– Видела, конечно, – хмыкнула она. – Я телевизор смотрела, а потом слышу – говорят-говорят… Они там долго пререкались, на площадке-то. Я и посмотрела – кто шумит? Двое их было, да. Оба такие высокие, видные. Хотя парень – тощий, хлипкий, да еще и с хвостом. Ну, в смысле, на голове у него хвост, понимаете?
Артем немедленно заверил ее, что понимает.
– Да он какое-то чмо, по-русски говоря. А она видная, энергичная, напористая, яркая! Волосы темно-русые… Красивая.
– А как вы разглядели, что она красивая? – вкрадчиво спросил Артем. – Она же спиной к вам стояла. А вы в «глазок» смотрели, наверное? «Глазок» же искажает изображение!
– Чой-та в «глазок»? – с некоторой даже обидой спросила Нина Михайловна. – Я выглянула на площадку… а что?! Имею право, мало ли кто там шумит? Может, грабят кого-то? Я выглянула, она и оглянулась, докторша, глазищами зелеными так на меня – зырк! И отвернулась. И тут он их впустил, самоубийца-то наш бедный! А потом – выгнал. Но уж тут я их не видела, только крики услышала, к «глазку» – шасть, а их уж и след простыл.
– Понятно… – задумчиво сказал Артем. – Спасибо вам большое.
– Да не на чем, – уже значительно радушнее проговорила Нина Михайловна. – А вам для чего это? Или с ними что-то не так?
– Спасибо, до свидания! – вежливо ответил Артем и пошел прочь от подъезда, не слушая «алеканий» и прочих воскликов Нины Михайловны, которой теперь, видимо, страсть как приспичило поговорить об этом случае.
Судя по всему, полиция ее об этих врачах со «Скорой» не расспрашивала, иначе соседка непременно о сем факте упомянула бы. А вообще – да здравствуют соседки! Любопытные, помирающие от безделья, радующиеся малейшему поводу развлечься. Наблюдательные! С отличной памятью! Да здравствуют соседки!
Эх ты, забыл спросить Артем: на какой машине приехали эти двое? На «Скорой» или на такси, как к Лизе? Но возвращаться уже поздно, да и Нина Михайловна могла этого не видеть. Она вообще на них обратила внимание только потому, что они ей помешали смотреть телевизор, а самого́ их приезда не заметила… Про машину, конечно, интересно узнать, но еще интереснее то, что его догадка подтвердилась. И у Лизы, и у самоубийцы была та же самая парочка. Приехали будто бы по вызову… убедили открыть дверь… и были изгнаны после того, как начали рекламировать услуги какой-то целительницы Оксаны… Нет, это у Лизы все так происходило. А у самоубийцы?
Неизвестно. Но факт есть факт – и там и там побывала довольно-таки странная пара врачей: она – красивая, зеленоглазая, темно-русая, яркая, он – высокий, худой, с хвостом, сущее чмо, по словам Нины Михайловны, или эмо – по определению Ирины Филимоновны. Тряпичный такой парень, даром что с хвостом…
С хвостом?!
И вдруг словно сверкнуло в его памяти: тот пресловутый шляпный магазин, Лиза в своей еще не купленной Волоконнице Патуйяра… а вот какой-то высокий худой парень с длинным хвостом светлых волос задевает ее – и спешит прочь, и Артем видит сзади его черную замшевую куртку с небрежным швом на плече…
Эту куртку Артем уже видел сегодня на вешалке своей квартиры.
Ни-че-го себе…
Это он был у Вики! Он. Тот самый парень. Это были его мокасины и его куртка.
Что происходит?!
– Артем Сергеевич! – окликнул его Валера. – Вы чего стоите-то? Может, поедем, мы же на двадцать минут отпрашивались, а уже…
Артем очнулся и сел в машину:
– Да, поехали, я как-то задумался…
Он задумался о той встрече в магазине. Если Вика и тот парень были знакомы уже тогда… получается, сцена ревности с ее стороны была вовсе не странной и нелепой, а вполне обдуманной? И устроила ее Вика для того, чтобы отвлечь внимание Артема именно от длинноволосого парня!
