– Боюсь предположить, за что отвечают остальные клавиши, – сказал Снайпер. И, заметив, как дрогнули веки Рэдрика, произнес: – Вставайте, граф, нас ждут великие дела. Вернее, одно великое дело – как можно скорее свалить отсюда…
Внезапно сверху раздалось странное шуршание, словно кто-то включил мощные динамики и пододвинул к себе микрофон. Следом из-под потолка раздался знакомый неприятный голос Сэма Дугласа:
– Искренне сожалею, Валентин, что вы приняли столь нелепое решение. Я же вам говорил, что из комплекса сбежать невозможно. Впрочем, вы всегда были идеалистом, но на этот раз, поверьте, у вас ничего не получится. Из лаборатории есть только один выход, в настоящее время перекрытый стальной многотонной гермодверью. Так что вам все равно придется работать на меня, только на этот раз, как я понимаю, в качестве говорящей головы, отделенной от тела. По крайней мере тогда я буду точно уверен, что вы не наделаете глупостей. Минут через пятнадцать к вам в гости наведается бригада специалистов по предварительной подготовке объектов к научным исследованиям, так что у вас вместе с этими подопытными есть немного времени для того, чтобы продумать план побега. А я, с вашего позволения, понаблюдаю за этим консилиумом.
Из-под потолка раздался мерзкий смешок.
– Смеется тот, кто смеется последним, – заметил Снайпер.
– Остроумно, – расхохотался невидимый Дуглас. – Видимо, это какая-то русская поговорка, да? Скажите, у вас в мозгу еще много подобной веселой информации? Просто я не думал, что у сталкеров-собирателей вообще есть мозг, до сегодняшнего дня меня интересовали только их способности по приспосабливанию к агрессивной среде Зоны и выживанию в ней. Ну, что ж, с сегодняшнего дня я плотно займусь изучением сталкерских мозгов, и вы, уважаемый, будете первым. Можете заранее гордиться своим вкладом в науку…
Дуглас говорил что-то еще, а Снайпер тем временем внимательно осматривал потолок лаборатории. Так. Четыре камеры по углам, каждая в своей нише, защищенной прозрачной полусферой, вероятно, сработанной из толстого бронестекла. Такое только из гранатомета разнести можно, пожалуй, даже бронебойной пулей эдакий колпак не взять. Грамотно обставился этот вивисектор, ничего не скажешь. На все случаи жизни.
– Скажите, доктор, – вполголоса обратился Снайпер к Пильману. – А у вас нет никаких соображений насчет того, как вырубить видеокамеры в помещении?
Доктор окинул лабораторию слегка рассеянным взглядом.
– Так-так. Ну, я вижу здесь автономный лабораторный газовый лазер. Если разобрать несколько портативных спектроскопов, можно будет достать из них стеклянные призмы. Потом закрепить их на лабораторных штативах, включить лазер и попытаться расставить призмы так, чтобы луч лазера, преломляясь в призмах, рассеивался, последовательно попадая в объектив каждой из камер. Пока лазер светит в объектив, камеры ослеплены. Очевидно, что камеры высшего уровня защиты при наших возможностях испортить физически невозможно. Но, пока светит лазер, для систем видеонаблюдения мы невидимы, их матрицы будут засвечены намертво, даже если у камер механические ирисы…
– Слишком… сложно, – раздалось за их спинами.
Пока Пильман излагал свой способ ослепления видеокамер, Шухарт успел вылезти из автоклава. Его слегка пошатывало, но на ногах он держался достаточно твердо.
– Слишком сложно… док, – повторил сталкер, с трудом ворочая языком. – И долго. Как я понимаю… у нас в запасе меньше четверти часа.
– Ну, тогда я пас, – развел руками Пильман. – Больше ничего в голову не приходит. Разве что покидаться в камеры колбами с концентрированной соляной кислотой, но пока я вижу только одну вон на том столе, с надписью маркером «HCl»…
– А я вижу… молоток, – сказал Шухарт. – Вон там.
Действительно, на одном из столов среди инструментов очевидного назначения и не очень лежал никелированный хирургический молоток, довольно массивный с виду.
– И что? – не понял Пильман. – В камеры им будем кидаться?
Вместо ответа Шухарт обвел взглядом помещение, словно хотел убедиться в своих догадках.
– Это… точная копия главной лаборатории Института, – произнес он. – Похоже, одни и те же чертежи использовались… В Институте как-то проводка коротнула… и я как лаборант сопровождал электриков… Короче, от всех камер проводка идет в штробах по стенам… и сходится в одной точке…
– Понятно, – кивнул Снайпер. – Чтоб не морочиться, пробили одно отверстие, и через него протянули все провода от камер к пульту охраны.
