Он прижал ее к себе так сильно, что ей было больно, но она тянулась навстречу, вжималась в него всем телом, стремясь врасти, стать единым целым. Было не до поцелуев: обнять, ощупать родное лицо, руки, плечи, наглядеться в глаза, надышаться в губы. Бруни не сдержалась — разревелась, уткнулась в него лицом, царапая щеки о жесткую ткань мундира. Кай любил ее, держал в руках как свою, как нареченную — а она ведь распрощалась с ним навсегда!
Их обоих трясло, будто от лихорадки. Воздуха стало мало, не хватило бы и на одного, а их было двое — как один!
— Что с тобой? — спрашивала Бруни. — Что случилось, где ты был? Пресветлая…
— Милая, маленькая моя… У меня ладони болели — так хотелось тебя обнять! Ничего мне не нужно, слышишь? Только чтобы ты была рядом!
— Но где ты был так долго?! — Матушка, взяв его за отвороты мундира, затрясла с той силой, на какую сейчас была способна. — Почему не приходил? Я решила: ты оставил меня… ради короны.
Кай посмотрел на нее так, будто она ножом его ударила. И снова притянул к себе, обнял, не давая вздохнуть.
— Глупая, — тяжело дыша, зашептал он, — ни одна корона не стоит сердца, а ты — мое сердце, моя душа, моя жизнь!
— Но почему ты не приходил?! — крикнула Бруни. Ей казалось, или они и вправду стали одним существом, чьи сердца стучали в унисон, чьи вдохи и токи крови держали один ритм?
Кай отстранился и неожиданно широко, совершенно по-мальчишески улыбнулся.
— Прости, любимая, — сказал он, — прости, что заставил ждать. Видишь ли, я сидел в тюрьме.
Она пораженно смотрела на него.
— И я не мог тебе написать, — раскаянно продолжил он, полез в карман и достал свою шкатулку Шепота… превратившуюся в пластинку с вдавленным красным камнем посередине.
— Что с ней произошло? — удивилась Матушка.
Пояснить Кай не успел.
— Ну хватит! — прозвучал знакомый голос.
В стене под картой открылась потайная дверь, из которой вышли его величество Редьярд Третий и Король Шутов, Повелитель Смеха, Господин Шуток и Хозяин Толп Дрюня Великолепный.
Кай напрягся, но Бруни из объятий не выпустил.
Король сел за стол и раздраженно смел шахматные фигурки с лежащей на нем доски. Со стуком иссушенных ветром костей они попадали на пол.
Дрюня только головой покачал, залез с ногами на подоконник и уставился в окно. Он казался таким безразличным и… серым, что у Матушки заболело сердце от дурных предчувствий.
— Прощайтесь, — приказал король. — Не буду я утруждаться, устраивая публичную казнь тебе, трактирщица. Заточу в монастырь — и дело с концом!
— Отец, нет! — Кай заслонил Бруни спиной, словно пытался закрыть от беды. — Со мной делай, что хочешь, отправляй в Гнилой лабиринт, коли пожелаешь, но ее не трогай!
В страшные шахты Драгобужья, прозванные Гнилым лабиринтом, за приемлемую плату королю гномьего народа ссылали преступников со всего материка.
— А тебя в изгнание, сынок, — ласково сказал Редьярд. — За пределы страны — пока не одумаешься! Или, — он задумчиво смахнул со стола и шахматную доску, пнув ее ногой, будто собачонку, — все-таки в Лабиринт?
Матушка вывернулась из сильных рук Кая и бросилась к столу.
— Послушайте! Он ничего не сделал, это я во всем виновата! — выпалила она в лицо его величеству, понимая, что подписывает себе приговор.
Дрюня кашлянул. Редьярд недовольно покосился на него и кликнул стражу.
— Его высочество обратно в тюрьму, — приказал он уже знакомому Бруни офицеру, — а девушку тайно доставить в Обитель Накусьвыксунской пустоши. Климат там болезненный, — он насмешливо посмотрел на Бруни, — долго тосковать по моему сыну не даст.
— Рэд… — подал голос шут.
— Отец! — тихо произнес Кай.
Офицер, обойдя стол, подошел к королю и что-то шепнул ему на ухо.
— Пусть побудут за дверью! — бросил тот. Дождался, пока гвардеец выйдет, и поднял глаза на застывшую у стола изваянием Матушку. — Никогда не смей орать на своего короля, девонька, — посоветовал он. — Это вредно для здоровья.
— Отец, умоляю! — Кай встал рядом с ней. — Я сделаю, что ты хочешь: взойду на трон, когда придет время, но пообещай мне, что не тронешь ее и пальцем!
— Да мне не будет жизни без тебя, понимаешь? — крикнула Матушка, развернувшись к нему и падая в его объятия. — Не будет!!!
