– Ань, я второй день думаю, говорить тебе или нет, и решила, что надо.
Такое вступление заставило Анну вначале замереть, а затем опуститься на ближайший стул.
– Ань, ты меня слышишь? – через несколько секунд раздалось в трубке.
– Да. Что у тебя стряслось?
– Не у меня, а у тебя. Игорь тебе изменяет. Давно.
– Что?!
– Я ночевала вчера у одного мужика, мы с ним второй месяц встречаемся. Он на Народной живет. Место тихое, зеленое, пятиэтажки. Окна у моего друга во двор, первый этаж. Сидим с ним утречком в начале восьмого на кухне, кофе пьем. Кухонька маленькая, а окно большое, кроме как в него смотреть не на что.
Ира умолкла. Анна напряженно ждала, ей казалось, она уже знает, что услышит сейчас.
– Из парадной вышел Игорь и пошел к своей машине. Она как раз напротив была припаркована. Сел и уехал.
Анне хотелось завыть в голос, она зажала зубами губы, чтобы сдержать крик.
– Ань?..
– Да, – еле выговорила она.
– Я у Коли спросила. Он сказал, что Игорь приезжает к молоденькой девице, что на третьем этаже однокомнатную квартиру снимает. Коля часто его по утрам видит, и вместе их несколько раз замечал… Все, Ань. Я думала-думала, говорить тебе или нет, но такая подлость с его стороны, что я решила, ты должна знать.
– Спасибо, Ир, ты настоящий друг, – чужими губами прошептала Анна в трубку и нажала на кнопку, совсем выключая телефон.
Минут пять она просидела, не в силах двинуться с места, снять пальто. Тихие слезы лились сами собой, а она все не выпускала трубку из рук. Затем положила ее на стол, тяжело поднялась, повесила в шкаф пальто и медленно, будто старуха, прошла к своему креслу.
«Вот оно, объяснение. Всему, – горько думала она, облокотившись о стол и спрятав мокрое лицо в ладонях. – Самое простое, банальное и пошлое. Он не хочет меня, и не любит. Он любит другую. Молодую. И как мне теперь жить?..»
Никогда не ожидала она, что ей уготовано быть обманутой. Это могло случиться с кем угодно, только не с ней!
«Слабость изображал, импотентом прикидывался… И врал, врал, врал!!! Зачем? Жалел? Вряд ли… Скорее, из-за бизнеса…»
В голову пришло злобное и мстительное: «Ну, я тебе устрою… Уйду, и ни одного клиента у тебя не останется! … Посмотрим, как ты тогда…» Но она отмела подлую мысль. Мелко. Низко. Не для нее.
В комнату заглянула секретарша:
– Анна Георгиевна, Сокольский звонит, спрашивает, приедете ли вы сегодня?
– Отмени, – коротко ответила Анна, и, подождав, когда дверь закроется, вновь погрузилась в свои темные мысли.
«Гад. Сволочь. Ничего святого. Тридцать лет вместе, друг для друга, для Машки, для Кирюшки… Или нет, как раз когда Кирюшка родился, это и началось?.. Да, примерно тогда… Я на две недели в Москву уехала, помочь поначалу, а когда вернулась…»
Анна припомнила. Все сошлось. Больше года она не знает мужниной ласки, а внуку через неделю год и два месяца.
«Уж лучше бы честно признался, чем обманывать, придумывать увлечение тренажерами и эти утренние тренировки. Врал, целый год – из-за страха разрушить бизнес, потерять деньги?.. Да подавись ты!»
Анна поднялась, прошла к двери:
– Люба, зайди ко мне.
Пока она, глядя в окно, медленно, обдумывая слова, диктовала два приказа, секретарша с удивлением косилась на нее.
– Напечатаешь, принеси на подпись, – отпустила ее Анна через пять минут.
– Привет, Любочка! – небрежно поздоровался Игорь, проходя через приемную к кабинету жены.
– А Анны Георгиевны нет.
– К Сокольскому поехала? – отпустил он ручку двери.
