И тут-то мой мозг наконец включился.
Я знала эту хижину: ее показывали в прошлом октябре в новостях, когда в ней была найдена убитой девушка, Кимани Йовелл.
Глава 21
Кимани Йовелл. Мисс индейских племен шошонов-банноков. Победительница школьного конкурса красоты, убитая в октябре. Ее смерть не стала такой громкой новостью, как гибель Лорен Хантсмен, просто потому, что у Кимани не было богатой семьи. В ночь своей гибели Кимани поссорилась с бойфрендом на вечеринке в Форт-Холле[19], ушла одна, но он выследил ее, завез в горы, задушил и затолкал тело в трапперский лабаз. Если бы туристы случайно не наткнулись на останки, парню, возможно, все сошло бы с рук.
Кимани ходила в школу в Покателло, соперничавшую с нашей, поэтому ее история переживалась нами очень болезненно. А теперь от этого воспоминания заледенела кровь. Вот здесь она умерла. В том самом лесу, где я сейчас боролась за свою жизнь.
Дверца лабаза снова скрипнула, и что-то темное и живое неуклюже выкатилось наружу, вгрызаясь в снег огромными когтистыми лапами. Покрытый толстой маслянистой шерстью зверь был крупнее собаки. Он остановился как вкопанный, вздернув нос, явно ошеломленный моим появлением. Глаза сверкали голодным блеском на фоне серебристой морды. Хриплое ворчание клокотало в глубине горла.
Я слышала истории о росомахах. Им хватало силы и ярости, чтобы одолевать животных в три раза больше себя.
Росомаха пошла на меня, поразительно медвежьей походкой. Я развернулась и бросилась наутек.
За мной слышались размашистые прыжки. Охваченная паникой, я попыталась оглянуться и поскользнулась. Ледяная слякоть пропитала штанину джинсов, а я зарылась пальцами в снег, отчаянно пытаясь схватиться за что-нибудь, чтобы подняться. Схватив первую попавшуюся палку, я оторопело уставилась на нее. Длинная кость, обглоданная дочиста и испещренная отметинами зубов. Вскрикнув, я отбросила ее, сумела ощутить под собой утопавшие в слякоти ноги и снова понеслась вперед к сливавшимся в серый туман деревьям. Имя моего похитителя было единственной ясной мыслью, колотившейся у меня в голове.
– Джуд! – закричала я, молясь, чтобы он меня услышал.
Ветки хлестали по лицу, в глубоком снегу вязли ноги. Я рискнула еще раз оглянуться – росомаха была в нескольких шагах сзади, в глазах чернело грубое животное упорство.
Вслепую лавируя между деревьями, я судорожно пыталась сориентироваться. В какой стороне Джуд? Взгляд метался по снегу. Почему я не вижу своих следов? Куда я бегу: к нему или от него?
Я снова позвала; крик, отражаясь от деревьев, рассеялся в безбрежном небе. Ни одна птица не взлетела. Он не слышал меня. Никто не слышал. Я осталась одна.
Руки, израненные еловыми иголками, стали липкими от крови, но я не замечала боли, почти чувствуя, как острые зубы и мощные крючковатые когти впиваются мне в ноги.
Внезапно что-то схватило меня сзади. Пошатнувшись, я стала отчаянно брыкаться, пытаясь одновременно вырваться и устоять на ногах. Если бы я упала, не поднялась бы уже никогда.
– Успокойся, Бритт. Я не причиню тебе вреда.
При звуках голоса Джуда в груди словно бы развязался тугой узел. Я сдулась, как проколотый шарик, и повисла на нем, застонав от облегчения.
Джуд постепенно ослабил хватку, убедившись, что я твердо стою на ногах.
– Я не причиню тебе вреда, – повторил он, поворачивая меня лицом к себе. Его глаза внимательно оглядывали меня, озадаченно и обеспокоенно. – Что случилось?
Я уставилась на свои расцарапанные, окровавленные руки, потеряв голос.
– Слышал, ты кричала… Думал, медведь… – Он долго неровно выдохнул.
Ни о чем не думая, я прижалась лицом к его груди, из горла вырвался всхлип. Мне просто хотелось, чтобы чьи-то руки меня держали. Пусть даже руки Джуда.
Он попробовал отстраниться, ошарашенный моими объятиями. Когда я так и не отпустила его, он словно против воли накрыл мои руки своими. Джуд погладил их – сначала неохотно, потом перестал стесняться и гладил меня, успокаивая. Я была рада, что он не прикасался ко мне так, будто я сейчас сломаюсь. Мне нужно было знать, что он несокрушимый и настоящий. Когда Джуд бережно прижал мою голову к себе и забормотал в ухо что-то утешительное, я больше не могла сдерживать слезы: зарылась лицом в его куртку и от души расплакалась.
