Слишком живо для заики.
Я посмотрела на него с подозрением:
– Ты откуда взялся, умник такой?
– Шел мимо, дай, думаю, зайду, спрошу, не сдается ли тут жилье! – отрапортовал умник.
– Небось квартировал когда-то у Гавросича? – догадалась Юля.
– Не сам, родственник тут жил, – Эдик опять замялся. – Хотя, может, и не тут, давно это было, родственник точный адрес уже не помнит. Сказал мне: «Ищи старый дом в один подъезд, квартира на верхнем этаже». Вот я и нашел.
– Тогда понятно, – кивнула Юля. – Наш дом один такой остался.
– Тогда понятно, – повторила я. – Наш дед уже лет двадцать держит жильцов, вполне могло второе и даже третье поколение квартиросъемщиков подрасти.
Мы помолчали немного.
Эдик тихо лыбился, Юля розовела щеками, а я не знала, как половчее выставить незваного гостя, явившегося к тому же в крайне неподходящий момент.
– Вообще-то в настоящий момент у Гавросича мы с подругой живем, – сообщила я, давая понять, что свободных келий в нашей скромной обители не имеется.
– Вообще-то Гавросич подумывал лоджию сдать, – некстати вспомнила Юля.
Судя по одобрительным взглядам, которые моя подруга бросала на Эдика, она была не прочь продолжить знакомство.
– Вообще-то Гавросич только вечером вернется, а мы не в курсе его коммерческих планов, – проворчала я.
– Вообще-то я никуда не спешу и могу подождать возвращения хозяина, – заявил Эдик. – Тем более что вам, похоже, не помешает подельник, то есть, я хотел сказать, помощник. Знаете, я ведь умею обращаться с лопатой!
– Нет у нас лопаты, – буркнула я.
Навязчивый Эдик мне не нравился.
– Лопата есть у дворника, – напомнила Юля.
– Знаете, девушки, мне кажется, не стоит впутывать в это дело дворника, – проникновенно сказал Эдик. – И вообще, где в центре города вы собирались произвести тайное захоронение?
– Вообще-то про захоронение мы еще не думали, – призналась Юля и снова оглянулась на комнату с кактусом. – Сейчас лопата нужна, чтобы поместить его в коробку.
– Куда?
Эдик поднял брови.
Видно было, что ему непонятно, но интересно.
– В коробку от пылесоса, – любезно пояснила Юля.
Видно было, что внимание приятного молодого человека к деликатным проблемам нашей тихой девичьей жизни доставляет ей удовольствие.
– От пылесоса? – Брови Эдика приподнялись еще на полсантиметра примерно. – Но как? Он же туда не поместится! Или у вас промышленный пылесос?
– Если он не поместится целиком, положим кусками, но очень не хотелось бы, – вздохнула Юля. – Заляпаем весь паркет, потом придется отмывать…
– Паркет? – Эдик оглянулся на дверь.
Все правильно, на лестничной площадке у нас древняя метлахская плитка.
Я нервно захихикала, смекнув, что Юля и Эдик друг друга не поняли, но не успела им об этом сообщить.
Меня отвлек телефонный звонок.
– Алле? – первой сцапав трубку, кокетливо мурлыкнула в нее Юля. – Кто? Неееет! Не я это! Полина, это тебя.
Я взяла трубку:
– Да?
– Павлова Паулина Павловна?
– Ой!
При этом церемонном обращении я вспомнила, что на девять утра мне назначил встречу господин из полиции.
– Следователь Ромашкин, – сухо представился мой телефонный собеседник. – Паулина Павловна, нам с вами нужно побеседовать, дело срочное, разговор не телефонный, я могу к вам подъехать?
– А вы разве знаете мой адрес? – глупо спросила я. – А, ну да, вы же из полиции… Ну, тогда подъезжайте…
– Вот ты балда! – обругала меня подружка, с трудом дождавшись, пока я положу трубку. – Ты зачем пригласила к нам полицейского? У нас же чей-то труп под дверью!
– Ой, – пискнула я и беспомощно развела руками.
– Девочки, девочки! Если это не ваш труп…
Я зарычала.
– В смысле, если не вы сделали его трупом, то чего бояться? – рассудительно договорил Эдик. – Даже хорошо будет, если его найдет подготовленный человек, следователь, а не беременная женщина или малый ребенок.
– В соседней квартире нет детей и беременных женщин, там живет Петька, он сумасшедший программист, – возразила Юля. – Он работает дома и может сутками из квартиры не высовываться. Пока Петька найдет труп, тот успеет мумифицироваться!
