— Мам, а ты продолжай, я оч внимательно слушаю.
Она тяжело вздохнула и таки продолжила:
— Я воспитывалась в доме отца, я часто тренировалась вместе с братом Кираном. Именно он и был для меня настоящей семьей… Да, Кирюш, ты носишь его имя, имя воина… — Еще один тяжелый вздох. — Ладно, рассказываю дальше. В доме моего отца всегда было много воинов, но мне не нравился никто, а отец слишком любил, чтобы отдать кому-либо против моей воли. Ван МакЭдл — первый воин хассара Айгора, великого Рандо МакВарраса кагана Шатара.
— Стоп! — Я чуть вперед подалась. — Хассар Айгора — это мой отец и имя его Агарн.
— Сын, — пояснила мама. — И проблемы у меня начались именно тогда, когда Агарн занял место отца.
— Опять же стоп! — Я даже пальцем отрицательно покачала. — Ты увидела папандра в первый раз где?
— В доме моего отца. — Мама с подозрением смотрела на меня.
— Да? — Я выгнула бровь. — А как же Шоданар, тебе четырнадцать и твое поражение в какой-то там битве?
Мамуля в лице изменилась, задумалась, а после прошептала:
— Да, но… я не помню Агарна в тот день, возможно, потому, что… поражение было крайне неприятным фактом для меня… Знаешь, меня тогда уложили фальш-подсечкой и… Неважно. Но я не помню, чтобы видела Агарна в тот день.
— Зато он тебя запомнил, — с усмешкой обрадовала я. — И голову потерял именно тогда. И над ним посмеивались даже, вот.
Мама отрицательно покачала головой, потом задумалась, а после решила продолжить рассказ:
— Я не помню его в Шоданаре, но, едва я подросла, Агарн МакВаррас стал частым гостем в доме моего отца. И причину своих появлений он не скрывал. Ни от кого не скрывал. И я точно знала: стоит могучему воину с черными глазами въехать во двор, как я не смогу ступить и шага, не ощущая его взгляда на себе… — И как-то совсем тихо добавила: — Мне было пятнадцать…
— Жуть! — честно сказала я, осознавая, что папик год к дому МакЭдл подбирался.
— Никто и не спорит. — Мама смотрела куда-то вдаль, судя по всему, вспоминая годы юности. — Но тогда я не переживала: отец никогда не отдал бы меня даже воину первой руки, и все знали, что папа меня так любит, что посмеет отказать даже хассару, не то что его сыну. Отец и отказал, едва мне было сделано предложение… Агарн был девятым сыном, — продолжила мама, — но после гибели отца он неимоверным образом победил всех старших братьев и стал новым хассаром Айгора. Мне тогда едва исполнилось семнадцать. Киран только прошел посвящение и едва набирал массу, необходимую для принятия… неважно.
— Тени, — догадалась я.
— Забудь.
— Ты продолжай, продолжай, не отвлекайся. — Я начала грызть булочку.
Обычно я ее просто кусаю, а сейчас нервное, наверное.
— Кирюш…
— Мам, я в норме. Ты мне лучше сама все расскажи, а то информации много путаной, да еще и из разных источников. Так что лучше сама. Правда. А то знаешь, у меня все воспоминания из детства про то, как ты говоришь: «Нет у нас папы, Кирочка, оно и к лучшему». И знаешь, я всегда тебе верила, в смысле, что оно к лучшему. А дальше чего было?
И мама нехотя продолжила:
— Когда хассаром стал твой отец, все изменилось. Агарн оказался очень жестким правителем, я бы даже сказала жестоким. Многие воины первой руки были лишены статуса, некоторые из тех, кто в иерархии ниже, оказались на ведущих ролях. Беда пришла и в наш дом — отец был обвинен в сговоре с представителями рода МакДрагар…
— Клан Нрого! — перебила потрясенная я.
— Да, хассар Нрого был вхож в наш дом, несколько раз он останавливался у нас по приезде в хасса-рат Айгора, а мы с Кираном очень сдружились с его младшим братом Харро. Но заговор… измена… Мой отец был благородным воином, обвинение Агарна никто не воспринял иначе как клевету с умыслом. В чем был умысел, также никто не сомневался. Однако теперь Агарн был хассаром, и мой отец не имел права отказаться от вызова на бой.
Жевать я перестала, жадно слушая каждое мамино слово. Мамуля грустно улыбнулась и продолжила:
— Мы с Кираном понимали, что у отца нет и шанса на победу. Возраст и потеря нашей мамы подкосили его здоровье. У него не было шансов, мы понимали это отчетливо. С другой стороны, мы, как наследники, причем единственные, могли принять вызов. Более того, мы были единоутробные, то есть два как один. А я, Кирюш, к семнадцати была достойным воином. И вызов приняли мы.