– Нет, Игорь Петрович, – проговорила секретарша, с любопытством глядя на начальника. – Она совсем распрощалась. А это вам.
Удивленно подняв брови, Игорь взял в руки два листка с печатями, за подписью жены, пробежал глазами один, второй. Затем еще раз. Встревожено взглянул на секретаршу.
– Давно она уехала?
– Еще до обеда. В начале двенадцатого.
Стенные часы показывали без пяти пять. Игорь рванул из кабинета.
Через полчаса он был дома. Квартира встретила его тишиной и распахнутыми шкафами. Было заметно, что частично шкафы опустели, в них не хватало кое-каких вещей жены – немногих, как он понял. Ошарашенный, Игорь ходил по комнатам, пока не заметил на середине кровати в спальне записку: «Я все знаю. Себе оставляю дачу». И все.
Все?.. Он не мог поверить. И не мог понять, что ощущает. Радость? Облегчение, что все само собой разрешилось, без скандалов, истерик? Больше не надо врать, скрываться, можно жить спокойно, вместе с Инной. Да, определенно, он испытывал облегчение.
Игорь принялся закрывать шкафы, попутно соображая, что жена взяла с собой, а что оставила. Наверное, потом заберет, подумал он и представил, что впереди объяснение с дочкой – наверняка она будет на стороне матери. Затем развод…
Совсем недавно ему казалось, что развод – единственный выход, он просто не мог решиться. И вот все разрешилось без его участия. «Ну и слава богу, – подумал он, ощутив, что бремя постоянного обмана свалилось с плеч. – Интересно, откуда Анька узнала? Неужели следила? Намекала про спортивный клуб… Проверяла? Впрочем, сейчас это уже не важно».
Было удивительно думать, что жены он больше не увидит. По крайней мере, в этой квартире и на работе. Отчего-то стало стыдно, что Аня все оставила ему. Себе только дачу взяла. Бизнес делить не придется. Впрочем, успокаивал он себя, дача в Кавголово стоит не меньше этой квартиры, и на Анином счету денег предостаточно. Кроме того, он может переводить ей часть прибыли…
Итак, конец. Больше ничто не мешает его счастью с Инной. Позвонить? Лучше поехать, полюбоваться на ее реакцию. Она уже должна вернуться из института.
Желая сделать сюрприз, Игорь осторожно открыл дверь своим ключом и сразу понял, что Инна в квартире не одна. Слегка заглушаемые МузTV, из кухни доносились два девичьих голоса. Первый принадлежал Инне, второй был незнакомым. По интонации Игорь почувствовал, что Инка немного пьяна. Он замер в коридоре, прислушиваясь.
– Ой, Янка, мимо пролила! Чего ты, как безрукая?.. Ну, вздрогнули?..
– Обожаю текилу! – заговорила после небольшой паузы та, которую Инка назвала Яной. – Каким пойлом тебя твой папик снабжает! Везет некоторым… Он не будет ругаться, если мы все выпьем?
– Еще чего, ругаться! Я сама ругаться умею.
– А сегодня он не заявится?
– Не-а. Вчера утром был. Теперь послезавтра. Знаешь, я иной раз думаю – развелся бы уж, надоело просыпаться ради него в пять утра. А потом как прикину, что тогда придется день и ночь с ним и не срулить никуда, не развлечься… Так-то я свободная птица.
– А он тебя не пасет?
– Как?.. Он же не олигарх, охрану ко мне приставлять! Ну, позвонит два-три раза за день, так на сотовый – откуда он знает, где я? Правда, жутко обижается, если не отвечаю.
– А если ты в это время с Сашкой?
– Говорю, что в душе была.
– А Сашка не ревнует?
– Не-а, он не из таких. Я ведь его тоже не ревную. Помнишь, он с Оксанкой из ночного клуба урулил? А я демонстративно с Юркой ушла. Он мне потом: «Ну как Юрка?» А я ему: «Не хуже твоей Оксанки!» Вот и вся ревность. Да и к чему тут ревновать, к «тренировкам»? Мой старичок жене говорит, что качаться по утрам ездит. Ну да, «качается»…
– «Качается»! Надо запомнить, как это дело называть, – расхохоталась Яна.