– Я здесь, – нежно уговаривал он меня. – Я никуда не уйду. Ты не одна.
Джуд накрыл подбородком мою макушку, и я неосознанно прижалась к нему еще теснее. Было холодно. Я промерзла до костей, лишилась последней капли тепла и, позволив ему держать меня, почувствовала себя до дрожи хорошо.
Несмотря на холод, Джуд снял с себя куртку и укутал мои плечи.
– Расскажи, что произошло.
Мне не хотелось вспоминать случившееся – он только посмеется надо мной. Росомаха, сколь угодно злобная, не стоила таких рыданий. Все могло быть и хуже – вместо нее мог бы вылезти гризли. Я так часто дышала, что у меня поплыла голова.
– Выпей-ка это. – Джуд достал из кармана маленькую бутылочку. Я так тряслась, что едва почувствовала, как обжигающая жидкость стекает в горло, холодная и горькая. Хлебнув еще, я поперхнулась и закашлялась. Вскоре тепло уверенной волной растеклось по телу, и дыхание выровнялось.
– Сначала мне показалось, что это медведь. – Я крепко зажмурилась, чувствуя, что снова начинаю дышать рывками. Перед глазами по-прежнему стояла оскаленная морда зверя. – Это была росомаха, она напала. Я думала, она убьет меня.
– Должно быть, услышала, как я подхожу, поняла, что силы неравны, и дала деру. Когда я нашел тебя, ее уже и след простыл, – сказал Джуд, еще крепче прижимая меня к себе.
Успокоившись, я сделала еще один глоток и продолжила:
– Она пряталась в старом трапперском лабазе, в том, где в прошлом октябре нашли убитую девушку. Помню, я видела в новостях очень похожий домик, а сейчас нашла обрывок желтой полицейской ленты на кусте у хижины. Думаю, это тот самый лабаз. А рядом я нашла кость. Это же не может быть ее костью, правда? Следователи бы постарались вывезти все останки, да? Пожалуйста, скажи мне, что ты не думаешь, будто это ее!
Я вспомнила ощущение пустоты, когда держала кость, свидетельство смерти. И тут же мысли обратились к высохшей мумии в кладовке той, первой хижины, заставив почувствовать, будто смерть сочилась из каждого склона этих гор. И зачем меня только потянуло в это ужасное место?
Джуд взял меня за плечи, пристально вглядываясь в мое лицо. Он помрачнел, как пасмурное небо, губы сосредоточенно сжались.
– Что за девушка?
– Кимани Йовелл. Помнишь, о ней говорили в новостях? Старшеклассница из школы Покателло, пианистка, уже дававшая концерты. Ее по всей стране приглашали играть. Все говорили, она пойдет в Джульярдскую школу[20] – такая она талантливая. А потом Кимани убил парень, с которым она повздорила. Задушил и спрятал тело здесь.
– Я помню ее, – ответил Джуд, глядя в сторону, мыслями явно где-то далеко.
– Кем надо быть, чтобы убить свою девушку?
Джуд не ответил. Но что-то черное и неприятное проступило в его чертах.
Глава 22
По пути обратно к лагерю Джуд держался ко мне чуть ближе, чем обычно. У меня в голове не укладывалось, что всего два дня назад я бесстыдно заигрывала с ним в «Севен-Элевен», считая его даром небес, ниспосланным мне, чтобы спасти от унижения. За два дня мое отношение к нему дошло от обожания до отвращения, и до…
В ту минуту я не знала, что чувствовать. Не знала, что думать.
Мы случайно задели друг друга рукавами. Джуд не отдернул руку и не извинился, казалось, его это нисколько не взволновало, будто и вовсе не заметил. Я заметила. Его близость порождала во мне странную ускользающую теплоту. Я украдкой взглянула на него. Небритый и невыспавшийся, он все равно умудрялся выглядеть круто. Будто брутальный мачо из рекламы «РЕИ»[21]. Судя по загару и выцветшим на солнце кончикам волос, Джуд явно много времени проводил на воздухе. Вокруг глаз разбегался веер светлых лучиков – тех, что образуются, когда жмуришься на солнце. А еще на лице была еле заметная «маска енота» от солнечных очков. Удивительно, но это выглядело не безвкусно, а почти сексуально.
Несмотря на усталость, он шел к своей цели, расправив плечи. Глаза под темными бровями глядели на мир хладнокровно и внимательно. Расчетливо, вдумчиво и – проницательно, подумалось мне. Но в глубине я заметила и проблеск беспокойства. Интересно, чего Джуд боялся, что пугало его больше всего? Чем бы ни были вызваны его страхи, он держал их глубоко в себе.
Джуд увидел, что я рассматриваю его, и я немедленно отвернулась, раздосадованная тем, что он поймал мой взгляд. Сейчас я как никогда сопротивлялась ощущению того, что он привлекает меня. Он захватил меня, удерживал против моей воли, и последние его поступки ничего не меняли. Приходилось напоминать себе, кем он был на самом деле.