Невольно вспомнила свой бой с папандром… и осознала, что у мамы с дядей тоже и шанса не было. Совсем. Грустно.
— Это был удивительный бой, — прошептала мама. — Киара и Киран, как две тени, против самого хассара. Бой, на который собралось так много воинов, что сражение перенесли в Шоданар. И мама была с нами. Мама, которая пошла на нарушение закона, чтобы Киран раньше времени прошел процедуру принятия… — Судорожный вздох и едва слышное: — Но мы проиграли. Агарн оказался слишком быстр, слишком силен. Я успела нанести лишь два удара прежде, чем он блокировал мои руки…
А я вспомнила, как тот же фокус папашка проделал со мной, и невольно поежилась. Даже мне тогда было крайне неприятно вдруг оказаться беспомощной, но я и представить не могу, что чувствовала мама, лишившись рук в момент боя.
— И все же его кровь увидели все! — Мамочка вдруг вскинула голову, и я увидела ее прежней — сильной, смелой, отважной, не боящейся бросить вызов всему миру. — Я ранила его ножом, так как меч хассар Айгора сумел выбить… Но после… Он боялся причинить мне вред, именно поэтому допустил собственное ранение, а с Кираном Агарн не церемонился, и это было просто избиение младенца.
Мама замолчала, быстрым, каким-то стыдливым движением вытерла одинокую слезу и продолжила:
— Представь себе арену, покрытую мелким песком, меня, раз за разом пытающуюся встать, и Кира-на… медленно падающего на колени с торчащим из груди мечом… Если бы я не была воином, в тот миг, наверное, голосила и выла бы, как обычная женщина… Но я не проронила и слезинки! Потому что я — Киара, Пантера МакЭдл!
Я грустно вздохнула, мама тоже. Пантера не пантера, а чем все закончилось, знали обе…
— Мы были два как один, — продолжила мамуля, — и Агарн взял только мою жизнь, Киран остался жив. Мой отец остался жив. А я… Он мог забрать меня сразу, но решил побыть благородным и потребовал лишь ночи. Ночь по праву сильнейшего воина, указав мне еще раз, что я всего лишь женщина… И в то же время он надеялся, что та ночь изменит мое отношение к хассару Айгора. Ведь воины, Кирюш, столь искусны, что могут вызвать желание даже у ненавидящей всей душой женщины.
— О да, у меня был наглядный способ в этом убедиться, — невольно сболтнула я.
У мамы глаза мгновенно сузились, взгляд стал ну очень проницательным, пришлось пояснить:
— Папик отдал меня Дьяру, мам, в буквальном смысле слова. Дьяр продемонстрировал свои умения.
О том, что я в тот момент чувствовала, маме не скажу. Незачем ей это.
— Кира-а-а, — испуганно протянула мама, — Кира, доченька…
— Ничего не было. — Я коварно усмехнулась, вспомнив рожу братика, когда я ему брюки расстегивать полезла. — Правда, ничего, мам. Я тебе потом расскажу, а сейчас давай дальше, а?
Но мамуль вся подобралась и нервно спросила:
— Когда?
— Прошлой ночью, я сбежала. Дьяр остался с носом. — Про себя подумала, что не только с носом, но и с Акаши в качестве главного приза. И да — он там оставался изрядно пожеванный, что очень приятно мне.
— Ты… — Выражение мамулиной моськи мне понравилось, но тут мама прошипела: — Ты встала между воином и его честью, Кира!
И такой священный ужас в ее словах.
— Да, встала! — И злость взяла. — Но, мам, я точно не жалею ни минуты! Это извращение какое-то, он на морду — копия отца! И он Икаса убить хотел! И знаешь… ты даже не представляешь, что он собирался сделать со мной, он…
Но по ту сторону экрана уже слышались только стоны и ругательства, а потом мама выдала:
— Не стоило, Кира! — выругалась и еще раз повторила. — Не стоило…
— Мам! — Я даже голос повысила. — Для меня неприемлемо спать с каждым встречным! Неприемлемо, и точка! Я или сбежала бы, или придушила бы после того, как схлынуло бы это голодное желание. И да — это ему не стоило вставать между мной и Икасом!
— Киррра, — прорычала мама, — я тебя очень прошу запомнить одну вещь — всегда лучше отдать мужчине свое тело, чем жизнь!
Чую, у меня глаз нервно задергался!
— Ма-ам, — протянула я, — это ты сейчас про главнокомандующего вражеской армии?
И она резко замолчала. Побледнела, и стало ясно, что от меня данную информацию планировалось скрыть.
— Дьяр сдал, — успокоила я. — Так что там у вас с папиком было той ночью?
