— Ребятушки, кто здесь главный? — зычно крикнул глава Гильдии.
К ним подошел мужичок в одной рубахе, от которого шел пар — борьба со старым домом оказалась непроста.
— Меня зовут Огин, мастер, — вежливо поклонился он. — Чем могу помочь?
— Позвольте осмотреть дом, — выступила вперед Матушка. — Мы хотели бы переговорить с хозяином о его покупке, но прежде надо взглянуть.
— Да без вопросов, — пожал плечами Огин. — Заходите, только будьте осторожны — с крыши может что-нибудь упасть вам на кумпол!
Обойдя кучи строительного мусора, Бруни и Томазо зашли в прихожую.
— Хоу! — воскликнул Пелеван и залез под лестницу, туда, где от стены отвалился кусок штукатурки. И как только увидел? — Посмотри, дочка, этот дом строили для белокостного! Видишь, какая характерная кладка? Похоже, хозяин прокутил состояние и был вынужден продать дом оборотистому торговцу.
Матушка кивнула. Она ничего не понимала в кладке, но дом ей нравился. И не только потому, что он был памятью о Григо Турмалине. Несмотря на тесноту коридоров и комнаток, на стены, покрытые проплешинами плесени, на грязные полы, в нем витало ощущение спокойствия и добротности, подаренное временем. Ни бедность жильцов, коротавших здесь свой век, ни истории человеческих несчастий, прошедшие под этой крышей, не могли разрушить это ощущение.
— Надо ж так испортить здание, — бурчал Пелеван, поочередно открывая двери в опустевшие комнаты, — так изуродовать пространство! Хозяева понастроили деревянных внутренних перегородок, чтобы сделать комнат побольше. Поэтому здесь так тесно, а на самом деле места полно!
— Но трещина… — пробормотала Бруни.
— И с ней разберемся! — пообещал глава Гильдии каменщиков.
В разобранной мансарде Томазо провел пальцами по остаткам стены, покрытым копотью. Повернулся к сопровождающему их Огину:
— Здесь был пожар?
Тот недоуменно пожал плечами.
— Не было пожара, мастер! И печь была цела, когда мы ее из-под обломков крыши достали. Сам не пойму, в чем дело!
Пелеван в сопровождении Бруни осматривал дом еще около часа. Простукивал стены то принесенным с собой молоточком, то пальцами, скреб мастерком. Особое внимание уделил низу стены, долго провозился в подвале и вылез оттуда такой грязный, что Матушка охнула.
— А знаешь, что я тебе скажу, дочка, — заявил он, отряхивая одежду, — нравится мне этот старик! И фундамент цел остался, трещина его не затронула.
— Да что с ним теперь сделаешь, — махнул рукой Огин. — Снести только!
Томазо подмигнул Бруни и распрощался с провожатым.
— Работенки будет много, но сносить дом не нужно, — продолжил Томазо, когда они отошли подальше. — Трещина пошла по фасаду, не затронув другие стены. Если переложить фасад и снести к Аркаешу внутренние перегородки, то получится просторное помещение, в котором хоть бальную залу устраивай, хоть трактир, хоть выставку шедевров нашего мастера Висту!
Матушка, державшая Пелевана под руку, благодарно сжала рукав его одеяния. Идея выставить картины Вистуна ей не приходила в голову, но, едва услышав, она поняла: это то, что нужно для оформления нового помещения!
— Составьте мне смету на работы по восстановлению фасада и ремонту всего здания, за нее я заплачу отдельно, — сказала она. — Когда она будет готова?
Томазо хохотнул.
— Узнаю хватку твоей матери Хлои, девонька! Той как в голову что придет — из кожи вон вылезет, но своего добьется! Она ведь так и отца твоего на себе женила!
— Расскажете? — попросила Бруни с горящими от любопытства глазами. Она ведь почти ничего не знала о жизни родителей до ее появления на свет.
