— Заткнись, ушлепок, по сторонам лучше смотри! — рычал поп, перепрыгивая через канаву.
— О, святые угодники… — Никодим вознамерился, видать, тоже перескочить, но не рассчитал «природных» рисков. Выстрелила сухая ветка, он охнул, поехал край обрыва, и верный служка шлепнулся на дно канавы, завозился, избавляясь от прилипчивых сучьев. Еще полметра левее, и он бы отдавил Никите пятку.
— Ваше Высокопреподобие, отец Лаврентий, вытащите меня отсюда… — жалобно ныл дьякон.
— Да пошел ты, — огрызнулся поп, умчавшийся вперед. — А ну, живо догоняй! — и похабно хохотнул. — Не позволяй душе лениться, Никодимушка…
Сопя и выражаясь запрещенными в церковном мире словами, дьякон выбирался из канавы с такими звуковыми эффектами, словно волок за собой пианино. Хрустели ветки слева, хрустели справа — шли сопровождающие лица, видимо, бывшие работники силовых структур, имеющие хорошую физическую и боевую подготовку и не зацикленные на моральной стороне вопроса.
Затих взбудораженный лес. Где-то на ветке чирикнула пташка. Никита облегченно вздохнул, принялся выкапываться. Мокрый, страшный, облепленный грязью и прелой листвой, готовый персонаж для фильма ужасов, он нащупал свою сбалансированную корягу, опустился на корточки, застыл прислушиваясь. Охотники ушли. Туда им и дорога. Появилось время обдумать непростую житейскую ситуацию.
Он не питал иллюзий, он знал про это место. И первым в списке обвинений правящей верхушке Яроволья была любовь именно к ЭТОМУ месту. Пристрастие к оригинальному проведению досуга — не охота в общепринятом смысле, не какой-нибудь пейнтбол, «догонялки», «казаки-разбойники», а охота на живых беззащитных людей с их вытекающим отстрелом. И ведь ничем не рискуют, твари. Охрана прикроет, адреналин — ушатом, последствий никаких — мало ли куда в наше время пропадают люди, особенно из социально неблагонадежных сословий. Он знал и про диковинную котловину на севере области, и про то, что из нее проблематично (мягко выражаясь) выйти. И если уж тебя тут заперли, то сколь веревочка ни вейся… Он должен бежать, немедленно, пока основные силы противника увязли в лесу на севере урочища. Захватить машину, на парковке их тьма, пробить шлагбаум…
Никита пробирался вдоль опушки, перебегал от дерева к дереву, полз на открытых участках. Времени в запасе все меньше. Скоро охотники упрутся в скалы и начнут соображать, что их обвели вокруг пальца. Да и силы у него не беспредельные. Он двигался по опушке против часовой стрелки, а когда решил, что достаточно, прижался к земле и пополз из леса. Но нет, недостаточно. Он лежал в рытвине, зарывшись в траву, на юго-западной стороне котловины. Кучка строений предстала под другим углом. Аккуратное бревенчатое здание в два этажа, за ним, к востоку, сопутствующие пристройки. На западной стороне парковка, уставленная машинами. Дорога петляла к югу, проходила частично через пустырь и терялась в скалах — там шлагбаум и выезд на свободу. Парковку охраняли два тела в пятнисто-защитном облачении. Сколько он ни всматривался, другой охраны не видел. Служивые переминались с ноги на ногу, лениво беседовали. Хлопнула дверь в торцевой части бревенчатой избы, выбрались еще двое, помахали коллегам, поволоклись куда-то за угол. Залаяли овчарки. Он лихорадочно соображал. Было понятно, что в охоте участвует не вся охрана. Кто-то остался на базе, другие сторожат шлагбаум, третьи, возможно, курсируют по периметру. Есть еще, возможно, персонал — ведь должен кто-то обслуживать ублюдков, кормить их вкусными деликатесами, подбивать перины, складывать лебедей из полотенец, мести полы, следить за коммуникациями… Позиция оказалась неудачной, возьми он старт — пришлось бы доброе расстояние отмахать по пустырю. Стиснув зубы, он откатился обратно в лес, припустил дальше — через кусты, канавы, обнимая встречные осинки и березки…
