В крупном городе ходить пешком лучше, чем ездить на машине, – кем бы вы ни были.
Я выбрал Пятьдесят восьмую улицу и зашагал к заднему выходу из отеля. Он был столь же великолепен, как и главный вход. Латунь и камень, развевающиеся флаги, носильщики в форме, швейцары в высоких шляпах. Длинная очередь лимузинов у тротуара: «линкольны», «мерседесы», «майбахи» и «роллс-ройсы». Автомобили стоимостью более миллиона долларов теснились на площадке длиной в восемьдесят футов. Здесь производилась загрузка, но сейчас серая, поднимающаяся вверх дверь была закрыта.
Я встал рядом с посыльным, спиной к двери отеля. Куда следует направиться? На перпендикулярной улице выстроились огромные, высокие здания – по большей части многоквартирные дома, целые этажи которых сдавались престижным клиентам. Напротив находилась художественная галерея. Я протиснулся между двумя хромированными бамперами, перешел на противоположную сторону улицы и принялся рассматривать картины, вывешенные в окне. Потом я повернулся и посмотрел на соседний тротуар.
Слева от отеля, в той части, что ближе к Пятой авеню, не было ничего интересного. Тогда я взглянул направо, туда, где в конце квартала начиналась Мэдисон. И тут у меня появилась идея.
Сам отель построили недавно, и он обошелся в немыслимую сумму. Соседние здания выглядели солидными и процветающими; некоторые были старыми, другие – новыми. Но в западном конце квартала я заметил три старых дома, стоявших рядом: узкие фасады, пять этажей, облупившаяся краска, потемневшие кирпичные стены, местами заметно обветшавшие. Грязные окна, провисшие оконные перемычки, плоские крыши, сорняки на карнизах, древние металлические пожарные лестницы, зигзагами идущие вдоль четырех верхних этажей. Три здания напоминали три сгнивших зуба в ослепительной улыбке. В одном из них первый этаж занимал закрывшийся ресторан. В другом расположился магазин скобяных товаров. В третьем – предприятие, умершее так давно, что я уже не мог определить, чем именно там занимались. И в каждом случае имелась узкая дверь рядом с главным входом. На двери около прекратившего свое существование ресторана я увидел одинокий звонок, говоривший о том, что дом занимает единственный владелец.
Лиля Хос солгала, что она родилась на Украине, унаследовала миллиарды своего мужа и теперь живет в Лондоне. Но кем бы она ни являлась на самом деле, у нее имелся бюджет, причем достаточно большой, чтобы снимать номера в «Четырех временах года», если возникала такая необходимость. Однако он не был безграничным. Дома на Манхэттене стоили не менее двадцати миллионов долларов, аренда обходилась в десятки тысяч в месяц.
Конфиденциальность достигалась более дешевым способом в обветшалых неблагополучных зданиях вроде тех, на которые я сейчас смотрел. Возможно, тут имелись и другие преимущества, в частности отсутствие швейцара и меньше любопытных глаз. К тому же наличие ресторана или магазина предполагало появление поставщиков в самое разное время дня и даже ночи. Значит, никто не станет обращать внимание на приходы и уходы живущих здесь людей.
Я прошел по улице, остановился напротив трех старых домов и принялся разглядывать верхние этажи. Мимо нескончаемым потоком двигались пешеходы. Я сошел с тротуара, чтобы им не мешать. На дальнем углу Мэдисон и Пятьдесят седьмой я заметил двух полицейских, до которых было пятьдесят ярдов по диагонали. В мою сторону они не смотрели, и я снова занялся изучением трех зданий, анализируя все возможности. Поезд метро, идущий по шестому маршруту, останавливается на углу Лексингтон и Пятьдесят девятой улицы, находящейся неподалеку. «Четыре времени года» тоже совсем рядом. Зато Третья авеню и Пятьдесят шестая улица довольно далеко. «Ты вовсе не рядом». Анонимность гарантирована. Цена близка к минимальной. Пять из пяти. Превосходно.
Не исключено, что я ищу место, которое вполне может оказаться одним из подобных этим трем зданиям, расположенным в секторе с радиусом, равным пятиминутной прогулке и направленным на восток или на запад от задней двери отеля. Не на север, в противном случае Сьюзан Марк припарковалась бы в центре и вышла из метро на Шестьдесят восьмой улице. И не на юг – Пятьдесят седьмая улица послужила бы тогда психологическим барьером. И не в каком-то совсем другом месте, потому что они использовали «Четыре времени года», иначе остановились бы в другом отеле. В Нью-Йорке полно впечатляющих заведений.
