руперту досталась хотя бы малая толика предприимчивости его брата, он имел все шансы их найти.
Зато Джеймс будет в безопасности.
Дом на Парк-стрит был массивным и величественным сооружением из камня и мрамора. Джеймсу, конечно, приходилось здесь бывать, но крайне редко, в детстве, когда его иногда призывала к себе вдовствующая герцогиня.
Дворецкий старого герцога по имени Стоджес открыл дверь раньше, чем Джеймс успел постучать. Он держался очень прямо, сохранял неизменную серьезность и всегда казался Джеймсу похожим на артиллерийского сержанта. Но гримаса, которой он встречал мальчика в детстве, теперь сменилась радушной улыбкой.
— Добро пожаловать, ваша светлость, — сказал он и поклонился. — Герцогиня ожидает вас в серебряной гостиной.
Джеймс кивнул и пошел вслед за Стоджесом по отделанному мрамором холлу. На стенах висели бесценные полотна. Здесь были работы Рембрандта, Бенджамина Маршалла, Соури Гилпинаи Герарда Терборха. Дворецкий свернул в коридор, и Джеймс увидел впереди портрет старого герцога, кисти известнейшего портретиста Мартина Арчера Ши. Сходство было потрясающим. Джеймс долго смотрел на темные вьющиеся волосы, тронутые сединой на висках, орлиный нос, подвижные синие глаза, так похожие на его собственные. Герцог не улыбался, наоборот, его тонкие губы изогнулись в циничной гримасе, придававшей лицу упрямое и высокомерное выражение.
Джеймс не мог не думать об иронии ситуации, в которой оказался. Еще несколько месяцев назад он бы поднял на смех любого, кто назвал бы его законным наследником. Всю жизнь этот дом являлся для Джеймса навязчивым символом того, что было ему недоступно. Он всегда был отверженным, привык к этой мысли, но неожиданно оказался настоящим законным владельцем всего.
Стоджес распахнул дверь в серебряную гостиную, и Джеймс вошел внутрь. Богато украшенная шелковыми драпировками с голубыми и серебряными полосами комната была одной из трех гостиных этого дома. Вдовствующая герцогиня сидела за выполненным в римском стиле карточным столиком с ножками в виде львиных лап и раскладывала пасьянс. Увидев Джеймса, она отложила карты.
Стоджес тихо скрылся, плотно закрыв за собой дверь.
На Джеймса уставились серо-синие стальные глаза.
— Итак, ты наконец прибыл. А я уж думала, что ты и дальше будешь валяться в пьяном ступоре в Богом забытом деревенском поместье.
— Какая радушная встреча! Вы получили мою записку?
— Прошло много недель. Я думала, ты явишься домой намного скорее.
Домой. Это место было для него не больше домом, чем закрытые школы, в которых он провел все свое детство. То, что герцогиня этого не понимала, многое говорило о ее характере.
С явным неудовольствием старуха смерила его холодным взглядом и сказала:
— Нам следует многое обсудить. У тебя есть обязанности по отношению к этому дому и титулу.
Джеймс обвел глазами комнату.
— Этот дом явно ничего не потерял из-за моего отсутствия. Уверен, слуги ходили перед вами по струнке.
— Не стоит меня переоценивать. Речь не об этом. Теперь ты герцог.
— Да, кстати, об этом. Вы уверены?
Старуха явно растерялась.
— Я же говорила, что твой отец признался в этом на смертном одре. Я поручила солиситору проверить брачную лицензию. Все законно.
— Понятно, — насмешливо протянул он. — Тем не менее у меня осталось довольно много вопросов. Не секрет, что вы никогда не относились ко мне одобрительно. Зачем же выносить сор из избы и обнародовать секрет старого герцога? Пусть бы унес эту тайну в могилу. Грегори — его сын, и титул перешел бы к нему, поскольку других претендентов нет. Его для этого растили.
Герцогиня прижала руку к груди.
— Ты хочешь обвинить меня во лжи? Нет, мое сердце определенно этого не вынесет!
— Ах, оставьте свой драматический талант для «Друри-Лейн», — досадливо поморщился Джеймс. — Мы оба знаем, что ваше сердце мягкое и чувствительное, как булыжник. Вы никогда палец о палец не ударите, если не видите в этом выгоду для себя и своего положения в обществе.
Джеймс размышлял об истинных мотивах герцогини с тех самых пор, как она появилась в суде и объявила сногсшибательную новость.
— Говорите же. Мы сейчас одни, и вы вполне можете сказать правду. Это связано с Грегори?
Старуха прищурилась так, что глаза превратились в узкие щелки, и, ткнув пальцем в сторону Джеймса, высокомерно заявила:
— А теперь послушай меня. Еще со времен первого герцога Блэквуда титул переходил от отца к старшему сыну, и на мне лежит ответственность за продолжение этой традиции. Ты — законный герцог.
— Так как же насчет Грегори?
— Он не может носить титул! — резко выпалила она. — К несчастью, мальчик превратился в вечно пьяного бездельника и игрока. Хуже того: как выяснилось, он употребляет опиум.
Опиум!
Интересно, когда Грегори подсел на этот вызывающий быстрое привыкание и крайне разрушительный наркотик? Джеймс и раньше предполагал, что действия герцогини вызваны безответственным поведением его единокровного брата, но даже представить себе не мог, что все так запущено.
Вдовствующая герцогиня встала, подошла к нему и гордо выпрямилась.
— Понимаю, ты считаешь, что я не уделяла тебе должного внимания в детстве, но я никогда не выпускала тебя из виду. Твое образование — за которое заплатила я — и последующее обучение в «Линкольнз инн» превратили тебя в умного и проницательного барристера, умеющего управлять людьми. Ты станешь хорошим герцогом, если сумеешь справиться с одним пороком.
Джеймс не сумел сдержаться.
— Просветите меня, пожалуйста, — насмешливо полюбопытствовал он, — о каком пороке идет речь, и я приложу все старания, чтобы его изжить.
— Не глупи! Для меня не является тайной твоя репутация распутника. Мне также известно о низменных мужских потребностях. Знаю я и о твоем отрицательном отношении к браку. Последнее, вероятно, вызвано тем, что брачный союз твоих родителей был коротким и неудачным. Я бы не осмелилась тебя просить обуздать животные стороны твоего характера, однако бесспорно одно: ты обязан жениться и произвести на свет наследника. После этого мне остается только надеяться, что ты станешь разборчивее в связях.
Джеймс всегда гордился тем, что сумел много лет назад дистанцироваться от этой семейки, поэтому даже сам удивился силе охватившей его ярости. «Спокойно, Джеймс. Не позволяй ей задеть тебя за живое».
Он медленно вздохнул, успокаиваясь. Собственно говоря, она не сказала ничего нового. Многие мужчины из общества, тем более имеющие титул, женились, чтобы увеличить свое состояние, упрочить статус или имея в виду обе цели, а потом заводили любовниц и жили в свое удовольствие. Когда наконец рождался наследник мужского пола, жены тоже находили себе любовников.
Тогда почему слова герцогини так сильно разозлили его?
Вероятно, все дело в самоуверенности надменной старухи, похоже, убежденной, что, после того как его столько лет отвергали, он должен бежать по первому ее зову и становиться на задние лапы, как только она щелкнет пальцами.
Раздался стук в дверь, и в комнату заглянул Стоджес.
— Лорд Грегори, ваша светлость.
Вошел брат Джеймса, одетый в панталоны и бесформенную рубаху. Он был худ как скелет.
Некогда красивые каштановые волосы поблекли, карие глаза ввалились, на истощенном лице отчетливо выделялись скулы. В общем, несостоявшийся герцог Блэквуд больше всего был похож на труп.
Джеймс видел его на похоронах старого герцога лишь мельком, а до этого они не встречались около года. Нельзя было не ужаснуться происшедшими с этим совсем молодым человеком переменами. Он похудел не меньше чем на пятьдесят пять фунтов.
Все характерные признаки злоупотребления опием были налицо: резкая потеря веса, землистый цвет лица, сухие потрескавшиеся губы, налитые кровью глаза. У Джеймса были клиенты, скатившиеся по такой же наклонной плоскости к гибели. Злоупотребление алкоголем, игра, женщины, невоздержанность в еде, наркотики — все это звенья одной цепи. Если предаваться лишь одному какому-нибудь излишеству, такого результата не будет, зато их комбинация быстро лишает человека здоровья и разума.
Грегори остановился в центре гостиной.
— Законный сын вернулся.
— Здравствуй, Грегори, — сказал Джеймс. — Нам надо поговорить.
— Мы за всю жизнь не перебросились и двумя десятками слов, — надменно сообщил молодой человек, — и я не вижу причин что-либо менять. Могу сообщить, что я переехал из этого дома на Сент-Джеймс-стрит.