– Король Юхан III недавно взошел на престол – всего четыре года тому. Открою карты – старший брат его, Эрик XIV, по причине душевной болезни смещен с престола и по решению риксдага заключен под охрану в замок. Сын Юхана, Сигизмунд, и младший брат монарха спят и видят, как бы самим занять престол. Если король умрет, будет семейная свара, и лично мне бы не хотелось наниматься на службу к его младшему братцу – герцогу Финляндскому. Поэтому постарайся, сделай все возможное и невозможное – кроме благодарности короля я с фельдмаршалом Гераном Бойе добавим тебе столько же. На карту поставлено многое, помни об этом. Ну а если не повезет – не взыщи.
– Начало многообещающее.
– У тебя есть варианты – целых два.
– Лейб-медик готов?
– Уже томится во дворце.
– Он знает русский язык?
– И очень неплохо – он родом из Ингерманландии, что у вас на Руси называют Ижорскими землями.
Густав поднялся, я подхватил свою сумку с инструментами, мы вышли в коридор, попетляли по переходам и вошли в довольно светлую и большую комнату. Ба! Да это медицинский кабинет – по-другому не скажешь. За столом в кресле сидел довольно упитанный господин.
– Лекарь из России, Юрий Кожин, – представил меня Густав. – А это – лейб-медик Рик Классон.
Я слегка поклонился:
– Рад видеть, коллега.
Лейб-медик выскочил из-за стола, схватил мою руку и потряс в рукопожатии. По-моему, для шведа он немного горяч, экспрессивен.
Густав вышел, мы же уселись за стол и коротенько обсудили ход операции. Я достал свои инструменты, Рик показал свои. Конечно, шведские были качественнее, но я решил оперировать своими – они привычнее.
Поддерживаемый Густавом, вошел король, сбросил одежду, улегся на стол. Я поднес королю опиумную настойку. Густав перехватил мою руку, понюхал.
– Сначала глотни сам.
Я коснулся настойки языком.
– Нет, сделай глоток!
– Тогда я не смогу оперировать.
Густав заколебался, потом отпил сам. Пять минут все стояли и смотрели на него. Ничего не произошло, да и не могло произойти.
Юхан протянул руку, взял серебряную мерку с настойкой, выпил. Через некоторое время речь его стала замедленной, затем он впал в забытье. Я уколол его кончиком скальпеля. Реакции нет.
Мы тщательно вымыли руки – я просто-таки искупался в водке, протерев обнаженные руки до плеч и приказав Рику сделать то же самое, обтерли живот Юхана водкой. Пора приступать.
Я осенил себя крестным знамением, Рик шептал слова молитвы. Думаю, при неблагополучном исходе он рисковал не меньше меня.
Я собрался, сделал разрез кожи.
Рик больше смотрел за ходом операции, чем помогал – да и шут с ним.
Когда я нащупал камни в воспаленном желчном пузыре, от сердца отлегло. Не ошибся все-таки я с диагнозом. Медицина – не та область, где все предсказуемо. Это сплав знаний, искусства, интуиции и немного – удачи. Да и интуиция основывается на опыте – сыне ошибок трудных. Как говаривал один мой знакомый хирург: у каждого врача – свое кладбище.
Дальше уже было проще – прошил, перевязал, отсек, убедился, что нигде не кровит, осушил, опять ушил. Все. По моим прикидкам, ушло часа полтора-два.
Рик стоял и глядел на меня во все глаза.
– Я потрясен. Как просто и изящно! Но какой труд и какие знания за этим стоят!
В это время за моей спиной раздался грохот. Мы оба от неожиданности подпрыгнули, обернулись.
Это упал на пол Густав, глотнувший настойки. От нервного напряжения мы громко расхохотались. В дверь комнаты заглянул обеспокоенный слуга и тут же скрылся.
Мы вымыли окровавленные руки, перевязали пациента.
– Где будет находиться король?
– Как – где? В своей опочивальне.
– Но после операции я должен периодически его навещать, осматривать.
– Мы будем это делать вместе.
Рик выглянул за дверь, отдал распоряжения. Два вошедших здоровенного роста охранника из рейтаров вначале унесли бесчувственного Густава, потом вернулись вчетвером с носилками. Они бережно переложили короля со стола на носилки и вышли.
– Ну, коллега, операция прошла успешно – даже лучше, чем я мог ожидать. Поверь, я видел в жизни многое и думал, что меня нельзя удивить. Оказалось – можно! Я иногда бываю у коллег в Париже, Копенгагене, Лондоне, но уверяю – весь их снобизм – жалкие потуги по сравнению с твоим мастерством. Не туда я ездил. А почему я раньше не знал, что в Московии столь высокая хирургическая школа?
Я пожал плечами.
– Вы все считаете, что мы дремучи, по улицам ходят медведи и мы пьем водку из лаптей.
Рик оживился.
– Кстати, о водке. Густав доставил самую лучшую, и много. Не распить ли нам немного?
– Не откажусь.
– Вот и славно.
Мы уселись у стола, который, можно сказать, еще не остыл от королевского тела, Рик разлил спиртное по маленьким стеклянным рюмкам. Тост подняли за успешное завершение операции, за знакомство. Тосты следовали часто, а закуски не было. Когда я почувствовал, что захмелел, решительно перевернул рюмку.
– Все, надо немного отдохнуть – ночь будет беспокойной.
– Как хочешь, коллега.
Рик налил себе еще рюмку, выпил. Посидел пару минут за столом и упал на него лицом. Ни фига себе – помощник! Случись сейчас что – надежды на него нет. Хоть бы меру знал и пить научился.
Я поднялся и вышел в коридор. У дверей стоял слуга. Я показал пальцем на себя, потом сложил руки у щеки, показав, что хочу отдохнуть. Слуга улыбнулся и пошел вперед. Я двинулся за ним. Какие же здесь запутанные коридоры! Сам бы я никогда не нашел дорогу в отведенную мне комнату, тем более что был под хмельком.
Вздремнув пару часов, я пошел проведать короля. В его опочивальне находился и Густав. Он сидел в кресле с потерянным видом и облизывал пересохшие губы.
Я осмотрел короля – повязка немного подмокла, но так и должно быть. На щипки монарх уже реагировал – видимо, скоро придет в себя.
Всю ночь я каждые два-три часа бегал из своей комнаты в королевские покои. Утром монарх, измученный операцией, уснул глубоким сном.
Прилег и я. Вероятно, здоровье у короля было неплохим, так как выкарабкивался он довольно быстро.
Через неделю я уже снял швы. Чувствовал себя Юхан неплохо, и я дал рекомендации о диете на ближайшее время.
Мы с Густавом вышли, и он потянул меня по коридору к казначею.
– Назови свою цену!
– Смотря в чем будете платить.
– Шведские золотые талеры устроят?
– Вполне. Пятьсот монет.
Густав вытаращил на меня глаза.
– Не многовато?
– А разве можно оценить жизнь короля дешевле? Если бы он умер, я лишился бы своей головы, а я ценю ее значительно дороже.
Густав приказал казначею что-то по-шведски, мне отсчитали пятьсот монет и сложили их в кожаный мешочек. Я поставил свою подпись под какой-то бумагой, удостоверившись, что там фигурирует именно пятьсот далеров. В принципе, меня здесь уже ничего не держит.
– Юрий, спасибо, что откликнулся на мою просьбу и спас жизнь королю. Можешь собирать вещи, возок уже у подъезда.
– Ты забыл еще одну вещь, Густав!
– Не может быть.
– Ты обещал доплатить еще столько же, если все пройдет хорошо.
Густав немного смутился.
– У меня сейчас нет таких денег – я не ожидал, что цена окажется столь велика.
– Густав, на Руси слово дворянина и купца – гарантия. Представь, что завтра заболеет сын короля, или фельдмаршал, или ты сам. Как думаешь, я тебе поверю на слово?
Я повернулся и пошел в свою комнату. Там собрал вещи и инструменты, вышел во двор, уселся в уже знакомый возок, и мы тронулись в обратный путь. Только Густава с нами уже не было.
Теперь ехали медленнее, коней на ямах не меняли, останавливаясь на постоялых дворах да на мызах. Возвращение домой растянулось на десять дней, страшно, до зуда в теле хотелось помыться. Гордятся шведы своей культурой, превосходством над русскими, а сами провоняли, не моются по полгода.
Но чем ближе мы подъезжали к России, тем больше мне не нравилось поведение форейтора, что правил четверкой лошадей, и сопровождающего стража в ливрее под суконным тулупом на запятках возка. Они бросали на меня исподтишка осторожные взгляды, как бы оценивая, чего я стою как противник.
Скалистая местность перешла в равнину, осталось ехать всего день, а может, и того меньше. Я решил действовать по принципу «кто предупрежден, тот вооружен».
В возке, без посторонних глаз раскрыл сумку с инструментами. Для отпора, пожалуй, могли сгодиться скальпель да ампутационный нож. Лезвия у них поменьше, но зато узкие, без гарды. В ближнем бою они почти бесполезны, учитывая, что мой вероятный противник в толстой зимней одежде. Но не зря же я учился метать ножи. При удачном броске и попадании в глаз или кадык можно рассчитывать на успех. Я сунул оба инструмента в рукава.
Около полудня мы остановились. Сквозь мутноватое слюдяное окошко возка ничего толком разглядеть было нельзя, и я решил выйти. Скорее всего – время обеденное, остановились у постоялого двора.
Я открыл левую дверцу, шагнул от возка, зацепился валенком за полозья, споткнулся. Это меня и спасло. Мимо моей головы со свистом пронесся тесак, но сбил только шапку, не зацепив головы. Я мгновенно вытряхнул из рукава скальпель и с силой метнул его в лицо стражу. Швед взвыл, схватился за лицо, сквозь пальцы потекла кровь.
Я резко обернулся к форейтору. Видимо, он всецело полагался на стража: как же – лекарь, оружия при себе нет – чего напрягаться? Подобного рода поворота событий он не ожидал и теперь, путаясь в застежках, пытался расстегнуть суконный тулуп. Скорее всего, на поясе у него было какое-то оружие.
Я вспрыгнул на облучок саней, вытряхнул из рукава ампутационный нож и приставил его к горлу ездового. Тот замер, испуганно хлопая ресницами.
– Вы чего? Какой комар вас укусил? Чего напали?
– Густав, – проблеял перепуганный форейтор.
Я бросил взгляд назад, за возок. Стражника видно не было. Убит или прячется за возком?
Я расстегнул пояс на форейторе, завел ему руки назад, стянул его же ремнем. Залез под тулуп.
Ага, пистолет и нож. Неплохо! Я заткнул пистолет себе за пояс, взял в руки нож и стал обходить возок.
Предосторожность оказалась излишней. Стражник лежал на снегу, раскинув руки. Из глаза его торчала ручка скальпеля.
Жалко бросать рабочий инструмент.
Я подошел, выдернул скальпель и обтер его об одежду убитого. Через открытую дверцу бросил на сиденье оба своих ножа. Все-таки в моих руках – неплохой шведский трофейный нож. Вернулся к облучку.
Форейтор ерзал, пытаясь ослабить петлю из ремня на руках. Завидев меня, затих. Я схватил его за ворот тулупа, сбросил на снег и подтащил, помогая пинками, к убитому.
– Видишь?!
Форейтор испуганно глядел на мертвого стражника.
– Сейчас и с тобой будет то же самое, если не скажешь правды – сами хотели меня убить или кто-то приказал? Ну!
– Густав Шенберг – он приказал. Сказал – довезете до границы, прикончите в глухом месте, труп забросаете снегом. У лекаря деньги есть – заберете себе в награду. Вот мы и решились.
– Жить хочешь?
Возничий судорожно сглотнул, кивнул головой. Я бы его убил, да надо границу миновать. Видел я, когда ехал в Швецию, что там шведские ратники стояли. Возок они видели, знают, может быть, и форейтора в лицо запомнили, потому он мне и нужен.
Я схватил убитого за одежду, оттащил в сторону от дороги, забросал снегом. Почти как Густав приказал, только вместо него должен был лежать я. Вернулся, подобрал тесак, оброненный шведом. Хорош тесак – прямое лезвие, хорошая сталь, удобная рукоять. Оставлю себе – еще, может быть, через границу прорываться придется.
Я поднял на ноги шведа.
– Где пули и порох к пистолету?
– В возке, под сиденьем.
– Далеко ли еще ехать до границы?
– Меньше чем полдня.
– Так, убивать я тебя пока не буду. Поможешь порубежье переехать, а там я тебя отпущу. Если вздумаешь порубежникам чего-нибудь сказать или тревогу поднять, застрелю сразу. Я по-любому уйду, но тебя убью из твоего же пистолета обязательно. Веришь?
Швед кивнул. Я развязал ему руки, отдал ремень.
– Приведи себя в нормальный вид.
Швед опоясался.
– Залазь на облучок, поехали. И помни мои слова. Перевозишь меня через порубежье, и я тебя отпускаю живым, поднимаешь тревогу – и ты труп.
– Я понял, господин, все выполню.
– А Густаву потом скажешь, что я убил стражника в драке и убежал. Ты стрелял, но не попал. Про пленение свое не говори, а то повесят.
– Знаю, не дурак.
– Ну, трогай!
Я захлопнул дверцу. Уселся поудобнее. Оба своих ножа – скальпель и ампутационный – положил в сумку, их место там. Нож форейтора вогнал в ножны и подвесил на поясе. Тесак лежал под рукой. Не сабля, конечно – коротковат, но уж лучше, чем нож, доведись прорываться через порубежников. Не хотелось мне ввязываться в бой – стрельнут из мушкета, и увернуться не успеешь. Это у нас на Руси пищали – хорошо, если у каждого десятого, а у шведов – почти у каждого воина.
Ехали теперь быстро. Форейтор коней не жалел, щелкал бичом.
Вот и порубежье. Мы остановились, форейтор начал говорить на шведском. Черт, языка я не знал – о чем он болтает?
Я взвел курок пистолета, взял тесак в руки. Однако обошлось, возок тронулся, и мы поехали. Я перевел дух, кажется – пронесло.
Через полчаса возок остановился, я распахнул дверь и выскочил с пистолетом в руке. Форейтор уже стоял на снегу.
– Все, господин, порубежье за спиной, ты в России.
– Ты что – хочешь меня на дороге высадить? Вези до ближайшего постоялого двора или города, а потом можешь возвращаться.
Форейтор вздохнул, взобрался на облучок. Я залез в возок, и мы поехали. Теперь двигались медленнее – видимо, лошади выдохлись.
Часа через два возок встал, форейтор распахнул дверцу.
– Постоялый двор, приехали.
Я вылез, осмотрелся. Точно – постоялый двор, деревня рядом – именно русская деревня, а не шведская мыза.
Я вытащил свою сумку и бросил в нее тесак, едва там уместившийся.
– Все, свободен и волен делать что хочешь – возвращайся домой или ночуй на постоялом дворе. Уж вечер вскоре.
– Нет, я домой, на порубежье заночую.
Форейтор, боясь, что я передумаю, торопливо вскочил на облучок и хлестанул коней.
Я вошел в трапезную, вдохнул запахи съестного, и слюнки потекли сами собой. Не ел же весь день!
– Хозяин, комнату на одного получше и покушать!
Слуга проводил меня в номер, я оставил вещи и спустился в трапезную. На столе уже исходила паром гороховая похлебка с потрошками, стояло блюдо с пряженцами. Постояльцев было мало, и хозяин подошел сам.
– Курицу жареную на вертеле или…
– Курицу, вина доброго – не кислятины – кувшинчик.
Вскоре половой принес курицу и поставил на стол кувшинчик вина. Хозяин подсел за стол, налил мне в кружку вина. Я отпил – вино оказалось неплохим.
– Я вижу, возок шведский был – от соседей приехал?
– От них, – с набитым ртом ответил я.
– Не слышно там – будет ли война? А то после прошлого года только отстроиться успел.
– Думаю, будет, хозяин. Убирался бы ты отсюда подобру-поздорову, пока время есть. Снег сойдет, земля подсохнет – жди непрошеных гостей.
Хозяин крякнул, стукнул по столу кулаком.
– Ну что ты будешь делать – кажинный год почали войной на Русь ходить. Скоро совсем разорят!
– Мой тебе совет – продавай постоялый двор, пока тихо-спокойно, и уезжай.
Хозяин в расстройстве налил себе в кружку вина из кувшина и выпил почти залпом.
– И куда податься? Из-под Нижнего сюда перебрался – там татары житья не дают, здесь – шведы. Скажи – где русскому человеку жить?
– Да, – согласился я, – куда ни кинь – всюду клин. Думаю, в Вологде самое место. Ни татары, ни шведы, ни ляхи туда не добирались.
– Да? – удивился хозяин. – Надо обмозговать!
– А скажи-ка, любезный, добраться отсюда до Пскова как?
– Проще пареной репы. Каждую седмицу обоз из Архангельска с рыбой через нас проходит, по моим прикидкам – завтра должны быть. Вот и просись в попутчики.
– Раньше никак?
– В ям сходить можно – это на том конце деревни, коли деньжата водятся.
– Спасибо, поразмыслю.
– И тебе спасибо, что про Вологду сказал.
Выспался я хорошо – никто не шумел, да и чувствовал я себя на родной земле спокойно. Проснулся поздно – а куда торопиться? Обоз – если он еще и прибудет сегодня, в путь тронется завтра.
Я лежал и размышлял. Поездка в Швецию только чисто случайно не обернулась для меня трагедией. Но все-таки я вернулся на родную землю живой-здоровый и при деньгах.
Я вытащил из сумки кожаный мешочек, прикинул в руке – килограмма полтора, не меньше. Достал одну монету, полюбовался – раньше я никогда не видел шведских далеров. Потом спустился в трапезную, позавтракал. Хозяин на мой вопрос об обозе только руками развел.
Я поплелся в ям. Лошади были, цену назвали. Дороговато, правда, но не сидеть же на постоялом дворе, ожидая обоза, – и я согласился.
Пока я ходил на постоялый двор за вещами, лошадь уже была готова. Хм, за такие деньги могли бы и седло получше подобрать – все потертое. Но, усевшись, я понял, что был не прав. Седло было удобное, как старые тапочки.
К вечеру я уже подъезжал к Копорью. А после дело пошло веселее – у Яма пересек по льду Лугу, оставил справа Гдов. Лошадей менял на ямах без задержки и к исходу третьих суток въехал в Псков, оставив лошадь на станционном яме.
Пока пешком шел домой, прикинул, во что мне обошлась поездка на ямских лошадях. Выходило – дешевле было бы купить коня. А ладно – ноне я при деньгах. Зато быстро и без забот, даже кормить не надо – на станциях позаботятся.