…В доме тем временем шел серьезный разговор. Облегчался он тем обстоятельством, что оба его участника воевали в Афганистане против американцев. Один из них был даже включен в список на уничтожение…
– Маша’Аллах, брат… Я рад видеть тебя. Братья говорили, что ты стал шахидом в Шаме…
– Кяфиры много чего говорят. Аллах не дал мне шахады. Хотя я был ранен, это правда, и волей Аллаха исцелился…
– Альхамдулиллях… Сам Аллах послал тебя нам.
– Что скажешь про то, что делается здесь, брат…
– А… одна фитна. Никому не надо джихад, все торгуют… Хватают по кускам и не думают о Часе и о джихаде.
– А ты…
– Я делаю джихад, брат… Клянусь Аллахом… Я беру не больше, чем это нужно, чтобы кормить людей и на джихад. Ну и себе немножко.
– Против кого ты делаешь джихад?
– Как против кого? – амир даже удивился такой постановке вопроса. – Против кяфиров, конечно. Против кого же его еще делать…
Гость покачал головой.
– Знаешь, как было в Шаме?
– Расскажи, брат…
– В Шам я приехал таким же, как ты сейчас, брат. Я думал, что главное джихад против кяфиров. И если кто-то сражается рядом с тобой, то он тебе друг. Или, по крайней мере, человек договора, его нельзя убить, ему нельзя навредить. О, Аллах, были дни, когда мы не делали джихад, потому что думали, что амрикаи начнут бомбардировку. Мы думали, что амрикаи сами разберутся с тагутом… Можно ли было быть столь глупыми?
Амир кивнул.
– Не берите друзьями неверных, ибо они друзья самим себе…
– Да, брат, все так и было. Но слишком много было тех, кто забыл про это среди нас. Мы тренировались у кяфиров. Мы брали оружие и еду у кяфиров. Мы хотели сделать наш джихад легким и удобным для себя. Вместо того чтобы идти прямым путем, мы отклонились от него и стали забывать шариат. И знаешь, к чему это привело…
Прошлое. Сирийская Арабская Республика. Окраина Алеппо. 8 января 2014 года
Ничего не было видно. Только очаги пожаров высвечивали исходящие дымом развалины. Когда-то это была больница… но это было так давно… что кажется, это было в какой-то другой жизни, не в нашей эре. В эре, где в Сирии даже собирали автомобили, когда орошали поля и собирали урожай с них комбайнами. Эта эра кончилась три года назад, и настала новая. Эра джихада…
Часть здания, куда пришлось прямое попадание ракеты, рухнула, превратившись в груду развалин, но часть еще стояла. Им повезло – там, где они спали, рушащееся межэтажное перекрытие напоролось на металлический шкаф… и каким-то чудом шкаф задержал падение, выдержал многотонный вес плиты. Только поэтому они еще были живы, не стали шахидами, как многие другие…
Не выли даже сирены автомобильных сигнализаций. Он не раз слышал их… все они отмечали очередной амаль, очередной истишхад,[46] похоронным гимном отмечая подвиг очередного смельчака и напоминая кяфирам о часе. Ему вой сигнализаций казался сродни стонам людей рва,[47] получающим от Аллаха мучительное наказание за то, что не уверовали. Но никогда еще они не оказывались на другой стороне… когда это не они взрывают, когда это их взрывают…
А сирен здесь не было. В городе, который бомбят и обстреливают два года, сирена автомобильной сигнализации – просто несусветная глупость.
Кто-то кричал рядом, кричал истошно и жутко: «Алим! Ай Алим! Ай, Алим!»
Он с трудом поднялся на ноги. Автомат – он прикоснулся к нему просто, чтобы напомнить себе, что он еще жив… что его не взять просто так. Автомат был на месте вместе с шестью магазинами и четырьмя гранатами. Если припрет… у него в отдельном кармашке – хаттабка. Живым он не сдастся – да и не возьмут его живым. После того как он засветился в сцене казни пленных из шабихи,[48] его даже до стенки не доведут, забьют по дороге.