– Это так, но я бы не хотела, чтобы следователь обнаружил труп до разговора со мной, – сказала я и поежилась. – Такая находка может сильно изменить тему и настроение нашей беседы, а я и без того беспокоюсь, не зная, зачем вдруг понадобилась полиции.
– Значит, надо сделать так, чтобы труп нашелся уже после вашего разговора, – кивнула Юля.
– Тем более что «после того» не значит «вследствие того», – вставил Эдик.
– Смотрю, тебе знакомы азы юриспруденции, боксер! – заметила я, но не стала отвлекаться на это обстоятельство. – Как бы сделать так, чтобы следователь заметил труп не сразу, не на входе в квартиру, а при выходе из нее?
– На антресолях есть еще коробки, – с намеком предложила Юля. – Надо посмотреть, какая ему подойдет.
Не откладывая дело в долгий ящик, она приоткрыла дверь и по пояс высунулась на лестничную площадку, чтобы опытным взглядом снять мерку с нового объекта для упаковки.
– Ну? – поторопила ее я, устав любоваться подружкиным пышным задом.
Эдик промолчал. Видимо, не устал.
– Ну, все устроилось само, – гулким (у нас на лестнице прекрасная акустика) голосом сказала Юля.
Она посторонилась, распахнула дверь шире, и я увидела, что на лестничной площадке нет никого и ничего, кроме не столь обширного темного пятна.
– Слушай, а это гораздо круче, чем мумификация, – заметил Эдик, посмотрев на меня с уважением, которого я нисколько не заслужила. – От трупа одно мокрое место осталось!
– Это не вода, – прогудела с лестничной площадки Юля.
Я ахнула.
– Но и не кровь! – успокоила меня подружка. – Воняет машинным маслом!
Она снова сунулась в дверь – глаза блестят, вся – оживление:
– Может, это был не человек, а киборг?!
– Ты тоже недавно нового «Терминатора» посмотрела? – догадался Эдик.
– И ты? – Юля оживилась пуще прежнего.
– Стоп, стоп! – Я помахала руками. – Какой может быть киборг на машинном масле, вы в своем уме? Это же был не примитивный робот из самоварного железа, весь на скрипучих шестеренках, которые нужно смазывать! Тот, кто тут лежал, выглядел в точности как настоящий живой человек! То есть как мертвый.
Скрип! – донеслось снизу.
Я замолчала.
Скрип.
Пауза.
Скрип.
Пауза.
– Он возвращается! – одними губами сказала Юля и на цыпочках забежала в квартиру.
Эдик прикрыл дверь, оставив одну узкую щелочку, и мы все трое сгруппировались у нее, тревожно сопя и пытливо щурясь.
Скрип.
Из-за поворота лестницы появился человек.
Или киборг.
Скрип. Скрип.
– А с виду совсем как живой! – нашептала мне Юля.
Человек (или киборг) остановился на нашем коврике, поднял руку (или манипулятор) и придавил кнопку звонка.
Оглушительная трель над ухом меня отрезвила.
– А ну, пропустите меня, – я растолкала соседей и отважно открыла дверь.
– Здравствуйте, вы гражданка Павлова? – совершенно правильно угадал гость.
– А вы, наверное, следователь? – Я тоже проявила сообразительность. – Ой, проходите, пожалуйста.
Эдик любезно принял куртку следователя, Юля подала ему тапки. Переобувшись, гость перестал таинственно скрипеть, и я поняла, что пугающий звук производил один из его кожаных ботинков.
– Пойдемте на кухню, заодно чаю попьем, – радушно предложила я, взмахом руки отогнав подальше Юлю и Эдика.
Теплый солнечный день – подарок господа всем, а бездомным – в первую очередь.
Идейный сквоттер Егорыч сонно жмурился, полулежа на оставленной присмиревшим ручьем куче веток, как в плетеном шезлонге.
Чтобы тыл не отсырел, мудрый человек подстелил под себя многофункциональный полиэтиленовый дождевик, а под голову для удобства положил упругий валик из сапог, вложенных один в другой.
На случай, если солнышко начнет припекать, наготове был зонт, способный функционировать и как тент.
Все вчерашние обновки Егорыча показали себя весьма полезными приобретениями, и, млея на пригреве, сквоттер лениво размышлял о том, что жизнь уже налаживается и станет еще лучше, если к божьему человеку продолжат поступать чьи-то дары.
Идея еще разочек заглянуть все в тот же подъезд, как в волшебный сундучок с подарками, в контексте этих размышлений возникла естественно и развилась органично.
Бабушка Вера Григорьевна, будучи ровесницей и сторонницей коллективизации, и в рыночные времена нашла себе место в обществе. Социально активную позицию баба Вера занимала на лавочке у подъезда. С покосившейся деревянной скамьи, как с трибуны, бабушка Вера обличала многочисленные недостатки современной жизни, быта и нравов.
