– Ты мой дом разрушил.
Зиновий сразу понял, о чем шла речь. Не стал валять дурака.
– Но ты же видел, там свежие бревна. К осени поставлю новую избу, лучше прежней.
– А сломал зачем? – успокаиваясь, спросил Женя.
Он действительно успокаивался, но предчувствие близкой катастрофы не покидало Наташу.
– Нужда заставила. Вот, землянку себе сложил. А потом наловчился. Дом новый поставил. И твою избу поставлю.
– Ты вообще кто такой?
– Человек. Просто человек.
– Тогда вали отсюда, просто человек. Теперь это наше место!
– Это мой дом, – покачал головой Зиновий. – Ты не можешь меня отсюда прогнать. Но можешь остаться у меня…
Ни злобы во взгляде, ни обиды. Но предостережение в нем присутствовало. Он давал понять, что у Жени еще есть время прислушаться к голосу разума.
– Не бойся, я такой же беглый, как и ты.
– Я?! Беглый?! – встрепенулся Женя. – Откуда ты знаешь, что я беглый?
И Наташа удивленно смотрела на Зиновия. Действительно, откуда он это мог знать? Неужели кто-то предупредил?
– Знаю. Человека ты убил. И не одного…
Зиновий смотрел на Женю, как на открытую книгу. Смотрел и читал. Именно такое впечатление создалось у Наташи.
– А я что сделала? – невольно вырвалось у нее.
Но он даже не посмотрел на нее. Зато ответил:
– И ты человека убила. Давно…
– Кто много знает, тот долго не живет, – хищно усмехнулся Женя. – Зря ты это сказал, придурок!
– Я сказал, что знаю. Да, наверное, зря сказал, – удрученно вздохнул Зиновий.
Женя в любой момент мог выстрелить в него, но в глазах Зиновия не было страха. Он не боялся смерти. И Наташа знала, почему. Лебяжный говорил, что Зиновий шесть лет ждал расстрела. За это время любой с ума сойдет. Одно из двух: либо Зиновий псих, либо она видит перед собой его призрак, который невозможно убить. Ведь он же погиб, Лебяжный не мог ошибаться!
– Но ведь сказал, – глумливо ухмыльнулся Женя. – А раз так, то умри…
– Одумайся, – просительно посмотрел на него Зиновий. – Зачем брать грех на душу?
– Одним грехом больше, одним меньше.
– Значит, не одумаешься?
– Не хочешь затыкаться. Что ж, придется тебя заткнуть!
– А может, ты лучше сам заткнешься? – прикрикнула на Женю Наташа.
Она молчала, пока была хоть какая-то надежда, что Женя одумается. Но теперь она точно знала, что этот идиот выстрелит. Возможно, было бы лучше, если бы Зиновий умер. И вместе с тем унес с собой страшную тайну. Но в то же время она не хотела, чтобы он уходил. Она чувствовала, что нуждается в нем.
– Заткнусь, – кивнул Женя. – Сейчас упокою этого и заткнусь.
– Не надо, – мотнула она головой.
– А я говорю!
Женя не договорил. Откуда-то вдруг со свистом прилетела стрела и с щелчком лопнувшей струны вонзилась Жене в грудь. Это была крупная стрела – не меньше полутора метров в длину и диаметром не менее дюйма. Неудивительно, что сила удара отшвырнула Женю к двери, а стрела, насквозь пробившая тело, пригвоздила его к ней.
Внезапная расправа над Женей произвела такое воздействие, что на Наташу напала икота.
– И что?.. Что это было? – выдавила она.
– Самострел. На зверя.
– А стрелял кто?
– Самострел потому так и называется, что сам стреляет. Ну и я иногда подсобить могу, за веревочку дернуть. Он должен был там встать. И он встал. Все как должно быть, так и случилось…
– Что должно?
– То, что случилось… И тебя я ждал. Знал, что будешь, – спокойно сказал Зиновий.