Луч света ослепил его, он вскинул автомат.
– Амир! Амир, это я…
Нурулла, муджахед из его личного джамаата. Они вместе еще с пакистанского медресе…
– Ты цел?
– Хвала Аллаху… – воин замялся.
– Остальные?
– Табиб и Абдалла шахиды инша’Аллагъ… – с горечью сказал Нурулла.
Табиб был из Узбекистана, совсем молодой, но храбрый как лев. У него хорошо получалось писать нашиды, он писал их на узбекском и, играя на гитаре, пел их после ужина. И моджахеды из разных стран, даже не зная языка, все равно слушали. А Абдалла был местный, он встал на джихад, после того как его отца схватили люди из разведки ВВС. Когда его вернули для похорон, никто не мог поверить, что это он. Все его тело было черным от синяков.
– Пусть Аллах примет их шахаду и простит им их ошибки в их ибадатах… – сказал амир.
– Инша’ллагъ… – сказал Нурулла и со злостью добавил: – Аллахом клянусь, это те неверные. Они не зря явились вынюхивать.
– Посмотри, что на улице… – приказал амир, – надо уходить отсюда…
– Слушаюсь…
Амир прошел в соседнюю комнату, затем вышел в коридор. В том месте, куда попала ракета, что-то горело…
Толкнул коленом дверь – и едва удержался. За дверью ничего не было, пустой пролом. Избитое… выдержавшее многие обстрелы и бомбежки здание уже не могло продолжать существовать и давать кров моджахедам.
Инша’Ллагъ. Если так будет угодно Аллаху.
Он пошел в заваленный конец коридора, чтобы посмотреть, нельзя ли кого вытащить, когда на улице раздался крик и длинная автоматная очередь. А через долю секунды все буквально взорвалось, и треск автоматов моментально покрыл солидный, уверенный бас «ДШК».
Амир упал на пол в полуразрушенной комнате, опрокинул на себя остатки шкафа и начал лихорадочно нагребать на себя все, что только мог. Замаскировавшись, замер, слушая, как от ударов крупнокалиберных пуль о бетон держащееся на соплях здание мелко вздрагивает…
Перестрелка продолжалась минут пять, а потом быстро угасла, сменившись редкими всплесками одиночных. Добивают… понял он. Они всегда перерезали горло, потому что патронов было мало, они стоили денег, и потому что бой не бой, если твои руки не в теплой крови твоего врага. Но у этих – кто бы они ни были – патронов было в достатке.
Увидев, как по коридору заметались лучи подствольных фонарей, он приготовился к худшему.
Выстрел, еще один. Короткая очередь. Он сжался… висящая на одной петле дверь не задержала налетчиков, короткая автоматная очередь прошлась по комнате, дико обожгло бок, спину, но он каким-то чудом умудрился не заорать, вызвав тем самым еще одну очередь, уже прицельную. Стиснув зубы от боли, ужаса и злобы, он читал про себя фатиха, первую суру Корана. В ушах звенело, тело сводило от боли, перед глазами не было ничего, кроме красных кругов. Но он читал первую суру и слушал…
– Никого…
– Гранату может бросить…
Он узнал выговор – местные. Сирийский вариант арабского – мягкий, певучий, с включением некоторых французских слов, измененных до неузнаваемости…
– Не надо гранату, брат. Здание может рухнуть.
– Да…
– Если кто тут и есть, они все подохли…
– Сигарета есть? У меня не осталось…
– Держи…
Едва слышный щелчок зажигалки…
– Брат…
– Чего тебе?
– Меня это беспокоит. Они все же сражались с нами. И тиран еще не повержен…
– Они сражались не с нами. Ты их видел? Много среди них сирийцев?
– Мало, это ты прав, брат…
– Это из-за них американцы и французы до сих пор не пришли к нам на помощь. Они только позорят нас и наше дело своими жестокостями. С ними все равно пришлось бы кончать. Рано или поздно…
– Ты прав, брат… идет!