А в самом деле, кем он был? Они с Шоном никогда не казались подходящими партнерами. Джуд – Мэйсон – ни разу не проявлял жестокости. И даже пытался отговорить нас с Корби заходить в хижину. Я вздохнула, измученная этими противоречиями, которые никак не сочетались в нем и не складывались вместе.
– Первым делом нужно тебя согреть, – объявил Джуд. – Потом займемся поисками еды. Для ягод рановато, значит, придется поохотиться.
В последние два дня я с настороженностью и подозрением воспринимала заботу Джуда о моем благополучии. Но теперь поймала себя на том, что сгораю от любопытства, что же им движет. Когда Келвин впервые стал проявлять ко мне интерес, он забрасывал меня комплиментами, нежно поддразнивал и придумывал всевозможные поводы лишний раз встретиться. Все это было очень приятно, но главным доказательством того, что я ему нравлюсь, стало его внезапное желание обо мне заботиться. Когда выпадал снег, он очищал его со стекол моей машины. В кино следил за тем, чтобы мне досталось место в середине ряда. Пока мой Wrangler стоял в мастерской, постоянно подвозил меня всюду. Возможно, я слишком сильно вдумывалась в поступки Джуда, но мне начало казаться, что его забота обо мне была больше, чем просто рыцарством.
Неужели он что-то ко мне испытывает?
Я твердо напомнила себе, что это не имеет значения. Потому что я не собираюсь отвечать взаимностью на его «чувства», действительные или воображаемые.
– Откуда ты узнал, что я вожу оранжевый Wrangler, а мой папа любит ловить рыбу на мушку? – неожиданно спросила я, переступая через поваленное дерево, почти скрытое под снегом.
– На парковке перед «Севен-Элевен» было всего две машины: оранжевый Wrangler старой модели и BMW X5. Зайдя в магазин, я тут же связал твоего бывшего с «бимером», – объяснил Джуд. – На твоем джипе были две выцветшие облезающие наклейки: «Моя вторая тачка – моторная лодка» и «Торможу только перед порогами». Я подумал, что машина раньше принадлежала твоему отцу, пока он не отдал ее тебе.
Не совсем так, но догадка удачная. На самом деле папа купил джип как раз из-за наклеек. Считая всех рыбаков «своими», он подсознательно доверяет им больше, чем другим.
– А с чего это ты был так уверен, что BMW вожу не я? – поинтересовалась я, неуверенная, обижаться мне или гордиться.
– У тебя солнечные очки из супермаркета, а у твоего бывшего – от Fendi. Обычно если уж люди демонстрируют свое богатство, то через край.
Я пыталась вспомнить, когда последний раз была настолько наблюдательна.
– Ты на каждой заправке определяешь, кому какая машина принадлежит? – пошутила я.
Он пожал плечами:
– Это как головоломка. Люблю решать всякие задачки.
– Интересно. А ты – задачка для меня.
Взгляд Джуда столкнулся с моим, потом скользнул в сторону.
Прерывая странное ощущение, загудевшее в воздухе между нами, я с иронично-любопытным видом наклонила голову:
– Так ты из породы гениев?
Он тут же «захлопнулся», натренированный не выдавать никаких подробностей о своей личности. Но через секунду выражение его лица смягчилось, на губах заиграла легкая улыбка.
– Тебя впечатлит, если ты узнаешь, что в третьем классе учитель проверял, нет ли у меня фотографической памяти?
Я небрежно махнула рукой:
– Подумаешь!
Джуд почесал в затылке, улыбаясь еще шире:
– Я провалился. Но тест практически прошел.
Я стала загибать пальцы, считая его сильные стороны:
– Итак, у тебя почти фотографическая память. Отличные навыки выживания в полевых условиях. Еще что-то, чего я не знаю? Например, где ты учишься. Ты ведь в колледже, нет?
– Бросил в прошлом году.
Новость застала меня врасплох. Джуд производил впечатление серьезного, «правильного» человека, не того, кто бросает учебу.
– Почему?
– Кое-что требовало моего внимания, – ответил он, засовывая руки в карманы и неловко сутулясь.
– Так-так, это многое объясняет.
Углы его рта ожесточились, и я поняла, что попала в больное место.
– У всех должны быть секреты. Они делают нас уязвимыми.
– Зачем же быть уязвимым?
– Чтобы быть в тонусе, не раскисать.
– Не понимаю.
– Если у тебя есть слабость, нужно прикладывать усилия, защищая ее. Ты не можешь позволить себе расслабиться.
– И в чем твоя слабость?
Джуд рассмеялся, но невесело:
– Ты что, действительно думаешь, я тебе скажу?
– Ну, попробовать-то стоило.