Безупречная логика. Может быть, слишком безупречная. И слишком ограничивающая свободу выбора. Если я буду исходить из предположения, что Сьюзан Марк вышла бы на Пятьдесят девятой улице и намеревалась подойти к отелю с севера и что Пятьдесят седьмая является принципиальным барьером, исключающим юг, то Пятьдесят восьмая улица должна быть центром событий, и именно в этом месте. На Манхэттене соседние кварталы разделяет пять минут хода. Таким образом, пятиминутный радиус направо или налево от задней двери отеля должен заканчиваться либо в том квартале, где я сейчас стоял, либо в соседнем на востоке, между Парк и Лексингтон. Здесь старые дома редкость, поскольку «большие деньги» давно их выкупили и построили нечто более грандиозное. Я решил, что, весьма возможно, я смотрю на единственные три подходящих дома на всей территории.
Значит, велика вероятность, что я нашел убежище Лили Хос.
Весьма возможно, но едва ли это так. Я верю в удачу не меньше, чем любой другой человек, но я не безумец.
Однако я верю еще и в логику – пожалуй, даже больше, чем любой другой человек, – а логика привела меня именно сюда. Я еще раз воспроизвел свои рассуждения и решил, что у меня есть все основания себе верить.
Из-за еще одного фактора.
Очевидно, та же логика привела сюда кое-кого еще.
Спрингфилд сошел с тротуара и остановился рядом со мной.
– Размышляешь? – спросил он.
Глава 60
На Спрингфилде был тот же костюм из серой тонкой шерсти с шелком и едва заметным блеском, который я видел раньше, мятый и несвежий, словно он в нем спал. Возможно, так и было.
– Ты думаешь, мы нашли нужное место? – спросил он.
Я не ответил. Все мое внимание сосредоточилось на проверке того, что происходило вокруг нас. Я смотрел на сотни людей и дюжины машин. Однако до сих пор не заметил причин для беспокойства. Спрингфилд пришел один.
Я повернулся к нему.
– Ты думаешь, мы нашли нужное место? – повторил он свой вопрос.
– Где Сэнсом? – спросил я.
– Остался дома.
– Почему?
– Потому что такие вещи делать совсем непросто и у меня они получаются лучше, чем у него.
Я кивнул. Сержантский состав всегда считал, что они знают дело лучше своих офицеров. Обычно они были правы. Во всяком случае, со мной служили отличные парни и они не раз оказывались на высоте, когда выполняли мои поручения.
– И как мы договоримся? – спросил я.
– О чем ты?
– Мы с тобой.
– У нас с тобой нет никакого договора, – ответил он. – Пока.
– А он будет?
– Может быть, нам стоит поговорить.
– Где?
– Твой выбор, – заявил Спрингфилд.
Хороший знак. Из его слов следовало, что если в ближайшем будущем меня ждет ловушка или засада, им придется импровизировать, значит, у меня будут шансы ее избежать, и, возможно, я сумею выбраться из этой истории.
– Насколько хорошо ты знаешь город? – спросил я.
– Сносно.
– Сделаешь два поворота налево и дойдешь до Пятьдесят седьмой улицы. Я буду там через десять минут. Встретимся внутри.
– Что это за место?
– Там мы сможем выпить кофе.
– Ладно, – сказал Спрингфилд.
Он бросил еще один взгляд на здание со старым рестораном на первом этаже и повернул налево по Мэдисон-авеню. А я зашагал в противоположном направлении до заднего входа в «Четыре времени года». Дверь находилась прямо здесь, на Пятьдесят восьмой улице. Отель занимал весь квартал. Из чего следовало, что главный вход находился на Пятьдесят седьмой. Я окажусь там на четыре минуты раньше Спрингфилда и узнаю, привел ли он с собой кого-нибудь. Я увижу, заходит ли кто-то перед ним, вместе с ним или вслед за ним. Я пересек вестибюль, снял бейсболку и очки и встал в тихом уголке – мне осталось немного подождать.
Спрингфилд пришел один и вовремя, то есть через четыре минуты. У него не было времени для быстрой перегруппировки сил на улице. Он даже поговорить ни с кем не успевал. Скорее всего, Спрингфилд едва сумел сделать звонок по сотовому телефону. Большинство людей замедляют шаг, когда разговаривают по телефону.
Возле двери стоял парень в строгом костюме: черный пиджак с длинными фалдами, серебристый галстук. Не швейцар и не старший коридорный. Очевидно, в его обязанности входило встречать гостей, хотя должность наверняка имела пышное название. Он устремился к Спрингфилду, но тот бросил на него короткий взгляд, и парень отпрянул, словно получил пощечину. Такое уж лицо было у Спрингфилда.