— Жениховались они долго, — начал рассказ глава Гильдии каменщиков. — Отец твой, да останется Пресветлая добра к нему, был птицей свободной. Этакий, понимаешь, альбатрос, что кружит над волнами, не садясь на воду. Ну вот он и кружил! Подарки дарил, гулять ее водил, даже в театре королевской они пару раз побывали, правда, больше просидели в буфете, пытаясь на вкус распознать, из чего сделан паштет Королевы Иссы, бабки нашего Редьярда. А потом Хлоя предложила ему место шеф-повара в трактире. Сказала: «Коли мужчина умеет готовить, он всяко будет готовить лучше женщины! А женское дело — поддерживать чистоту в кухне да огонь в очаге!» И положила ему жалованья в два раза больше, чем он у своего капитана получал. Тут и думать было нечего — Эд согласился. Она ему две получки выплатила, а на третью он от нее получил с деньгами заветное колечко. «Мне на кухне чужие не нужны, — так Эд передал ее слова, — или бери все, Эдгар Мореход, или выметайся!»
Томазо улыбался, предаваясь воспоминаниям, и Бруни улыбалась вместе с ним. Видела отца и матушку, будто живых — молодых, рьяных!
— Мужику же что надо — теплая женщина под боком, — продолжил мастер, — его женщина! Да чтобы с ней скучно не было, но и молча лось хорошо! А уж с твоей матушкой, Бруни, скучно не было никому!
На площади Мастеровых они расстались, церемонно поклонившись друг другу. Едва Бруни ступила на порог трактира, услышала в кухне щебетание Ваниллы.
— Ну где вы ходите, хозяйка? — пробурчала Ровенна, задержавшись у двери. — Начали прибывать гости на свадьбу Колея и Ориданы, следовательно…
— …королю понадобились мерзавчики? — догадалась Матушка, в душе обрадовавшись нежданному заказу.
Все что угодно, лишь бы не думать о письме Ральфа, не представлять себя в его доме, не раздумывать всерьез — не этого ли хочет от нее Богиня.
— Как сказал утром мой муж, — вещала Ванилла, ловко разделывая шмат теста, — «обстановка во дворце нервическая»!
Бруни вошла и невольно залюбовалась ровными круглыми заготовками для булочек, выходящими из-под рук подруги. Пока она переодевалась, переплетала волосы и мыла руки, Ванилла рассказывала о прибытии первой партии гостей из Гаракена и других государств, граничащих с Ласурией. Свадьба младшего принца сослужила добрую службу Вишенрогу, как портовому городу и торговому центру Тикрейского побережья. Уже сейчас многие из гостиниц и постоялых дворов с хорошей репутацией полностью выкупались казной для гостей празднества. Цены на аренду домов, построенных вдоль улицы, по которой должен был двигаться кортеж Ориданы и свадебная кавалькада, взлетели до небес, поэтому некоторые оборотливые жители перебрались на это время к родственникам, а жилье сдавали любителям зрелищ, прибывающим со всех концов материка.
Как водится, королю уже демонстрировали первые подарки для молодой пары. Самым необычным из них пока оказалась самодвижущаяся карета в виде тыквы, изготовленная Гильдией механиков, большинство мастеров которой были гномами.
— В замке все друг с другом шушукаются, — продолжала Ванилла, — обсуждают наряды жениха и невесты, цвета и фасоны которых держатся в страшной тайне. Недавно мастера Артазеля отправляли в Гаракен — снимать мерки с принцессы. Он так орал, когда его засовывали в портал, что слышно было даже на кухне! Но вернулся довольным, хотя и взбледнувшим с лица. «Интересная, — говорит, — будет у нашего Коленьки супруга! Непредсказуемая, как погода в Синих горах!»
— А сам-то Коленька что? — с презрительной улыбкой осведомилась зашедшая с подносом Ровенна. — Небось, последних баб под себя подминает?
