– А потому же, венн, почему многие калеки так не любят здоровых. Короба ирезейцев тяжеловесны и неуклюжи, они только и ждут, как бы рухнуть на камни, а виллы – воистину Крылатый народ, они летают на симуранах, живущих одной волей со всадниками, и только слепой не поймёт разницы. Вот почему!
Мимо проплывали скалистые берега, сложенные пластами разноцветного камня, от почти белого до чёрного, от буро-красного до зеленоватого. Эти пласты лежали где ровно, где круто падали в воду, ни дать ни взять сломанные и вздыбленные неведомой силой, да так и застывшие. Гоня вперёд лодочку, Коренга невольно задумывался, что же за битва Богов могла так исковеркать земные слои… И вдруг его осенило.
Он даже перестал грести, так велико было постигшее его понимание.
– Я понял, – сообщил он Эории.
Сегванка выпрямилась в лодке, с весла падали капли в спокойную воду, попахивавшую тухлым яйцом.
– Что понял, венн?
– Помнишь старую дорогу? Которая из ниоткуда в никуда пролегла? – принялся торопливо и сбивчиво объяснять Коренга. – Её под конец ещё вроде как разорвало и сдвинуло?.. Помнишь, там скалы были, точно ошмётки каменной пены?.. Их не с юга бросало, как я сначала подумал. Они отсюда, с гор, прилетали, пока здесь всё кипело. А потом просто кусок земли откололо… Ну, как льдину на Светыни весной… Откололо и повернуло, и этот кусок так до сих пор и стоит…
Воительница с сомнением пожевала губами.
– На островах Меорэ мы видели, как трескается земля, распираемая подземным огнём, но даже там не происходило подобного… – Подумала и добавила: – Зол ты врать, венн. Льдины на реке… Выдумаешь тоже.
Коренга запальчиво возразил:
– Если бы подняться на коробе и посмотреть на равнину, ты увидела бы, что я прав!
Сказал и осёкся, сообразив: подними Эорию на коробе, она бы только море и высматривала вдали.
Сегванка долго молчала, потом отозвалась:
– Вот заберёмся на какой-нибудь перевал, оттуда поглядим.
Как же досадовал Коренга, что высокие перевалы были ещё далеко, а взлететь к тучам на коробе вроде ирезейских ему так и не довелось! Вот бы прямо сейчас послать в небо Торона – и его глазами обозреть необъятно распахнувшийся мир!.. Хозяйка Судеб продолжала казнить Коренгу мечтой о полёте, его, лишённого даже дара хождения. Да попутно ещё разводила со всяким, способным дать маломальское наставление или совет… Вот и нарлакский парень, который мог одним словом подтвердить или опровергнуть осенившее его понимание, воссел к Священному Огню вместе с душами своих предков, не расспросишь его теперь. И даже Торон, не выучившийся летать, – даже он за что-то жестоко терпел, хотя был, как и его хозяин, виновен лишь в том, что появился на свет. Коренга тщетно гнал от себя мысль о перебитой кости, которая вполне могла не срастись. Или срастись криво, так что крыло никогда не наберёт даже своей прежней силы, не позволит Торону хоть ради забавы подпрыгивать на два-три шага с разбегу, – так и останется торчать кривым мёртвым сучком…
То, что сулит принести величайшую радость, на самом деле оказывается чревато и величайшей бедой. Коренга ощутил, как в груди распухает тяжёлый больной ком, и посмотрел на Торона.
Тот следил за ним взглядом, положив голову на борт «душегубки». Прежде блестящая шерсть выглядела тусклой даже там, где её удалось отчистить от крови, а всегда ясные, разумные глаза были больными, тоскливо-напуганными и какими-то покорными, словно пёс понимал свою участь и тянулся к хозяину попрощаться…
– Ничего себе!.. – вдруг сказала Эория. – Хёггов чешуйчатый срам и волосатое брюхо!.. Ты только посмотри, венн!..