– Моя сестра. Я люблю ее больше всего на свете.
Его ответ оказался для меня полной неожиданностью. Каким-то образом одно слово будто бы приподняло завес, под которым я смогла разглядеть более мягкую сторону Джуда. Снаружи он был закаленным и натренированным, силой, с которой нельзя не считаться. Но внутри его нашлось место и доброте, и нежности.
– Неожиданно, – признала я, помолчав. – Похоже, она очень много для тебя значит.
– Отец умер, когда я был совсем маленьким, и мама второй раз вышла замуж. Сестра родилась за несколько месяцев до моего третьего дня рождения; помню, я считал ее худшим, что случилось в моей жизни, – он улыбнулся. – Но я вскоре исправился и быстро понял, как сильно ошибался.
– Она в Калифорнии?
– Не видел ее с тех пор, как уехал из дома.
– Наверное, скучаешь.
Джуд снова рассмеялся, на этот раз его голос полнился чувством.
– Я серьезно относился к роли брата и защитника. Поклялся, что с ней никогда не случится ничего плохого.
Я медленно выдохнула, во мне затрепетала печаль и тоска. Джуд не мог о том знать, но я понимала, что должна была чувствовать его сестра. Папа с Иэном всегда защищали меня; я во всем на них полагалась. Чувствовала себя центром их мира и не собиралась этого стыдиться. Их здесь не было, а Джуд был. И почему-то я ощутила необъяснимый укол ревности, по отношению к его сестре. Оттого, что он думал о ней, когда я хотела, чтобы он думал обо мне.
– А ты? – спросил Джуд. – Какие у тебя тайны?
– Да никаких. – Но, конечно, это было не так. Я скрывала одну большую тайну от Джуда, над которой и себе-то не позволяла задумываться, потому что это было неправильно. Ужасающе неправильно. Внезапно я обнаружила, что не могу глядеть ему в глаза из страха залиться краской.
– Как вы с Шоном стали друзьями? – поменяла я тему.
– Не друзьями, – поправил меня Джуд. – Ты все верно заметила: мы работали вместе, вот и все.
– То есть тебе он не нравился – никогда не нравился? – нажимала я.
– У нас не было ничего общего.
– И где же вы работали?
– Так, разные случайные заработки, то тут, то там, – уклончиво ответил он.
– Что за заработки?
– Ничего, чем стоило бы гордиться, – отрезал Джуд таким тоном, что сразу стало понятно: парень не собирается вдаваться в подробности. – У Шона было то, что требовалось мне. И наоборот.
– Что произошло в «Сабвэе»? Это и была ваша «работа» – работа, которая пошла не так, как задумывалось?
Парень фыркнул:
– Это был грабеж. Простой и бесхитростный. После нашей с тобой встречи в «Севен-Элевен» я заехал за Шоном в мотель, – стал рассказывать Джуд, поразив этим меня, – я не ожидала такой откровенности. Может быть, он тоже устал воздвигать стены. – У нас было кое-какое дельце в Блэкфуте, и мы поехали на фургоне. По дороге Шону захотелось перекусить – или так он мне сказал. Придурок зашел в «Сабвэй», взял кассира на мушку, потом, когда появился офицер полиции, запаниковал.
– А где был в это время ты?
– В машине, – сказал Джуд с плохо скрываемым озлоблением. – Услышал выстрел и стал вылезать – узнать, что происходит. Выбежал Шон с криками, чтобы я забирался обратно в кабину. Не послушайся я, Шон уехал бы один, и меня бы арестовали. Плюс пистолет, из которого Шон подстрелил офицера, был моим. Поэтому я залез в машину, и мы погнали. Поехали в горы, надеясь там оторваться от полиции, но тут начался снегопад, пришлось пережидать пургу, тут-то вы и пришли.
– А почему твой пистолет был у Шона?
Джуд выдавил неприятный смешок:
– На прошлой неделе, до того, как мы приехали в горы, Шон заставил меня поехать с ним забрать деньги у чувака, который был ему должен. Моей «работой» было припугнуть парня. Естественно, мы не предупреждали «клиента» о своем визите, но он откуда-то узнал. Мы и пары минут у него не пробыли, как услышали вой сирен. Рванули в переулок, полиция гналась за нами. Мне пришлось избавиться от пистолета, но Шон увидел, как я кидаю его в мусорный бак, перед тем, как мы разделились. От копов мы оторвались, но к тому времени, как я смог вернуться за оружием, его уже там не оказалось – Шон добрался до него первым и не хотел отдавать. У меня было несколько идей, как вернуть пистолет, но все они требовали времени. Знай я, что через несколько дней этот придурок ранит копа, пошевеливался бы быстрее.
– Так ты не рад тому, что ввязался?
– Не то слово.
– И ты рассчитываешь, будто я поверю, что ты – хороший парень?