Ванилла, кивнув, покрутила у виска белой, будто в перчатке, рукой в муке:
— Этот вообще как с цепи сорвался! Рыщет по городу, перепортил, наверное, всех купеческих и дворянских дочек в округе. Надысь шептались по углам, будто отец ему ремнем грозил: мол, выпорет на заднем дворе и не посмотрит, что принц и жених. А вообще, Дрюня сказал, терпение его величества «достигло апофигея»! И я вот думаю, в какую это сторону оно апофигевает — вверх или наоборот?
— Ежели речь о ремне зашла, — не оглядываясь, пробурчал замешивающий в кастрюле начинку Пип, — значит — наоборот!
— Точно, мастер! — кивнула Ровенна, скинула грязную посуду с подноса в чан и вышла в зал.
За стойкой сегодня стоял невероятно гордый собой Питер Конох. К радости Бруни, считал парень скоро, и с памятью у него было все в порядке. Правда, звуки бьющихся кружек и бокалов, нет-нет, но до кухни доносились.
Краем уха слушая разговор, Матушка ощутила светлую грусть. Где-то там, в бесконечных коридорах дворца мог бродить вернувшийся из поездки Кай, смотреть в окно или на пламя в камине, крутить в красивых сильных пальцах бокал рубинового вина, а может быть, делить ложе с какой-нибудь фрейлиной или «купеческой или дворянской дочкой». «Интересно, — подумалось Бруни, — ощутит ли он в себе перемены? Ведь коли проклятье снято — и дышаться легче должно или… нет?»
Вернувшийся с учебы Весь, заняв угловой стол на кухне, водрузил на полочку над ним солидный фолиант в толстой обложке, отобрал у Ваниллы партию теста, с которым она возилась, и занялся одновременно чтением и замесом.
— Иди перекуси, пап, — сказала та, в свою очередь отбирая у Пиппо ложку-мешалку начинки для булочек, — ты же с утра не ел!
— Да я не голоден… — попытался было возразить тот, но подошедшие сестрички Гретель без разговоров взяли его под белы рученьки и увели в зал.
Ванилла покосилась на Веся.
— Что ты читаешь такое страшное? — поинтересовалась она.
— «Хвала или честь. История Ласурско-Крейского противостояния», — не отрываясь от книги, сообщил тот. И добавил для Бруни: — Я пригласил Рахена и ребят завтра к полудню.
Матушка рассеянно кивнула.
— О чем мечтаешь? — заинтересовалась неугомонная подруга. Просто стоять и мешать начинку ей было скучно.
Бруни пожала плечами. Она обмывала и отбивала куски мяса для ужина, присыпала солью и пряностями, сбрызгивала маслом и ставила в печь — запекаться. Запах жаркого, смешиваясь с ароматом свежего теста, был тяжел, но приятен.
— Что ты решила с… ним? — снова покосившись на оборотня, шепотом спросила Ванилла. Весь ушел в чтение и не слушал.
— Думаю расстаться, — ровно сказала Матушка.
В кухню заглянул Питер.
— Помощь нужна, девушки?
Зашипев, как разъяренная кошка, Ванилла замахала на него полотенцем. Конох испуганно исчез.
— Но ты же его любишь! — изумилась она, вновь поворачиваясь к подруге. Любопытство, казалось, прожигало Старшую Королевскую Булочницу насквозь. Правда, была в нем и изрядная доля сочувствия.
— Кто я и кто он? — произнесла Бруни. — Прости, мне не хочется об этом говорить.
— Ох! — вздохнула Ванилла и прижала ладонь к пояснице. — Ну что же делать, что? Надо смириться, ты права… только — не хочется!
Бруни, не поднимая глаз, покачала головой:
— Не хочется!
— Ох! — повторила подруга громче и вдруг согнулась пополам. — Ох!..
— Что ты? — испугалась Матушка, подхватывая ее.
Та вымученно улыбнулась.