А вот очередная позиция выглядела лучше. Дистанция до парковки сократилась, тела стражников заслонила черная махина генеральского внедорожника. Змеилась канава по травянистому пустырю — какое-то расстояние он мог по ней проползти. Затем рассадник жухлого бурьяна, десятиметровая проплешина перед шеренгой машин… Он полз боком по узкой канаве, вилял, как уж. Перекатился в сорное раздолье, пополз, упираясь локтями в землю. До парковки оставались метры. Пустое пространство, краса и гордость «внедорожного» автопрома, среди которого глупо и вызывающе смотрелась бордовая «Калина» отца Лаврентия. Он пристроился на корточках, выставил голову из пышного бурьяна. В лесничестве было тихо, даже собаки угомонились. Между машинами была широкая прореха, в нее бы влезла еще одна машина. В просвете хорошо просматривались охранники. Обоим под сорок, армейская выправка, «Кипарисы» на ремнях. Они стояли и разговаривали. Не сказать, что эти двое вели себя чересчур беспечно (временами их взоры блуждали по округе), но могли бы и прилежнее отнестись к службе. Один стоял спиной, другой — вполоборота. Никита опустился в траву и задумался. Переложил корягу в левую руку, правой нащупал под ногами угловатый камешек…
«Снаряд», отправленный по навесной траектории, перелетел через стоянку и приземлился на крышу поленницы с дровами. Задребезжала ржавая жесть. Стражи парковки оборвали беседу, дружно повернулись, вскинув автоматы. Никита выпрыгнул из бурьяна и побежал, пригнувшись, перехватывая в правую руку дубинку. Сердце стучало — только бы не обернулись раньше времени, из дома бы никто не вышел, из леса не заметили… Он мчался бесшумно, босые ноги — отличное решение! Преодолел пустырь, зазор между джипами, вышел на прямую. Сжал корягу обеими руками, замахнулся, вдохнув побольше кислорода.
— Опять Колян шустрит, — неуверенно возвестил один из охранников. — Вечно какие-то заподлянки чинит, когда начальство не видит…
— Нашел время, идиот, — фыркнул второй.
Оба услышали шум, обернулись. Один из них получили удар дубиной. Хрустнула носовая перегородка, кровь плеснула струей. Охранник рухнул, как подкошенный. Второй онемел при виде безобразного лешего, облепленного непонятно чем. Жуткая пародия на человека. Спустил предохранитель, разинул рот, чтобы заорать, и подавился выбитыми зубами. Попятился, споткнулся — и удара по черепушке уже не почувствовал. Организм бурлил, даровал второе дыхание и свежие силы. Никита повесил себе на грудь оба автомата, схватил охранников за щиколотки и поволок их, рыча от напряжения, подальше с видного места. Заволок их за капот громадного «Следопыта». Опустился на колени, усиленно задышал. Затем осмотрелся первым делом — даруй же, боженька, еще чуток удачи. Стащил с бесчувственного тела высокие бутсы, вроде бы подходящие по размеру. Поколебался, стащил и носки, принялся лихорадочно обуваться. Вывернул карманы: деньги — пригодятся, зажигалка — тоже не лишняя. Сотовый телефон… Посомневавшись, он сунул его в карман робы, оказавшийся после выворачивания изнутри. Связи нет, но ведь где-нибудь будет. «Кипарис» на плечо. Задумчиво уставился на утепленный камуфляж, обладатель которого уже начинал шевелиться и стонать. Отличная штука, он так замерз. Но нет, не сейчас. Скрипнув зубами, Никита бросился к дорогостоящему джипу, но передумал — такую штуковину просто так не заведешь, начнет кочевряжиться — то ей не так, это не эдак… Серебристый «Фольксваген-Туарег», стоящий по соседству, в качестве тарана тоже был неплох и вряд ли стал бы ломаться при попытке несанкционированного доступа к замку зажигания. Он выбил стекло. Взревела сигнализация, дьявол! Совсем сдурели, какого черта?! Откуда в этом урочище автоугонщики?! Но делать было нечего, Никита распахнул дверцу, взгромоздился за