2011 г.
Финик
Давным-давно, когда лето и отношения между людьми были теплее, а дружба и зимний мороз крепче, когда широкая наша страна еще оставалась шестой частью суши, а единую европейскую валюту еще не изобрели…
Вам это ничего не напоминает? Подобным образом начинает свои истории автор книги «Акушер-Ха» Татьяна Соломатина. Она человек с юмором и, думаю, не обидится, что я решила начать свою байку в таком же ключе. Потому что это будет байка.
Итак, давным-давно, а конкретно – чуть более двадцати лет назад, на наших позднеперестроечных просторах свирепствовал дефицит, но жители сопредельной страны Суоми все равно ездили на уикэнд в Выборг, потому что водка у них была дорогая, а по выходным ее вовсе не продавали. У нас тоже не продавали, то есть продавали только по талонам, две бутылки в месяц на лицо, но каким-то образом и наши трезвенниками не стали, и «финики» на глаза попадались все больше выпившие. А ездило их тогда на историческую родину превеликое множество – сейчас-то меньше…
Приграничный Выборг всегда к ним со всей душой, а в те смутные времена – особенно. В школах и без оных жители язык изучали, фарцовщики и проститутки по-фински лопотали, тетки на рынках (вовсе на этнических финнок не тянущие) бойко тараторили, расхваливая собственноручно закатанные огурчики, сало, грибы лисички, цветы гладиолусы и вязанные крючком из простых ниток чепчики и шляпки. Чем богаты, тем и рады, все для дорогих гостей, можно за марки, а можно и за рубли, но дорого. Ошарашивающе дорого для нас получалось, за литровую-то банку огурцов! Больше выборжанам предложить было особо нечего. Разве что водку перепродать из-под полы.
Может, в ресторанах ее тогда и без талонов подавали, я не в курсе. Не ходила я тогда по ресторанам. Мне вертеться надо было, продукты хоть какие детям-мужу добыть, урвать что-то без талонов, карточки отоварить. Для тех, кто не знает или забыл – прилавки магазинов в те времена были пусты, что продуктовые, что промтоварные. Но, поскольку дружба тогда была крепче, все как-то более-менее устраивались: чем могу – помогу, ты мне – я тебе… В результате всерьез не голодали. Например, мой муж чинил машину приятелю, мяснику диетического магазина. Со стороны торгового зала отдел его выглядел грустно: до блеска вылизанные витрины холодильников, морозящих пустоту. Но, предварительно договорившись, можно было заглянуть с черного входа, пройти по темному вонючему коридору в разрубочную и, вздрагивая от каждого шороха (вдруг накроют?), совершить обмен «деньги-товар». Причем без переплаты. Я за это почитала мужниного приятеля (симпатичного парня, вовсе не походящего на хрестоматийных мясников) настоящим другом и благодетелем и удивлялась, как при такой кристальной честности у него и мебеля, и видики, и автомобиль почти новый (помните советских времен тост: «Чтоб у нас все было, а нам ничего за это не было»? Впрочем, он и сейчас вполне применим). На что муж мне, тогда совсем еще наивной, объяснял, что друг наш хоть и не господь бог, зато умеет из одного килограмма парного мяса сделать полтора кило мороженного или там фарша. Я удивлялась, ужасалась и стыдилась. Честно – стыдилась, что принимаю в этом участие. Но, как говорится: голод не тетка, каждый устраивается, как может – тем более, имея двоих детей. К слову, перед концом Советского Союза даже с помощью этого друга не всегда удавалось мясные талоны отоварить. Ну да ладно, дело прошлое, друг тот давно не друг и не мясник, в магазинах мяса завались, и слава богу.
И все же, несмотря на дефицит, собирались мы в те времена с друзьями часто, и веселились, и стол ежиком, потому что каждый считал своим долгом внести лепту.