Коренга вскинул голову – и тут же на время забыл обо всех своих горестных размышлениях. Озеро всё так же вело их к востоку, а по берегам медлительно шествовали горы. Ну, то есть ещё не те снеговые пики с лежащими на плечах облаками, что высились впереди, в недосягаемом далеке, но уже и не более-менее отлогие холмики, к которым лепился Ирезей. В этом месте озеро плавно поворачивало к югу, лодки обогнули очередную гору, возносившуюся из воды стосаженным обрывом ломаного гранита…
И Коренга увидел могучую крепость, венчавшую одну из дальних вершин. Разновысокие башни вырастали из отвесных утёсов, врезанные в них с тем же сверхчеловеческим совершенством, с каким приникали один к другому камни старой дороги. Зрелище было таково, что Коренга оставил грести посередине замаха. Время, Погибель и непогоды изрядно потрудились над крепостью, обрушив макушки иных башен и местами проломив стены, и всё это дрожало и колебалось в сизой пелене, потому что замок… дымил. Из него не валили плотные клубы, как бывает во время пожара, – скорее, примерно так курились бы головни дома, сгоревшего накануне. Внутри каменных башен давно отпылали все деревянные части, превратив их в огромные дымоходы, и они источали тяжёлый серый угар, медленно уносимый ветром…
Замок был мёртв, в некотором смысле даже мертвей Фойрега, погребённого под Огненными увалами. Там, на увалах, давно вырос добрый зелёный лес, там хотя бы под Голубой Луной воскресала некая жизнь, сберегаемая чудом Богов. Здесь же, как много веков назад, полновластной хозяйкой оставалась Смерть, упавшая из-за звёзд…
– У нас на Островах, – сказала Эория, – тоже есть дивно изваянные скалы и целые горы. Я сама видела троих братьев, обнявшихся по колено в воде. Издали ты узришь юных героев, непреклонно заступающих путь ледяным великанам. А обойдёшь на «косатке» – и нет ничего, кроме камня, разломанного прибоем и непогодой. Знаешь, венн, мне ведь рассказывали о девках, топившихся от несбыточной любви к каменным храбрецам…
Коренга вздрогнул, моргнул, очнулся и понял, что в дымных башнях вдалеке Эория не увидела работы древних зодчих. Для неё это была причуда творения. Крепость на вершине горы постепенно отодвигалась назад, всё более высокие отроги хребтов мало-помалу заслоняли её. Коренга снова и снова оглядывался через плечо. Ему делалось не по себе от вида серого дыма, который переливался через стены и медленно тёк вниз по склонам, но не смотреть он не мог. Потом разрушенные башни совсем скрылись из виду.
…Нет, за прибрежными скалами не хоронились одетые зеленью поляны, какое там знаменитые сады Ирезея. Здесь не рос лес, здесь нечего было делать заблудившемуся Кокориному потомку…
Коренга грёб вперёд.
ГЛАВА 66 Ледяной великан
Ирезейское озеро уводило далеко в глубь горной страны. Эория только поспевала подправлять карту. Озеро делалось то шире, то уже, сворачивало то на юг, то на север… А потом кончилось.
Обрывистые берега становились всё круче и неприступнее, они с трудом позволяли найти место для ночёвки… Пока однажды утром впереди не возникла отвесная ледяная стена, соединявшая берега.
Коренга ещё ни разу не видел такого красивого, отчётливо голубого, словно изнутри подсвеченного льда. Стена была бы совсем ровной и гладкой, если бы талые ручейки, сбегавшие сверху, не проточили в ней глубокие русла. Из-за этого верх стены чем-то отдалённо напоминал давешние дымные башни. Искрясь на солнце, кверху торчали молочно-голубые зубцы – какой в рост человека, какой размерами с дом.
Это было «чело» ледника, спускавшегося из царства вечной зимы.
Молодому венну немедленно захотелось подобраться к стене и подробно рассмотреть её, пощупать рукой, убеждаясь, что столь удивительная красота ему не пригрезилась…
– Поворачиваем, венн, – будто назло ему, немедленно распорядилась Эория.
Он хотел спросить почему, но в голосе девушки послышалась такая тревога, что Коренга счёл за благо сперва подчиниться, а узнавать что к чему уже после.
Эория, оглядываясь, гребла назад с полверсты, потом свернула в боковой рукав озера, тянувшийся к югу. Рукав был гораздо уже главного плёса, Коренга успел и забыть о его существовании, а сегванка, оказывается, помнила.
– Те ледяные глыбы, – сказал наконец Коренга. – Они могли упасть?
Эория кивнула.
– Могли.
– Получилась бы волна, – сообразил молодой венн. – Такая, что лодку перевернёт?..
Эория снова кивнула.
«А то не видали мы волн… – мысленно подивился Коренга. – И была охота спасаться, точно от смерти? – Потом сообразил: – А-а, так она думает, будто я на волне в лодке неловок…»
Берега озёрного рукава скоро превратились в отвесные, словно мечом прорубленные стены. Потом эти стены сдвинулись совсем тесно, оставив щель шириной в локоть. Эория досадовала и тщетно пыталась рассмотреть, что же там дальше, за тесниной. Но каменный разлом уходил вверх прихотливым изгибом, солнечные лучи терялись высоко над головами и не позволяли заглянуть в щель сколько-нибудь глубоко.
– Прямо как колодезь, – щурясь против яркого утреннего света, сказал Коренга. – Таким же холодом тянет… – Улыбнулся и вспомнил: – У нас дома как-то девочка провалилась в узкий колодезь, ей всего два годика было. Меня к ней вверх ногами на верёвке спустили, чтобы достал. То-то я порадовался, что не вымахал в отцовскую стать…
– А что, – перебила Эория, – здорового парня или девки под рукой не нашлось? Один ты?
– Как же не найтись, конечно, нашлись, – удивился Коренга. И объяснил: – Я просто первый придумал. И мой отец всем сказал, что спускать надо меня.
– Делать нечего, – глядя на скалы, проговорила Эория. Коренгу она слушала хорошо если вполуха. – Дальше сухим путём двигаться будем.
Опять возвращаться!.. Коренга только вздохнул. Путешествовать по озеру было легко. Как-то повезёт ему на камнях, грозящих всякий миг то ли осыпаться из-под колёс, то ли превратиться в непроезжие завалы?.. И Торон был бессилен помочь хозяину, он сам еле лапы переставлял, когда отходил по нужде…
Подумав так, молодой венн внутренне слегка заметался – что ж теперь будет? – и вдруг поймал себя на том, что с привычной надеждой поглядывает на спутницу. «Правду бабушка говорила, – мрачно укорил он себя. – К хорошему быстро привыкаешь. Мальцом дурак был, старших не слушал, думал, может, кто и вправду таков, но только не я! Я всё сделаю сам и буду гордиться!.. А стоило представиться случаю – и я, оказывается, туда же. Эория мне сейчас дорогу высмотрит, Эория и одолеть её пособит… Что бы я теперь делал, если бы к её батюшке на «косатку» не угодил?.. А ведь хорохорился в одиночку дальний путь одолеть…»
Он очень обрадовался, когда Эория направила «душегубку» к берегу всего в сотне шагов от теснины, там, где берег перестал нависать над водой безнадёжно неприступным каменным лбом.
Мысль о том, каким образом они с Тороном будут сейчас подниматься наверх, пришла уже во-вторых.
– Подожди здесь, венн, – сказала Эория. – Схожу гляну для начала, что тут кругом.
«Схожу?..» На круче не было и намёка на тропку, чтобы куда-то идти. Выбоинка тут, трещинка там… До одной из этих трещинок воительница достала из лодки. Запустила пальцы, подтянулась – и с ловкостью кошки устремилась наверх.
На полпути она вдруг замерла, прилипнув к скале, посмотрела через плечо вниз и спросила:
– А что, венн, у вас тоже верят, будто из колодезя днём звёзды можно увидеть?
Коренга хмуро отозвался:
– Верят.
– И ты веришь?
– Я проверял, – потупился Коренга. – В том самом колодезе.
– Ну и как?
– Да никак. Голубое небо, и всё.
Эория засмеялась и полезла дальше наверх.
ГЛАВА 67 Бурун
Ждать сегванку пришлось долго. Коренга сидел в покачивавшейся лодочке, смотрел по сторонам и угрюмо страдал от собственной бесполезности. Сюда, в горы, весна добиралась куда медленней, чем на равнину. В лицо Коренге светило совсем уже тёплое солнышко, но с нависающей кручи свешивались сосульки. В воду с них падали капли, от капель разбегались круги. Мелкие волны плескались у подножия скалы, обросшей вместо лишайников разводами серы. Между жёлтыми пятнами виднелись фиолетовые, очень красивого цвета, распространявшие запах старой мочи. Коренгу вдруг посетила мысль, что, быть может, пройдёт много лет и ему вспомнятся талые капли, вспыхивавшие на ярком свету, а с ними и всё нынешнее путешествие… И ещё многое, что с тех пор успеет произойти…
Он посмотрел на Торона, неподвижно лежавшего в «душегубке». Перекушенное плечо пса налилось безобразным отёком и нещадно болело. Коренга взялся за борт, подтянул свою лодочку вплотную и провёл ладонью над неуклюжей повязкой, стараясь вобрать, перелить в себя его боль. Потом погладил морду Торона. Тот приоткрыл мутные глаза, лизнул его пальцы…
«Мой друг… Мы – одно, нас ничто не разлучит, пока теплится жизнь…»
Позже Коренга крепко задумывался, родилась эта мысль в его сознании сама собой или вплыла извне, но это потом, а тогда он чуть не расплакался. Торон лежал на здоровом боку, подвернув под себя правое крыло и полураскрыв больное, утратившее подвижность. Это была единственная поза, дававшая ему какое-то облегчение. Коренга обратил внимание, что Эория положила второе весло вдоль лодки и постелила сверху свой плащ, чтобы получилась удобная опора для покалеченного крыла.
«Неужели это тебя, мой друг, мой брат, мой верный помощник и могучий защитник, я мысленно честил никчёмным уродцем только за то, что твоим крыльям не дано возносить тебя к небу?.. Да как у меня за подобные мысли ещё и руки тотчас же не отсохли?.. А и поделом бы пришлось…»
Торон чуть приподнял голову, дотянулся, ткнулся носом в ладонь.