И так же спокойно подошел к Жене, который пока что еще был жив. Он даже сознания не потерял, но сил у него не было, чтобы оттолкнуться от двери и оторваться от нее вместе со стрелой. И руки висели плетьми. Даже если бы он не выронил пистолет из руки, он бы не смог выстрелить даже в землю. Но пистолет он выронил. И Зиновий смотрел на него без всякой опаски.
Зато у Наташи было оружие. Она вспомнила про свой пистолет, но не решилась им воспользоваться. Во-первых, не хотела убивать Зиновия. А во-вторых, она боялась такой же стрелы, которая могла прилететь и по ее душу. Ей казалось, что Зиновий может наслать на нее такую стрелу одним движением мысли.
– Нельзя людей обижать, – глядя на Женю, наставительно сказал Зиновий.
– Это что, предсмертная мораль? – язвительно спросила Наташа.
Она вдруг вспомнила, как в свое время разговаривала с Черняком. Она боялась законника, но в то же время позволяла себе некоторые вольности в обращении с ним. И Зиновия она тоже теперь боялась. Он внушал ей такой же трепетно-суеверный страх, который в свое время усмирял ее перед лицом законного вора. Но все же она дерзила. Натура у нее такая…
– Зачем предсмертная? – покачал головой Зиновий. – Он еще жить будет. Рана не смертельная.
– Ты что, доктор?
– Нет, но знаю.
Он осторожно потянул на себя Женю, стаскивая его с древка стрелы. Но до конца снимать не стал. Вытащил из-за голенища сапога нож с острым как лезвие клинком и в несколько движений перерезал торчащую из спины часть стрелы. Затем спокойно перекинул Женю через плечо и понес в дом. Древко так и осталось у раненого в груди…
В доме было уютно. Запах горящего дерева и сушеных трав. Обстановки никакой. Самодельная кровать, застеленная покрывалом из заячьих шкурок, стол, лавка, беленая печь. Шторка на окнах, медвежья шкура на полу, пучки трав на веревке под потолком, связки сушеной рыбы и грибов. Но прежде всего в глаза бросалась большая икона в красном углу избы. Божья матерь с младенцем на руках. Она смотрела на Наташу с приветливой улыбкой, но вместе с тем осуждающе. И взгляд такой пронзительный, что все грехи в ней встряхнулись и выстроились в один ряд. Длинный ряд, плотный, с нехорошим душком. Наташа почувствовала себя так, как будто ее только что отвязали от позорного столба.
Женю Зиновий уложил на свою кровать. Его ничуть не смущало, что меховое покрывало под ним испачкалось кровью. И сам он измазался, но ничего страшного в этом не видел.
Он деловито подкинул дров в печку, вытащил из печи чугунок с водой, пальцем смерил температуру.
– Горячая, скоро закипит. Отвар сделаем, а потом стрелу вытащим, – пояснил он. – Нормально все будет.
– Как же нормально? – возмутилась Наташа. – Человека чуть не убил, а говоришь, что нормально.
– А так бы он меня убил. Меня шесть лет убивали, убить не могли. А этот убил бы. За что, не знаю, – пожал плечами Зиновий.
– В том-то и дело, что знаешь. Откуда ты знаешь, что мы в бегах? Откуда знаешь, что Женя людей убивал?
– Знаю, и все.
Теперь Зиновий смотрел и на нее как в открытую книгу. Смотрел и мысленно считывал скрытую в ней информацию. Или псих он, или ясновидящий…
– И кто Шипилова убил, тоже знаешь? – с опаской спросила она.
– Ты убила, – сказал он с таким спокойствием, как будто речь шла о каком-то пустяке. – Тебя заставили это сделать. Тебя заставили, а меня подставили.
– Заставили меня, – кивнула Наташа. – Но я не хотела тебя подставлять.
– Не хотела, но пистолет мне в руку сунула, – укоризненно усмехнулся он.
– А-а, Черняк так сказал. Но ты все равно меня прости!
– Уже простил. Я не злопамятный.
– Я слышала, ты погиб. Лебяжный говорил. Ты должен его знать.
– Знаю. Он со своим другом жизнь мне спас. Но я не погиб. Машину поезд раздавил, а я уцелел. Хорошо, что меня мертвым считают. Хорошо, что не ищут. Да и не найдут меня здесь. Разве что случайно. Вы же случайно меня нашли…
– Мы охотничью избушку искали. А нашли развалины. Тропинка к тебе привела.
– А про избушку откуда узнали?
– Женя в ней раньше бывал. Вместе с братом.
– С братом, – эхом отозвался Зиновий.
И долго-долго смотрел на Женю немигающим взглядом.
– С братом, значит. А где сейчас брат?
– Говорит, что медведь задрал.
– Медведь… Говорит… Сказать что угодно можно… Да, так я и думал. Он это… Он и пришел… – непонятно к кому обращаясь, проговорил Зиновий.
– Эй, это ты о чем? И с кем?
– Да так, мысли вслух. Плохой он человек, твой Женя. Но человек. Поэтому пусть живет. Если выживет…
– Ты же говорил, что рана не смертельная.
– Рана нет, не смертельная. Но его брат к себе зовет, он может уйти.
На какой-то миг Наташе показалось, что она сходит с ума.
– Какой брат? Кого зовет?
– Не обращай внимания, – рассеянным взглядом скользнул по ней Зиновий. – На меня иногда находит.
В печи закипели сразу два чугунка с водой, в каждый из них он бросил по нескольку пучков разных трав. В одном оставил кипятиться нож и кусачки, а другой вынес во двор, чтобы остыть.
Сначала он полил на рану спиртом из фляжки, затем с помощью примитивных, но продезинфицированных инструментов вытащил из груди раненого древко стрелы. К счастью для себя, Женя был без сознания, поэтому ничего не чувствовал и не кричал от боли. Зато Наташа скрежетала зубами, невольно представляя себя на его месте.
Рану Зиновий сначала обработал отваром собственного приготовления, затем смазал каким-то бальзамом, перевязал ее куском чистой простыни.
– Теперь все зависит от него самого, – кивая на бесчувственного больного, сказал он. – От силы его организма, от силы его души. Ты, наверное, голодна?
– Спасибо, что догадался, – вымученно улыбнулась Наташа.
Она действительно хотела есть, но вряд ли бы она сейчас смогла прикоснуться к еде. И зачем она только смотрела, как Зиновий вытаскивает стрелу из сквозной раны?
– Бледная ты, – покачал головой Зиновий. – Встряхнуться тебе надо. Я, наверное, баньку затоплю.
Наташа криво усмехнулась. Вспомнила, как они с Женей сходили в сауну. До сих пор парятся…
– Что-то не так?
– Хорошо живешь, думаю. Даже банька есть.
А банька бы ей действительно не помешала. После баньки и аппетит бы прорезался. А если бы у Зиновия еще и самогоночка нашлась, совсем было бы здорово. Самогоночка к понюшке порошка. Или понюшка к самогоночке…
– Есть. Своим руками срубил. Первое время худо было: ничего не умел. А потом приспособился. Пошли.
Он провел ее в свою баньку, которая находилась недалеко от дома, но в лесу, возле оврага – чтобы в него и стекала использованная вода. Небольшой сруб метра два на три, крытая железом крыша, крохотный предбанник, каменка, котел и баки с водой. Чисто деревенская баня.
– Воду из родника ношу, – сказал Зиновий. – Ключевая, ледяная, пока согреешь…
Он деловито набросал в печь дров, подложил под них сухой мох, зажег огонь.
– А мы разве куда-то торопимся? – спросила Наташа.
Она сидела на лавке в предбаннике, наблюдая за Зиновием. Недалеко в доме лежал раненый Женя, но ей было абсолютно все равно, что с ним будет. Сейчас ее мог волновать только Зиновий. Основательный мужик, надежный. И непонятно отчего, но очень высокий градус обаяния – грубого и дикого, но настоящего, мужского. А еще она помнила, какой у него размер. Ей вдруг захотелось верить, что в этой баньке они будут париться вместе…
– Нет. Но тебя накормить надо.