Но ближе к сути, пора рассказывать байку. История правдивая, однако, не зная, как к этому отнесутся ее участники, назову всех вымышленными именами. Героиня будет Леной, муж ее Александром, а друзей, приехавших в том далеком июле к ним на дачу, поименую по ходу дела.
За пару лет до того герои наши приобрели дом под Выборгом в качестве дачи. Старый, финский еще дом, как позже выяснилось, родовое гнездо министра, заправлявшего финскими финансами в течение многих лет. Как вам известно, по тому же фильму «За спичками», финны любили селиться на хуторах, и дом этот тоже стоял уединенно, от ближайшего поселка Соколинское (при финнах Нуораа) в полутора километрах. По этой причине – простор, свобода, никаких тебе соседей в десяти метрах; да еще речка рыбная в пределах шаговой доступности, лес через дорогу; а за огорожей из жердей просторный луг, по которому гуляют колхозные коровки – не только хозяева свою дачу любили, но и многочисленным друзьям она очень нравилась, и, несмотря на дальность от Питера, места их общего постоянного проживания, они частенько в гости наезжали. Ни у кого из них собственных дач не было, только родительские – а это, согласитесь, совсем не то, для молодых-то людей.
Лена порой бурчала, что это не дача, а проходной двор, что она только и успевает постельное белье стирать да посуду мыть, однако женщиной была гостеприимной, поэтому устраивала свой быт так, чтобы как можно большему числу гостей было удобно. Посуды навезли, кроватей раздобыли, стол такой, чтобы дюжина, пусть даже и чертова, за ним могла разместиться. Гости тоже молодцы, по хозяйству помочь не отказывались. Как-то не принято было на пластиковых стульях или в шезлонгах под полосатым тентом восседать, потягивая пиво или винцо, да и тентов со стульями тогда, если вспомнить, не было. Пиво было, баночное – в трехлитровых банках. Привозили, а как же! Под собственного вяления рыбку – святое дело! Под копченую – тоже пойдет. Правда, Лена пива не пила. Предпочитала крепкое – в разумных пределах. Сашка, тот после четвертой-пятой рюмки о разуме забывал, а дальше – понеслась душа в рай, и порой неприятные казусы случались, за что Ленка его, естественно, пилила, но по прошествии времени вспоминала со смехом. Потому что мужа любила, и жили они душа в душу. Да и если объективно рассудить, случались такие казусы лишь изредка, чаще Сашка правильно воспринимал красноречивые взгляды жены и умел остановиться.
В тот раз народ на даче собрался не просто так, а по поводу. Праздновали тридцатый день рождения Димочки. Естественно, он приехал с женой Любой, женщиной трудолюбивой и хозяйственной, за что Лена ее уважала и ценила. Люба без дела никогда не сидела: то грядку с клубникой прополет, то посуду помоет, то на обед что-то вкусненькое соорудит, буквально из топора. Кое-какие рецепты Лена у нее переняла и до сих пор пользуется. Еще приехали два институтских Сашкиных друга, Коля и Сергей, с любовницами. Лена друзей не осуждала и рот держала на замке, даже когда с женами появлялись. Зачем людям жизнь портить? Иногда неведение – благо. Но, зная наверняка, что ее муж нигде не появится с любовницей по причине отсутствия таковой (да и где он появится, вот он, всегда перед носом!) тихо гордилась и радовалась про себя, что семья у нее крепкая, не то, что у других. Еще недавний знакомый Андрей приехал с женой Олей. Ну и, само собой, лепший кореш, сосед по даче. Да, забыла сказать, дом-то на двоих купили. А что? 107 метров общей площади (плевать, что ветхой – были б руки!) плюс 48-метровая пристройка, два входа. Тогда казалось, что очень даже просторно. Позже выяснилось, что нет, но это уже другая история.