«Каково-то будет тебе на сухом пути, на голых каменных кручах, где и человеческая рука не вдруг найдёт, за что ухватиться…»
– Эй, венн! – долетел сверху довольный голос Эории. – Сможешь отгрести во-он за тот утёс, там ещё такая длинная осыпь?
Коренга обрадованно схватил верёвку, привязанную на носу «душегубки».
– Хотя погоди, – спохватилась Эория. – Сейчас я спущусь. Я сама…
Какое! Коренга и не подумал дожидаться сегванку. Ну в самом-то деле, мог же он что-нибудь совершить и без неё?.. Поднял гребок и погнал лодочку с привязанной позади «душегубкой» прочь из каменного рукава, обратно в озеро, потом за указанную скалу. Эория сверху разразилась отчаянной руганью, ставя под сомнение умственные достоинства не только самого Коренги, но и всех его предков до самого праотца Кокоры. Молодой венн усмехался и с силой – пусть видит! – отбрасывал воду маленьким веслом, находя в удалой гребле облегчение для души. Наконец и он что-то мог, наконец и он оказался полезен!..
Когда его лодочка ткнулась носом в осыпь, указанную Эорией, сегванка уже спустилась к воде, и было похоже, что всю дорогу она бежала бегом. Верней, во весь дух прыгала с камня на камень, потому что никакой дороги, даже тропы, там не было и в помине.
Коренга едва успел передвинуть рычаг, которым поднимались и опускались колёса, – могучая воительница схватилась за носовой поручень и с такой силой выдернула тележку на сушу, что Коренга чуть не свалился через борт.
– Ты что?.. – непроизвольно вырвалось у него.
Эория не пожалела доброй верёвки – отмахнула ножом привязь, державшую «душегубку», и гаркнула:
– Быстро вверх, недоумок!
Коренга хотел было заартачиться, но внутреннее чутьё вовремя подсказало ему, что гнев Эории объяснялся не простым самодурством, и он счёл за благо навалиться на рычаги. Осыпь уводила вверх достаточно круто, колёса то и дело проворачивались в мелком каменном крошеве, но обида подгоняла Коренгу паче кнута, и тележка упорно ползла вверх.
– Вставай, малыш, – донеслось сзади. – Встать-то сможешь? А то давай я тебя понесу…
Коренга даже приостановился, глядя, с какой мучительной медлительностью поднимался некогда могучий кобель, как дрожали и подламывались всегда проворные лапы.
– Вперёд, венн, пока я тебе голову не оторвала!.. – яростно заорала снизу Эория.
Тут уж Коренга озлился и хотел ответить по достоинству, но в это время со стороны ледникового «чела» донёсся страшный удар. Собственно, Коренга не сразу и понял, откуда прилетел этот внезапный и чудовищный грохот. В первый миг ему показалось – гремело одновременно справа и слева, сзади и спереди… Как тому и полагается быть, когда кругом рушатся горы!.. «Вот оно… – полыхнуло в сознании. Мысль работала чётко и холодно, на удивление спокойно принимая случившееся, может, потому, что испугаться просто времени не было. – Вот так оно и бывает… Когда не ждёшь…»
Ещё он успел подумать о маме и о том, как не позже чем завтра утром она проведает о его гибели. Мамино горе озаботило его куда больше собственной смерти, казавшейся неизбежной. Но мгновения продолжали течь, сменяя друг друга… а каменные глыбы почему-то всё не катились вниз, чтобы его завалить. Коренга окончательно вернулся к реальности, и вот уже мимо него проскочила Эория, быстро бежавшая вверх. На руках у неё Коренга увидел Торона. Сегванка несла пса, весившего, наверное, не меньше её самой, и при этом у неё ещё хватало дыхания не только отчаянно материться, но и крикнуть прямо в ухо оглушённому грохотом Коренге:
– Наверх! Живо! Спасайся!..
Торон выгибался от боли и, кажется, кусал собственную переднюю лапу, но не вырывался и не визжал. А может, все звуки просто похоронил жуткий, угрожающий рёв, быстро приближавшийся со стороны озера. Коренга оглянулся. Мгновение ничего не происходило, ему лишь показалось, будто скалы росли из воды, на глазах становясь выше, а между ними являли себя всё новые камни, и лишь страшней прежнего ревел кто-то незримый…
А потом из-за поворота озёрной теснины вырвался на бешеном скаку белогривый табун.
Нечто подобное Коренга видел только раз в своей жизни, когда отец взял его с собой посмотреть ледоход на Светыни. Но то зрелище было величественно и огромно и поражало именно своей вселенской несуетной мощью. А этот поток доводился родичем белому кобелю Ирезея, которого яд в крови превратил в обезумевшего убийцу. Клокочущая волна высоко – выше, чем сейчас сидел Коренга, – выхлёстывала на берег, железной метлой метя скалы, опрокидывая и раскалывая валуны.