Он немного помедлил, чтобы сориентироваться, и направился в кафе, где я однажды встречался с Хосами. Я остался в своем углу, продолжая следить за входной дверью. Никакой страховки у Спрингфилда не было. Я подождал десять минут, потом добавил еще две – на всякий случай. Ничего не произошло. Обычные потоки постояльцев, входящих и выходящих из крупного отеля. Богатые люди спешили по своим делам. Бедные суетились вокруг и выполняли их поручения.
Я вошел в кафе и обнаружил Спрингфилда на том же стуле, который занимала Лиля Хос. Работал тот же величавый старый официант. Он сразу подошел к нам. Сэнсом заказал минеральную воду, я – кофе. Официант едва заметно кивнул и отошел.
– Ты дважды встречался здесь с Хосами, – сказал Спрингфилд.
– Один раз за этим столиком, – ответил я.
– У тебя серьезная проблема. Любая связь с ними классифицируется как тяжкое уголовное преступление.
– И в чем оно состоит?
– Патриотический акт 2001 года.
– Кто такие Хосы на самом деле?
– Пересечение рельсов в метро также является уголовным преступлением. Ты можешь получить за него пять лет тюрьмы. Так мне сказали.
– Кроме того, я подстрелил четырех федеральных агентов дротиками со снотворным.
– На них всем наплевать.
– Кто такие Хосы?
– Я не могу выдать эту информацию.
– Тогда почему мы здесь?
– Ты поможешь нам, мы поможем тебе.
– Вы сможете мне помочь?
– Мы можем сделать так, что все обвинения против тебя исчезнут.
– А что должен сделать я?
– Найди то, что мы потеряли.
– Флешку?
Спрингфилд кивнул. Официант вернулся с подносом в руках. Минеральная вода и кофе. Он аккуратно расставил все на столике и отошел.
– Я не знаю, где флешка, – сказал я.
– Не сомневаюсь, что так оно и есть. Однако ты находился рядом со Сьюзан Марк в последние минуты ее жизни. Она ушла из Пентагона с флешкой, но ее нет ни у нее дома, ни в машине, ни в одном из мест, где она побывала. Поэтому мы рассчитываем, что ты на что-то обратил внимание. Возможно, это для тебя ничего не значит, но имеет значение для нас.
– Я видел, как она выстрелила в себя. Вот, пожалуй, и все.
– Должно быть, произошло что-то еще.
– Начальник вашего штаба находился в поезде. Что увидел он?
– Ничего.
– Что на флешке?
– Я не могу выдать эту информацию.
– Тогда я не смогу вам помочь.
– Зачем тебе это знать?
– Я должен знать хотя бы общие очертания проблемы, с которой мне предстоит иметь дело.
– Тогда тебе следует задать себе вопрос.
– Какой?
– Тот, который я еще не задал, тот, который ты должен был себе задать с самого начала, недоумок.
– О чем ты? Соревнование? Сержанты против офицеров?
– Это сражение закончилось очень давно.
И тогда я размотал клубок к началу, чтобы отыскать вопрос, который я не задал. Все началось в поезде шестого маршрута, с пассажирки номер четыре, одиноко сидящей на восьмиместной скамье, белой женщины за сорок, обычной внешности, с черными волосами, в черной куртке и с черной сумкой. Сьюзан Марк: гражданское лицо, разведена, мать, сестра, приемный ребенок, постоянно проживающая в Аннандейле, штат Вирджиния.
Сьюзан Марк, гражданская служащая Пентагона.
– Чем занималась Сьюзан Марк? – спросил я.
Глава 61
Спрингфилд сделал большой глоток воды, и по его губам скользнула быстрая улыбка.
– Далеко не сразу, но в конце концов ты сообразил.
– Так кем она работала?
– Она была системным администратором, отвечающим за информационные технологии.
– Я не знаю, что это означает.
– Иными словами, она знала главные пароли к компьютерам.
– Каким компьютерам?
– Не к самым важным. Она не могла совершить запуск ракет. Однако имела доступ к архиву КПЧ[52]. И к части других архивов.
– Но не к архивам «Дельты»? Они находятся в Северной Каролине, в Форт-Брэгге, а не в Пентагоне.
– Компьютеры объединены в сеть, теперь все со всем связано.
– И она имела доступ?
– Человеческий фактор.
– Что?
– Существует мера человеческих ошибок.
– Мера?
– Есть множество системных администраторов. У них возникают общие проблемы. Они помогают друг другу. У них имеется чат и собственный форум. Очевидно, существует не слишком надежный код, который делает пароли более доступными, чем следовало бы. Таким образом, возникает утечка. Мы полагаем, что они об этом знали, но их такое положение устраивало. Так один из них мог помогать другому без особого шума. Даже если бы в коде не было ошибки, они бы его изменили.
Я вспомнил слова Джейкоба Марка: «Она свободно владела компьютером».
– Значит, у нее был доступ к архивам «Дельты»? – спросил я.
Спрингфилд молча кивнул.
– Вы с Сэнсомом ушли в отставку за пять лет до меня, – сказал я. – Тогда ничего еще не было компьютеризировано. До архивов точно не добрались.
– Времена меняются, – сказал Спрингфилд. – Армия США, какой мы ее знаем, существует девяносто лет. За эти годы у нас накопилось множество всякой ерунды. Ржавое старое оружие, которое чей-то дед унес с собой в качестве сувенира, захваченные флаги и форма, постепенно приходящая в негодность, ну, ты и сам понимаешь. И многие тысячи тонн бумаги. Возможно, миллионы тонн. Вполне реальная проблема. Риск пожара, мыши, недвижимое имущество…
– И что?
– Последние десять лет они наводят порядок в доме. Артефакты либо отсылают в музеи, либо уничтожают, а документы сканируют и хранят в компьютерах.
Я кивнул.
– Сьюзан Марк скопировала один из таких файлов.
– Она не просто его скопировала, – уточнил Спрингфилд. – Она переместила его на внешний диск и стерла оригинал.
– Внешний диск – это флешка?
Спрингфилд кивнул.
– И мы не знаем, где она.
– Почему вы уверены, что это сделала она?
– Сьюзан Марк отвечает всем требованиям. Существенную часть архива можно отследить по наградным спискам. В Комиссии по правам человека имеются списки награжденных, как ты сам сказал. Она работала системным администратором. И до нее можно было добраться через сына.
– Зачем она стерла оригинал? – спросил я.
– Я не знаю.
– Это увеличивало риск.
– И очень существенно.
– А что было в документе?
– Я не могу выдать эту информацию.
– Когда она взяла и отсканировала документы из архивов?
– Немногим больше трех месяцев назад. Это медленный процесс. Программа работает десять лет, они добрались до начала восьмидесятых годов.
– Кто занимается этой работой?
– Специально обученный персонал.
– И там утечка. Хосы появились здесь почти сразу.
– Очевидно.
– Тебе известно, кто виновен в утечке?
– Необходимые шаги предпринимаются.
– Что было в документе?
– Я не могу выдать эту информацию.
– Однако файл был большим.
– Достаточно большим.
– И Хосы хотят его получить.
– Думаю, тут нет никаких сомнений.
– Зачем им документ?
– Я не могу выдать эту информацию.
– Ты часто повторяешь эти слова.
– Я часто имею это в виду.
– Кто такие Хосы?
В ответ он лишь улыбнулся и сделал круговое движение рукой – «все снова». «Я не могу выдать эту информацию». Любимый ответ сержантов. Шесть слов, но ключевым является четвертое.
– Задавай мне вопросы. Я буду высказывать догадки, ты можешь их комментировать, – предложил я.
– Как ты думаешь, кто такие Хосы?
– Полагаю, они афганцы.
– Продолжай, – сказал он.
– Не слишком содержательный комментарий.
– Продолжай.
– Вероятно, они симпатизируют «Талибану» или «Аль-Каиде», возможно, являются оперативниками или их пособниками.
Никакой реакции.
– «Аль-Каида», – сказал я. – «Талибан» по большей части сидит дома.
– Продолжай.
– Оперативники, – сказал я.
Никакой реакции.
– Главари?
– Продолжай.
– «Аль-Каида» использует женщин в качестве командиров?
– Они используют то, что приносит результат.
– Мне это не кажется правдоподобным.
– Они хотят, чтобы мы думали именно так. Хотят, чтобы мы искали мужчин, которых нет в природе.
Я молчал.
– Продолжай.
– Хорошо. Та, что называет себя Светланой, воевала на стороне моджахедов; ей известно, что вы взяли снайперскую винтовку с глушителем у Григория Хоса. Они использовали имя Хоса и его историю, чтобы вызвать здесь сочувствие.
– Почему ты так решил?
– Потому что теперь «Аль-Каида» хочет получить документальное свидетельство того, что вы, ребята, делали той ночью.
– Продолжай.
– И за что Сэнсома наградили медалью. Значит, в те времена считалось, что он совершил нечто замечательное. Но теперь мысль о том, что о той операции станет известно, вас тревожит. Получается, что сейчас она выглядит иначе.
– Продолжай.
– Сэнсом может оказаться в паршивом положении, но и правительство не хочет наделать в штаны. Значит, это носит одновременно личный и политический характер.