А в этот субботний день все были молоды, веселы и пьяны. Как водится, мужчины сходили на рыбалку и, вероятно, что-то поймали, а не поймали, так в сетки попалось. Обычно в этом доме рыба на столе не переводилась. Еще, само собой, был шашлык. Для него хозяева выбрали чудное местечко – небольшое каменное плато перед спуском к реке. Два плоских валуна служили столами, гости расположились на мягкой мураве пригорка. За ним, за рябиной и столетними лиственницами скрывался дом. И даже автобусной остановки из-за бугорка не видно, а машины по шоссе в то время редко проезжали. Только простор в три стороны, да широко раскинувшаяся в этом месте блестящая лента реки – до мельчайшей подробности, до листочка копирующая березовый лес на том берегу и голубизну высокого летнего неба. Красотища! Чем не «пленэр»? Так Лена с Сашей и называли это место на своем немереном, не меньше гектара, ограниченном только дорогой, рекой и выпасом участке. Вечером на пленэре было шумно. Именинника чествовали неоднократно, уже и считать устали, сколько, но Лена, заметив, что муж точно со счета сбился, полбутылки водки за камни прибрала, рассудив, что завтра не ему одному будет плохо. А где ж утром водку возьмешь, талонную-то? Все привезенное на каменном столе выставлено. Незаметно, под шутки и хохот на землю опустилась белая ночь, и компания решила переместиться в дом, доедать и допивать там. Очень уж надоело отмахиваться от осатаневших комаров. Да и чайку бы не мешало, тем более Любка где-то раздобыла набор «Ленинградских» пирожных в большой коробке с прозрачным окошком. (Для не ленинградцев: это миниатюрные пирожные разных сортов, примерно в масштабе 1/10 от настоящих. Питерский бренд. И сейчас такие есть, только те были вкуснее. Или мне только так кажется?)
Водку допили уже в столовой, за большим столом. Пока чай-пирожные, Лена стала прикидывать в уме, кого и где разместить. И, главное, куда пристроить собственного мужа? Потому как спать с ним сегодня в одной постели она не собиралась, себе дороже. Во-первых – будет храпеть, пьяный он всегда храпит, а во-вторых – приставать начнет, а оно ей надо? К тому же на соседней кровати восьмилетняя дочка спит. Она заглянула в комнату. Точно, спит. Вот молодец, и когда улеглась? Лена и не заметила. Сама, выходит, тоже пьяна. Немудрено, после шести-то часов праздника.
Прихватив покрывало со своей постели, Лена с уговорами повлекла Сашку в сторону лестницы наверх. Он немного поартачился, но, заметив в руках у жены покрывало и вспомнив о куче душистого сена на чердаке, в голове его, похоже, забрезжила идея, которую Лена, естественно, одобрить не могла и не одобрила, а, кинув подстилку, толкнула на нее муженька. Сама уселась рядом и, поотбивавшись немного от ищущих рук, поболтав минут пять-десять на всякие-разные темы, дождалась – затих.
«Слава богу, – вздохнула она, – одной головной болью меньше! Теперь можно и о гостях позаботиться. Андрея с женой пусть сосед забирает, он больше его друг, чем Сашкин. Кольку и Сережку с подругами во вторую спальню – правда, один из диванчиков там узковат. Ну, ничего, не валетом, так бутербродом. Мы с Сашкой и на железнодорожной полке вдвоем умещались. Димочку с Любой на диван в столовой, стол только немного отодвинуть…»
Ступив на ведущую вниз лестницу, она столкнулась с Димочкой, который поднимался ей навстречу с байковым одеялом в руках.
– Ты кому это одеяло?..
– Надо его уложить, – объяснил Дима.
– Да я уложила. Спит уже, – Лена говорила о муже.
– Кто? – вопросительно поднял брови друг.
– Сашка. Внизу на всех места хватит, кого ты эвакуировать собрался?
– Финика.
Тут уж пришел Ленин черед удивленно поднимать брови. Какого еще финика? Откуда он взялся? Она прекрасно понимала, что речь не о плоде с заморской пальмы, а о жителе сопредельной, такой близкой (до Выборга 7 км, а там – рукой подать) страны.
Оказалось, пока она нейтрализовывала супруга, во двор к ним приблудился финн. К ним часто кто-то забредал, в единственный дом на восьми километрах шоссе. Забор условный, калитка хлипкая, ворота вообще цыганские – жерди поперек, вынь да иди. Раз солдатики-дезертиры забрели, от дедовщины сбежавшие. Пару одеял им дали, они переночевали у костра, и дальше, бежать от армейских реалий. В другой раз девица пьяная. Та, правда, сама под одеяло забралась, к соседскому тестю. Он в кухоньке ночевал, от входной двери направо, вышел на рассвете до ветру, а это заведение чуть поодаль от дома располагается. Вернулся, а топчанчик занят! Девица приглашает: «Ложись, дедок, места хватит!» Насилу он ее вытолкал. Смеху было! Случались еще нежданные визиты, и курьезные, и вовсе даже нет. Ну, да речь не о них.
Войдя в столовую, Лена застала такую картину. За столом сидит финн, хорошо за сорок, тощая жердина под два метра ростом, и улыбается во весь вставной рот. Рожа явно нетрезвая. И вид соответствующий. Грязная футболка, мокрые в разводах тины белые штаны, носки и никакой обуви. Только не подумайте, что он снял обувь, входя в помещение. Ее никто не снимал – народу столько толкалось, что тапок не напасешься, а заставлять босиком ходить, так это полы каждый день намывать. Лена на такое была не способна. Ребята объяснили, что Финик так и пришел, мокрый снизу до пояса и в носках. Они уже сбегали, поглядели. На пляжике у речки ни кроссовок, ни ботинок нет, на обозримом участке шоссе – тоже. Но, несмотря на это, рожа Финика выглядела благодарной и жизнерадостной. Не дали русские люди пропасть в белой ночи, пустили под бывший финский кров бывшей исторической родины.
Кстати, вели себя в те годы финны более чем дружелюбно, на мой взгляд. Будто и не испытывали чувства исторической несправедливости. Я бы, наверное, на их месте испытывала. Не раз слышала, что приезжали они в места рождения своего, или предков, заходили в дом, знакомились с хозяевами, гостинец какой-нибудь оставляли. Наверное, замечали, как хреново живут русские в их бывших домах, вот и жалели – просто по-человечески. Некоторые к себе в Финляндию приглашали (тогда ведь не как сейчас, только по вызову можно было) и даже дружили семьями. Знаю случай, когда на вокзале старушке с палочкой (вовсе не нищенке, просто в пальто фасона пятидесятых) подали милостыню, пачку молотого натурального кофе. Старушка застыла на платформе, разинув рот, порываясь крикнуть вдогонку умчавшимся интуристам, что никакая она не побирушка, у нее и другое пальтецо есть, несколько раз всего надеванное, десять лет как новенькое в шкафу висит. Но рассудив, что вряд ли они русскую речь понимают, рот прикрыла, кофе в авоську кинула и к деткам пошкандыбала. Она-то сама кофе давно не пила (давление, чтоб его!) – так поспешила детей порадовать. Столько лет натурального кофе не нюхали, разве что баночный, из продуктовых наборов.
Вот и этот Финик по-русски не бельмеса не понимал. И по-английски, как выяснилось, тоже. Потому что на вопрос: «Do you speak English?» – радостно замотал пьяной своей головой: «No, no!» Впрочем, достал из барсетки через плечо писанное по-английски письмо, совал присутствующим в руки, тыкал пальцем: «Natasha, Natasha». Письмо никто читать не стал, решили, что оно от какой-нибудь шлюшки, коих уже в те времена по трассам вокруг Выборга полно торчало, и все норовили в интердевочки.
Финик лопотал много и возбужденно, и речь его звучала забавно. Помните Райво из «Особенностей национальной охоты»? Вот так примерно. Что, естественно, вызывало всеобщий хохот. И отвечали ему примерно в духе Кузьмича, то есть не понимая, о чем вообще речь, но рьяно. (Кстати, второй хрестоматийный фильм с теми же героями, о рыбалке, снимался в пяти километрах от места описываемых событий, но в те времена еще и до премьеры первого оставалось четыре года).
В ход пошли предположения. Может, Финик от группы отбился? Обычно они целыми стаями в автобусах ездят. А быть может, злодейка Наташа вызвала наивного чухонца к себе в гости, завезла на машине в безлюдное место (людными окрестности не назовешь), стукнула по голове (однако ран не наблюдается) и сбросила в речку, не подозревая, что об эту пору воды в ней «по это самое»? Тогда где обувь? А может, на нем новые кроссовки шикарные были? Вещь в бестоварное время нужная. Самой не подойдут – задвинуть можно, и недешево. А обобранного Финика нейтрализовать в речке, это ему еще повезло, что не бритвой по горлу и в колодец!
Посмеявшись вдоволь, безрезультатно попытавшись пообщаться с пострадавшим на языке жестов и пальцев, узнав, как его зовут, и тут же забыв как, все устали. Хозяйке вообще это надоело. Ей уже хотелось разложить всех по местам и завалиться в собственную постель.
– Надоела мне эта пьяная финская морда, – заявила она, наплевав на пиетет перед иноземцем и невзирая на то, что остальные морды ненамного трезвее.
– Точно, – поддержал плохо держащийся на ногах Колька. – Пьяная финская морда! Как по-английски будет «пьяная морда»?
Все дружно наморщили лбы, хотя кое-кто в школе изучал вовсе даже немецкий. Вначале показалось, что азы, заложенные в школах и институтах, улетучились из всех голов одновременно и напрочь. Но настоящие знания не пропьешь, и общими усилиями, после споров и переговоров, построили словесную конструкцию: «drunken face», которую и озвучили в лицо ошалевшему от всеобщего веселья Финику. По-видимому, ничего оскорбительного для себя тот не почуял, потому что заулыбался еще радостнее, закивал и даже пару раз с сильным финским акцентом (то есть помножая каждую гласную на два, что финны, как известно, любят, впрочем, с согласными они так же поступают) повторил вышеупомянутую конструкцию. Это вызвало новый приступ гомерического хохота и повторений на разные лады: «drunken face», «drunken face»… Пока Лена, насмеявшись, не приказала жестким тоном, прямо как генерал Иволгин:
– Все, хватит! Всем спать!
(Ваша рассказчица чуть было не добавила: «Завтра ж на рыбалку!» Лена могла бы так сказать… лет семь спустя. А не сама, так кто-нибудь закончил за нее именно этими словами, потому что после Гайдая только фильмы Рогожкина растаскивают на цитаты).
Сосед увел с собой Андрюху с женой, остальные направились в выделенную им комнату. В столовой остались Лена, Люба и Димочка.
Так что же делать с заморским гостем? Койко-места внизу заняты. Димочка прав, остается только чердак с душистым сеновалом. Но запускать его туда опасно, Финик курит, уже пару раз из своей барсетки «Marlboro» доставал, дымил прямо в комнате, между прочим, даже разрешения не спросив.
Посовещавшись, ребята пришли к выводу, что его следует раздеть. И уже без карманов и барсетки препроводить наверх. Финик был несколько удивлен, когда Димочка начал стаскивать с него брюки, но сильно не сопротивлялся, все-таки в мокрых штанах ему не могло быть комфортно. Барсетку с сигаретами и зажигалкой отдал неохотно, хотя ему русским языком объясняли, что курение на сеновале опасно. В конце концов, отдал – видимо, дошло. С одеялом в одной руке и Фиником в длинных цветастых трусах в другой, Димочка поднялся на сеновал и положил второго на первое в непосредственной близости от Лениного супруга, который, хоть и не богатырского телосложения, но спал богатырским сном, храпя на всю Ивановскую. Погладив Финика по головке, посоветовав «sleep, sleep» и пожелав «good night», Димочка покинул чердак.