Кай держал ее, бьющуюся в его руках раненой птицей, а на лице его застыло странное и страшное выражение.
— Рэд! — соскочив с подоконника, Дрюня подошел к королю. Низко наклонился и четко выговорил: — Дурак в этой комнате один, и это не я!
Тот собрался было ответить, однако в коридоре послышались шум, восклицания и ругань. Дверь распахнулась. На пороге возник широкоплечий красавец. Сопровождающий его запах перегара был так силен, что свежий воздух комнаты тут же сбежал в открытое окно.
— Папаня! — громогласно объявил он. — Эти Аркаешевы тестикулы не пускают меня пожелать тебе доброго утра!
— О, — кисло заметил Дрюня. — Явление жениха, сцена первая! — И на всякий случай отошел от короля подальше.
Безуспешно попытавшись откинуть с глаз густую челку — что делало его неуловимо похожим на драгобужских пони, которых гномы издревле использовали в шахтах для перевозки вагонеток, — блондин пятерней сдвинул волосы назад и обвел комнату мутным взглядом голубых глаз.
— ТЫ?! — воскликнул он, увидев Бруни. — Я же тебя искал, где ты была, малышка?
И, вытянув руки, он двинулся к ней на несгибающихся ногах — вылитое умертвие, едва вылезшее из могилы и оставившее там собственную координацию движений.
Матушка с ужасом узнала в нем незнакомца, что был так настойчив и убедителен на свадьбе Ваниллы.
Наливающийся кровью, как собачий клещ, король медленно встал из-за стола и открыл рот, видимо собираясь зареветь.
— Никлас! — рявкнул Дрюня в открытую дверь, отступая еще на шаг. — Уберите отсюда его алкоголическое высочество, иначе мы лишимся его апоплексического величества!
Давешний офицер и один из гвардейцев вошли в комнату, с трудом поворотили принца и вывели вон.
— Ты слышал, что я сказал тебе, братец король? — поинтересовался Дрюня как ни в чем не бывало.
Редьярд рухнул в кресло, выдвинул верхний ящик стола и достал четыре стопки и пузатый бутылек без опознавательных знаков. Дрогнувшей рукой разлил янтарную жидкость.
— Может быть, я и дурак, братец шут, — хрипло сказал он, протягивая ему стопку, — но я, прежде всего, король! И должен был проверить как твердость намерений сына, так и… его невесту — будущую королеву.
— Что? — одними губами спросил Кай.
Бруни ничего не поняла, кроме того, что случилось нечто ужасное. Эмоций неожиданно стало слишком много… Она схватила стопку, вылила в себя и потеряла сознание.
* * *Сознание возвращалось неохотно — слишком напугали его, бедное! Над Бруни звучал незнакомый голос очень уверенного в себе человека. Она приподняла ресницы и увидела сидящего рядом и держащего ее за руку представительного мужчину, с лицом породистым и добродушным, особо выдающейся частью которого была нижняя челюсть.
— Ничего страшного, ваше величество, не извольте волноваться! Обычное нервное потрясение, приведшее к обмороку. Побольше сна, сладостей и фруктов, и, возможно, скоро, — мужчина воздел длинный палец к потолку, — девушка сможет осчастливить его высочество Аркея известием о наследнике. Наконец-то во дворце зазвучит детский смех!
— Он и так звучит здесь периодически! — пробормотал стоящий рядом Дрюня и взглянул на дверь, за которой скрылся Колей.
— Идите, целитель Жужин, благодарю… Она хоть порозовела! — проворчал король. — Стоит ли говорить, что все происходящее здесь…
— Не стоит, ваше величество! — целитель поднялся и изящно поклонился. — Мы давно знаем друг друга, но даже если бы не знали — существует хартия о Целительской этике и тайне!
Он покинул комнату, и она наполнилась тишиной. Матушка ощутила на лице легкие, как крылья, прикосновения губ: Кай покрывал ее поцелуями, нежными и робкими, будто целовал в первый раз.
Шут тяжело вздохнул.
— Мне надо было ее проверить! — упрямо сказал Рэд. — Королева должна уметь отказываться от собственного комфорта ради своего короля — она отказалась! Вот только тебя, сын, мне придется воспитывать и дальше — королю не положено отказывать себе ни в чем!
— Вернешь меня в тюрьму? — скептически усмехнулся Аркей. Дрюня возвел глаза к потолку.
Воздух шевельнулся, отмечая движение тяжелого тела: Редьярд отошел от Бруни и вернулся за стол. Матушка открыла глаза и обнаружила себя полулежащей в кресле. Кай стоял рядом, с тревогой заглядывая ей в лицо:
— Родная?..