Едва слышные шаги.
– Что здесь происходит?
Сухой, командный голос обжег как удар кнута. Этот говорил по-английски и даже не скрывал своего происхождения и сущности.
– Здесь чисто, Джон-паша. Здание зачищено.
– Почему вы курите здесь? Сколько раз вам говорить, в поврежденном здании может быть газ или разлитый бензин…
– Просим простить. Джон-паша…
– Быстро на выход. Держаться у машин, в развалины не отходить…
– Есть…
Шаги. Сухой кашель. Стук чем-то железным о стену – оружие, наверное…
– Гнездо, я Скорпион-четыре, Скорпион-четыре… ответьте… слышу хорошо… код идентификации виски – браво, жду… Я Скорпион-четыре, докладываю, объект Зулус-четыре полностью нейтрализован, повторяю – полностью нейтрализован… потери у дружественных сил минимальны, сэр… оценить трудно, здесь ночь и здание держится на соплях, сэр… я думаю, не менее пятидесяти… есть, сэр. Скорпион-четыре, передачу окончил…
Снова кашель. Шарканье ногой.
– Придурки…
Удаляющиеся шаги…
Север России. 15 мая 2020 года. Продолжение
– Шайтаны… Я сколько говорил – нельзя верить кяфирам. Нельзя ни в чем.
– Говорить мало, брат. Тот, кто имеет дела с кяфирами, – фитнач и мунафик.
Хозяин дома откинулся назад на стуле, не стесняясь, вытер жирные от мяса пальцы о штаны.
– Брат, так тоже нельзя. Аллах свидетель, я понимаю тебя, ты дал слово… но ты должен понять, что нельзя идти против своих. Нельзя идти против своего народа. Все мы должны делать деньги. Вот, мы крышуем деловых. Они нам отстегивают закят, все правильно, да. Но они-то дела делают, бизнес-шмизнес. И им как – не иметь дела с кяфирами.
– Брат, так тоже нельзя. Аллах свидетель, я понимаю тебя, ты дал слово… но ты должен понять, что нельзя идти против своих. Нельзя идти против своего народа. Все мы должны делать деньги. Вот, мы крышуем деловых. Они нам отстегивают закят, все правильно, да. Но они-то дела делают, бизнес-шмизнес. И им как – не иметь дела с кяфирами.
– Брат, у нас тоже многие имели дело с кяфирами. Брали у них деньги и думали, что это нусра. Брали оружие. Потом оказалось – лучше бы мы сражались голыми руками, брат…
* * *В машинах лихорадочно шли последние приготовления. Их было всего шестнадцать человек – достаточно для полицейской операции и мало для военной: если начнется серьезная перестрелка с боевиками, если подскочит отряд быстрого реагирования диаспоры, если поднимутся остальные муслики, которые тут живут во множестве, подобьют транспорт – тогда им кранты. Единственно, что увеличивает их шансы, – тяжелый пулемет «ДШК» на пикапе да озверелая готовность идти до конца. Все остальное – несыгранность команд, ненадежная информация, малочисленность, чужой город с отсутствием опорных точек в нем – все против них.
В «Субурбане» за рулем сидел Майк О’Брайен, рядом с ним был наиболее опытный специалист по полицейским спецоперациям из них – Дик Логан, из LA SWAT, легендарного полицейского спецназа города ангелов. Он был таким здоровым, что носил сразу два автомата: милицейский «АКС-74У» на боку и RRA с аппером под чудовищный.50 Beowulf – его основное оружие, способное на месте уложить медведя. Он полюбил его вынужденно – из SWAT он вынужден был уйти по здоровью, ублюдок-наркоман с мачете из пуэрториканской группировки добрался до него, несмотря на шесть пуль в теле. Теперь он предпочитал нечто такое, что кладет на месте.
– Сэр! – крикнул он, не оборачиваясь. – Кто главный в работе?!
– Русские сделают все сами! Вы им только поможете. Подстрахуете!
– Мне это не нравится, сэр! Будет неразбериха!
Сэммел похлопал его по плечу:
– Мне тоже.
Внедорожники свернули за угол.
– Сорок секунд!
Сэммел сверялся по навигатору, причем не гражданскому, загрубленному, а военному, ища точку, где американская разведка засекла активность.
– Готовность. Цель будет справа!
Мелькали заборы – русские, как и афганцы, любят заборы.
– Сейчас!
Головной «Субурбан» резко повернул и ударил усиленным, таранным бампером в дверь. Машина весила около пяти тонн, дверь не выдержала и провалилась внутрь. Сэммел – он сидел на втором ряду сидений по центру – увидел, как под капотом машины исчезает стоявший у дверей, что-то орущий бородач.
Семилитровый, с тепловозной тягой двигатель тащил машину дальше, ворота ее не остановили. Отшвыривая в сторону сорванные створки, «Субурбан» проломился во двор и тяжело ударился бампером в террасу или зимний сад. Полетели стекла.
– Пошли, пошли, пошли!
Русские, сидевшие сзади, выскочили, уже в полной боевой, выстраиваясь в штурмовую колонну. По вломившемуся в ворота следом «Монтеро» открыли огонь – сверху, одиночными, и справа, из автомата. Один из стрелков, выскочив еще на ходу и прикрываясь машиной, дал длинную, на весь магазин, очередь по третьему этажу.
– Контакт справа!
– Контакт с фронта!
Справа была автомобильная стоянка, а позади – то ли дом для прислуги, то ли баня – в русских домах всегда есть отдельная баня, похожая на турецкую, влажная.[49] И там и там были боевики, они оправились от шока первоначального нападения и открыли ответный огонь…
Именно в этот момент Сэммелу удалось первый раз пополнить счет в России. Пули русского автомата сниженного калибра ударили в бронированную дверь «Субурбана», но не пробили ни бронестекло, ни сталь, а он дал длинную ответную очередь из «МР5К» по перебегающим в поисках позиции бандитам и срезал сразу двоих.
В доме загремели очереди, Сэммел перезарядил автомат. Как раз в этот момент подловил своего Логан. Обычно от попадания пули человек по инерции пробегает еще шаг-два, только потом начинает падать. А тут получившего пулю бородача в военной форме без знаков различия швырнуло назад, как в голливудском фильме.
– Держу на три!
От «Монтеро» по припаркованным на стоянке справа машинам почти в упор ударил «ПК», подавляя сопротивление. Логан вышел из-под прикрытия двери, чтобы обезопасить с девяти до двенадцати – при их расположении это была мертвая зона.
– Иду на двенадцать!
– Иду! – крикнул в свою очередь Сэммел и тоже вышел из-под прикрытия двери. Они начали продвигаться вдоль стены, контролируя двенадцать и час[50] соответственно.
– Аллах акбар! – В доме глухо грохнуло… граната по звуку. Сэммел подумал, что хреново дело, – и в этот момент Логан трижды выстрелил из своей чудовищной пушки.
– Минус один! Перезарядка!
– Прикрываю!
Логан втолкнул в автомат новый магазин, и они тронулись вперед, выходя на угол. Сэммел похлопал напарника по плечу, и Логан, опустив повисшую на ремне винтовку, отправил за угол гранату.
– Ай… граната! – крик был похож на визг.
Грохнуло. Они оба прошли угол, Сэммел упал на колено и дал очередь по открывшейся цели. На задах виллы стоял грузовик, причем не абы какой, а громадная восемнадцатиколесная фура. И как она тут оказалась – времени выяснять не было.
– Чисто!
– Чисто! – отозвался Сэммел. – Двойка, доклад?
– Контролируем стоянку. Идем вперед!
– Вопрос: видите трак?
– Так точно.
– Идите вперед. Мы у вас на десять часов.
– Принял…
– Работаем фуру? – спросил Логан.
– Ими займется двойка. Вон тот дом.
– О’кей…
Сэммел скосил глаза на подстреленных боевиков. Ближе всех лежал тот, которого подстрелил Логан, «полтинником» у него почти оторвало руку, и черная кровь неторопливо текла на землю, впитывавшую ее…
На улице бабахнул «ДШК».
– Работаем!
Они перебежали к дому, из которого выскочили эти бородачи, встали по обе стороны. Логан показал на гранату, Сэммел отрицательно покачал головой.
– Три. Два. Один.
На счет «один» Логан прошел проем, сразу шагая влево и освобождая дорогу. Сэммел вошел следом… коридор. Что-то вроде… да, крыльца. Крыльцо – у русских что-то типа холла, тут обувь оставляют…
Только одна дверь.
– Три. Два. Один.
Вышибли дверь, вломились, проверяя углы.
– Чисто!
Да уж… если так можно назвать.
Очевидно, здесь когда-то и в самом деле была баня. Баня, которую построил для себя богатый человек, отделав ее дорогими породами дерева. Потом те, кто захватил его дом, поставили сюда нары в два этажа и приспособили это место для существования как минимум десяти человек.
Запах такой, что даже привычного ко многому Сэммела затошнило. Этот запах не создать в один день – застарелый впитавшийся запах мочи, сигаретного дыма, анаши, пота, крови, прокисшей пищи, гниющей ткани, устойчивый и бьющий в нос. Ватники на нарах, камуфлированные. В углу – выключенный телевизор, рядом – старый китайский бумбокс изрыгает какую-то нашиду, но не на арабском. Около нар, в углу, у стенки – новенький, с пластиковым прикладом «АК-103». Стекла помутнели до того, что через них ни хрена не видно. Если бы потрудились почистить – могли бы через окно в них стрелять.
Логан выдернул шнур из розетки, и бумбокс замолк. Сэммел подхватил трофейный автомат и бросил его за спину, кинув ремень через плечо. Была еще одна дверь.
– Три. Два. Один…
Они даже сначала не поняли, что это. Точнее… это была парилка в турецкой бане. И там на цепи, вбитой в стену, сидело…
Они даже не поняли что.
– Замри!
Существо дернулось и еще плотнее сжалось в углу. На нем не было одежды. Бывшему морскому пехотинцу запомнилось только одно – грязные, белые волосы…
* * *Русские к этому времени тоже закончили.
Сэммел был вынужден признать – жестко. Не хуже, чем они. Потеряв одного легкораненым и одного тяжелораненым, они вчетвером зачистили трехэтажное здание. Сейчас один русский сам бинтовал себя, другим занимался их санитар, бывший специалист ВВС, так называемый «пиджей», парашютист-спасатель. Спасатели ВВС все поголовно имели квалификацию медика, так как занимались проблемами эвакуации сбитых и раненых пилотов.
– Сэр!
Сэммела позвали от грузовика. Его уже обезопасили и вскрыли фуру.
– Что здесь…
– Посмотрите сами, сэр…
Фура сверху донизу была забита стандартными для русских деревянными ящиками. Один из них вытащили и вскрыли.
– «Шмель»?
– Он самый, сэр. Горючка для апокалипсиса.
«Шмель» – русский противотанковый огнемет, к счастью, русские начали производить их достаточно поздно и не успели распространить по миру. В отличие от обычного «РПГ» он доставляет к цели заряд газообразной взрывчатки, которая распространяется в помещении и только потом взрывается, создавая температуру больше трех тысяч по Фаренгейту и смертельный перепад давления. Люди как раз из-за него и гибнут, из-за температуры и смертельного перепада давления, а не из-за осколков – и никакими средствами индивидуальной защиты это не изменить. Попадание «Шмеля» в закрытое помещение приводит к гарантированной гибели всех, кто там находится, и даже тех, кто находится в соседних помещениях. Никаких средств защиты нет.