Вспененный ревущий поток рушился с обрыва в сотне футов у них над головой, оттуда, где Денверский Панцирь располовинил горное русло. Часть потока откачивали городские насосы, но немало воды терялось. Пролитая вода дробилась на множество водопадов, которые с шумом срывались в ущелье, падали вниз и пропадали в чугунных вафельницах огромной старинной дренажной решетке. Машина неслась к ней, не сбавляя ходу.
Ревущий Буйвол откинул крышку около сиденья и опрокинул внутрь машины ведерко жирного дегтя, забрызгав башку мексиканца. Мотоциклет пробил тонкую водяную кулису и завилял между пенными колоннами, скрипя шинами о чугунные брусья дренажной решетки. Два факела у Пепла под ногами угасли до тлеющих окурков, но струи горячего пара гнали машину вперед не хуже огненных. Радио во рту буйволиного черепа орало всё так же — эту чертову штуковину не брали ни масло, ни температура, ни влага.
После испытания водопадом реактивные факела совсем погасли, и мотор за спиной у слингера постепенно смолк. Мотоциклет катился своим ходом. Темный коридор вокруг них быстро сужался. Деревья вверху исчезли — их заменил сводчатый рваный потолок, нависавший всё ниже и ниже. Длинные сталактиты всё ближе мелькали над головой, пока Пеплу не начало казаться, что машина катится в пасть огромного ящера, — но тут стены распахнулись, и по обоим бортам мотоциклета открылся невероятный простор. Вначале стрелок ошибочно решил, что они снова оказались на улице — настолько прохладным и свежим сделался окружающий воздух. Здесь больше не пахло бетоном и скалой — здесь пахло землей и зеленью, и у лица теперь вился какой-то невидимый гнус, а подземные сверчки стрекотали вокруг, заменяя степных цикад.
Индеец выключил фары. Машина прокатилась еще десяток футов и стукнулась в отбойник, выполненный из старых покрышек, наброшенных штабелем на высокое бревно с тотемом наверху. Под большими жерновами-колесами хрустел ракушечник и лопалось что-то слюдяное. «Темных щелей у нас хватает, — подумал слингер, — вот только даже Джонни вряд ли забирался в такие».
Буйвол выжал сигнал, и низкая духовая нота задрожала под известковым сводом.
Р-рум-м-М!
Индейские барабаны прогудели в ответ как будто отовсюду вокруг и сразу.
Р-рум-дум-дум-м-дум-м-М!
Спустя миг тишины по бортам машины вспыхнули две чадящие нефтяные горелки.
Машина приподнялась и качнулась на подвеске — индеец покинул седло. Вожак по имени Ревущий Буйвол обошел мотоциклет и указал на кожаные ремни, приглашая Пепла и Пако самостоятельно от них избавиться. Выпутавшись из сыромятной подпруги, слингер шагнул на твердый гранит и притопнул, разминая затекшие ноги. В горелке поблизости плясало жаркое дымное пламя, и он присел рядом, чтоб погреть руки. Горелка была сделана из бронзы, и у основания сплошь выложена мелкими белыми черепами грызунов и рептилий Мелкие черепа складывались в угловатые костяные цветы.
— Макет Роузуотер, нарушитель, — сообщил ему Ревущий Буйвол, стоявший у локтя.
— Прям остановка в подземке. — Слингер хмыкнул и распрямился. — Конечная станция Манхэттен.
— А ты городской, что ли, слингер? — Пако ожил и завозился в ремнях.
— Один мой друг жил в Нью-Йорке, — сказал Пепел. — Друг по имени Фриско.
— Элей Такси, — сказал Буйвол, подразумевая, как видно, буквы «л» и «а». — Мой отец был лучшим таксистом в холмах Элей и Фриско.
Бранясь и барахтаясь, Пако высвободился из плетеной корзины и сверзился на замшелый гранит рядом с ними. Он собрался что-то спросить, но вокруг хороводом завертелись огни и тени. Из полумрака высыпала орава голых и чумазых дикарей с керосиновыми лампами и факелами на деревянных шейных креплениях. Дикари были вооружены чем попало — от рычагов и отверток необычной конструкции до странных разводных ключей, от костяных зубил или клиньев — до кривых домкратов из городского мусора, изукрашенных перьями и сушеными бобами какао.
Завидев первое лезвие, Пепел невольно взялся за кобуру. По его запястью скользнули чужие пальцы, нащупали жилку, сдавили — и рука слингера отнялась до локтя.
— Это механики, белый, — сообщил индеец ему в ухо. — Крысы, грязь. Не воины.
Стрелок мог бы выхватить револьвер особым финтом, с левой, да и пальнуть разок, или приложить тяжелой рукоятью Кочерги по чьей-нибудь разрисованной морде — но в итоге сдержался. Ревущий Буйвол наверняка проделал этот фокус бессознательно, так же автоматически, как сам Пепел ухватился за Кочергу.
— Убери, — потребовал стрелок, и пальцы Буйвола немедленно оставили его запястье.
Ворочая диковинными инструментами, эти «крысы» тем временем умело раздергивали и развинчивали высокий мотоциклет с буйволиным черепом на руле. Первым делом они сняли сам череп, бережно отключили радиоприемник и утащили то и другое в разных направлениях. Следом они быстро разняли пирамидальную машину на каркас и отдельные составляющие, а те разобрали на куски поменьше. В движениях крыс-механиков наблюдалась удивительная слаженность. Один дикарь выкручивал спиралевидные клинья, второй ссыпал в руку квадратные гайки, а третий уже катил прочь одно из больших колес — огромную дрянную покрышку от грузовика или трактора, перетянутую здесь и там грязными обрывками ремней, бинтов и веревок. Трое индейцев пронесли мимо центральный хомут, — их лица, черные от машинного масла, смотрели сквозь его треугольные формы будто сквозь раму странной картины. Следом прошли еще трое, на плечах которых тяжелыми кольцами лежала мотоциклетная цепь. Каждый оставшийся механик быстро обрастал деталями и растворялся во мраке. Не прошло минуты — и большая трехколесная машина исчезла. На полу меж тотемов и клыкастых жаровен остались только лужа дёгтя и оброненный кусок оленьего рога. «Ненужная деталь или кусок инструмента?» — спросил себя Пепел. Кто его знает. Точно определить было нельзя.
— Идите за мной, — сказал Буйвол. — Мы пойдем Тропой Воинов.
— Каких еще воинов? — спросил Пако.
— Тропой воинов. — повторил индеец. — Марширующих под барабан войны. Так быстрее.
Он присел и открыл люк в полу, которого они не замечали прежде.
И потолок, и стены коридору заменяла крупная решетка — не дренажная, а вроде тех, что бывают в камине или паровом колоснике, из множества широких параллельных ребер. В ее плоские бездонные щели запросто могла поместиться ладонь, хотя совать ее туда ни у кого желания не было. Металл стены, на ощупь маслянистый, едва заметно гудел под пальцами. Между ребер гулял ветерок — настолько легкий, что он казался почти фантомным. Пепел топнул ногой, и под каблуком тоже отозвался металл.
Фш-ш!
Что-то тяжело ухнуло впереди, и слингер невольно сунул руку в щель, чтоб удержать равновесие, а другой рукой ухватился за шляпу. Пепел всмотрелся вдаль. Ревущий Буйвол маячил где-то там, в сумрачной пустоте, и казался таким же бесплотным, как весь этот странный коридор. Странный хотя бы потому, что в нем стояла идеальная тишина, несмотря на то, что вверху осталась пещера, полная дикарей и вразнобой чирикаю…
Фш-ш!
…щих подземных сверчков.
Стрелок замер. Где-то между ним и индейцем — теперь он точно был уверен — только что пронесся тяжелый груз. В воздухе даже запахло нагретой бронзой. В лицо Пеплу дунул уже знакомый неприятный ветерок.
— Буйвол… м-м… Ревущий Буйвол! — позвал слингер. — Ну-ка, вернись.
Вожак оглянулся и неторопливо побрел ему навстречу. Снова дунул ветерок, и у Пепла на затылке шевельнулись волосы. Ему пришлось опять ухватить руками шляпу. Пока слингер управился с ней, индеец уже подошел вплотную. Он стоял и ждал, склонив голову набок. Потом расправил плечи и сделал шаг назад.
ФШ-Ш!
Пространство между ними колыхнулось как вода, и шляпу сдернуло у Пепла с головы прочь. Что-то непроницаемое и черное на миг перекрыло коридор целиком — и сразу пропало. «Моргнуть — не заметишь», — подумал стрелок.
— Вы не воины. Вы не можете идти Тропой Воинов, — констатировал Буйвол. Он сказал: — Читайте инструкцию при входе.
Потом развернулся и снова побрел вдаль, аккуратно переступая по ребристому полу.
— Э! — подал голос из темноты Пако. — Ты диск верни, красавец!
— Читайте инструкцию при входе, — повторил индеец, не оборачиваясь.
Торговец кинулся следом…
ФШ-Ш!
…и застыл на месте. Потом медленно поднял руку и тронул себя за нос. На его пальцах остался тонкий кровавый мазок.
«Лезвие. Или маятник, — подумал слингер. — Где-то в ладонь шириной».
Вдруг его осенило. Не маятник, а лопасти. Здоровенные лопасти. Ацтек или знал их ход, или мог каким-то чутьем просчитать его, и вальсировал между ними, как цирковой акробат на канате над Кони-Айленд.
— Не пройдем, — сказал Пепел.
Пако еще раз утер нос и огляделся. Потом сказал:
— Чингадера. По вентиляции как-нибудь?
Слингер покачал головой.
— Это, по-моему, и есть вентиляция.
— И что будем делать?
Пепел задумался. «Тропа Воинов». Что еще сказал индеец?
— Читать инструкцию при входе, — ответил стрелок.
Он развернулся и пошел назад, с каждым шагом чуя за спиной мерзкий ветерок. Торговец, чертыхнувшись, побрел за ним следом.
Инструкция оказалась выполнена с размахом: гнутая жестяная табличка занимала всю стену, от пола и до потолка, хотя буквы всё равно невозможно было прочесть в полумраке.
— Не могу прочитать, — сказал Пепел. — Темно.
— Спичку зажги.
— Намокли, — отозвался стрелок.
Пако оттеснил его в сторону и чиркнул своей увесистой зажигалкой. На табличке проступили выцветшие буквы:
УММ10А «Роузуотер»
Служебная шахта 1010
ТОЛЬКО ДЛЯ ВОЕННОГО ПЕРСОНАЛА!
Доступ во время работы механизмов
КАТЕГОРЧЕСКИ НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ.
В случае чрезвычайной ситуации
покиньте шахту по выдвижной лестнице.
Ниже в рамке корчился человечек, разрубленный лопастью напополам.
— «Тропа Воинов». — Пепел ухмыльнулся.
Мексиканец поскреб в затылке.
— А я думал, топоры в стенах, — сообщил он.
На потолке виднелся продолговатый люк.
— Подставь мне спину, — сказал Пепел, — я достану.
— Сам подставь, — сказал Пако.
— Ты тяжелее.
— А ты нас притащил сюда.
— По твоему заказу.
Мексиканец укоризненно уставился ему в глаза.
— Я дона Эрнандо тебя просил отвлечь.
— Ты просил жреца найти. Я нашел.
— Уважай старость, чико.
Стрелок нахмурился и глянул по сторонам.
— Кто умней, тот промолчит. — Он присел, сложив руки стременем. Пако с удовольствием взгромоздился ему на плечи.
— А кто молчит, слингер… — Торговец потянулся и закряхтел. — …тот и спину подставляет.
Щелк!
Он спрыгнул обратно, едва не повалив их обоих.
Люк остался запертым.
— Подставляй. — Слингер кивнул, указывая на пол. — И молчи.
Оттолкнувшись от спины мексиканца, он ухватился за скобу и повис на ней. В потолке распахнулся люк, и широкая ножницеподобная лестница медленно, со скрипом разложилась к самому полу. Стрелок перебрался на нее и глянул вниз. Пако чиркнул зажигалкой, обернулся к табличке и напоследок осмотрел ее.
— А рисовать кукарачас как не умели, так и не умеют, — констатировал он. Потом торговец захлопнул крышку, огонек погас, и трафаретные буквы пропали во тьме.
Аварийный лаз, тоже цельнометаллический и ребристый, по крайней мере был довольно широк. Правда, лестница оказалась типично армейским приспособлением: ее перекладины были устроены так неудобно и отстояли друг от друга ровно настолько, чтобы заставить бойца понемногу расти и крепнуть с каждым футом, пройденным снизу вверх.
Спустя добрые полчаса, едва передвигая растертые и опухшие колени, слингер и мексиканец по очереди выбрались на поверхность. Люк вывел их к подножью скалистой ложбины, затерянной где-то в предгорье, гладкой и безжизненной, похожей на кратер на месте недавно высохшего озера. Окрестные дали, плавно восходящие к небу, сплошь укрывал туман, и солнце едва пробивалось сквозь молочно-лиловую дымку над головой. Позади нависал денверский панцирь, такой же серый и огромный, как и прежде, и растрескавшаяся серая гладь под ногами казалась его логическим продолжением. Никакой небесной площадки для гольфа отсюда не просматривалось. Гул водопада здесь был едва слышен, но река шумела где-то совсем рядом, и ее влажное дыхание ощущалось повсюду.
Пройдя десяток футов, стрелок остановился. Почва была сухой и серой, но проседала под каблуком так, будто Пепел ступал по мягкой трясине. Он шагнул еще раз. Потом еще. Потом топнул ногой.
— Странная земля, тебе не кажется? — спросил он у Пако, не оборачиваясь.
С каждым его шагом где-то в глубине словно ворочались огромные челюсти.
— Подсасывает, — согласился торговец.
Секунду поразмыслив, стрелок поправил шляпу и двинулся вперед.
Впереди показалась будка, возле которой механическим аистом торчал одинокий полосатый шлагбаум. Он выглядел совершенно неуместным на бескрайней голой равнине — рядом не было ни забора, ни ограды, ни даже коровьего перелаза. Но выбирать не приходилось — других ориентиров в тумане было не разглядеть.
В будке со шлагбаумом не оказалось ни двери, ни стекол, ни мебели. В механическую лапу шлагбаума был врезан держатель для маленьких сменных табличек, последняя из которых гласила:
УММ10А РОУЗУОТЕР ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ МК США
Прекратил действие в 1959-м
— Заброшенные стрельбища, — сказал Пепел.
Мексиканец перекрестился и сплюнул под ноги.
— Знаешь, как говорят, чико? — спросил Пако. — Была у одного красного гайка, да не на губе, а в этой самой…
Обогнув бесполезный шлагбаум, они ступили на голые земли макета «Роузуотер».
Впереди маячила серая глыба шириной в амбар и немногим выше человеческого роста — не столько препятствие, сколько приветствие. Бетонную плиту украшала выцветшая роспись аэрозольными красками:
Мотерос Ацтекас
БОЛЬШОЙ БАБАХ
Трюки Циклеты
Удивительное моторное шоу
Национальный гоночный трек Эль-Капитан
город Фонтейн, штат Колорадо
— На кой это здесь? — Пако громко поскреб в затылке. — Фонтейн — за полсотни миль городишко.
— Притащили на память, — сказал Пепел. — Видно, серьезное было дело.
— Дурное, ты хотел сказать.
— Ацтеки народ гордый. Помнят все свои успехи. Хранят списки всех деревень, что сожгли еще до Кортеса. Гордятся.
Он не стал добавлять, что гордое племя ацтеков вряд ли само волокло сюда эту глыбу. Пеплу вспомнились полуголые механики. «Крысы, грязь. Не воины».
— Слингер! Иди сюда, — позвал мексиканец. Он успел обогнуть плиту и стоял у ее неровного края, сжимая в руке здоровенный золоченый диллинджер.
Пепел на всякий случай расстегнул кобуру.
— Иди сюда, — опять позвал Пако. — И скажи мне, это нормально или нет? А то вдруг меня до сих пор не отпустило.
За глыбой начиналась типичная центральная улица Старого Запада — прямиком с киноэкрана под открытым небом — только декорации были какими-то слишком гигантскими и цветастыми. По обе стороны широкого пути торчали грубо слепленные фасады и фронтоны, поднятые на телескопических ногах, болтавшихся и скрипевших на ветру; шарниры в бронзовых стаканах, все еще частично заполненных дёгтем. Ближний фасад на ноге изображал конюшню. Другой — салун. Третий — помесь гостиницы с какой-то глиняной гасиендой в стиле журнальной Мексики. Каждый дом был выкрашен зелено-голубой лазурью. «Любимый цвет ацтеков», — подумал слингер.
— Обычный тир, — сказал Пепел, держа руку против кобуры, — только для взрослых.
«Для взрослых сумасшедших», подумал он.
Но Пако смотрел не на здания. Он указывал прямо.
Щурясь и мысленно проклиная белесую дымку, Пепел сделал несколько шагов вперед.
По центру улицы пугалом торчал учебный манекен — не человек, а грубая подделка, на три головы выше самого слингера. Железный Дровосек из страны Оз.
Дикарский орнамент покрывал великана с головы до ног. По его жестяному телу здесь и там цвели огромные язвы, полные гноя и крови.
Стрелок подошел к механическому болвану, вытянул руку и тронул его брюхо. Весь манекен был исписан витиеватыми каракулями. «Всё фальшивка», — подумал Пепел. И кровь, и язвы — вблизи это оказались просто грубые узоры, вплетенные художником между белых ритуальных завитушек.
С лица манекена скалился по-детски намалеванный череп. В щели, заменявшей черепу рот, был зажат короткий шнурок. Настоящий, не нарисованный. Пепел ухватил его двумя пальцами, осторожно потянул…
— Эй! — сказал позади торговец.
Стрелок замер и спросил:
— Да?
— Смотри, чико, без отпечатков останешься. В Денвер не пустят, без отпечатков-то, — сказал Пако. Вид у мексиканца был самый непринужденный, но диллинджер свой он нес на изготовку.
— Меня и так не пустят, — сказал Пепел. — У меня медстраховка погорела.
Он потянул за шнурок. Скоба-челюсть подалась, и под ноги слингеру вывалился мягкий комочек. Стрелок перевернул его носком сапога.
Это была дохлая мышь-полевка.
Упершись ладонью в твердое холодное брюхо манекена, слингер отпихнул его прочь. Манекен беззвучно укатился назад, оставляя в пыли аккуратный след. Опустившись на корточки, Пепел потрогал обнажившийся рельс. Потом невольно скривился, припоминая механическую Энни. Стрелок понюхал пальцы. От них пахло бронзой.