— Живот свело. Не иначе горох во вчерашней похлебке был ядрен! О-ох!
— Известно, куда надо идти, коли с горохом не в ладах! — заявила Ровенна, появляясь на пороге, будто демон из преисподней.
— Да не хочу я! — воскликнула Ванилла, поднимая бледное, в испарине, лицо.
В кухню вкатился Пип, подкрепившийся и оттого полный энергии. Увидев дочь, изменился в лице.
— Ты чего?
— А ну-ка, пойдем, приляжем! — Ровенна обняла ее за талию и повела наверх. Крикнула, не оглядываясь: — Хозяйка, к вам положу. А вы к целителю пошлите пока!
— Да не надо… — простонала Ванилла.
— Уже пошел! Бруни, займись тестом! — выкрикнул Весь, выскакивая в заднюю дверь.
Несмотря на тревожную ситуацию, Матушка не сдержала улыбки и крикнула ему вслед:
— Есть, мой командир!
— Чегой-то она? — Пип растерянно смотрел на Бруни.
Внезапная жалость и любовь к нему, немолодому, верному, родному человеку, накрыла ее с головой, заставив заныть сердце. Матушка крепко обняла его и поцеловала. Посмотрела в глаза, сказала твердо, будто сама была целителем:
— С ней все будет хорошо, Пиппо, обещаю!
И он поверил. Поглядывал наверх, на дверь комнаты, но уже без растерянности, граничащей с испугом. Пип Селескин сильно любил своих девочек, хоть и стеснялся признаться в этом.
Приведенный Весем целитель оказался молодым и симпатичным выпускником Вишенрогской высшей целительской школы.
— Не нашел никого свободнее, — пояснил мальчишка в ответ на укоризненный взгляд спустившейся Ровенны. — Остальные на вызовах!
— Очень рад знакомству, — целитель, подойдя к Бруни, взял ее испачканные в муке руки в свои и поцеловал, не боясь измазаться. — Меня зовут Син Сансек, практикую со второго курса. Могу показать верительную грамоту и патент на практику. Это я к тому говорю, — обаятельно улыбнулся он, — чтобы вы не боялись меня, прекрасная хозяйка заведения!
— Это он к тому, — пробурчала из-за его спины Ровенна, — чтобы вы накормили его за свой счет, прекрасная хозяйка!
Улыбка целителя потускнела.
— Вы меня раскусили, почтенная матрона! — он обернулся к старшей Гретель, оглядел ее с ног до головы и глубокомысленно добавил: — Природа наградила вас редким даром — говорить правду и не поддаваться заболеваниям. Я прав, уважаемая?
— Ванилла наверху, — вмешалась Бруни, пряча руки за спину. — Ей неожиданно стало нехорошо. Ровен, проводи гостя!
С сожалением покосившись на плиту, полную еды, целитель отправился за служанкой. Однако вскоре вернулся вместе с пациенткой. Бледность на лице той сменилась ярким румянцем, а глаза горели, как у кошки, тонущей в валериановой нирване.
— Ну что? — спросили одновременно и Пип, и Бруни.
Целитель Сансек лукаво улыбнулся, получил из рук Ровенны причитающиеся монеты и отбыл, не сказав ни слова. Зато Ванилла защебетала без остановки, натягивая ботинки и плащ:
— Все-хорошо-папа-я-беременна! Мне-надо-срочно-во-дворец-сообщить-эту-радостную-новость-супругу!
И она выскочила из кухни с такой скоростью, будто за ней гнался рой новорожденных троллей.
— Э? Чего? — изумился Пип и сел мимо табурета.
— Пресвятые тапочки! — ахнула Бруни.
— Ох уж эти ступки-пестики, — проворчала Ровенна, бросившись к повару и пытаясь поднять того с пола.
— Хоу! — засмеялся Весь. — Мастер Пип, ты скоро станешь дедом!