– Не надо. Здесь давай побудем.
Ей не хотелось уходить из холодной, но уже такой уютной баньки. Ей вообще никуда не хотелось уходить из этих мест. Так бы и осталась здесь с Зиновием. Ни электричества тут нет, ни телевизора. Зато сам Зиновий – источник сексуального напряжения… На ум ей невольно пришел образ Распутина из какого-то фильма – немытый, нечесаный, в одних кальсонах, босой. Но, говорят, он такой силой обладал, что саму царицу на грешные мысли пробивало. Кто его знает, возможно, Зиновий по своей внутренней силе – второй Распутин. И уж куда более привлекательный! Чистые волосы, ухоженная борода, до блеска начищенные сапоги. Чувствовалось, что мужчина следит за собой. А уж какой у него размер… Наташа с нетерпением ждала, когда согреется вода и натопится банька…
– Побудем, – кивнул Зиновий.
И сел рядом с ней. Предбанник крохотный, скамейка короткая – он просто физически не мог сидеть, не касаясь Наташи. От его прикосновения у нее по нервам словно побежал слабый, но приятно щекотящий ток. Так бы и сидела всю жизнь…
– Это правда, что ты простил меня? – спросила она.
– Святая правда.
– И не злишься?
– А должен?
– Будь я на твоем месте, я бы тебя убила.
– Но на моем месте – я, а ты – на своем. Что вы там натворили с Женей? От кого убегали?
– Тебе кто-то сказал, что мы от кого-то бегаем? Или сам догадался?
– Жизнь у меня такая. Самому обо всем догадываться надо.
– Значит, отшельником здесь живешь?
– Да.
– Откуда тогда эти баки, котел в печи, железо на крыше?..
– Не только это, много еще чего. Я сюда в одних трусах попал. Лодка только была, топор и леска с крючком. А потом я избушку в лесу нашел. Но там житья от гнуса нет, поэтому сюда ее перенес. Землянку сложил, там у меня сейчас погреб. Трудно первое время было. Ничего, выжил. Сначала на уток охотился, затем на зайца перешел, а там соболь пошел, куница. Добывать пушнину приловчился и в заготконтору сдавать. Это в ста верстах отсюда. А в шестидесяти верстах – село, там я тоже иногда бываю. Так что я не совсем отшельник. Корова у меня есть – молоко, масло. Даже коня взял, чтобы пешком не ходить.
– Хорошо живешь. Как бы не раскулачили.
– На все воля божья. Нравится мне здесь.
– Знаешь, мне тоже. Ничего, что мы нарушили твой покой?
– Нарушили. Но ничего. Соскучился я по тебе. Очень соскучился…
– Я его предала, а он соскучился…
– Ты просто непутевая.
– Спасибо за комплимент! – фыркнула Наташа.
Это высказывание в свой адрес ее скорее развеселило, чем разозлило. А чего обижаться? Она действительно непутевая, всегда такой была.
– Это не комплимент, – покачал головой Зиновий. – Это правда.
– Горбатого могила исправит.
– Это хорошо, что ты уже задумываешься об этом.
– О чем? О могиле?
– Нет, о том, чтобы исправиться.
– Я думаю том, как бы «вышку» не заработать. Натворили мы дел, Зиновий… Женька двух киллеров убил.
– Киллеров? – непонимающе спросил он.
– Это люди, которые людей за деньги убивают. Наемные убийцы.
– Ясно. Тогда твой Женя и сам киллер. Он тоже за деньги убивал, – как о чем-то само собой разумеющемся сказал Зиновий.
– Ты откуда знаешь? – встрепенулась Наташа.
Она уже поняла, что этот человек обладает какими-то сверхъестественными способностями, но удивляться не переставала.
– На ум пришло, потому и знаю, – пожал плечами Зиновий. – А я редко ошибаюсь.
– Но ведь он и в самом деле киллер.