Она выдохнула и продолжила рассказ:
— Наутро, когда в дом моего отца принесли выкуп за мою невинность, я не приняла дары. — И снова в маме проснулась сила и гордость. — Хассар Айгора был в ярости, но воины скрывают эмоции, и мне были принесены иные дары. Не приняла и их!
Дары приносили пятнадцать раз… я не приняла ничего.
— Хи-хи, так его. Знай наших, — повредничала я.
— Торжествовала я недолго. — Мама невесело усмехнулась. — У меня была гордость, но у него — право сильнейшего… Агарн ворвался в дом моего отца. Я, как и все эти дни, находилась у постели Кирана, выхаживая его. Мы всегда были очень близки, и знаешь, когда мне было плохо, я приходила к нему, и мы делили боль на двоих. Когда нам было радостно… радости становилось вдвое больше. И я постоянно была рядом, потому что даже раны его заживали быстрее, если лечила их я. Так вот… Агарн вошел в спальню Кирана, схватил меня, перекинул через плечо и унес… Это был последний раз, когда я видела брата живым… Последний раз, Кирюсь.
Потрясенно молчу. Икас, словно пытаясь поддержать, подошел, ткнулся носом в плечо. Машинально погладила зверя, не отрывая взгляда от мамы.
— Вот так я и стала женой хассара Айгора, — прошептала мама. — Не первой — в знак наказания, но и не седьмой, как намек на то, что одно мое слово, и… и я стану единственной.
Некоторое время мы молчали. Я, так как горло сжало спазмом, и сказать ничего не могла, и мама, словно переживающая те события заново…
— По традициям Иристана, — продолжила мамуля, — после брака женщина обязана месяц держать двери спальни открытыми. То есть я была не вправе отказывать хассару. Ни в чем. Однако даже не думай, что эта традиция как-то защищает женщину. Никак! Обычно этого срока достаточно, чтобы жена забеременела…
— Ты забеременела мной? — тихо спросила я.
Мама отрицательно покачала головой и прошептала:
— Моя мать эйтна… Зная о моем отношении к хассару, она сделала все, чтобы я не понесла. И прошел месяц, наполненный его нежностью и терпением, ласками и признаниями, просьбами и подарками, но… Истек указанный срок, и я с огромным наслаждением закрыла дверь перед его носом!
— Ого! — только и сказала потрясенная я.
— Самое приятное для моей гордости воспоминание, — с усмешкой сказала мама.
— Он был в ярости? — злобно так интересуюсь.
— В неописуемой. — Мама едва заметно улыбнулась. — Изломал дверь, оставил несколько вмятин на стенах, но… но традиции Иристана хассар нарушить не посмел, и я сладко спала всю ночь, зная, что где-то по коридорам злобной тенью мечется Агарн.
— Я представляю… А что было дальше?
— Дальше? — Мама улыбнулась. — Дальше мне требовалось выждать еще два месяца, закрывая двери в свою спальню каждую ночь, и Агарн был бы обязан вернуть меня отцу…
— Но этого не случилось, — догадалась я.
Мама отрицательно покачала головой, помолчала, затем тихо продолжила рассказ:
— Мне было семнадцать, я очень скучала по родным, а хассар Айгора был все же очень красивым, сильным и любящим мужчиной… И что-то начало меняться в моем отношении к нему, Кирюсь. Мужчины Иристана умеют желать и умеют заставить женщину поверить в то, что любят. Агарн действовал расчетливо — осознав, что подарками и просьбами от меня ничего не добиться, он попросил быть его партнером во время тренировок. Мне следовало отказаться,
Кирюсь, я ведь понимала, что совсем не нужна ему для тренировочных боев, но… Я так устала от жизни на женской половине. От постоянной трескотни его остальных жен. От безделья… В доме отца я исполняла обязанности и воина, ежедневно тренируясь не менее восьми часов, и хозяйки… ведь мама стала эйтной, а другую женщину назвать женой отец не пожелал. А тут… и я согласилась, а он с трудом подавил довольную усмешку. И моя жизнь изменилась — каждое утро я переодевалась и спешила на задний двор, где Агарн уже ждал, протягивая мне облегченный, изготовленный под мою руку меч. И мы забывали обо всем — оттачивая удары, отрабатывая блоки, изучая различные стратегии боя. Потом как-то так получилось, что и завтракать после тренировок мы начали вместе. А после я даже присутствовала на заседаниях хассарата не как жена, как воин… Почему тогда я все еще закрывала двери в свою спальню, я не знаю. Мне нравился Агарн, нравилось быть с ним… нравилось, когда на тренировках он словно случайно меня касался, нежно и так… так, что мое сердце замирало. А срок подходил к концу, и в доме хассара мне оставалось пробыть всего четыре дня. Каюсь, если бы, если бы только он разрешил мне видеться с семьей, с братом, я бы согласилась на его предложение стать единственной. Но Агарн ревновал к Ки-рану и даже не скрывал этого. «Если бы ты хоть раз… хоть единственный раз посмотрела на меня с той же нежностью и любовью, с которой смотришь на брата», — однажды сказал он мне в ответ на очередную просьбу отпустить домой хоть на час.
— Совсем не пускал? — спросила я.
— Совсем… — мама украдкой вытерла слезы, — а потом на женской половине появилась Эталин.
— Опачки. Это бегемот? В смысле сало ходячее? В смысле, короче, его единственная?
Видать, я совсем маму запутала, у нее глаза такие большие стали, но ответила:
— Да.
— И он назвал ее единственной?
— Не сразу. — Мама опять пальцы сцепила, значит, снова занервничала. — Эталин была подарком клана МакШесс. Старшая дочь хассара Тагера. Такие подарки вообще редкость на Иристане, обычно за дочерей великих воинов сражаются, о них мечтают, а тут… подарок. От таких подарков не отказываются, и она стала восьмой женой хассара Айгора. Милая, добрая, всегда улыбающаяся девочка не скрывала своей любви к Агарну, а тот… тот и не смотрел в ее сторону, как и я, считая дни до окончания срока. И тогда наши сражения превратились в сплошные разговоры. «Останься со мной, — просил он, отбрасывая сталь и подставляя под удар свою обнаженную грудь. — Останься, Киара. Ты мой свет, ты моя жизнь, я дышу тобой… и я не смогу без тебя!» А я держала меч обеими руками, потому что после его слов рука словно ослабевала, едва на ногах могла стоять и все не знала, как сказать «да», чтобы вытребовать главное — встречи с братом. А потом наступил последний день. День, в который я даже не собирала вещи, планируя… оставить двери спальни открытыми. Я полюбила Агарна, полюбила всем сердцем, и у меня было достаточно смелости, чтобы признаться в этом самой себе.
Еще один судорожный вздох, и, сжав пальцы, мама продолжила:
— Но когда я вернулась с обеда, на моей постели лежал сейр. Пользоваться им я умела, я же воин, и, решив, что это подарок Агарна, который он мне оставил для связи с моими родными, поддавшись на мои просьбы, радостно подхватила устройство. Начала вбивать код и… «Информация отправлена!» — сообщил электронный голос. Я даже понять ничего не успела, как в спальню ворвались Агарн, эйтна-хассаш, эйтна клана МакВаррас и воины из охраны… Меня обвинили в измене.
— Бракованный навигатор! — прошептала я. — И ты смолчала? Но…
Мама рассмеялась, вот только смех был совсем не веселым, как и ее дальнейшие слова:
— Кирюш, остынь, это дело давно минувших лет. Я не молчала, я пыталась оправдаться, но… Выяснилось, что информация в клан Нрого поступала каждый раз после того, как я присутствовала на совете хассарата. Меня подставили очень качественно, и не только по времени, просто… я единственная женщина в доме хассара была воином и, следовательно, могла обращаться с устройствами связи. Женщин этому не учат, Кирюш, так что обвинители сочли доказательства моей вины неоспоримыми.
Ничего подобного! У бегемота сейры были, и не один!
Помолчав, мама продолжила:
— Было много сказано слов, много обвинений, все пытались высказаться про то, какая я… молчал только Агарн. Молчал и смотрел на меня, не отрываясь. А после произнес: «Теперь я понимаю, почему любовь — проклятие воина. Мы становимся слепы!» «Наказание за измену — смерть», — возвестила эй-тна-хассаш. Ее слова поддержали все, но я смотрела только на Агарна. Ему и сказала: «Ты взял меня как женщину, но всегда помнил, что я воин. Вспомни об этом и сейчас! Воин не осквернит своей чести предательством хассара. Я невиновна!» Он не поверил. Ни единому слову. Молча вышел и только на пороге тихо произнес: «Ты — все же женщина и наказана будешь как провинившаяся женщина!» Спустя час я была прикована к столбу во дворе, жены хассара на экзекуции тоже присутствовали, воинов не допустили. Моего отца, узнавшего о случившемся и прибывшего во дворец, хассар не пожелал выслушать. И кнут Агарн взял в руки сам. А когда он подошел ко мне, видимо, в ожидании просьб и молений, я лишь сказала: «Я тебе этого никогда не прощу!» Из двадцати положенных ударов он нанес только десять…
— Что, совесть проснулась? — едва сдерживая злость, спросила я.
— Дело не в этом… — мама судорожно вздохнула, — просто я заставила его вспомнить, что я все же воин… Потому что не произнесла и звука. Ни единого… я даже не застонала. И в тишине был слышен лишь звук рассекающего воздух кнута… Десять ударов — и хассар приказал отнести меня в спальню…