— Давай, лети за ней стрелой, клыкастый, — отдуваясь, приказала Ровенна, — а ну как ей опять плохо по дороге станет? Сдашь с рук на руки господину королевскому шуту!
Вдвоем с Бруни они подтянули Пипа на табурет. Матушка подала ему стакан воды, предварительно осушив его до половины. Вот уж это была новость так новость!
В кухню заглянули Виеленна с Питером и были тут же огорошены приятным известием.
— Малявки — это хорошо и правильно! — покосившись на младшую Гретель, прогудел Питер. И добавил, почесав в затылке: — И весело!
— Да уж, — поморщилась Ровенна.
Бруни подошла к окну и выглянула на площадь. На улице сонно падал снег. Черепичные крыши квартала поблекли под снежным слоем, поверхность воды в колодцах сковал ледок, вазоны, подаренные мастером Висту, надели белые колпаки и казались седобородыми гномами, задремавшими на посту у дверей.
Не спало лишь сердце хозяйки трактира…
* * *Томазо, крякнув, положил на стол длинный пергамент, который тут же сполз на пол. Подхватив его за кончик, Матушка положила упрямый документ на колени и принялась изучать его. Самым дорогим оказалось возведение фасада, оно стоило примерно столько же, сколько работы по слому внутренних перегородок и переоборудование этажей под залы нового заведения.
Быстро пробегая глазами по строкам сметы и прикидывая, как удешевить работы, Бруни понимала, что не потянет такие расходы. Слишком много пришлось бы брать у ростовщика, а жить в долг она терпеть не могла.
Она покачала головой, жалея старый дом, в котором стала свидетельницей чуда, и решительно выложила на стол кошель с деньгами.
— Это за смету, Томазо. Но, как бы мне ни хотелось вернуть это здание к жизни, получается слишком дорого!
Глава Гильдии каменщиков кивнул, соглашаясь. Подтянул к себе смету, резким движением зачеркнул сумму и приписал ниже другую, составлявшую половину первой. Вновь подвинул пергамент Матушке.
— А так?
Она удивленно посмотрела на него.
— Не понимаю…
— Я тут подумал… — Пелеван, запнувшись, почесал бороду огромной пятерней и поправился: — Мы тут подумали с Алисией и решили войти в долю с тобой, Брунгильда. Пополам расходы — пополам доходы! Мы тебя давно знаем, дело ты держишь крепко и еда у тебя — объедение! Да и годков тебе мало еще, а значит, дай срок, развернешься! Короче, мы на тебя поставили, как на яхту в Ежегодной Королевской Регате. А дом тот мне и самому глянулся!
Матушка, хоть и изумилась предложению Томазо, вида не показала.
— Две трети доходов — мои, — твердо поправила она. — Мне и налоги платить в казну, и наемным работникам — жалованье. И здание содержать. Думайте, мастер, советуйтесь с супругой. При другом раскладе мне не стоит и ввязываться!
Глава Гильдии каменщиков неожиданно расхохотался.
— Обожаю свою жену! — качая головой, сказал он сквозь смех. — Она предупреждала, что тебе весло в пасть не суй — перекусишь!
Бруни задумалась, считать ли это похвалой или укором.
— По рукам, — отсмеявшись, посерьезнел Пелеван. — Предлагаю сходить к стряпчему и оформить сделку честь по чести!
И тут Матушка растерялась. Она так тщательно все распланировала! Уже видела, как наяву, залы нового трактира: второй этаж для долгих трапез, кабинеты, отделанные зеленым и коричневым бархатом, кожаные тяжелые кресла; первый этаж под кондитерскую, с пирожными, разложенными разноцветными грудами на прилавках, с отделкой светлых, теплых оттенков и с обязательным детским смехом… И на стенах — картины мастера Висту, а для второго этажа — его «Осенняя фея», возлежащая над камином главного зала. А сейчас вдруг осознала, что еще даже не разговаривала с хозяином дома о продаже!