руль, бросив автомат на соседнее сиденье. Сорвал панель под баранкой, начал ковыряться в переплетениях проводов. Руки срывались, нет, он доведет это безнадежное дело до конца. Пронзительно визжала сигнализация, где-то хлопали двери, тревожно перекликались люди. Вновь заголосили собаки в своих вольерах — эти недруги человека острее, чем люди, чувствовали неладное. Сыпались искры, взревел мотор — поехали! Он с места взял в карьер, лихо развернулся задним ходом, зацепив какого-то мощного красавца с трехлучевой звездой на капоте, помчался на дорогу. А из дома уже кто-то выбегал, стрелял по колесам…
Холодный пот хлынул со лба. Глаза щипало, он моргал, тер их грязным рукавом. Лента дороги разбегалась на две — хорошо хоть параллельные. Камни выстреливали из-под колес. От лесничества до выезда из урочища было не больше двухсот метров. «Фольксваген» прогромыхал мимо короткой лесополосы, засаженной молодыми елочками, повернул за скалу. И Никита взревел от негодования, застучал кулаком по баранке. Виднелся короткий отрезок дороги, метров пятьдесят, слева и справа каменные махины, а шлагбаума уже и не было. Вернее, он был, но все свободное пространство позади него теперь загородили откатные стальные ворота. Видать, в определенные моменты времени (скажем, прибытие дорогих гостей) их закатывали в теснину между скалами, а при звуках тревоги возвращали на место. Вой автомобильной сигнализации на всю ивановскую — чем не звук тревоги? Перед вратами уже мелькали какие-то личности, сбрасывали автоматы. Кто-то выбежал из дощатой будки, а узрев несущуюся машину, запрыгнул обратно.
В голове лишь вертелось: он прорвется, плевать, что безумие! Никита застегнул ремень безопасности, стиснул зубы и выжал до упора педаль газа. Вариантов не было, развернуться на этом участке он не мог. Орали люди, кто-то метался перед несущимся джипом. Он врезался в ворота на скорости не меньше ста. Смялся капот в лепешку, подлетели задние колеса, рухнули обратно. Вывалился двигатель, лопались рессоры. Ворота стояли, лишь немного покорежились и скосились. Никита не лишился сознания — все-таки западный автопром свое дело знает. Растопырилась подушка безопасности, и его чуть не сплющило. Но тряхнуло так, что загремели кости. Он плохо помнил, как выбирался из машины, машинально прихватив автомат, выпутался из ремня и подушки, сполз с подножки. Все это было тщетно. Неприятель опомнился, подтянул силы — когда он обвел затуманенным взором пространство, обнаружил, что ему в живот направлены, как минимум, четыре автомата. Впереди стоял, расставив ноги, рослый крепыш в ушитом щегольском обмундировании. Он пристально разглядывал невезучего «мстителя». Усмешка перекосила выбритую физиономию. В глубинах серых глаз теснилась ирония, чуток удивления, немного уважения, а возможно, и сожаления, что у этого парня ничего не получилось.
— Оружие на землю, — приказал он.
Никита выбросил автомат — он не умел сжимать время, стреляя по плохим парням, и расширять, когда плохие парни стреляли по нему. На этом, собственно, все и закончилось. Россохин стоял, качаясь, держась за крышу искалеченного джипа, в глазах все плыло, полезные идеи не посещали. Ни хватать, ни бить рядовые охранники его, похоже, не собирались. А к разбитой машине отнеслись с юмором — это не их машина. Они смотрели на него, как на зверюшку с Марса, уже посмеивались, обменивались репликами. Никита оторвался от машины, сделал шаг назад. Никто не бросился за ним. Он попятился еще дальше. «Не уполномочены! — прорезалось в голове. — Убивают другие, а этим воспрещено! Только караулить и защищать!» Впрочем, если парни узнают, что он покалечил их товарищей у лесничества, могут и навалить. «Беги! — всполошился внутренний голос. — Сейчас узнают, сейчас им сообщат, беги! Странно, что еще не сообщили!»