– Сегодня вечером Сашка обещал прийти, «покачаться», – хихикнула Инна. – А в июле мы с ним на Кипр мотанем.
– У Сашки что, деньги появились девушек возить?
– Не, я на свои.
– То есть на папиковы?
– Путевку уже купила. Скажу, что к родителям собралась, Игорь еще подкинет.
– Почем путевка?
– Двадцать пять тысяч, десять ночей, все включено.
– Классно! Ох, «накачаешься» ты там!
– Точно, «накачаюсь»! Это же Сашка. Он полчаса отдохнет – и по новой…
Игорь больше не мог этого слышать. Отворив дверь, он шагнул на площадку и захлопнул ее за собой. Ватные ноги вынесли на улицу, к машине. Показалось, что сверху раздалось: «Игорь!» Но он не стал оборачиваться. Сел за руль и повернул ключ зажигания.
В глазах было темно от злости. На Инку-мерзавку, на себя, старого дурака. Он вспомнил коробочку с «волшебным» средством, обещавшим избавить его от седины в поредевших волосах. Молодость хотел вернуть! Аня еще смеялась, советовала лучше в парикмахерскую сходить и покраситься.
Аня! Из-за этой сучки, маленькой шлюшки, он жену обманывал, и она…
И в этот момент Игорь осознал, что главное несчастье, самая большая беда – не то, что Инка стервой оказалась, а то, что он остался один. Совсем один. Без жены, без дочери – разве Машка простит? – без внука. Вспомнив, как месяц назад Кирюшка ковылял к нему, радостно раскинув ручки, у Игоря слезы навернулись на глаза. Он не стал их смахивать, просто проморгался, шепотом твердя: «Сука. Вот сука! В квартире, которая на мои деньги… А я теперь из-за нее… Тварь!»
Игорь несся как на автопилоте – дорога была знакома до последней ямки. Он подлетал к перекрестку, когда уже мигал желтый, но не затормозил. В это время, не оглядываясь по сторонам, на зебру перехода вступила девушка с коляской. Слева застыл грузовик, и ничего не оставалось, как крутануть руль вправо, прямо на светофорный столб.
Игорь несся как на автопилоте – дорога была знакома до последней ямки. Он подлетал к перекрестку, когда уже мигал желтый, но не затормозил. В это время, не оглядываясь по сторонам, на зебру перехода вступила девушка с коляской. Слева застыл грузовик, и ничего не оставалось, как крутануть руль вправо, прямо на светофорный столб.
Когда Игорь проснулся от наркоза после операции, рядом с кроватью сидела Аня. Он попытался улыбнуться – она не ответила на улыбку. Была серьезна и деловита, будто настоящая больничная сиделка.
– Как ты? Где болит?..
– Кажется, везде, – поморщился он, и окинул взглядом палату. Телевизор, кухонный уголок. – Отдельная?
– Да, платная. Тут и туалет с душевой кабиной. Тебе будет удобно. Сказали, через неделю начнешь вставать, и если все нормально, то скоро выпишут.
– Я никого не задавил? Там девушка с коляской была…
– Нет. Только столб протаранил. Машина под списание.
– Ерунда.
– Конечно, ерунда. Главное, сам живой. Я тебе говорила, надо было подушку безопасности поменять.
Она напоминала об этом не один раз. Его жена всегда все делала правильно и не откладывала на потом.
Аня сидела так близко. Он заметил, что ресницы у нее накрашены, и она постаралась тщательно припудрить набрякшие от слез мешки под глазами. Плакала. О нем. Сердце защемило от чувства вины перед единственным, родным человеком.
– Аня… – начал он и запнулся.
Хотелось попросить прощения, а он не знал – как. Аня казалась невозмутимой, будто и не было ничего. Может, само собой рассосется?
– Как там Машка? – спросил он вместо этого.
– Чуть с ума не сошла. Собиралась сорваться сюда. Но я ей сказала, что смысла нет. За тобой будут хорошо ухаживать, я договорилась с сиделкой.
– А ты?
– А я буду приходить. Каждый день.
И Анна приходила – на полчаса, не больше, а он с нетерпением ждал и чувствовал себя брошенным, когда она покидала палату. Хотя разговаривали они только на нейтральные темы – о его самочувствии, о том, что он или она видели по телевизору, о Кирюшке. Следов слез на ее лице он больше не замечал, как перестал замечать лучики-морщинки в уголках глаз. Совсем недавно ему казалось, что жена постарела. Нет, она по-прежнему красива. Сейчас Игорь не понимал, как ему в голову могло прийти променять Аньку – родную, любимую Аньку – на молодую стерву.
Не раз он порывался покаяться, но Анна, будто нарочно, именно в этот момент поднималась и говорила: «Мне пора».
Она не целовала его на прощанье, как обязательно делала бы, будь между ними все в порядке. Когда ему разрешили вставать, пару раз прошлась с ним в больничный сад, не поддерживая, лишь следя, чтобы он не навернулся с костылей.
В день выписки она собрала вещи, которые привезла ему в больницу, и, оглядевшись, сказала:
– Все?.. Поехали.
Игорь со своими костылями расположился на заднем сиденье. В зеркало он видел сосредоточенное, любимое Анино лицо, и невольно улыбался от счастья. Они едут домой. Вместе. И теперь все будет, как прежде. Обязательно будет. Он сразу пройдет в их общую спальню, чтобы она поняла…
В квартире пахло борщом и пирогами. Игорь принюхался:
– Вкуснотища! Анюта, ты прелесть! Там неплохо кормили, но я ужасно по домашней еде соскучился.
– Это Ольга приготовила, – нейтральным тоном пояснила жена.
– Какая Ольга?
– Соседка наша. Она будет ходить в магазин, пока тебе трудно… Или если никто другой не будет для тебя ходить, – добавила Аня язвительно.
– Нет никого другого, – отвел взгляд Игорь.
– Не ври! Ирина своими глазами видела, где проходили твои тренировки! Ты никогда не слышал, что все тайное становится явным?
– Ань, там – все. Поверь… и прости…
– Верить? Тебе?.. Который врал… Сколько?.. Год или даже больше?..
Игорь молчал. Аня развернулась и взялась за дверную ручку.
– Постой! – не готовый к такому повороту, Игорь сказал совсем не то, что хотел: – А как же… Как же все? Работа…
– Ты приказ читал. Ты теперь директор, и предприятие принадлежит тебе.
– А кто сейчас замещает? – растеряно спросил он.
– Никто. Я от твоего имени всех отправила в оплачиваемый отпуск до конца месяца. Думаю, к этому времени ты достаточно оправишься.
Анна катила на своем «Лексусе» в сторону дачи и заметила, что улыбается – впервые за три недели.
«Там – все. Откуда это? «Осенний марафон»… Игорь сейчас выглядел таким же побитым, как Олег Басилашвили в старом славном фильме. Почему-то Бузыкина я никогда не осуждала. Его было просто жалко… А Игоря?.. А вдруг как раз сейчас та девица звонит ему по телефону? По Иркиным словам, она молодая, лет двадцать…»
«Там – все, там – все», – звучал в ушах голос мужа.
Аня проанализировала интонацию – кому как не ей, за тридцать-то лет, знать все его интонации! Он сказал это обреченно, но твердо, и кажется, даже со злостью. Со злостью? Может, и правда – все?
«Концовка “Осеннего марафона” меня не устраивает, – подумала Аня, – продолжать жить во вранье я не желаю. А может, все случится по другому сценарию? Как в “Любовь и голуби”? И на сухих осенних ветках распустятся цветочки? Раньше кинометафора вызывала у меня лишь смех, а сейчас раскрылся ее смысл. Голые ветки… Высохшая в браке любовь может расцвести новым цветом? Может ли? Или так бывает только в кино?.. Но уж я-то к Игорю первая не пойду, как Надежда к своему Василию – в цветастом платке и с бутылкой водки!»
Анне показалось, что в доме прохладно, и она накинула на плечи цветастую шаль, висевшую в прихожей на всякий случай – мало ли, во двор выскочить. Глянула в зеркало и опять вспомнила «Любовь и голуби». Усмехнувшись, она зажала концы платка в пальцах, раскинула руки и, на манер Надьки из кино, притопывая, прошлась кругом.
«А и пусть! – улыбаясь, пришептывала Аня под неслышный аккомпанемент гармоники. – Пусть Игорек побитый походит… А приползет прощения просить – я еще подумаю!»
2013 г.
Женщины. Судьбы. Рассказ первый
За окном валил снег. Не снежинки – настоящие хлопья – затеяли причудливый танец в подсвеченном фонарями мраке. То они порхали, кружась, вправо – влево. А то все разом отвесно падали и вдруг, замерев на мгновенье, устремлялись ввысь, подталкиваемые невидимым воздушным потоком.
Дочь забеспокоилась в своей кровати, и женщина, оторвавшись от созерцания снегопада, обернулась:
– Тш-шш… Доченька, я здесь. Я не ушла. Я никуда не уйду. Спи. Посидеть рядом?
Не ожидая ответа, она присела на стул возле кровати, как делала это ежедневно. Поправила одеяло и привычно стала похлопывать по нему, успокаивая, усыпляя. Изредка поглядывая на дочь, заговорила вполголоса в пространство, тоже по привычке, монотонно, вместо сказки.
– Ну вот, Людочка, еще один день прошел. Устала я сегодня. Ты, наверное, тоже. Но ты у меня умница, в опеке хорошо себя вела, не капризничала. И что это они выдумали – каждый месяц отчет! У меня от чеков папка пухнет, да еще все по пунктам расписать надо. Раньше-то хоть творог, фрукты на рынке покупали – но там какие чеки… Теперь все магазинное, а ты ведь к магазинному не привыкла… Тш-шш… Не ерзай. Закрывай глазки. Не хочешь?.. Ну, так полежи. Нет, вставать нельзя! Ночью надо спать. Лежи-лежи…
Дочка затихла, уставилась на мать, не мигая.
– Завтра папочке твоему память. Господи, уже год, как его нет! Мы с тобой в церковь сходим, свечку поставим. А на могилку послезавтра. Завтра-то на кладбище можно с этой его столкнуться, не хочу я ее видеть… Или не ездить? По снегу к могиле не пробраться, а если вдруг до послезавтра растает, так еще и хуже, по грязи… Нет, наверное, надо все-таки съездить, папочку твоего навестить. Ты папочку помнишь?.. Наверное, помнишь. Хоть эта его и против была, а он все равно каждый месяц заезжал. Не только денег дать, на тебя посмотреть, но и помочь что по хозяйству. Теперь ни денег, ни помощника… Помнишь, ты за штору дернула, и карниз упал? Дюбель старый из стенки вывалился. Ты даже заплакала, так испугалась… А еще больше испугалась чужого дядьки, который пришел его обратно на место приделывать. «Муж на час» – выдумают, тоже… Этот мастер мне за час нервы истрепал не хуже иного мужа. И стенка-то у нас из одного песка, и карниз дурацкий, и… Ох, да что говорить! Папа твой не такой был. Он уж, как возьмется, так и делает, и делает… Молчком, но упорно. Поэтому и до заместителя директора такого большого предприятия дослужился… А то, что не смог с нами жить, так не оттого, что бессовестный, напротив. Он совестливый, очень даже. Себя виноватым считал… Квартиру делить не стал, нам оставил. Всегда спрашивал, хватает ли денег, что он дает. Хватало… А те, что он мне на карточку переводил, когда оформил на своем заводе уборщицей, я не тратила, копила. На эти деньги мы сейчас и живем, а кончатся – не знаю, как будем… И как вообще теперь будет?..
Тяжело вздохнув, она помолчала с полминуты и снова заговорила, обращаясь то ли к дочери, то ли в пространство: