«Это не четверорук, это Эдик и Юля при-шли», – подчеркнуто любезно уведомил меня внутренний голос.
Как будто я слепая или тупая.
– Что за… Поля?! – вскричала Юля, брезгливо тряся подмоченной ногой.
– Поле битвы, похоже, – предположил догадливый Эд.
Я кивнула ему с печальной признательностью.
– Какой еще, на фиг, битвы? С кем ты тут билась, Павлова?! С Бастиндой?!
Бастинда, если кто не знает, это злая колдунья из сказки «Волшебник Изумрудного города». Она погибла, когда добрая девочка Элли облила ее водой из ведра.
Я оценила удачную шутку и захихикала, сотрясаясь и шлепая ладонями по мокрому полу.
– По-моему, у кого-то шок, – задумчиво сказал Эдик и присел передо мной на корточки. – Полечка, тихо, тихо, что случилось?
– М-м-мокрое дело! – выдавила я из себя и согнулась пополам от хохота.
– Юлька, тащи одеяло, ее надо согреть! – распорядился Эд и, подхватив меня под мышки, с легкостью пересадил на табуретку.
С насквозь промокших джинсов тут же потекли предательские ручейки, и я поторопилась оправдаться, заявив:
– Это не то, что вы подумали!
– Мы вообще не знаем, что и думать! – с претензией заявила Юля, перебросив Эдику принесенный плед.
Бело-синий, полосатый, как роба тюремного заключенного в голливудском кино.
Я расценила это как печальное предзнаменование и вслух задалась вопросом:
– Интересно, сколько мне дадут?
– Пожалуй, пару оплеух, – сказала Юля.
Эд тут же выполнил предписание, похлопав меня по щекам.
– Злые они, – пожаловалась я хрипотой, как тюремный шансонье, кукушке Варваре, высунувшейся, чтобы примкнуть к недоброму веселью. – Уйду я от них… В Сибирь, по этапу!
– Мне кажется, она что-то натворила, – дошло до Юли.
– Ты Капитанша Очевидность!
Я заржала и получила еще дозу лечебных оплеух. Это мне не понравилось:
– Эй, хватит лупить меня! Телесные наказания до решения суда – это произвол!
– Поля! – туго спеленав меня одеялом и тем самым лишив возможности трястить и бурно жестикулировать, позвал Эд. – Ну же, Поля, ты что тут натворила?
Я тяжело вздохнула (Варвара-отшельница меня поддержала) и покаялась:
– Я тут человека убила.
– Какого человека?! – шокировалась Юля и огляделась явно в поисках трупа.
– Человека-невидимку! – Я заржала, как дикий мустанг, и хохотала до слез.
Я бы с табуретки упала, если бы Эдик меня не держал.
– Полина Павлова! – стальным голосом пробряцала Юля. – Я повторяю вопрос: какого такого человека ты тут якобы убила?
– Плохого, – уверенно ответила я. – Хотя, конечно, это меня не оправдывает…
– Кого оправдывать, а кого нет, это суд решать будет, – ласково, как буйнопомешанной, сказал Эдик. – А мы не представители закона, мы твои друзья, и нам ты можешь сказать всю правду, Поленька. Так кого ты тут замочила?
– Маньяка, – призналась я.
– Моего маньяка?! – Юля так возмутилась, как будто у нее на этого маньяка были свои большие планы. – Как?!
– И когда успела?! – подхватил Эд. – Когда я уходил, ты собиралась варить ужин…
– А сварила маньяка, – кивнула я.
– И где же он?
Юля снова искательно огляделась.
Как будто вареный маньяк должен был лежать на блюде с яблоком в зубах и веточкой петрушки вдоль хребта.
– Иных уж нет, а те далече! – с чувством и к месту процитировала я Александра Сергеевича Пушкина.
Юля с Эдом переглянулись.
– Ну, не сожрала же она его? – отвечая на невысказанный вопрос, пожал плечами Эдик и снова ласково заглянул мне в глаза. – Полечка, а давай поподробнее, а? С самого начала. Откуда взялся маньяк?
– Ну, откуда он мог взяться?! – Я начала сердиться. – Не в окно же влетел!
«В окно он вылетел», – вставил мой внутренний голос.
– И не через балкон залез! – продолжила я, не поддаваясь на инсинуации.
«К балкону лжеманьяк Петька подбирался», – не унимался мой внутренний.
– Маньяк вошел, как все нормальные люди, через дверь! – упрямо договорила я.
– Уже в этой фразе я вижу некоторое противоречие, а ты? – обратилась к Эду Юля.
– Какие противоречия, я дверь запереть забыла, вот он и вошел! – обиженная недоверием, объяснила я. – А я как раз была в нашей комнате, зашнуровывала твои ботинки…
– Та-а-ак, об этом мы еще серьезно поговорим, – пообещала Юля, бросив быстрый взгляд на ту мою ногу, что не была босой. – Рассказывай дальше!
– А дальше он меня оглушил, повалил, привязал к кровати и начал раздевать!
– Какой ужас! – вскричала Юля. – А дальше?!
– А дальше…
Я запнулась.
– Дальше тебе не понравится.
– Я вообще-то и так не в восторге, давай дальше!
Я вздохнула и призналась:
– А дальше я сломала дедушкину кровать и обрушила на маньяка твою люстру.
– Сломала кровать?! – восхитился Эдик.
– Обрушила люстру?! – возмутилась Юля.
– Да, – кротко подтвердила я, не вдаваясь в подробности.
– А дальше? – спросил Эд и тут же пробормотал в сторону: – Хотя куда уж дальше, если сломали кровать!
– Не-е-е, дальше самое интересное начинается! – возразила я. – Я вырвалась и убежала на кухню, а маньяк пришел следом…
– Погоди-погоди, давай подробности! – потребовал Эдик. – Как маньяк пришел?
– Шатаясь и воя, – вспомнила я и вздрогнула.
– Он был очень зол?
– Он был в бешенстве!
Я виновато глянула на подружку и честно добавила:
– И в люстре. Она ему на шею наделась.
Эдик затрясся.
Юля молчала, гневно дуя красные щеки и глядя на меня с выражением, гораздо более подходящим маньяку-убийце.
– Кстати, очень красиво получилось! – сказала я торопливо. – Все эти пузыречки на лесочках переливались и звенели – не маньяк, а новогодняя елка!
Эдик захрюкал.
– Ты что, смеешься? – догадалась подружка и обратила свой гнев на Эда. – Эта вандалша погубила мое бессмертное произведение, а ты смеешься?!
– Я еще и маньяка погубила! – напомнила я, сердясь от того, что мне никак не дают добраться до главного. – Выплеснула на него кипяток из кастрюли и выбросила в окно!
– Кастрюлю выбросила? – с надеждой спросил Эд.
– Маньяка!
Стало тихо.
– В какое окно? – шепотом спросила подружка.
Я молча потыкала пальцем через плечо.
Всплеснули брызги: Юля с Эдом в четыре ноги проскакали по луже, чтобы выглянуть в распахнутое окно.
– Ну? Что там?! – не выдержав затянувшуюся паузу, спросила я.
Эдик и Юля молчали, зато снизу донеслось:
– А-а-а, вашу дивизию, гадские сволочи с третьего этажа, вы что натворили?!
Эд и Юля синхронно отпрянули от подоконника.
– Что? Это так жутко выглядит, да? Он совсем разбился, всмятку, да?! – шепотом спросила я.
Самой посмотреть было страшно.
– Ой, подумаешь, тряпка треснула, козырек с корнем вывернулся и вся эта байда в георгины рухнула! – скороговоркой ответил Эдик. – И проорал в окно: – А не фиг было козырек над окном присобачивать в нарушение строительных нормативов! У вас вообще разрешение на переделку фасадной части исторического здания было, а?!
Матерные крики снизу затихли.
– А маньяк-то, маньяк? – напомнила я.
– Да нет там никаких маньяков, ни живых, ни мертвых, – успокоила меня подружка. – И тоже проорала в окно: – Кроме некоторых архитектурных извращенцев, с которых градостроительный комитет еще спросит по всей строгости закона!
– То есть маньяк не разбился в лепешку? – уточнила я.
– Не разбился, – с явным сожалением сказал Эд. – Очевидно, его падение смягчил козырек над окном этажом ниже.
– Чье падение, в свою очередь, смягчили георгины на клумбе, – договорила я, мысленно восстанавливая всю картину в динамике. – И встрепенулась: – В таком случае, что же мы тут сидим?! Раз маньяк не убился, его же нужно найти!
– И убить! – кровожадно оскалилась Юля. – С-сволочь, такой классной люстры из-за него лишились!
– Я только переоденусь – и побежим! – пообещала я и действительно побежала в светлицу.
Ну, как побежала? Потрусила хромой рысью, оставляя за собой мокрые следы.
Юля немного задержалась, потом пришла ассистировать мне с переодеванием.
– Помоги с ботинком, – попросила я, потому что никак не могла совладать со шнуровкой.
Подруга посмотрела, как трясутся мои пальцы, и присвистнула. А Эдик, которого вообще-то никто не приглашал в девичью спальню, пообещал:
– Сейчас поможем! – и снова убежал в кухню.
Через полминуты – Юля как раз управилась с извлечением моей ноги из своего ботинка – Эд вернулся с дымящейся кружкой.
– Ну-ка, выпей.
– Это что? – спросила я, неуверенно принимая полную емкость.
Руки все еще тряслись.
– Это все! – авторитетно заявил доктор Эд. – Это мама, папа, скорая психологическая помощь и антистрессовая терапия. Пей до дна!
Я послушно припала к кружке, и кто-то из добреньких моих друзей придержал ее снизу и одновременно придавил мой затылок, чтобы наша с чашкой стыковка не прервалась досрочно, до окончания заправки. И я выхлебала все это горячее и сладкое коричневое пойло, уже понимая, что оно вовсе не чай.
– Коньяк, кипяток и мед, – довольным голосом озвучил рецепт антистрессового напитка Эдик. – Коньяка, конечно, больше, иначе смысла нет.
– С-смысла ж-жизни? – почему-то спросила я и икнула.
– О, действует! – обрадовались Эдики.
Прямо перед собой я видела уже двоих таких.
Это было странно.
Я моргнула, и Эдиков стало трое.
– Юлька, это что за т-толпа м-мужиков в нашей спальне?! – с подозрением спросила я.
Ну, или собиралась спросить, но не успела.
Подушка подпрыгнула и ударила меня по щеке.
Глаза закрылись.
Кровать закачалась и уплыла в теплую темноту с ароматами меда и коньяка.
Среда
Проснувшись, я некоторое время лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к собственным неприятным ощущениям.
Почему-то болела голова. Болела так, словно меня по этой самой голове сильно стукнули или же я перепила.
Потом я вспомнила, что и в самом деле получила кулаком по голове.
Потом вспомнила, что и перепила тоже.
Потом вообще все вспомнила, ахнула, вскинулась, охнула и снова тихо прилегла.
Переждала головокружение и осторожно открыла глаза, от души надеясь, что мне все приснилось.
Как бы не так!
Первым, что я увидела, разлепив ресницы, оказался светлый квадрат окна, а в нем, как на полотне в раме, одинокая нога. Судя по размеру, она принадлежала мужчине, судя по положению в пространстве – мужчина этот висел за окном вниз головой. Голову видно не было, только ногу ниже колена.
«Это что у нас тут, еще один забортный маньяк? – выразил наше общее с ним недоумение и недовольство мой внутренний голос. – Не долетел?»
Я потерла голову, заодно обнаружив под волосами немалую шишку, и прикинула варианты.
Помнится, вечером маньяк с моей легкой руки вылетел в кухонное окно, но на земле замечен не был. Мог ли он полететь в сторону и зависнуть у окошка нашей с Юлей светлицы?
«Отличная версия, продай ее газетчикам, – ехидно посоветовал внутренний голос. – Они тиснут статью под заголовком «Маньяк-убийца оказался одноногим крылатым оборотнем!»
– Проснулась, спящая красавица? – В комнату заглянула Юля.
– Увы, – ответила я невесело.
– Тогда вставай, обед готов.
Подружка подошла к окну и непринужденно оторвала предполагаемому маньяку-оборотню единственную ногу.
Я оторопела, а Юля внимательно осмотрела и ощупала оторванную конечность и снова обратилась ко мне:
– Твое счастье, что ботинок просох и не покоробился, а то бы я тебе голову оторвала!
Тут только до меня дошло, что никаких летающих мужиков за окошком не было, просто на швабре над батареей отопления сушился одинокий подмоченный ботинок. Я нервно засмеялась, и подружка встревожилась:
– Эй, ты чего? Я пошутила! Прекрати смеяться, как придурочная, а то я снова Эдика с коньяком позову!
Я жестами показала ей, что все в порядке, и села в постели. Критически осмотрела себя в зеркале: ну, не так уж плохо. Лохматая, конечно, и морда вся помятая и в разводах, зато уже одета к выходу.
«В смысле, еще одета», – поправил внутренний голос.
Действительно, я же как раз собиралась уходить, когда явился маньяк…
– Маньяк! – вскричала я с тревогой.
– Почему сразу маньяк, я не подглядывал, я только что подошел! – донесся от приоткрытой двери обиженный голос Эда.
– Так, я не поняла! – Я нахмурилась и с упреком посмотрела на Юлю. – Я тут, ты тут, Эд тут и даже Гавросич, судя по звону посуды на кухне, тоже тут. А кто же тогда ловит маньяка?!
– А его уже поймали, пока вы спали, Полина Павловна!
Я узнала голос следователя Ромашкина и поспешно пригладила волосы.
И этот, значит, тут.
– Когда ваши друзья сообщили мне, что вы героически отбились от маньяка одной кастрюлей с кипятком, осталось лишь отследить случаи эстренного обращения за соответствующей медицинской помощью, – объяснил невидимый Алекс, деликатно оставаясь в коридоре. – Обширные ожоги лица для бытовых несчастных случаев нетипичны, обычно растяпы обваривают руки-ноги, так что вашу жертву узнать было легко.
– То есть как раз наоборот, сейчас его родная мама не узнала бы! – без тени сочувствия сообщил Эдик.
– Такая морда… Просто жуть! – потрясла головой Юля.
– Ты тоже видела?
Я ощутила зависть и обиду от того, что пропустила все самое интересное, кроме собственно рукопашной с маньяком.
Да лучше бы я именно ее пропустила!
– А Петьку сразу отпустили, он уже дома, – сообщила подружка, не подозревая о моих терзаниях. – А в утренней газете уже есть описание твоего подвига. И заголовок такой героический: «Хрупкая девушка одолела матерого маньяка»!
– Звучит так, словно я его как-то переманьячила, – побурчала я, против воли, чувствуя себя польщенной.
Хотя надо еще почитать, что там про меня наврали в этой «желтой» газетенке.
– Завидую я тебе! – вздохнула Юля. – Про меня так никогда не писали… «Хрупкая девушка»… Эх!
– Поля, тебе сметанки в борщик положить? – покричал из кухни Гавросич.
– Ой, борщик! – Юля наконец поставила ботинок и убежала.
Я подождала, пока все любители борщика освободят коридор, посетила туалетную комнату, привела себя в относительный порядок и только потом пошла завтракать.
То есть обедать. Оказывается, я до полудня проспала!
Мой борщик немного остыл, а остальные едоки уже подчистили свои тарелки.
– Так, девки и парни, я готовил, вы посуду моете, – объявил Гавросич и зевнул в кулак. – Спать хочу, так что давайте коротко подытожим. Маньяк задержан, сосед отпущен, Польке с Юлькой ничего не грозит, в квартиру больше никто не полезет, так?
– Так! – одна за всех ответила Юля.
Эд и Алекс почему-то промолчали, а у меня рот был занят борщом, так что я не успела включиться в беседу.
– Все хорошо, что хорошо кончается! Засим пошел дедуля на бочок! – Гавросич встал из-за стола и удалился к себе, на ходу так цыкнув на ворохнувшуюся в часах кукушку, что мы тоже притихли.
Я даже чавкать перестала.
– Дед устал и перенервничал, – сочувственно нашептала Юля. – Не дай бог кому в его возрасте такие потрясения!
– Мне и в моем возрасте таких потрясений не хотелось, – справедливости ради напомнила я о своей роли в истории. – Кстати, дайте ту газету почитать, хочу знать, что там про меня наврали.
– Почему сразу «наврали», – Эдик, не вставая с табуретки, дотянулся до холодильника, на котором на манер нарядной салфеточки была аккуратно разложена пресловутая газета. – Все правильно написали, вот, читай!
Я пробежала глазами короткую заметку, где броский заголовок занимал места больше, чем весь текстовый блок, и хмыкнула.
Прочитала повнимательнее и крякнула.
Задумалась и помрачнела.
Побарабанила пальцами по столу.
– Что-то не так? – спросил Алекс, наблюдавший за тем, как я знакомлюсь с сенсационным материалом, очень внимательно.
Я посмотрела на Юлю.
Потом на Эда.
Потом снова на Юлю.
– Что? – напряглась она.
Вот что значит тонкая душевная организация художественной натуры – сразу почувствовала неладное!
– Пельмени, – сказала я многозначительно.
– Ты не наелась?
– Тут упомянуты пельмени, – я постучала пальцем по газетному листу. – Те самые пельмени, которые я собиралась варить, но не сварила, потому что извела кипяток на маньяка. Кто знал, что вода была для пельменей? Даже маньяк этого не знал! Знали только я и…
Я перевела тяжелый взгляд на Эдика.
– Полина, объяснись, я не понимаю, в чем дело, – встревоженно пролепетала Юля.
– А дело в том, дорогая моя подружка, что все мужики козлы! – сказала я горько и проутюжила тяжелым взглядом Ромашкина. – Вы, уважаемый полицейский следователь, обещали проверить вот этого подозрительного господина… Да, вот этого, известного нам как Эдик. Кстати, а сами вы действительно следователь? Можно еще раз документик посмотреть?
Ромашкин молча протянул мне свое служебное удостоверение, и мы сцепились взглядами.
– Ты про нашего Эдика говоришь, что ли? – некстати встряла Юля. – Поля, Эдик не подозрительный господин! Честно говоря, меня тоже посещали неприятные мысли, будто это он наш маньяк, но баба Вера его полностью реабилитировала!
– Юля, ты бредишь, – сказала я сердито.
– Вот, смотри! – Подружка шлепнула на стол передо мной клеенчатую тетрадь. – Это дневник бабы Веры, в него она записывала все, что видела, сидя на лавочке во дворе. Тут по минутам зафиксированы все приходы и уходы жильцов нашего дома и незнакомых бабке визитеров.