– У тебя муж был, – напряженно глядя куда-то в пустоту, сказал он вдруг.
– Был.
– Убили его.
– Убили.
– Кто?
– Не знаю.
– И я не знаю. Но, может быть, узнаю.
– Как?
– Увижу.
– Ты ясновидящий?
– Не знаю, может быть…
– И давно это у тебя?
– Я шесть лет смерти ждал. Шесть лет в одиночной камере. В любой момент мне могли выстрелить в спину. Представь себе, что со мной могло сделаться за эти шесть лет. Или с ума сойти, или… С ума я не сошел… Хотя думал, что схожу. Мать мертвую видел. А она действительно умерла…
– Я где-то читала, что люди после удара молнией телепатами становятся, мысли читают. А у тебя ведь случай покруче будет. Молния – раз-два, и все. А тут шесть лет. Под прицелом. И здесь ты уже сколько?
– Пять лет. Мне бы сейчас девять лет оставалось.
– До чего девять лет? – не поняла Наташа.
– До конца срока. Мне смертную казнь на двадцать лет строгого режима заменили. Еще бы четырнадцать лет сидеть. Но ведь я не убивал Шипилова. Поэтому я здесь. И ты здесь. Хотя убивала. И еще ты в кого-то стреляла…
– Стреляла, но не убивала. Только ранила… А Женя добил… А до этого он двоих убил. Но с пистолетом меня видели, – запаниковала вдруг Наташа. – Лебяжный меня ищет. Если найдет, то все, «вышка». Он уверен, что это я Шипилова убила. Он меня живьем сожрет. Зиновий, ты должен меня спасти!
– Пошли. Молочка попьешь, успокоишься.
Но успокоилась она еще до того, как они вошли в дом. Все это время Зиновий нежно обнимал ее одной рукой за плечи. И столько успокаивающего тепла от него исходило, что все ее страхи развеялись сами по себе. Несомненно, Зиновий обладал чудодейственной силой. И Наташу это не удивляло. Шесть лет в ожидании смерти. Пять лет отшельнической жизни в лесной глуши. Все это не прошло для него даром…
Она не просто успокоилась, в ней еще и аппетит прорезался. А у Жени в печи томилась рисовая каша. На молоке да еще с изюмом. Вкусная. Наташа и не заметила, как смолотила весь горшок.
– Чудно.
– А теперь еще молочка сверху, – улыбнулся Зиновий, подавая ей полную кружку. – Извини, что не парное. Парное после баньки будет. Или лучше чего покрепче?
– А есть?
– Клюквенная настойка. Для души и тела.
– Я бы не отказалась.
Наташу ничуть не смущал Женя, безжизненно лежащий на кровати. Она бы сказала Зиновию «спасибо», если бы он загородил его какой-нибудь занавеской, а еще лучше убрал бы куда-нибудь с глаз подальше. Из-за этого идиота все беды. Правильно Зиновий сделал, что приголубил его из самострела. Если бы насмерть – так было бы даже лучше…
– Банька уже протопилась, – сказал Зиновий. – Пошли.
– Ох, пойдем! Ох, попаримся!
Она почему-то была уверена, что Зиновий сам напросится к ней в банную команду. Но он сказал, что будет мыться потом.
– Эй, ты чего? – Она и не пыталась скрыть своего разочарования. – Я думала, что мы вместе…
– А можно? – неожиданно смутился он.
– Ты же все видишь, все знаешь. Не можно, а нужно.
– Но я так не могу.
– Почему?
– У меня одиннадцать лет не было женщины. И я к этому привык.
– К чему ты привык? Тихо сам с собою? – съязвила она.
– Нет. Без этого. Просто никак…
– Так не бывает.
– У каждого свои странности, – совсем невесело заключил он и вышел из бани, закрывая за собой дверь.
Он действительно был очень странным. Но эта странность и притягивала к нему Наташу. Она знала, что не успокоится, пока его не совратит. Хотя вряд ли она успокоится и после этого. Зиновий был ей нужен. Она хотела остаться с ним…