Он повернулся боком и, спотыкаясь, подволакивая ногу, потащился прочь. Кто-то засвистел ему вдогонку, заулюлюкал.
— Беги, негр, беги! — расхохотался лысоватый умник.
— Первый, первый… — забубнил в рацию представительный крепыш. — Это Антонов с КПП. Ваш кролик только что был здесь. Вы приказали его не трогать, но должен сообщить вам неприятную новость…
Он побежал — без оглядки. Земля под ногами проседала, скалы неслись в глаза, били его куда попало. К земле тянуло немилосердно. Он ушел за поворот, бросился через колдобистый пустырь к лесу на юго-западной стороне урочища — сюда было ближе. И уже выпутывался из коряг и валежин на опушке, когда за спиной посыпались возмущенные матерки, затопали люди…
Цепь охотников практически добралась до западных пределов урочища. Люди вязли в буреломе, выражали неудовольствие бесчеловечными условиями, на которые они не подписывались. «Ну, и порядочки тут у вас, — ворчала, едва не подвернув ногу, Кира Ильинична. — То ли дело сафари с вертолета. Стильно, приятно, гигиенично…» Генерал Олейник, уже уставший отдуваться и вязнуть в прелом мху, схватился за рацию, когда прозвучал вызов с КПП. Выслушал сообщение и слегка побледнел. Переключился на другой канал и приказал всем собраться в этой чертовой точке пространства. Участники охоты сбредались на призывный клич, делали озадаченные лица.
— Тешу себя надеждой, вырисовывается что-то интересное, Григорий Алексеевич? — подмигивал неунывающий Глобарь — он в физическом плане был подготовлен лучше всех. — Не так-то прост оказался ваш заморыш, верно? Придется хорошенько побегать, это вы хотите сказать?
— Предлагаю разбить бивак, — пыхтел сенатор Баркасов, взваливший свое ружье на телохранителя. — Отдохнем, силенок подкопим — да и дальше. Пусть гонец за водочкой слетает.
— Нет, я его пристрелю! — упрямо твердил отец Лаврентий, давно забывший о своем предназначении и имидже. Жирная блинообразная физиономия лоснилась от пота. — Господь мне поможет, я это чувствую, мне сегодня повезет… Никодим, какого хрена ты под ноги лезешь?!
— Что-то не в порядке, Григорий Алексеевич? — насторожился губернатор, подметивший в лице главного «правоохранителя» некие странности.
— Все в порядке, Василий Иванович, — чеканным, звенящим голосом отозвался генерал. — За исключением пустяка. В то время, пока мы тут прохлаждаемся и дышим свежим воздухом, наш подопечный пробрался к лесничеству, искалечил двух сотрудников охранной фирмы, забрал оружие, завладел машиной Сергея Дмитриевича, разбил ее вдребезги об ворота и убежал в квадрат номер один. Охрана оцепила местность, теперь обратно ему хода нет. Но есть и хорошая новость — Россохин уже без оружия, он серьезно вымотан и дезориентирован…
— Подождите, Григорий Алексеевич, — споткнувшись, промямлил Коровин. — Что вы только что сказали про мою машину?
— Вы правильно поняли, Сергей Дмитриевич, — осклабился генерал. — У вас больше нет машины. То, что парни пытаются оттащить от ворот при помощи тягача и какой-то матери, не годится даже в металлолом.
— Сука!!! — взревел интеллигентный Коровин. Его физиономия побагровела, перекосилась набок. Он в бешенстве затопал ногами, принялся дубасить прикладом воображаемого противника. — Вот падла! Я его убью! Ну, как же так можно, господа!!!
Захохотал Глобарь — единственный в «порядочном обществе», у которого еще сохранялось приподнятое настроение.
— Чего вы ржете, как ущербный? — насупившись, пробормотал отец Лаврентий.
— Кто весел, тот смеется, батюшка, — охотно объяснил Глобарь. — Отлично, господа, отлично. Не знаю, как вы, а я неплохо отвожу душу. Мы же не ищем легких путей, верно? Не затем мы сюда прибыли, пожертвовав целым рабочим днем. Сергей Дмитриевич, прекращайте скулить и выражаться. Не убедите, что на новую машину вам придется вкалывать несколько лет. Кстати, Григорий Алексеевич, — обратился он к генералу, — вам уже можно сколотить отдельный отряд — из лиц, чьи чувства персонально оскорблены Россохиным. Вы, батюшка, Сергей Дмитриевич… Поймайте его и освежуйте, пока вашему полку не прибыло. А потом разделывайте и по кусочку съедайте, запивая бурбоном, — Глобарь затрясся в заразительном хохоте, что даже помрачневший губернатор криво ухмыльнулся.
— Да заткнитесь вы! — рявкнул, покрываясь пятнами, генерал. — Нашли время для острот! Идиоты, вы проворонили дичь! — он резко повернулся к своим подчиненным, те стояли в стороне и скромно смотрели в землю, стараясь не выдать себя ухмылками. Нахмурился и провалился в задумчивость верный Крейцер. — Вы расслабились и прошли мимо, остолопы! В общем, слушай мою команду! — он грозно оглядел кучку людей в камуфляже. — Обратно к лесничеству из квадрата номер один Россохин не выберется — вся опушка уже оцеплена. Либо будет там сидеть, либо станет пробираться в квадраты два и три — где мы, собственно, сейчас и находимся. Крейцер, перестраивайте людей. Растяните их в шеренгу поперек леса — и малым ходом вперед! Мы выдавим этого ублюдка из леса!
Немногословный Крейцер послушно кивнул, хотя и почесал при этом подбородок. «Поперек» — это восемьсот метров по изобилующему буреломом смешанному лесу. Нужна, как минимум, рота, а не две дюжины парней, моральный дух которых слегка угас. Еще и этих «приличных господ» надо опекать, чтобы с ними ничего не случилось. Генерал смотрел на него неприязненно, пребывая в расстроенных чувствах. Впрочем, здравый смысл Григорию Алексеевичу не отказывал. Сплюнув в листву, он проворчал:
— Ладно, вызывайте лесничество. Пусть присылают всех, кто не занят оцеплением и охраной ворот. Дьявол, мы уже потеряли двоих…
Никита прервал бессмысленную гонку, он уже задыхался. Боль под ребрами свирепствовала, казалось, что их вырвали. Он обернулся — погони не было. Вот и славно. Мужчина рухнул под кочку, обнял ее, вцепился зубами в прелый мох, стал перебарывать окончательно разгулявшуюся боль во всех сочленениях. Он подполз к ближайшей елочке, оборвал с нее пушистую сочную хвою, затолкнул в рот и стал жадно жевать. Живительная свежесть насыщала организм, а не прожёванные иголки болезненно покалывали стенки пищевода. Он убеждал себя, что все не так уж плохо, он жив, а каждый миг в этом мире, если им правильно распорядиться — практически вечность. Мысли вертелись в голове, Никита понимал, что от него ожидается то, что он будет прятаться, буриться в норы, трястись, как заяц, чтобы не подстрелили. Меньше всего они ждут нападения с его стороны. Внутренний голос твердил: «Соберись, забудь про боль. Боль — не такое уж паскудство, она сохраняет ясность в голове. Пустырь оцеплен, назад дороги нет. Охотники, завязшие на западной стороне урочища, получили свежую информацию, уже перестроились и топают к тебе на рандеву. Иди им навстречу, там лес гуще, обрети свой шанс, покажи ублюдкам! Соберись, сконцентрируйся, лови удачу, ты же не хочешь сегодня умирать?»