– Так точно. Особенно если основной упор сделать на первый удар, в сочетании с десантами и мощной авиационной поддержкой. Все это у нас есть.
Через час, отпустив генералов и Юаньчао восвояси, председатель КНР устало потянулся, подошел к бару, плеснул себе текилы, посолил пару долек лимона и вернулся к столу.
«Русские, русские», – настырно стучалась в черепе мыслишка. От них всегда можно было ждать какой-нибудь гадости. Хуже уйгуров. Нынешнее хреновое положение Поднебесной не в последнюю очередь из-за русских. Именно русские первыми взвинтили вверх таможенные сборы на китайские товары. Якобы в качестве борьбы с демпингом и защиты собственных производителей. Следом то же самое сделали США и Евросоюз, и гигантская экспортная промышленность КНР мгновенно покатилась в пропасть. Ибо, кроме чрезвычайной дешевизны, китайские вещи и товары ничем похвастаться не могли. Трусы и джинсы шили на Филиппинах и в Пакистане, телевизоры и компьютеры собирали в Малайзии, Индии, Сингапуре. Так что мировой рынок, на миг просев, быстро переориентировался на новых поставщиков.
Китай же, получив такой удар, едва не рухнул. Партия и правительство КНР попытались спасти положение, переориентировав промышленность на внутренний рынок, но здесь сказалась чрезвычайная нищета китайской глубинки.
КНР – действительно страна контрастов, мегаполисы, застроенные небоскребами из стекла и бетона, где бьется бешеный пульс мировой экономики, соседствуют здесь с почти половиной миллиарда сельского населения, погрязшего в нищете, бесправии и фактическом средневековье. Попытка перевести экспортную экономику на национальные рельсы была обречена на провал. Но эта попытка дала время. Время, достаточное для разработки и реализации «Трех всадников».
Средняя Азия была нужна КНР, как задыхающемуся человеку глоток свежего воздуха. Гигантские запасы нефти, газа, редкоземельных металлов, новый огромный рынок сбыта для дешевых китайских товаров. Под давлением Кремля среднеазиатские баи, все эти Сафаровы, Керимовы, Бакиевы, тупые марионетки, тоже ввели запрещающие таможенные барьеры. Без военного вмешательства их не снять. И главное, заступиться за этих баев, за народы Средней Азии сейчас абсолютно некому. Россия и США вцепились друг в друга, словно два скорпиона в брачный период. Окончательно сломает привычную картину современного мира Иран, который ударит по Ираку. Мир полетит под откос, а Поднебесная станет еще мощнее и перекроит реальность под себя…
Лю Хайбинь залпом осушил рюмку и закусил лимоном. Тревожные мысли о русских потихоньку отступали. Да пошли они, эти белые варвары… Жаль, не все сдохли от своей отвратительной водки. Некуда им деваться, некуда. Сдадут нам Среднюю Азию как миленькие. Им сейчас не до сафаровых-керимовых. Русских сейчас американцы и европейцы за чуб таскают. А американцы… там все еще хуже. Штаты просто разваливаются на глазах.
Тут Хайбинь внезапно нахмурился. Если США резко ослабнут и развалятся, значит, резко усилятся ислам и русские. Хотя последние скорее всего надолго завязнут в Европе, значит, с исламскими фанатиками будем сами разбираться.
Ладно, проблемы надо решать по мере их возникновения.
Уже собираясь ложиться спать, китайский лидер снова подумал о русских. Нет, снимать войска на северной границе не стоит. А может, надо и усилить. Чувство непонятной тревоги и неопределенности в успехе запущенной операции всю ночь мешало Лю Хайбиню нормально спать.
Поселок Князе-Волконское. Хабаровский край
– Служивый, апельсинчика хочешь? – Голос милицейского сержанта[71] отвлек майора Пшеничного от созерцания похабных рисунков, украшавших грязно-зеленые стены околотка.
Не поворачивая головы, Пшеничный отозвался:
– Во-первых, тебя кто научил так с офицером разговаривать? А, гнида муниципальная?
И уже повернувшись к околоточному, Артем гаркнул:
– Как стоишь? Опух, что ли? Апельсинчик в жопу себе затолкай. Где участковый пристав? Долго ждать его буду?
Сержант слегка опешил от такой отповеди и, крякнув, положил апельсин обратно в ящик обшарпанного письменного стола.
– Вы бы так не ярились, господин майор. Вы, может, человек заслуженный и уважаемый, но на улице махать кулаками никому не разрешено. Даже героям войны. С гражданами подрались, депутату муниципального собрания, господину Угольникову челюсть в двух местах сломали, а теперь на меня ругаетесь. Нехорошо. Не по-человечески. А участковый пристав, господин Макаренко Юрий Юрьевич, уже едет сюда.
Бросив на сержанта испепеляющий взгляд, командир первого батальона амурских пластунов Артем Пшеничный снова потерял к нему всякий интерес и стал изучать внушительные ссадины на костяшках и собственные грязные ботинки.
Ботинки были отличные, гражданские, купленные по случаю в Краснодаре, но не на базаре, а в рок-магазине. Американские, из настоящей толстой кожи, остроносые и с прошитой подошвой, без понтовых металлических бляшек и в то же время стильные. Загляденье, а не обувь. Эти чеботы Артем обувал, только когда ходил по девочкам в гражданском прикиде. Теперь ботинки были изгвазданы в глине, клоках мокрой травы и еще черт знает чем. Да куртка, отличная кожаная куртка, порвана и тоже испачкана, не говоря о джинсах. М-да, сходил по-штатскому в город отдохнуть… Что характерно, драка случилась из-за бабы. Обычной такой бабы, фигуристой, с прямыми ножками и округлой попкой, правда из ссыльных.
С Лизой Артем познакомился месяца четыре назад, когда зашел в крошечное кафе «Бриз» сожрать что-нибудь и выпить чашку-другую кофе. Вопреки ожиданиям, кафе оказалось очень приличным, и майор решил в нем задержаться. Очень уж не хотелось выходить на холодный и влажный ветер.
В этот момент он и увидел Лизу. Та, вихляя бедрами, направлялась к его столику, неся меню и лучезарно улыбаясь. Как там пел Шнур: «Вот она блестит лучами, освещая корд лучами…»?
Женщин в жизни Артема было предостаточно, молодой, неженатый офицер, непьющий и некурящий, с солидной зарплатой и перспективами карьерного роста, он явно числился в завидных женихах. Артем это знал и обременять себя узами брака не торопился. Да и зачем? Ему пока хватало коротких свиданий с последующими соитиями на съемных квартирах или в гостиницах. Пылких барышень с предложениями «обустроить» его холостяцкую жизнь Артем аккуратно отшивал, особо настырных отправлял прямиком по известному всем на Руси адресу. То есть на…
Но Лиза… Лизка была непохожей на них, слепленной из другого теста. В ней сочетались решительность и беззащитность одновременно.
– Что заказывать будете, господин майор? – спросила девушка, кладя перед ним раскрытое меню. Артем был в полевой форме, и надо было напрягать зрение, чтобы найти звездочку цвета хаки на темно-зеленом погоне.
– Вы разбираетесь в погонах? – спросил Артем, разглядывая девушку в упор.
– Да, разбираюсь. Сама слу… – Здесь Лиза стушевалась, замолчала и, поджав губы, отошла от его столика.
Резкая перемена в поведении официантки удивила Артема. Пока до него не дошло. Если она служила, а сейчас бегает с подносом, значит, из спецпереселенцев, ссыльная, короче.