Ему уже было значительно лучше – видимо, действие препаратов, которые в него успели закачать, было недолговременным. А может, только начали закачку, как тут Пильман вовремя подоспел. В общем, так или иначе, сил у Снайпера вполне хватило для того, чтобы подойти к столу, натянуть резиновые перчатки, после чего взять молоток и лежащее рядом хирургическое долото для трепанации черепа.
– Где? – спросил стрелок.
– Там, – ткнул пальцем Шухарт в крашеную стену, абсолютно белую и чистую, как совесть ученого, работающего ради науки и прекрасно понимающего, что для достижения результата все средства хороши.
Снайперу понадобилось всего несколько ударов, чтобы раскрошить штукатурку, под которой и вправду обнаружился пучок разноцветных проводов. Снайпер призадумался. Рубить проводку даже в резиновых перчатках дело небезопасное.
– Позвольте, молодой человек, – сказал Пильман.
В его руках была аккумуляторная хирургическая пила, напоминающая шуруповерт, из которой торчала жутковатого вида фреза для трепанации черепов.
– Ручка у нее прорезиненная, что для нашей задумки просто замечательно, – пояснил доктор, примериваясь к пучку толстых проводов. – Думаю, ничем другим с ходу толстую изоляцию не взять. Ну, да поможет нам Великий Атом.
И, нажав на спуск, всадил зажужжавшую пилу в провода.
Фреза моментом разлохматила пучок кабелей, из которых немедленно вылетел сноп искр. Но Пильмана это ничуть не обеспокоило. Он продолжал свое дело моментально почерневшей фрезой с невозмутимостью вивисектора, препарирующего жирного червяка, неизвестного науке.
Через несколько секунд частично сожженная фреза взвизгнула в последний раз, и пила заглохла намертво. Но дело было сделано. Из стены торчали остатки оплавленных проводов, похожих на тело обезглавленной гидры.
– Браво, Валентин, – раздалось из-под потолка. – Спасибо за урок. На будущее и проводке, и видеонаблюдению я уделю особое внимание. Но вряд ли вы что-то выиграли от того, что я теперь не вижу, а только слышу вашу возню. У вас осталось меньше десяти минут до прибытия спецгруппы. Потом я подниму дверь, и вам останется только лечь на пол и не дергаться. В противном случае каждый из вас получит по пятьсот тысяч вольт из стреляющих электрошокеров моей собственной конструкции. Или по пуле для наименее ценных, но наиболее опасных членов вашей группы – думаю, вы понимаете, кого я имею в виду.
– Дверь поднимет, – произнес Пильман, задумчиво глядя на многотонную плиту из броневой стали, перегородившую единственный выход. – Н-да, получить полмегавольта для человеческого организма есть весьма плачевная перспектива. Кратковременное воздействие на него такого напряжения тока это и ожоги хорошие, и паралич долгий и очень болезненный, и сердце может зацепить. Но самое неприятное – эдакий разряд может повредить мозг, что лично для меня будет серьезной трагедией. И уж тем более в моих планах на сегодня скоропостижная смерть не значится.
Снайпер взглянул на маленького ученого с невольным уважением.
– Неплохо, док, – сказал он. – Вы рассуждаете как настоящий сталкер.
– Не знаю, как расценивать ваши слова, – прищурился Пильман. – То ли похвалили, то ли отругали. Но, как бы то ни было, вернемся к сути вопроса. Очевидно, что гермодверь предназначена для защиты от наружных нападений на лабораторию, а не внутренних, из лаборатории – на охрану комплекса. Я категорически не верю, что отсюда существует только один выход. Но для того, чтобы проверить это, нам нужно время, которого у нас нет. Исходя из чего, не могли бы вы вскрыть для меня вон тот силовой шкаф?
Снайпер взвесил в руке молоток, прикидывая на глаз толщину дверцы шкафа, стоящего неподалеку от гермодвери. После чего подошел к шкафу и несколькими ударами вскрыл дверь с надписью «Attention! High voltage! Hazard of electric shock!».[12]
– Неплохо, друг мой, – отметил Пильман, аккуратно беря со стеллажа объемистую колбу с бесцветной жидкостью и надписью «HCl». – Теперь рекомендую зажмуриться и не дышать.
И вытащил из колбы плотно притертую стеклянную пробку.
Над горлышком колбы немедленно образовался легкий дымок. В памяти Снайпера всплыло, что это вроде как пары хлороводорода, которые, притягивая влагу воздуха, образуют туман, экстремально раздражающий глаза и дыхательные пути человека. Во время Первой мировой от такого тумана, используемого как отравляющее вещество, немало народу умерло. Впрочем, доктора это не смутило. Пильман взял колбу за донышко и ловко швырнул ее внутрь шкафа, словно всю жизнь тренировался в метании «коктейлей Молотова».