Голос у старушки в отличие от зрения, памяти и ног с годами слабее не стал, а выражения от времени только окрепли и сбивали не подготовленных к словесной атаке граждан не только с толку, но и с курса. Поэтому знающие люди в присутствии на посту бабы Веры старались прокладывать маршруты подальше от ее стратегической лавочки.
Накануне старушка целый день просидела дома из-за ливня, не имея возможности надзирать за происходящим в мире иначе, как посредством просмотра телевизионных программ. К сожалению, в новостях показывали все больше чужие страны и далекую столицу. Охватить заботливым взором милый сердцу родной двор через окно баба Вера тоже не могла, потому как потоки дождя сделали стекло волнистым и непроглядным.
Наутро стало солнечно. Старушка с нетерпением дождалась, пока лужи обмелеют настолько, чтобы не заливать в калоши, а с любимой лавочки хотя бы перестанет капать, и выдвинулась на огневую позицию с рулоном клеенки наперевес.
Некоторое время она развлекала себя тем, что в старый театральный бинокль разглядывала двор, оценивая урон, нанесенный ему шквальным ливнем. Если бы дворник Азиз проявил неосторожность и появился во дворе во плоти (шарканье метлы за углом баба Вера не расслышала), неравнодушная старушка нагрузила бы его работой за троих.
Впрочем, это не доставило бы ей особого удовольствия. Дворник Азиз с бабой Верой не спорил, вежливо кланялся и кротко принимал все ее ценные руководящие указания. Побеждать такого противника было попросту неинтересно.
Другое дело – соседи. Каждого из них баба Вера знала в лицо и по походке, так что все необычное и неправильное в облике и поведении замечала сразу же и могла без промедления заклеймить.
К сожалению, в трехэтажном одноподъездном домике было всего-то шесть квартир и двенадцать постоянных жильцов – маловато материала для клеймения. Хорошо еще, кобель из третьей квартиры регулярно водил к себе разных девах, а старый хрыч из шестой нелегально держал квартирантов, и пришлый люд вносил в жизнь бабы Веры желанное разнообразие.
Этим утром старушке повезло: словно компенсируя вчерашнюю скукотень, новый день щедро, как из мешка, вываливал пред очи бабы Веры незнакомцев.
Едва она обстоятельно устроилась на лавочке – застелила ее сначала клеенкой, потом пледом, а сверху еще положила подушечку, – как появился первый пришлый.
Рыжеватый смазливый блондин с хитрой рожей прошагал в чужой подъезд, как к себе домой, походя царапнув бабушку цепким взглядом и – для компенсации, наверное, – преувеличенно душевно поздоровавшись:
– Добренького утречка, бабуленька!
– И тебе не хворать, внучок! – в той же тональности напевно откликнулась баба Вера, подумав про себя: «У-у-у, чертяка конопатый! Рыжий, глаз бесстыжий!»
Не прошло и пяти минут, как из подъезда вышел другой чужак – не рыжий, непонятной масти, в кепке. Он даже не вышел, а вывалился, с крыльца едва не рухнул и дальше поплыл, как пьяный лебедь, по синусоиде.
– Залил зенки с утра пораньше! – радостно приветствовала незнакомого пьяницу баба Вера. – Ишь, нажрался, клоп вонючий!
Мужик и впрямь изрядно попахивал.
– Слесарь, что ль? – крикнула ему вслед любопытная бабушка, запоздало распознав вонь машинного масла.
Но предполагаемый слесарь ей не ответил. Ему было не до того: за кустами его шумно вывернуло, и неравнодушная баба Вера посочувствовала дворнику Азизу: мало тому было природной грязи во дворе, теперь еще и за алкашом приблудным убирать!
Нервничая, я звенела ложкой в чашке, как корова колокольцем, но следователь был невозмутим. Отодвинув нетронутую чашку, он открыл блокнот:
– Итак, Паулина Павловна…
– Полина, – перебила я. – Пожалуйста, называйте меня Полиной, я так привыкла.
– Хорошо. Скажите, Полина, вы ведь участвовали в телевизионной программе «Совет да любовь»?
– Пассивно, – я поморщилась. – Сидела в зале и смотрела.
– В зале?
– Ага. В зале смотрела в оба, а на экране потом уже вполглаза смотрела, потому что мне очень стыдно было, – вздохнула я. – Вы же видели, что там невестушки вытворяли?
– Вообще-то еще не видел, – признался следователь и, кажется, смутился. – Вообще-то я думал, что это вы были одной из «невестушек». Разве нет?
– А, это Юлины штучки, – я скривилась. – Она послала заявку на участие в программе от моего имени.