Кому в правительстве пришла в голову здравая идея ссылать пожизненно на Дальний Восток осужденных за экономические преступления, Пшеничному было неизвестно, но идея была правильной. После Ноябрьской революции дальневосточные и сибирские регионы стали оставлять у себя большую часть налогов, и выяснилось, что деньги в регионах есть – работать почти некому. Наверху, в свою очередь, столкнувшись с вопиющей нехваткой рабочих рук на Дальнем Востоке и Сибири, осознав наконец цену низкой эффективности бесплатного, рабского труда зэков, пошли на радикальное решение этого вопроса. Осужденным вместо полновесных сроков предлагали свободу, ограниченную пределами Дальнего Востока. Предлагали начать жизнь с нуля. Подавляющее большинство соглашалось.
В итоге от Иркутска до Петропавловска-Камчатского на восток хлынул поток «бывших». Пойманные за руку бывшие чиновники всех уровней, налоговые, торговые, санитарные инспекторы, менты и фейсы из ОБЭПов и СЭБов, таможенники, судьи, прапорщики и тыловики, менеджеры лопнувших госкорпораций, мошенники, продавцы паленой водки и левых джинсов. Сотни тысяч, миллионы людей…
Никакого конвоя или принудиловки – сама жизнь сталкивала новоприбывших с простым выбором: либо работать своими руками, либо подохнуть от голода и холода… Сладкие и хлебные места изначально заняты местными кадрами. Отношение простого народа к небожителям известно очень хорошо, на подаяние бывшим тоже рассчитывать не приходилось. Пришлось вкалывать. Без дураков, по-настоящему. За маленькую зарплату, на очень тяжелой работе. Девять десятых ссыльных сразу заняли ту нишу, которую они и должны были занимать, не попади они в менты или таможенники. Стали обычными, не шибко квалифицированными, но исполнительными работягами. Ибо лентяи здесь не выживали физически. Нет работы – кормить никто не будет. Со временем они должны были пустить на месте ссылки корни, обзавестись семьями и стать местными.
Такая вот «принудительная колонизация». Оставшиеся, десятая часть спецпереселенцев, были интересным материалом. Получив совершенно неожиданно второй шанс выбиться «в люди», они вцепились в этот шанс бульдожьей хваткой. Работали сутками, затем пытались открыть собственное дело, снова прорваться наверх. Некоторые прорывались. Один полковник-гаишник, погоревший на оформлении угнанных тачек, отработав год вальщиком леса, неожиданно вспомнил, что окончил автодорожный техникум. Через год он уже был главным механиком лесхоза, а еще через три – заместителем директора по техническим вопросам крупной лесопромышленной компании.
Хозяин кафе «Бриз», где работала Лиза, Олег Варин, коренастый седовласый мужик, принадлежал к той же редкой бульдожьей породе «бывших», пробивающихся наверх, несмотря на удары судьбы. Когда-то Варин носил мундир милицейского полковника и трудился не покладая рук в ОБЭП Кировского УВД города Санкт-Петербурга. Наработал полковник, таким образом, на четвертак с конфискацией и, поменяв мундир на робу, убыл в славный Хабаровский край навстречу новой жизни…
Ему повезло – Варин попал в первую волну спецпереселенцев и урвал свой кусок. Отработав три года в тайге, на промысле грибов и ягод, он открыл кафе. Денег скопил, буквально перебиваясь на хлебе и воде, но кафе «Бриз» тут же стало лучшим в округе. Как-никак Варин по питерским кабакам походил изрядно и попытался сделать «Бриз» приличным местом, несмотря на глушь.
Тогда же Варин встретил Лизу Корзун, бывшую работницу псковской таможни, попавшуюся на взятках вместе со всем отделом. К моменту встречи с Вариным Лиза работала на ферме, убирала навоз за коровами и свиньями местного олигарха Угольникова. Как бывший мент разглядел красавицу в чумазой замухрышке, одному Богу известно. Но через неделю после их первой встречи Лиза уже работала администратором в его кафе.
Ну и спала с ним, конечно. Законная супруга Варина, едва узнав о сроке и пожизненной ссылке, тут же разорвала с ним все отношения и запретила общаться с детьми.
Артему Лиза тоже запала в душу. Крепко запала. А пластуны – не те люди, чтобы откладывать дела на потом, если можно их сделать сейчас.
– Ты во сколько заканчиваешь, Лиза? Я тебя встречу, – утвердительно сказал Артем, заранее понимая, что девушка начнет артачиться.
– Нет, что вы, господин майор, – громко запротестовала Лиза и отрицательно покачала головой, тогда как в васильковых глазах прыгали дикие, озорные чертики… Мол, рискни, майор…
Пшеничный рискнул. Навел кое-какие справки о месте, где она работает, с кем живет, и через неделю подкатил на своем праворуком дизельном рыдване ISUZU BIGHORN. Этот внедорожник он купил здесь, на Дальнем Востоке, взял старичка, эксплуатировал его нещадно, в надежде добить раньше, чем его отзовут обратно, на Северный Кавказ.
Открыл дверь, в руках букет роз, купленных в Хабаровске, подвалил к Лизе, взял за локоток и сказал:
– Прыгай в машину. Вещи собирать не надо, я тебе новые куплю.
– А-а-а-а-а работа? – от удивления стала заикаться Лиза. – Жить на что буду?
– Не боись, все схвачено – будешь у нас работать. На территории части – вольнонаемной. Я уже все обкашлял…
Так в его холостяцком жилом блоке появилась королева. Жизнь потекла в другом ритме, но Артем чувствовал, что опрокинутый им Варин, у которого он отбил девушку, это дело так не оставит.
Встретили они Варина спустя четыре месяца после того, как Лиза стала жить у него. На выезде из Князь-Волконского джипу Пшеничного перегородили дорогу два «сотых» «Круизера». На дорогу вышло шесть человек. Депутат Угольников и пятеро подручных. Варина, естественно, не было. За него вписался колхозный олигарх.
– Майор, ты нехорошо поступил. Так дела не делают. Ладно Варин – тварь бессловесная, но Лиза и у меня работала. Ты ее просто забрал, мне Варин за нее денег должен. Две штуки баксов.
– Ты че, бродяга? – Уступать Пшеничный не собирался. – Куда лезешь, болезный? Не твое собачье дело, кто с кем живет! Ты меня понял?
– Это тебе так кажется, майор, – злобно оскалился Угольников. – Интересно, что скажет прокуратура, узнав о похищении человека военнослужащим? Вот… – Угольников помахал какой-то бумажкой. – Это заявление о похищении. Она хоть и ссыльная, а права у нее тоже есть. Прикинь, майор, что тебе твое начальство скажет. Ведь проверка прискочит – всю бригаду раком поставят… И никто не обратит внимание, что это заявление – полная лажа. Пока разбираться будут… Да и зачем она тебе, чего карьеру ломать?
Здесь Угольников как в воду глядел. Едва Лизавета стала с ним жить, майора тут же вызвали в отдел контрразведки бригады. Бригадный особист, майор Игорь Панкратьев, хоть и был свой в доску парень, тоже из «кавказцев», не раз ходивших с терскими пластунами «за речку», но службу свою знал туго:
– Ты, Артем, на фиг сюда, в бригаду, ссыльную приволок? Гостиниц мало?
Пшеничный набычился и веско ответил:
– Тебе что? Есть что-то конкретное, предъявляй! А так, чего лясы точить?
– Артем, если контрразведка тебе что-то предъявит, ты же сам понимаешь, разговор в другом месте будет…
– Ну, раз нечего, тогда я пойду… Ага…
Пшеничный сплюнул на обочину и сделал шаг в сторону перекрывших дорогу крепышей.
– Не дури, майор! Она того не стоит, – миролюбиво попросил Угольников. Мужик он здоровый и не из трусливых. Стоит на ногах крепко, с одного удара не сшибешь.
Еще один шаг, еще полшага, и вот уже вся кодла – на расстоянии вытянутой руки. Где-нибудь на Юге Руси или в Центре никто не посмел бы «забить стрелку» армейскому офицеру и угрожать. Но здесь, на восточной окраине Руси, закон – тайга, прокурор – медведь, и люди соответствующие.
Хрясь! Угольников прервал речь, запрокинул голову и стал валиться на руки своих шестерок. Что-то взорвалось в боку, здорово пнули… Больно как, сука!!!
Руку в карман, блеснула остро отточенная сталь, «последний рубеж обороны» – немецкий складной нож, отличный «золингеновский». Секущий удар по ляжке ближайшему бычку в спортивном костюме: попрыгай на одной ножке, урод.
Тут Артем пропустил прямой удар в переносицу – аж искры из глаз. Отмахнулся ножом вслепую, зацепил что-то мягкое. Противник взвизгнул.
Клубок человеческих тел, катающийся по проселочной дороге, удалось расцепить только прибывшему милицейскому патрулю. Местные, унося на руках Угольникова, попрыгали в «крузаки» и дали газу, Пшеничный, сильно помятый в драке, был препровожден в околоток.
– Повезло тебе, майор, – сочувственно сказал сержант. – Темно было, а то точно бы насмерть затоптали. Это ты лихо от фар в сторону отпрыгнул.
Ответить Артем не успел. Входная дверь распахнулась, и в околоток протиснулся огромный, медведеобразный мужичара с копной рыжеватых волос и в серой милицейской форме.
Сержант тут же заткнулся, вскочил и вытянулся, словно струна. Понятно, сам господин пристав прибыл, как там его? Во – Макаренко!
Следом дверь хлопнула еще раз. Следом за приставом вошел бригадный особист Панкратьев. С ухмылочкой через всю свою хитрую морду. В дверном проеме замаячили внушительные фигуры пластунов, кажется, в полном боевом снаряжении, даже в тактических шлемах.
Пристав Макаренко смотрел на Артема, словно на лучшего друга или родственника, которого не видел лет десять. Сияя улыбкой на «миллион баксов», пристав всем своим могучим телом рванулся к клетке для задержанных и, распахнув ее, заорал:
– Выходите, господин майор! Произошло досадное недоразумение! Я накажу виновных. И сейчас же! – Повернувшись к опешившему сержанту, пристав завопил что-то в стиле: «сгною дурака».
Пшеничный его уже не слушал. Вышел из клетки, пожал руку особисту:
– Как узнал? Я позвонить не мог, труба – в щепки.
– Да что тут узнавать-то, Пшеничный?! Ты парень дисциплинированный и вдруг пропал. На звонки дежурного не отвечаешь. Ну я сюда, думаю, застрял где-то по дороге…
– А чего «комендачей» с собой притащил?
– Для огневой поддержки! – хохотнул Панкратьев. – У меня в машине сканер на полицейскую волну настроен. Слышал, как этот… – матюгнувшись, Игорек махнул рукой в сторону бледного сержанта, – по рации сообщал начальству о драке и о задержании офицера. Тут мне все понятно стало. Я «комендачей» свистнул, и сюда. По дороге с приставом связался, объяснил ситуацию.
Как Игорек умеет разъяснить ситуацию, Пшеничный знал по совместной службе на Кавказе. Любой пойманный, несгибаемый «волк ислама» ломался где-то через час после начала «разъяснений» особиста.
– Что случилось, Игорь? – спросил Артем офицера контрразведки, когда оказался в «Тигре». Сзади плелся его старый внедорожник, управляемый одним из пластунов.
– Боевая тревога. Это раз. И что-то случилось в Европе – это два.
Через неделю стало понятно: все гораздо хуже, чем он думал. Дело медленно, но верно шло к широкомасштабной войне. Может, даже мировой. Артем на этот счет никаких иллюзий не питал. Побывав в переделке на Украине, он понимал, что бои в Крыму – это некий пролог более грандиозных событий. Теперь эти события проявились, как айсберг на пути «Титаника».