Сначала задымилось. Потом завоняло жутко, хотя сталкеры и закрыли рукавами органы дыхания. Потом из шкафа вылетела нехилая молния, после чего красный огонек над дверью погас. Правда, дверь ни с того ни с сего стала выглядеть немного размытой, словно перед ней появилась какая-то прозрачная субстанция, слегка колышущаяся в воздухе, наподобие легкого марева над асфальтом в жаркий летний день.
– Поздравляю, Валентин, – издевательски хохотнули динамики сверху голосом Сэма Дугласа. – В результате мозгового штурма вы заработали отсрочку в три минуты до того, как система перезагрузится и запустит резервный генератор, находящийся с нашей стороны. Также, в качестве бонуса, с вашей стороны перед дверью автоматически создана искусственная смертельно опасная аномалия, что предусмотрено как раз для таких вот случаев. Поэтому не рекомендую пытаться подходить к двери до того, как она откроется – если, конечно, никто из вас не желает быть скрученным в жгут, словно мокрая тряпка.
– Мясорубка, – еле слышно произнес Шухарт.
– Вы точно уверены, док, что если даже мы найдем ваш гипотетический второй выход, он тоже не будет перегорожен аномалией? – негромко поинтересовался Снайпер.
– Даже если и так, мы по крайней мере попытались, – произнес Пильман. Правда, на этот раз в его голосе от былого энтузиазма не осталось и следа. – Но все-таки мне безумно интересно, как Сэм научился генерировать аномалии.
– А я предлагал вам сотрудничество, – со вздохом сожаления произнес динамик под потолком. – Много бы еще чего интересного узнали. Но этот секрет я вам, так и быть, открою. Я уже несколько лет плотно сотрудничаю с теми, кого вы называете «пришельцами». Помогаю им обустраивать новые Зоны в разных местах планеты, а в уже созданных Зонах – открывать и поддерживать постоянные, хорошо замаскированные порталы. Ну ладно, прилично замаскированные, типа «Бродяги Дика», которого вы умудрились уничтожить вчера вместе с боевой десантной группой Пришельцев, что само по себе достаточно удивительно. Так вот, от моих друзей по ту сторону границы миров я узнал совершенно точно, что аномалии – это просто побочный продукт отходов их производства, которые мы называем артефактами. Типа вони, которая непременно прилагается к качественно протухшей дохлой кошке. Правда, вонь не существует отдельно от кошки, в отличие от аномалий, которые, зародившись однажды, могут совершенно свободно жить, расти и охотиться сами по себе. Вы удовлетворены данной информацией, коллега?
– Вполне, – кивнул Пильман, словно Дуглас мог его видеть. – Мы догадывались о чем-то таком, когда облучили объект «77-Б» рентгеновскими лучами под углом восемнадцать градусов. Тогда обычная стандартная «пустышка» принялась испускать поток квазитепловых электронов под углом двадцать два градуса…
Странно было Снайперу наблюдать, как маленький ученый с увлечением обсуждает научные вопросы с человеком, обманувшим его и поставившим перед нелегким выбором – смерть или рабство. Но ученые есть люди неординарные, живущие в каком-то очень своем мире, где ценность имеет лишь наука, а все остальное – частности. Но потом стрелок невольно отвлекся от беседы двух фанатиков своего дела, так как Шухарт повел себя еще более странно.
Он вдруг застыл на месте и закрыл глаза, будто заснул стоя. Странная, неестественная, нелепая поза, хотя вроде на первый взгляд ничего необычного. Ну стоит себе сталкер на месте, и ладно. Захотелось ему так. Только мышцы лица подергиваются, будто живут сами по себе, отдельно от враз окаменевшего тела. Очень жутко смотреть на такое, даже невозмутимый Пильман замолчал, уставившись на Рэдрика, словно видел его впервые.
А Шухарт внезапно сделал шаг вперед. Потом другой, третий. Словно механическая кукла с деревянными ногами, лишенными коленных суставов. Неуклюже, того и гляди грохнется со всего маху на пол, выложенный белой плиткой. Но нет, не упал, даже еще раз шагнул…
– Осторожнее, – тихо произнес Снайпер, тоже делая шаг вперед. Потому как до «мясорубки» Шухарту всего ничего осталось, пара футов, не более. Еще немного, и аномалия схватит человека и уничтожит в мгновение ока. Вон как потянулась вперед, почуяв добычу, аж воздух задрожал от невидимой вибрации…
И тут Шухарт заговорил… Не своим голосом, без интонаций, глухо и монотонно:
– Кто… вы? С кем я… говорю?
– Что это с ним? – тихо и как-то растерянно произнес Пильман. – Это не его голос…
Но Снайпер уже подошел к Шухарту и, встав рядом, твердо ответил:
– Мы – люди. Жители этой планеты. Разумные существа, которые не хотят войны.
– Не… заметно, – произнес Шухарт, хотя при этом его губы не двигались. – Совсем недавно… на вашей территории… погиб наш десантный отряд…
– Мы оборонялись, – отрезал стрелок. – Защищать свою жизнь есть право любого существа в любом из миров.
– С ума сойти… – пробормотал Пильман. – Это точно не Рэдрик. Но тогда с кем вы говорите? С Зоной? С Пришельцами? И как? Через аномалию и вашего друга?
Но Снайпер не удостоил ученого ответом, так как прозвучал новый вопрос, заданный Шухартом – или тем, кто говорил через него, облекая свои мысли в человеческие слова:
– Да, это так… Защита жизни священна… Мы ошибались, считая, что в вашем мире нет разумной жизни… И дорого заплатили за эту ошибку… Можем ли мы чем-то помочь… братьям по разуму?
– Запросто, – произнес Снайпер. – Нам нужно переместиться в пространстве примерно на пару километров отсюда. Сможете это устроить?
В механическом голосе послышалась слабая нотка удивления.
– И это… все?
– Этого будет вполне достаточно, – сказал Снайпер.
– Что вы делаете? – прошипел Пильман. – Он спрашивает о гораздо большем. Вы же можете облагодетельствовать все человечество!
– Вам не хватило счастья для всех даром в одном отдельно взятом городе? – негромко поинтересовался стрелок. – Теперь вы хотите того же для всех людей планеты? Тогда уж точно никто не уйдет обиженным. Потому, что уходить будет некуда.
– Странное желание… – произнес голос. – Но осуществимое… Перед вами то, что вы называете аномалией… один из побочных продуктов нашего производства, в данном случае перераспределяющий… массу биоединицы наиболее рациональным способом в многомерном пространстве… Существует множество источников гравитационных уплотнений… Биоединицы вашего вида считают, что источник уплотнения единственный… Для вашего трехмерного мира – да, он единственный… Но во множестве иных миров и измерений картина совсем другая…
– Невероятно! – пробормотал Пильман. – Сейчас он говорит о распределении Лапласа, о произведении функции Набла на саму себя. Спроси его, чем можно изменить дивергенцию нашей точки поля, чтобы появился сток?
Снайпер посмотрел на ученого задумчивым взглядом, словно сомневаясь, сможет ли он с первой попытки повторить такое. Но повторил, и даже ни разу не запнулся.
– В вашем мире для этого нужно высокое напряжение… и палладиевый катализатор, – произнес Шухарт по-прежнему жутким, чужим голосом.
Пильман хлопнул себя по лбу.
– Скорее назад! Я видел в лаборатории трансформатор Теслы и, похоже, там были палладиевые стержни.
Снайпер бросился следом за ученым, на ходу пытаясь прозондировать почву:
– Что происходит, черт возьми? С кем мы сейчас разговариваем? И почему заткнулся ваш Сэм Дуглас?
– Да я сам ни дьявола не понимаю, – признался Пильман. – Это то ли ученый-пришелец, то ли они все там такие умные в созвездии Лебедя или еще бес знает где. Но этот контактер явно сочувствует людям, и это сейчас для нас главное! Ваш друг, видимо, обладает особой сверхчувствительностью, позволяющей ему посредством аномалии служить своеобразным проводником между мирами. А Дугласа то ли отрубило в момент контакта из-за скачка энергии, то ли сидит и лихорадочно записывает всё, что слышит. Во второе мне верится больше, он же все-таки ученый. Ну-ка, помогите мне, молодой человек. Не пойму, зачем им в лаборатории такая аппаратура. Ну, положим, трансформатор Теслы нужен в лаборатории для пыток высоким напряжением, а палладиевые стержни зачем?
– Может, для электролиза? – предположил Снайпер, наваливаясь на тележку с массивным прибором. – Получают посредством него всякие токсичные газы для отравления и удушения людей.
– Креативно мыслите, господин сталкер, – одобрительно кивнул Пильман. – В свете всего происходящего, думаю, вы недалеки от истины.
Тележку с волочащимся за ней толстым кабелем к «мясорубке» подкатили довольно быстро. Пильман включил рубильник трансформатора и аккуратно двинул тележку вперед. До аномалии оставалось не более полуметра, когда Пильман взял в руки два длинных провода, ведущие от трансформатора, и забросил их концы прямо в аномалию.
Несколько секунд ничего не было. «Мясорубка» зачастую вообще не реагирует на посторонние неодушевленные предметы, вторгающиеся в контролируемое ею пространство. Но тут вдруг она ожила…