Опираясь на его руку, она приподнялась и села. Не отпуская ее пальцев, он посмотрел на отца:
— Что дальше, ваше величество? Неужели вы соизволите благословить наш брак? — в голосе принца прозвучали язвительные нотки — это все, что он позволил себе, хотя и был зол на отца.
— Родная?..
Опираясь на его руку, она приподнялась и села. Не отпуская ее пальцев, он посмотрел на отца:
— Что дальше, ваше величество? Неужели вы соизволите благословить наш брак? — в голосе принца прозвучали язвительные нотки — это все, что он позволил себе, хотя и был зол на отца.
Бруни устало прижалась головой к его бедру. Вмешательство целителя вернуло сознание на место, но мысли, разбежавшиеся в панике, как овцы от волка, так и продолжали бродить где-то самостоятельно.
— Не терпится? — буркнул король. — Не так быстро. Войдите!
Створка двери распахнулась от его голоса, как от порыва мощного ветра. Матушка увидела полковника Торхаша и того самого черноволосого незнакомца, которого она однажды видела в трактире и поначалу приняла за Кая. Одежды на обоих были грязны и испачканы землей, лица — истощены. Выглядели они так, словно долгое время находились в дороге, и та оказалась непростой.
— Привезли? — спросил Редьярд. — Давайте сюда!
Лихай, подойдя к столу, передал ему пергаментный свиток. На таких обычно писали стряпчие.
Король развернул его, прочитал и пробормотал:
— Он сделал все как надо… — Поднял глаза на оборотня:
— Как вы этого добились?
Тот усмехнулся.
— Граф Рю Воронн был очень убедителен в том, что касалось наличных…
Черноволосый, не двигаясь с места, добавил:
— А полковник — в том, что касалось жизни и смерти!
Рэд коротко глянул на него и, достав из кармана камзола какой-то лист, положил рядом со свитком. Посмотрел на вошедших.
— Благодарю обоих, — сказал он. — Теперь можете отдыхать!
Граф поклонился и покинул кабинет. Красное Лихо выжидающе смотрел на короля.
— Да, конечно, — задумчиво пробормотал тот, — оставайся. Дрюня, придвинь кресла, чтобы все могли сесть, включая моего столбом вставшего сына.
Кай молча поднял Бруни на руки, сел в кресло и усадил ее на колени. Похоже, принц просто боялся выпустить любимую из рук.
— Итак, — король добавил еще одну стопку и снова взялся за бутылек, — что мы имеем на утро сегодняшнего дня? Принца, желающего сделать принцессой трактирщицу, и вдову, оказавшуюся не вдовой…
— …Ты забыл про короля в ярости! — добавил шут и, пододвинув Торахшу кресло, вернулся на подоконник.
— Это тоже! — кивнул Редьярд. Поднял бумагу и помахал ею.
Бруни пригляделась. Кровь отлила от ее щек, когда она узнала потерянное письмо Ральфа. Она с ужасом покосилась на Кая. Тот смотрел на отца, явно не зная, чего от него еще ожидать, но без удивления. Похоже, с письмом он уже ознакомился.
— Прежде чем вас оженить, — сказал король, положив бумагу обратно и раздавая стопки, — надо решить одну маленькую проблему. А именно, моя будущая невестка, аннулировать твой брак.
— Как… Как оно к вам попало? — заикаясь от волнения, спросила Матушка.
Дрюня нервно завозился на подоконнике.
— Король я или не король? — пожал плечами Рэд и протянул ей свиток, принесенный Торхашем. — Прочти.
Дрожащими руками Бруни развернула свиток. Он оказался заверенным у стряпчего согласием Ральфа о расторжении брака и был датирован… датой его ухода на войну.
Кай успокаивающе поцеловал ее в висок, когда она дочитала до конца и недоуменно посмотрела на его величество.
— Я не понимаю!..
— Королева должна быть безупречна и чиста перед Богиней и людьми, — пояснил тот, забирая свиток. — Ну, с чистотой уже не получится, раз ты была замужем, а вот с безупречностью…
Он запалил одну из свечей стоящего на столе канделябра и поднес к ней письмо Ральфа. Через мгновение бумага догорала на подносе, превращаясь в пепел.
— На момент знакомства с моим сыном ты думала, что являешься вдовой, — впервые за утро улыбнулся Редьярд Третий, — но на самом деле была свободной женщиной, потому что муж развелся с тобой еще до того, как отбыл на войну. К сожалению, пять лет назад согласие Ральфа Рафарина не было доставлено адресату в срок, потерявшись в архивах стряпчего, который его составлял. А вот теперь нашлось! Твой муж не сможет предъявить на тебя никаких прав, поскольку мужем давно не является.
Матушка, зажмурившись, выпила напиток и прислушалась к себе — упадет второй раз в обморок или нет? Но, похоже, тепло объятий любимого, его дыхание на ее коже и нежные прикосновения стали залогом твердости духа.
— А что скажет стряпчий? — негромко спросил Кай.
— Стряпчий давно умер, — король выпил, крякнул и снова налил, — еще в начале Крейской войны. Его дом сгорел, архив был частично утрачен, а остатки перевезли в Хранилища Юридического министерства, где они и лежали до последнего времени, — и это, кстати, чистая правда! Месяц назад по моему приказу там начали отбор старых документов для уничтожения и наткнулись на это… — он кивнул на свиток.
— Значит, его подпись подделана?
— Нет, подпись подлинная, — Редьярд усмехнулся. — Некромантия, хоть и запрещена в моем королевстве, иногда страшно облегчает жизнь.
— Отец… — потрясенно произнес Кай. — Выходит, ты отправил Лихая и Яго в Крей-Лималль в тот же день, когда я, вернувшись из инспекции, сообщил тебе, что отказываюсь от трона, и был заключен тобой в тюрьму, на хлеб и воду?!
— В Крей-Лималль? — Бруни изумленно взглянула на оборотня. — Лихай, вы ездили к Ральфу?
Тот отсалютовал стопкой королю и лукаво улыбнулся Матушке:
— Крей-Лималль? Разве я там был?
Кай молча посмотрел на него, и столько тепла и благодарности было в его взгляде, что Красное Лихо отвел глаза и, кажется, смутился.
— Но пергамент свежий, — воскликнула Бруни, — это вам любой стряпчий докажет!
Редьярд снял один из перстней, в изобилии украшающих его пальцы, и постучал им по столу.
— Я! — тут же откликнулся из глубины перстня замогильный голос.
— Ты мне нужна!
— Но я еще не отмылась, Рэд!
— Сейчас! — с нажимом сказал король.
Голос пробормотал что-то неприличное, и в следующую минуту у стола засветился голубым оком портал. Из него показалась стройная ножка в пушистом тапочке, на которую мужчины посмотрели с интересом, а затем в кабинет впорхнула архимагистр Никорин с мокрыми взъерошенными волосами и в банном халате.
— Вы вытащили меня из купальни, ваше величество! — недовольно скривилась она и щелчком пальцев зажгла огонь в каминной пасти. — Не могли дать и десяти минут? Запах мертвечины очень въедлив…
Она потянула носом и с интересом посмотрела на Торхаша.
— Полковник, а вы так и не успели помыться? У меня большая ванна, можем сделать это вместе!
— Ники! — укорил король. — Давайте уже закончим это дело и забудем о нем под страхом смертной казни!
— И вы? — уточнила та.
— И я! — с нажимом произнес Редьярд. — И все здесь присутствующие!
— Ну хорошо…
«Выключив» огонь в очаге, она подошла к столу и коротко взглянула на короля. Тот, изменившись в лице, ретировался к окну, толкнул Дрюню в бок:
— Подвинься, братец шут, больно ты отъелся за последнее время!
— Я? — изумился тот. — Я?! Да это ваше откормленное величество скоро в боевой доспех не влезет!
— Мы еще вернемся к этому разговору! — пригрозил Редьярд и уставился на архимагистра.
Никорин развернула свиток и придавила канделябром, наверное, чтобы не сбежал. Свеча тут же погасла, уронив несколько капель воска на пергамент, но архимагистру этого показалось мало. Затейливым жестом длинных пальцев она призвала струйки пыли из углов, паутину с карниза (увидев которую, Рэд глубокомысленно заметил; «Надо всех выпороть!») и золу из погасшего камина. И обрушила все это на свиток мозаичной воронкой, всосавшейся в него с тихим шепотом.
Матушка следила за ней не дыша. Бытовой магии в обыденной жизни было полно. Хоть бы даже свитков с полезными заклинаниями: целительными, противопожарными, обезболивающими, омолаживающими и музыкальными. Но оттого эта магия давным-давно стала привычной и утратила дивный характер. А сейчас перед глазами Бруни творилось самое настоящее чудо, и даже ярко-розовый халат и смешные тапочки светловолосой волшебницы не могли его испортить.
Лицо Ники сделалось отрешенным, глаза полнились тенями, как тогда, во время разговора в башне, когда она смотрела на море, впитывая зрачками его колышущуюся темноту. Воздух сгустился, потек в легкие с трудом, со свистом. У всех заломило зубы, а Лихо еще и ушами задергал, словно слышал какой-то неприятный звук. На высшей точке напряжения присутствующих накрыло ватной тишиной. Картина мира на миг сместилась. Бруни показалось, что она увидела…
Что именно она увидела, после она затруднялась не только рассказать, но и вспомнить.
Канделябр качнулся, упал и покатился по столу. Свиток устало свернулся и лег в руку волшебницы, а та, подойдя к окну, с легким поклоном подала его королю: