— Звони Варьке этой! — тут же приказал Гарик.
— Очумел, что ли? В три часа ночи? Никакой Варьке я звонить не стану, сам звони своему Ваньке! Он занимается этим делом, ему и звони. Наверняка же должен знать, выезжали ваши туда или нет.
Никто туда не выезжал, как выяснилось. Со слов супруги Коновалова — Варвары, в загородном доме было пусто. Она ездила туда пару раз после того, как не дождалась мужа к ужину, завтраку, а потом и к обеду. Прошлась по дому, пусто. Да и замок висел на двери.
— Непорядок, — проворчал Прокофьев, закончив разговор с Мазуриным. — Дом надо было досмотреть обязательно! И тщательно досмотреть!
— Так Варвара же… — начала было оправдываться Даша, но Гарик ей даже договорить не дал.
— Что Варвара! Ну что Варвара! — взорвался он совершенно непозволительным образом. — Видит, замок на двери висит, она и успокоилась. По дому она прошлась!.. А на чердак лазила? Есть чердак в доме? Ну вот, есть. И подпол наверняка имеется? Ну, вот! А была она в подполе том?
— Вряд ли, — покачала головой Даша.
Варька там в хорошие времена не любила бывать. У ее родителей за городом хоромы имелись куда внушительнее. Там и отдыхала обычно с пацанами, заманивая Лешку. А вот в доме…
Нет, туда не любила ездить. А представить себе Варвару, поднимающуюся по ветхой лестнице на чердак или по точной копии такой же лестницы спускающуюся в подпол, она бы уж точно не смогла.
— Завтра поедем и досмотрим, — скомандовал Гарик, с сожалением взглянул на пустые тарелки, бутерброды-то он все уложил, потом перевел взгляд на часы на стене. — Ты ведь не против будешь, если я за тобой утром часам к десяти подъеду?
— Не знаю.
— Что значит, не знаю?!
Она и в самом деле не знала, что ей делать, как вести себя с ним и как вообще к нему относиться. Был он более чем странен. Легенда его, хотя и кажущаяся вполне правдивой, имела тоже очень много уязвимых мест. Опять же какой-то странный это Мазурин, играющий роль его покровителя. Может ли в данном случае идти речь о доверии?..
— У тебя есть выбор? — вполне искренне изумился Гарик, с протяжным стоном поднимаясь с табуретки. — Ну вот! Видишь, выбора у тебя нет. Союзников, судя по всему, тоже. Варька в своей беде. У хозяйки «Голиафа» теперь другие проблемы. Муратов так и вовсе в роли обвинителя выступил. Так что остаюсь я один. Да, чуть не забыл. А кто тот пижон, что со мной по телефону разговаривал? Он и в самом деле сосед или между вами…
— Нет! — выкрикнула она с такой поспешностью, что Гарик ей тут же поверил. — Просто сосед, и все.
— А может, он на что-то надеется, а? — И Прокофьев совершенно неподобающим обстановке образом игриво подмигнул ей.
— Это его проблемы, понял!
Ну да, ну да! Невесело улыбался Гарик и, пошатываясь, начал спускаться вниз по лестнице.
Проблемы ее соседа его лично конечно же волновали мало. Его теперь волновали свои собственные, одной так уж точно стало больше. И имя даже у этой новой проблемы имелось, шикарное, между прочим, — Дарья.
Глава 11
Она точно видела, что Володя Королев смотрел на них из окна, когда Гарик Прокофьев усаживал ее в свою раздолбанную иномарку. И даже с такого расстояния рассмотрела дикий ужас в его глазах. Ну просто стекло плавилось от праведного гнева, которым полыхал теперь ее сосед. И тетя Тамара, как на грех, в окно высунулась. И Даша правую руку дала бы на отсечение, что та срисовала номер автомашины, увозившей ее со двора. Сначала подосадовала, а потом даже обрадовалась. Будет кому рассказать на тот случай, если Гарик Прокофьев окажется не тем, за кого себя выдает.
— Не переживай, — попросил он, выезжая со двора. — Похищать тебя никто не собирается.
Даша покосилась на него, но ничего говорить не стала.
Ишь, какой догадливый. Понял, что душа у нее не на месте, поспешил успокоить. Да и выглядел сегодня Прокофьев совсем не так, как минувшей ночью. Спокойнее, деловитее, что ли. Побрился, подстригся, даже носки надел. Это Даша рассмотрела, когда тот влез под капот машины, перегнувшись так, что джинсы задрались выше щиколоток.
Почти всю дорогу они молчали. Даша не знала, о чем с ним еще можно говорить. Обо всем почти поговорили ночью.
— Который дом? — оборвал Гарик тягучую паузу.
Он уже готов был идти пешком рядом с машиной, лишь бы не слушать этой отвратительной тишины. Сидеть рядом с той, о которой думал весь остаток ночи и все начало дня, и молчать. Это была пытка для его истосковавшейся души. Еще какая пытка!
Она молчала. Он молчал. Ей не хотелось с ним говорить. А ему…
Ему хотелось болтать с ней о пустяках, шутить, смеяться. И хотелось еще, чтобы она нашла его остроумным. Понравиться, одним словом, хотелось. Мазурин моментально обо всем догадался, заявившись к нему перед самым его отъездом. Оценил его стрижку, гладко выбритое лицо, начищенные до блеска ботинки.
— Ну, ну, — пробормотал друг, ехидно ухмыльнувшись, потом не выдержал и поинтересовался все же: — Что, брат Прокопий, так хороша?
— Сойдет, — пожал неопределенно Гарик плечами.
Рассказывать о том, что Даша ему очень понравилась, не хотелось даже старому другу. Даже в услугу за то, что тот вдруг вознамерился в корне изменить его спущенную в сточную канаву жизнь.
А Даша…
Даше было на него — Гарика Прокофьева — ровным счетом наплевать. Она ничего не заметила в нем, никаких перемен. Только еще больше зажалась, перепугавшись ехать с ним за город. Сидит теперь и молчит, молчит и трусит, будто он маньяк какой-то. Будто он набросится на нее прямо возле вот этой покосившейся изгороди. Он, может, и набросился бы, будь на то ее согласие…
— Вот этот дом. — Изящный пальчик с нежно-розовым ноготком указал на ветхий дом в конце улицы. — Даже отсюда вижу, что замок на двери.
Дверь действительно была заперта на замок. Но отпирать ее Гарик Даше пока не позволил. Машину поставил, не доехав до калитки. И долго, чрезвычайно долго бродил вокруг да около. Сначала вокруг полуразвалившейся изгороди, опоясавшей дом. Потом уже вокруг дома.
— Ты постой пока там, Даш, — попросил он, озадаченно хмуря лоб. — Я тут похожу.
Ходил он очень долго. Она успела изрядно промерзнуть в низких ботинках на тонкой подошве и джинсах на голые ноги.
Неделя уже, как с утра прилично подмораживало. Вздыбившуюся затвердевшей землей изморозь неуклюже присыпало редким снегом. Он очень неохотно сыпал порой с чахлых тучек, застревая лишь в засохшем бурьяне, стоящем частоколом вдоль деревенских улиц. Дорожная колея широким глубоким шлейфом тянулась вдоль всей деревни и обрывалась как раз возле их калитки.
Даша посмотрела чуть дальше на дом Щукиных. Над островерхой крышей упрямых стариков, не желающих никуда уезжать из вымершей почти полностью деревни, вился робкий дымок. Дома, стало быть. Живы. Печку топят.
Даша загрустила.