А почему от него надо было отвлечь внимание? Артем его и не заметил бы, если бы он Лизу не толкнул.
Что за ерунда вообще?!
Зазуммерила рация.
– Ребята, вы где? – послышался обеспокоенный голос Наташи. – Пора работать! Вызов у вас.
– Мы уже тут, – отозвался Валера, разворачиваясь около мойки. – Пускай Галина выходит. Ждем.
Артем приоткрыл дверцу и выглянул.
На крылечке кафе стояла Фариза и смотрела на него из-под руки.
– Не приходила? – крикнул он.
Фариза улыбнулась и покачала головой.
– Кто? – с жадным любопытством спросила Галя, подавая ему «сундук со сказками» и забираясь в салон.
– Да я и сам не знаю, – ответил Артем. Честно признался, кстати, а Галя почему-то надулась:
– Вечно у доктора Васильева какие-то тонкости-хитрости! Никогда он ничего не скажет товарищам! Кстати, вас какая-то дамочка по телефону искала. Наташка в туалет вышла, а я в «аквариуме» сидела. Спросила доктора Васильева, я говорю – уехал, мол. И все.
– А она не спрашивала, – насторожился Артем, – не оставлял ли я что-то в «аквариуме»?
У Гали тут же появилось сконфуженное выражение на лице:
– Спрашивала… а я знала? Я ж не знала! Я говорю – нет, ничего не оставлял. Откуда ж я знала, мне Наташка ничего не сказала!
– А ты бы спросила у Наташи, только и всего!
– Да, – мигом ощетинилась Галина, – как я ее спрошу, в туалет побегу, что ли, в кабинку буду ломиться, где она пыхтит, мешать стану человеку в столь важном и ответственном деле?! Ничего, надо будет – она еще раз позвонит.
– Логично, – сказал Артем.
В самом деле, может быть, он вернется – а листка с формулами уже не будет. И Наташа подробнейшим образом опишет ему даму, приходившую за ним… или скажет, что это снова был Хасан.
Однако, когда они приехали с этого вызова, а потом и с трех последующих, листок по-прежнему оставался в «аквариуме». За ним никто не приходил, и Артема по общему телефону никто больше не спрашивал.
Так и день кончился. Появилась доктор Шестакова, сменившая Артема в ночную смену, и он мог быть свободным. Переоделся и ушел.
Но сначала забрал в «аквариуме» загадочный листок и, аккуратно свернув, спрятал его во внутренний карман куртки. А ксероксную копию положил в свой шкафчик для сменной одежды.
Постоял на крыльце подстанции, подумал… В который раз пожалел, что не курит: говорят, сигарета помогает сосредоточиться, да и время провести. Сейчас стоял бы он, как человек, курил, дымил, а то торчит тут вроде знаменитой статуи Мыслителя, понимаешь…
Хотя нет, Мыслитель-то сидит. А он все же стоит.
Домой ему идти не хотелось отчаянно. К Лизе, первым делом – к Лизе! Долг зовет, и не только долг, если честно. Только надо охрану предупредить.
Он набрал номер:
– Ирина Филимоновна? Это я. Кстати, меня Артем зовут. Я забыл вам представиться, извините.
– Красивое имя, – сказала Ирина Филимоновна, и он улыбнулся, вспомнив, как это сказала Лиза и как слабо, в полусне, шевелились ее запекшиеся губы.
– Что я хочу сказать, Артем, – торопливо проговорила «охрана». – Кто-то в дверь звонил. Буквально вот только что, минут десять назад! Я затаилась, даже в коридор не вышла: еще услышат шаги! Потом в окно посмотрела – промелькнула под фонарем какая-то женщина вроде, в красной куртке. Ничего больше я не разглядела, кажется, высокая…
Опа…
– Я сейчас приеду. Еще чуть-чуть продержитесь, Ирина Филимоновна, ладно?
– А как же, конечно, продержусь. Вы только в магазин не забудьте зайти, хорошо?
– Обязательно!
И только он отключил телефон, как на крыльцо вышла покурить Наташа. Увидела Артема – да так и ахнула!
– Ты еще не ушел?! Нет, ну это же надо! Вот глупость-то!
– Что такое?
– Да ты листок этот дурацкий забрал, а только что позвонила какая-то тетка и спросила, оставил ли ты его! Я говорю, так и так, оставлял, да недавно забрал, во внутренний карман куртки положил и домой поехал. Ну вот надо же, а?! Я и не знала, что ты здесь.
– В самом деле глупо… – буркнул Артем.
Он был зол на себя. Зачем он забрал листок? У него же копия есть, если уж придет ему охота полюбопытствовать и поразгадывать эту абракадабру! Не забрал бы – и, может, смог бы дождаться этой загадочной особы, возможно, спросил бы, кто она такая и что значат все связанные с нею непонятки… А теперь ломай снова голову!
Наташа заглянула в его нахмуренное лицо и спросила вкрадчиво:
– Что, свиданка сорвалась?
– Ну да, – кивнул со вздохом Артем.
– Знаешь, как наш Иван Иваныч говорит? Ванька дома – Маньки нет, Манька дома – Ваньки нет, – сказала Наташа.
В ее голосе прозвучало неприкрытое злорадство.
* * *Женька вышла из кабинета и машинально зашагала вслед за Константином Константиновичем, Шуриком Рванцевым и Нелей на площадку черной лестницы, где испокон веков была курилка. Но только приотворила она дверь и ощутила стойкую, прогорклую, застарелую табачную вонищу, как поспешно отпрянула и сунула обратно в карман уже вынутую было пачку.
Какого черта она курит? Зачем?! Зачем вообще женщинам курить?!
Поглядев на Нелю, которая сладострастно сжимала своими накрашенными губками сигарету, Женька брезгливо поморщилась и повернула к автомату, в котором можно было за двадцать-тридцать рублей взять кофе, или чай, или стаканчик какого-то супа, который в первый раз казался вкусным, а во второй раз на него и глядеть не хотелось, потому что это была чистая синтетика, имеющая запах и привкус таких же моющих средств, как те, что производили на заводе. И разве только суп? А кофе? Чем он пах? Да чем угодно, только не кофе.
Какого черта она курит? Зачем?! Зачем вообще женщинам курить?!
Поглядев на Нелю, которая сладострастно сжимала своими накрашенными губками сигарету, Женька брезгливо поморщилась и повернула к автомату, в котором можно было за двадцать-тридцать рублей взять кофе, или чай, или стаканчик какого-то супа, который в первый раз казался вкусным, а во второй раз на него и глядеть не хотелось, потому что это была чистая синтетика, имеющая запах и привкус таких же моющих средств, как те, что производили на заводе. И разве только суп? А кофе? Чем он пах? Да чем угодно, только не кофе.
– Жень, будешь что-нибудь? – раздался голос, и Женька увидела, что у автомата стоит Володька Мальчиков и улыбается ей. – Что тебе взять?
– Да я сама возьму, ты что? – удивилась она.
– Я хочу извиниться, – сказал Володька смущенно. – За утро. Прости, пожалуйста, я так глупо пошутил.
Женька не сразу вспомнила, что Володька извиняется за свои слова: «Так это ж женщина!»
Ишь ты! Женька и не подозревала, что Мальчиков – такой деликатный.
– Да ладно, – буркнула она, пожав плечами. – Я сама так себя вела, что… Посмотрела на себя сегодня утром в зеркало и чуть не спятила от ужаса. Мужик и пропойца, а не женщина!
– Ты это внезапно заметила, сегодня утром? – с интересом спросил Володька. – Значит, сегодня особенный день в твоей жизни!
– Ну, типа того, – кивнула Женька.
– Так это надо отметить! – радостно провозгласил Володька. – Давай в обеденный перерыв…
– Ничего я отмечать не буду, ни в обеденный перерыв, ни после работы, – решительно перебила Женька. – Тем более что в обед я хотела пройтись по магазинам. Мне нужно себя как-то в порядок привести.
– Ты не поверишь, – усмехнулся Володька. – Я не собирался звать тебя в пивнушку. Я хотел тебя в новый «Макдоналдс» позвать. Я знаю, ты любишь бигмаки. Он в торговом центре открылся, видела, за автобусной остановкой? Мы поедим, а потом ты можешь зайти в пару отделов. Там все есть – и косметика, и обувь, и белье, и тряпки. И, кстати, я там покупал свои мокасины – помнишь, ты спрашивала?
– Не пойму, на кой черт мне сдались твои мокасины, – сурово сказала Женька. – Мне туфли нужны, нормальные туфли, может даже, на каблуках. Я хочу изменить стиль! Одеться по-другому. И жизнь изменить. Но если ты сейчас хоть раз хмыкнешь, Мальчиков, я тебе эту усмешку по морде размажу.
Володька покраснел и покачал головой.
– Жень, – сказал он проникновенно. – Если хочешь начать новую жизнь, то начни с языка. Ты говоришь еще ужаснее, чем даже Дванога! У меня и в мыслях не было смеяться. Я рад за тебя, честно. Я давно на тебя смотрю и удивляюсь, что такая женщина на себя махнула рукой.
Женька тупо моргнула. Это она – такая женщина? Она?! Мальчиков издевается, что ли?
Но его глаза были серьезны. Похоже, он не издевался.
Женькины губы против воли расплылись в улыбке.
– Спасибо, Володька, я бы пошла с тобой, честно, но я… у меня…
Она осеклась. Было невозможно сказать ему, что у нее денег всего ничего и в торговом центре с такой жалкой суммой, наверное, делать просто нечего. И она забормотала:
– Я не очень хорошо разбираюсь во всех этих женских причиндалах, я от этого здорово отвыкла. И мне надо у кого-нибудь спросить про всякие там… тонкости. Поэтому я лучше с Нелей или Мариной схожу.
– Ну и зря, – пожал плечами Мальчиков. – Они тебя сначала на смех поднимут, а потом еще раззвонят по всему заводу, что ты – мужик мужиком и ничего в самых простых тряпках не смыслишь. Так что я надежнее как партнер. Никому ни слова. Могила! А что до советов и всяких тонкостей, я тебе что угодно расскажу, я в этих ваших штучках-лифчиках-чулочках-туфельках-юбочках – гранд-спец. Не представляешь, скольких девочек раздевал и все это снимал! Уже поднаторел!
– Нет, Володька, понимаешь… – смущенно начала было Женька, но он вдруг взял ее за руку и сказал, понизив голос:
– Женька, я – дурак, не догадался… у тебя, наверное, с деньгами проблемы?
Женька смотрела на его тонкие, длинные, очень красивые пальцы, лежавшие на ее заскорузлой, красной, грубой, короткопалой, широкой лапище.
У нее вдруг кровь застучала в висках. И почему-то защипало глаза.
«Есть же такая штука – маникюр, – подумала она, с трудом удерживаясь, чтобы не всхлипнуть. – И этот… массаж. И эпиляция. И еще какие-то финты, которые могут сделать мои руки если и не такими же красивыми, как у Володьки, но чтоб хотя бы не было противно на них смотреть, не было противно дотронуться до них! Или эпиляция – это что-то из другой оперы?»
– Жень, ты знаешь, – проговорил Володька, – во-первых, я готов тебе денег занять, но, если ты не хочешь лезть в долги, могу устроить одну халтурку. Я для одной частной фирмы втихаря кое-что делаю, они здорово платят, у меня сейчас денег до фига, но я просто не успеваю всю работу сделать, а там срочно нужно одну вещь проанализировать, ну, состав распознать, понимаешь? И заплатят, главное, хорошо! А?
Он искательно заглянул Женьке в глаза.
Та усмехнулась. Да, по части анализа никто с ней в их лаборатории не сравнится! Володька правильно выбрал помощника в своей левой работе.
Так вот чем объясняются его подходцы… и понять это тоже помогает элементарный анализ. Только не химический, а психологический. Но Женька не обиделась. Ей все равно было приятно – стоять рядом с ним, говорить о том, что можно вместе провести обеденный перерыв, о работе, которую они могли бы делать вместе, приятно, что он держит ее за руку… и запах кофе, доносившийся из автомата, уже не напоминал запах средства для чистки унитазов «Ирландская роза».
– Ладно, – сказала она, осторожно вынимая руку из его тонких пальцев. – Конечно, я тебе помогу. Само собой. Но сегодня я в магазин с тобой не пойду. Ты не обижайся, но мне как-то неудобно.
– Как хочешь, – покладисто согласился Володька. – Но тогда возьми аванс. А я сейчас навру что-нибудь Кощею и сбегаю к своему работодателю, а потом тебе втихаря подставлю пару пробирок, которые надо исследовать. Вот деньги, – он проворно сунул Женьке в руку две красные пятитысячные бумажки. – Они обещали заплатить двадцать тысяч. Десять авансом, десять – потом. Не слабо, да? Двадцать штук за какой-то паршивый анализ!
Женька медленно кивнула. Еще бы не слабо… Не то слово! Это больше ее зарплаты!
Она взяла деньги и спрятала в карман.
Прозвенел сигнал. Технический перерыв кончился.
– Ну вот, а кофе мы так и не выпили, – усмехнулся Володька. – Ты иди, а мне еще тут надо…
Он пошел по коридору в сторону двери с буквой М.
Женька подумала, что и ей не мешает навестить аналогичное место, только с другой буквой, и подошла к женскому туалету. Открыла дверь – и получила увесистый удар по физиономии.
* * *– Хорошая колбаска была, – умильно проворковала Ирина Филимоновна, убирая со стола. – И тортик такой вкусненький… Еще и на завтрак осталось…
Как-то так вышло, что Артем притащил к Лизе целую кучу всякой еды: и колбасу, и батон, и сгущенку, как было заказано, и еще салат из морской капусты, и купил вкуснейшей, самой вкусной на свете сырковой массы, которую продавали только в магазине с диковинным названием «ГосударЪ», что на углу Генкиной и Ванеева, там, где раньше была булочная, а потом бестолковая «Точка»; и еще винегрет в «Семерке» купил – там были просто забойные винегреты, – и еще почему-то прихватил там же тортик «Сказка». Этот торт его мама страшно любила, и Артем тоже любил, он у них всю жизнь был самым любимым, и сейчас, в той странной перепутанице, которая его вдруг окружила, он показался Артему просто необходимым – как напоминание о том времени, когда все было понятно, стабильно, спокойно – во всяком случае, в душе. В стране-то как раз спокойно не было, в стране все тогда стояло на ушах… оплотом незыблемости оставались только дом, мама и тортик «Сказка», который иногда – чудом! – можно было купить.
Что характерно, у Артема и в мыслях не было нести торт домой – в смысле, к Вике. Вино покупать он тоже не собирался. Но то, что он съездит туда, парень знал точно. У него вдруг возникла одна догадка – может быть, совершенно нелепая, то есть наверняка нелепая! – но проверить ее можно было только одним путем: вернувшись в ту квартиру.
Но сначала они поужинали.
Лиза сидела сонная и мрачная. Тем более мрачная, потому что напрасно уповала Ирина Филимоновна: ничего в Лизином странном психическом раздвоении не изменилось, она по-прежнему ощущала себя парнем, хотя и понимала с прежней остротой, что с ней случилось что-то ненормальное. Ела она, впрочем, с аппетитом – как и Артем, и Ирина Филимоновна, изрядно приуставшая на посту неусыпного охранника. При этом выглядела бабуля совершенно здоровой, довольной и как бы даже помолодевшей. Во всяком случае, куда более живенькой, чем утром, когда к ней приехала «Скорая».
– Лиза, надо поговорить, – сказал Артем, когда они поужинали (все ушло на ура) и выпили чаю, заедая его тортом.