– Зачем?
– Затем, что у меня имя прикольное – Павлова Паулина Павловна! – как всегда, едва задели тему моего небанального ФИО, я начала сердиться. – Известно же, что на телевидении нужно чем-то выделиться, чтобы тебя заметили в общей массе, вот Юля и придумала хитрый ход.
– А фамилия самой Юли? – Следователь занес над блокнотом остро заточенный карандашик.
– Тихонова она, Тихонова Юлия Юрьевна. А почему вы спрашиваете?
– Потому что немного напутал и пришел не по адресу.
– Если вам нужна не я, а Юля, то как раз по адресу, мы обе тут живем, – я поняла, что ко мне у полиции ничего нет, и мне сразу же полегчало. – Это она вам тапочки подавала.
– Добрая девушка, – заметил следователь и улыбнулся. – Значит, это она ищет себе жениха?
– Она, она!
– А вы не ищете?
– А почему вы спрашиваете?
– Извините, это не имеет отношения к делу, – следователь перестал улыбаться. – Что ж, Полина Павловна, очевидно, я должен побеседовать с вашей подругой.
Он встал и коротко огляделся, как бы в поисках правильной собеседницы.
Словно Юля могла прятаться под столом или за холодильником.
– Она там, – я махнула рукой на дверь нашей девичьей светелки.
– Очевидно, не одна? – уточнил следователь, сделав пару шагов и насторожившись.
– С Эдуардом и Чучундрой, – ответила я, прислушиваясь к доносящимся из комнаты звукам и стараясь не выдать растущего беспокойства.
За дверью стучали, скрипели, топали и издавали невнятные гортанные звуки.
Бог мой, чем они там занимаются? Предаются бурной страсти? Всего лишь через полчаса после знакомства?!
– С Чучундрой? – повторил следователь, делаясь задумчивым.
Я бы тоже озадачилась, гадая, кому принадлежит такое имечко.
Хм, если вдуматься, мои родители не такие уж изверги. Я хотя бы не Чучундра Павловна по паспорту, уже и на том спасибо.
– Кто-кто, а Чучундра вашей беседе точно не помешает, – заверила я следователя.
С чего бы такому страшилищу, как наш кактус, мешать допросу? Напротив, он даже может помочь. Не зря ведь разные жуткие предметики и вещички – обязательная часть убранства классической пыточной.
Меня больше волновало, не помешает ли чему-нибудь наш случайный товарищ Эдик, но узнать это, не заглянув в комнату, возможности не было.
Я громко покричала:
– Тук-тук! – и еще продублировала сигнал стуком, который поднял бы Илью Муромца, тридцать лет и три года проспавшего на печи.
– Ой, здрасте! – оживленно сказала открывшая нам Юля и шумно сдула локон со щеки.
В руке у нее была швабра.
Бог мой, неужто они делали уборку?!
«Версия с бурной страстью выглядела более убедительной», – высказался мой внутренний голос.
– Позволите войти? – спросил вежливый следователь.
– Конечно! – ответила Юля и сделала резкий выпад шваброй вниз и в сторону.
Откровенно толкаясь, мы со следователем протиснулись в комнату, и я наконец смогла понять, какой увлекательной физкультурой занимались Юля и Эдик.
Они положили набок открытую коробку от пылесоса и загоняли в нее Чучундру подсобным инструментом: Юля – шваброй, а Эдик – крючковатой ручкой мужского зонта.
Чучундра выглядела изрядно загнанной, но не в том смысле, как надо бы: здорово помятая и сильно полысевшая, упаковать себя она все-таки не дала.
– А что это вы тут делаете? – спросил заинтригованный следователь въедливым голосом приставучего мальчика из старого фильма.
– Э-э-э… Это мы тренируемся! – нашелся Эдик.
– Это у нас как бы керлинг, – сказала Юля и со скрипом потерла пол шваброй.
– И одновременно как бы хоккей с мячом, – добавил Эдик и стукнул кактус клюшкой так удачно, что наконец-то случился гол. – О! Один – ноль в мою пользу!
– Хоккей с кактусом? – лишь самую малость удивился следователь.
Я подумала, что у него очень крепкие нервы.
– Ну, это же летний вид спорта! – не задержался с ответом Эдик. – Для жарких стран с тропической растительностью!
– Понятно, – обронил следователь.
И явно соврал: по нарочито невозмутимому лицу его было видно, что с диагнозом Юли и Эдика он еще не определился.
– Юлия Юрьевна, могу я с вами побеседовать?
– Да! А о чем? – Юля отбросила швабру и охотно пошла на сотрудничество.
– Это приватный разговор, – сказал следователь и выразительно покосился на Эдика.