В этом доме, что не позволил ей пока отпереть Прокофьев, тоже, бывало, топилась печь. Дрова трещали, адское пламя бушевало под заслонками, из пузатых чугунков с сердитым шипением сбегал из-под крышек кипяток. Туда укладывалось мясо, засыпалась картошка с луком, мелко крошился чеснок, бросался лавровый лист. И все это томилось, томилось, томилось с утробным пыхтением. И такой аромат плыл по дому…
Да что там по дому! По всей улице сквозняком гулял непередаваемо вкусный запах тушеной картошки с мясом. И подавалась она к столу прямо в черном, прокопченном насмерть чугунке. Рядом выстраивались в очередь глиняные глубокие тарелки, алюминиевые ложки. Хлеб никогда не резали, а отламывали большущими неровными кусками. И еще она помнит двухлитровую крынку с молоком, которую таскала в их дом Щукариха. У той вечно был полный двор скотины. Кажется, водилось все, что только могло водиться. И на Лешку вечно орала, когда тот нечаянно заденет ее гусенка ивовым прутом или запустит в него камешком. Как же давно это было!..
— Кто живет в том доме? — Прокофьев подошел незаметно и встал за спиной.
— Щукины. Одни, кажется, остались в деревне.
— Они в своем уме? — вдруг спросил Гарик.
— В каком смысле?! — Даша растерянно заморгала.
— Ну, в том, что не выжили еще из него? Вопросы мои адекватно воспринимать смогут, если поинтересуюсь: никого чужого они здесь не видели? — Он неожиданно рассмеялся.
Ему понравилось, как она теряется. Моментально растворяется вся настороженность в ее потерянных наивных глазищах. Милой такой, кроткой даже кажется. И не сиди сейчас на его голове шишка, ни за что не поверил бы, что она способна на человека руку поднять.
— Ах вот ты о чем! — Даша тоже улыбнулась. — Еще в каком уме, не сомневайся! Плюс бдительности на ЦРУ хватит. Это именно они Лешке меня сдали. Рассказали, что в нашем доме кто-то поселился. Позвонили и рассказали. Он и приехал. Тут они с Муратовым и познакомились. И пошло-поехало…
— Понятно. — Гарик, забыв, что подстригся сегодня утром, привычно запустил пальцы в шевелюру, те прошлись по голому уху, соскользнув за воротник. — Ладно, оставим их на потом. Сейчас нужно дом осмотреть. Ключ есть?
Они оба мгновенно почувствовали этот омерзительный запах. И тут же оба поняли, откуда он. Тошнотворная вонь плотно ползла из-под приоткрытого лаза в подпол.
— Стой на пороге! — тут же скомандовал Прокофьев, придержав ее рукой за рукав. — Кажется, у нас труп!
Ее не надо было придерживать, она и так уже попятилась, зажав рот рукой. Выскочила на прогнившие ступеньки крылечка, хватанула побольше воздуха, чуть отдышалась и тут же прокричала Гарику, успевшему по плечи скрыться в подполе:
— Что там, Прокопий?! Что?!
Господи! Только бы не Лешка!!! Только бы не он!!! Не успев дождаться сигнала к бедствию, слезы моментально закипели в глазах, закапав с ресниц. Что будет, если вдруг Лешкин труп сейчас обнаружит ее странный ночной гость?! Что она станет делать тогда, как жить?!
— Ну что там, не молчи!!! — закричала она, расплакавшись от страха. — Гарик, что?!
Он долго не отвечал ей. Потом выбрался из подпола. Вышел, встал с ней рядом. Глянул как-то странно и повторил, успев брезгливо передернуться и сплюнуть в сторону:
— У нас труп, Даша. Не плачь, это не твой брат. Это труп женщины.
— Женщины?! — ахнула она, заново испугавшись теперь уже другой беды. — К-какой женщины?!
— Не знаю. Судя по всему, труп молодой женщины. Когда, говоришь, пропал твой брат со своей любовницей?
Намек в голосе был более чем прозрачен. И Даша, слабо охнув, привалилась к его плечу, ища опоры. Уткнулась носом в воротник его старой кожанки и зажмурила глаза.
Лили! Неужели это Лили Громыхина?! Красавица стриптизерша, покинувшая съемную квартиру за пять минут до приезда Лешки. Она уехала. Он бросился следом и…
И что?! Догнал или нет?! Уехал с ней или нет?! Уж хоть бы нет! Ведь не его же вина в том, что труп ее найдут именно в подвале их загородного дома. Конечно, нет! Он бы не смог! Он бы не стал ее убивать!
— Ее убили? — решила она на всякий случай уточнить, перепугавшись того, что Гарик сможет подслушать ее мысли. — Она не оступилась, не упала, не разбила голову, не…
— Ей, как и Валентине Пыхиной, перерезали горло. — Гарик вдохнул в себя запах ее волос, и даже голова закружилась.
Не захочешь, да станешь благословлять судьбу за неожиданные перипетии. Они, злосчастные, заставили Дашу Коновалову искать у него утешения. Сколько трепета в ее испуге! А сколько, блин, нерастраченной ни на кого нежности в нем! Так и стоял, казалось бы, вечно. Стоял, вдыхал ее запах, смотрел в хмурое небо и думал только об одном: пускай бы продлилось все это подольше.
Не продлится. Черта с два у них с Дашей получится блаженное долгое безмолвие! Нужно вызванивать Мазурина, сообщать ему о страшной находке и еще кое о чем, что ему удалось обнаружить при осмотре окрестностей. Не бог весть что, но все же. А пока тот соберет группу и сумеет добраться, накрутив на спидометр сто километров с плюсом, он уведет Дашу подальше от этого дома.
Гарик беспомощно оглянулся. Куда вести? Да…
Да вон хотя бы к этим, как их там, Щукиным, кажется. Заодно и побеседуют. Может, дотошным старикам что-то да и известно. Может, приметили кого-то постороннего. Как-то этот труп сюда доставили…
Щукариха, бойкая низенькая старушка в старомодной юбке колоколом и вязаной кофте из темного козьего пуха, варила щи с бараниной. Густой аромат наваристой похлебки плотным облаком стоял в хате, и у Гарика тут же снова потекли слюнки. А он бы сейчас щец навернул бы. Да с краюхой свежеиспеченного хлеба, что лежал пахучим бревнышком теперь под чистеньким полотенцем.
— Даня, дочка, ты ли это?! — пропела Щукариха, суетливо обметая передником добротные табуретки, выкрашенные охрой. — Проходите, проходите, детки. Я только щей наварила, хлеба испекла. Вы прямо к обеду. Давайте к столу.
Гарик Прокофьев так обрадовался, что чуть не прослезился. Вот уж воистину: голод не тетка. Скинув куртку на руки старой женщине, он дернул носиком алюминиевого рукомойника, сполоснул руки, вытер их полотенцем и полез за стол.
Даша кушать отказалась наотрез. В горле стоял омерзительный запах разлагающегося в их подполе трупа. Она теперь, наверное, месяц не сможет ничего съесть. Так, ко всему прочему, аппетита лишало осознание жуткой беды. Все надеялась, все верила, что какое-то объяснение найдется Лешкиному исчезновению. Нашлось! В виде трупа Лили Громыхиной, что пропала как бы вместе с ним.
Она покосилась на Прокофьева и слегка ему позавидовала. Вот выдержка у человека! Будто и не лазил в подпол, будто и не рассматривал в свете своего мобильного телефона тело и раны на нем. Сидит себе преспокойненько, черпает ложку за ложкой густые щи, вылавливает громадные куски баранины и вгрызается, вгрызается в них крепкими зубами. А хлеба так вообще уже почти полбуханки съел.
Скорее бы уже его Мазурин приезжал со своей командой. Скорее бы уже все осмотрели, вывезли и разъяснили хоть что-то. От этой невозможной неизвестности не то что аппетита, рассудка можно запросто лишиться.
Старая Щукариха от похвалы Прокофьева цвела запоздалым маковым цветом. То и дело снимала чистенькую косынку, теребила гребешок в редких волосах. Снова подвязывалась платком под морщинистым подбородком, без причины прыская в его концы.
— Старый-то по дрова пошел.
— А это куда? — с вежливой улыбкой интересовался Гарик, с сожалением поглядывая на показавшееся дно в глубокой миске.
— Тю! А то некуда! Сколь домов стоит заколоченными, никому не нужными. Тама этих дров-то!.. — Тут ее глаза озорно блеснули, не сболтнула ли, мол, чего лишнего, и женщина поспешила с объяснением: — Яблони старые, груши, пили — не хочу. Он у меня работящий.
Про работящего, перетаскавшего себе на подворье половину рам и половых досок с соседних домов, Даша кое-что слышала. Но сейчас ее это мало заботило. Заботило и даже злило другое.
Какого черта Прокофьев все топчется вокруг да около? Отчего не спросит напрямую, в лоб, видели или нет того, кто засунул бедную Лили в их подпол? Был же кто-то, непременно был. И незамеченным пробраться к дому не мог. И Громыхину притащить из города на руках за сто километров на смог бы. На машине был, не в шапке-невидимке. А раз на машине, то Щукины стопроцентно видели. У них муха не проскочит незамеченной.
Гарик, словно почувствовав ее нетерпение, отодвинул наконец опустевшую миску от себя подальше. С чувством поблагодарил. Поставил локти на стол, уложил на кулак подбородок и, сонно моргая в сторону старой женщины, как бы между прочим, поинтересовался:
— А что, у вас тут часто народ заезжает?
— Да ну! — махнула та с печальным вздохом и тут же спрятала взгляд, уставившись на расправленный на коленях передник. — Кому тут быть! Из всех обитателей мы с дедом да вон Даня с Лешкой и остались. Баба у Лешки манерная, ей тут не по нраву. Правда, была вот как-то на днях. Приезжала с кем-то с чужим. В дом вошла, минуты две побыла да и вышла. А разве же там на две минуты делов-то, да, Даня? Ты-то, анадысь, на всю ночь оставалась. А той две минуты хватило. Ох-ох-ох…
Ох и противная же старуха. Даша вспыхнула до самых ушей. Надо же, как ловко поддела ее, напомнив про ночевку с Муратовым. Может быть, даже и под окнами крались, чтобы подглядеть. И если не она, то ее супруг точно.
— А что за машина, не помните? С кем приезжала Варвара? Не с мужем, нет?
Гарик зевнул широко и неприлично. Но Даша ему это простила. Может, нарочно манерничает, чтобы бдительность хитрой старухи усыпить. Мол, это я не из острого интереса спрашиваю, а так, из желания разговор поддержать.
— Не-е-е, — Щукина интенсивно замотала головой, взметнув веером концы платка на достаточно пышной груди. — Лешкину машину я знаю. Машина другая совсем. Да и мужик другой!
— Мужик?! — Даша удивилась.
Насколько она знала Варвару, та никаких знакомств с мужчинами не имела. Более того, всячески сторонилась их, считая, что замужней женщине не пристало зубоскалить с посторонними. Братьев у нее не было. Даже двоюродных. Одними сестрами была богата ее невестка. Двоюродных, троюродных тьма. Братьев не было точно.
— Красивый мужик-то, статный, — соловьем запела Щукариха. — И машина из дорогих. Я сама-то не разбираюсь, дед сказал. Он такую по телевизору видал. Говорит, Варька-то на дорогой машине прикатила с мужиком. Вот… С хахалем, стало быть.
— Ну-у-у, — весело протянул Гарик, заметив насупившиеся Дашины брови. — Не стоит делать таких скоропалительных выводов. Это мог быть коллега по работе. Просто знакомый, который вызвался довезти ее до дома.
— Ага, знакомый. — Щукариха недовольно поджала бескровные старческие губы. — Только чегой-то со знакомым коллегой Варька возле гаража целовалась.