Алекс, конечно, сделает все правильно, но должно пройти время, нужно понять, каков результат. Неужели этот полицейский собирается держать нас здесь несколько месяцев, нет, значит, на уме у него что-то другое, что-то он скрывает, не о Вселенной он думает, а…
— Все будет хорошо, — прошептал ей на ухо доктор Волков, прикрепляя за ухом последний датчик.
Какая мысль пришла в голову Элис, прежде чем наступила темнота?
* * *— Брюс будет следить за каждым вашим движением, — сказал Дайсон. — Он умный мальчик и ничего не напутает, уверяю вас. Говорите ему обо всем, что делаете, какую клавишу нажимаете и почему — вы меня понимаете?
Доктор Волков молча кивнул, а Бестер отлепился наконец от притолоки. Пересекая комнату, он бросил на Дайсона косой взгляд, и детектив удовлетворенно вздохнул: все-таки он в Брюсе не ошибся, тот, конечно, далеко еще не все понял, но от его внимания теперь ничто не укроется.
— Вхожу в систему, — проговорил доктор, и Брюс кивнул.
— Набираю код данной серии экспериментов, — сказал Волков, и Бестер повторил вслух увиденное им сочетание:
— Кей-восемь-шесть-эф большое-четыре-дробь-пять-три-девять-эй-ти-девять-ноль…
Элис дышала ровно, спокойно, лицо ее было безмятежным, исчезло выражение тревоги и страха.
— Она уже видит что-нибудь? — почему-то шепотом спросил Дайсон.
— Нет, — отозвался Волков, продолжая нажимать на клавиши. — Подключение возникает спорадически, я могу фиксировать эти моменты, но не вызывать искусственно… Пожалуйста, не мешайте, хорошо? Вопросы потом.
— Да-да, — поспешно сказал Дайсон. Он внимательно следил за выражением лица Бестера и голос подал только после того, как увидел, что взгляд Брюса стал напряженным, будто кибернетик понял нечто, ранее не доступное его воображению. — Скажите, Алекс, вы ведь именно на этой стадии программировали психику Элис Бакли?
Пальцы Волкова на мгновение замерли над клавиатурой, лица его Дайсон, к большому своему сожалению, не видел и о реакции доктора судил по поведению Брюса — конечно, это было кривое зеркало, но за неимением других, приходилось довольствоваться существующим.
Во взгляде Бестера читалось: «Вы правы, Ред, но не продолжайте, это опасно!»
У Дайсона, однако, было на этот счет иное мнение. Он не считал признание, даже чистосердечное, важным элементом в цепи доказательств. Признался же Фред Бакли в убийстве Туберта! Конечно, если сейчас Волков поднимет лапки кверху, убежденный либо оружием, либо неожиданным вопросом, это позволит иначе вести расследование, но финальной точкой ни в коем случае не станет. Может, он действительно поторопился и нужно было дождаться, когда доктор вынужден будет что-то сделать с Элис прямо на их глазах, и взять его, как говорится, с поличным?
Нет, этого Дайсон допустить не мог. Не должно быть опасности для Элис. Никакой. Для расследования — пусть, но не для этой женщины.
— Так я о психике Элис Бакли, — повторил Дайсон свой вопрос. — Когда она лучше поддается программированию — на стадии быстрого сна или в состоянии покоя?
— Старший инспектор, — медленно произнес Волков, — я хочу, чтобы вы уяснили раз и навсегда: мозг человека не компьютер, его невозможно запрограммировать. Пожалуйста, дайте мне работать спокойно. Нужно завершить опыт. Может, удастся спасти…
— Кого? — заинтересованно спросил Дайсон.
— Человечество, — буркнул Волков. — Вы же сами о нем беспокоились минуту назад.
— Ах, какие мы заботливые, — иронически сказал Дайсон. — Честно говоря, человечество меня не интересует. Если Мировой разум способен влиять на мозг спящего человека, то почему то же самое не может сделать преступник? Тем более, что у Мирового разума нет мотива — зачем ему было расправляться с беднягой Тубертом? И с доктором Бакли — зачем? А у вас и мотив есть, и возможность.
— Глупости, — сказал Волков. — Глупости. Глупости.
Вообще-то Дайсон должен был отреагировать первым. Внимательно следя за врачом, старший инспектор тем не менее не выпускал из поля зрения и спавшую Элис. Но все-таки пистолет оказался в ее руке прежде, чем Дайсон понял, что происходит. Он думал, что женщина — как в прошлый раз — сначала поднимется, и тогда он успел бы… Но Элис даже попытки не сделала встать или хотя бы приподняться. Она протянула руку (глаза оставались закрытыми, а тело — расслабленным) и взяла лежавший на краю кушетки пистолет.
— Эй! — воскликнул Брюс и сделал движение, которое не успел закончить: пуля впилась ему в левое плечо, а черный глазок уже повернулся в сторону Дайсона, и он поднырнул под выстрел, как ловкий пловец успевает нырнуть под днище несущегося на него катера. Почувствовав, как быстрый жар опалил волосы на макушке, Дайсон перехватил запястье Элис, и третья пуля влепилась в потолок, а четвертая, разбив оконное стекло, унеслась в белый свет.
Дайсон неожиданно почувствовал: всей его силы недостает, чтобы снять палец Элис с крючка, а она все нажимала, нажимала и продолжала нажимать, когда в обойме не осталось ни одного патрона.
Час спустя, когда эксперты осматривали лабораторию, Дайсон нашел, куда попали остальные пули. Это, конечно, не имело особого значения для следствия, но в протоколе отметили: пули номер 5, 6, 7 и 8 угодили, соответственно, в аппарат Везингера (прибор для считывания данных о состоянии вестибулярного аппарата), в висевшую над компьютером фоторепродукцию картины Дали «Леда и Лебедь», а также в дверной косяк и в стену под самым потолком над устройством противопожарной сигнализации. Последнее привело к тому, что сигнализация сработала, и служба пожарной охраны прибыла раньше полицейского патруля, вызванного Дайсоном сразу, как только он скрутил доктора Волкова и приковал его наручниками к спинке стула.
Несколько минут ушло на то, чтобы сделать перевязку театрально стонавшему Бестеру, вообразившему, должно быть, себя в роли голливудского помощника вездесущего шерифа. Старшего инспектора беспокоила в происходившем хаосе только Элис. Почувствовав, что в руке больше нет оружия, она расслабилась и рухнула на кушетку, ненароком придавив несколько свисавших сверху проводов («совсем как в прошлый раз, — подумал Дайсон, — значит, вот как это происходило»).
Дышала она ровно, глаза были закрыты — Элис спала. И может быть, видела сны, находясь в симбиозе с какими-то высшими космическими силами, о которых лично Дайсон думал с презрением, как о факторе несущественном, созданном больным воображением погибшего Туберта.
— Доктор Волков, — заявил Дайсон, когда сержант Берроуз снял одно кольцо наручников, приковавших Алекса к спинке стула, и защелкнул его на своем запястье, — я задерживаю вас для проведения допросов в связи с обвинением в убийстве двух человек — Соломона Туберта и Фредерика Бакли, — а также в покушении на убийство сотрудника полиции Брюса Бестера.
О себе он говорить не стал — мелочь, не стоившая упоминания.
— Чушь, — с отвращением произнес Волков. — Вы так ничего и не поняли, старший инспектор. Вы во всем продолжаете искать земные мотивы, а здесь…
— Знаю, — поморщился Дайсон, — вы все так запутали, что теперь трудно отделить земное от небесного. Не беспокойтесь. Разделим.
— Вы не сумеете разбудить Элис, — выдвинул последний аргумент Волков, когда сержант подтолкнул его к двери.
— Разбудим… — процедил сквозь зубы Бестер, поглаживая здоровой рукой перевязанное плечо.
— Вы ошибаетесь и скоро пожалеете об этом! — воскликнул Волков уже из коридора.
— Брюс, — обратился Дайсон к Бестеру, — ты действительно уверен, что…
— Все в порядке, старший инспектор, — улыбнулся Бестер и все же не удержался: поморщился от острой боли в плече. — Я видел его манипуляции, этого достаточно.
— Надеюсь, — пробормотал Дайсон. — Тогда валяйте. Я не хочу, Чтобы Элис спала, когда приедут майор с окружным прокурором. Надеюсь, она ничего не помнит из того, что здесь происходило.
— Конечно, не помнит, — уверенно сказал Бестер. — И вы не станете ей рассказывать?
— Я бы не стал, — покачал головой Дайсон, — но на суде… Впрочем, рано говорить об этом. Может, нам с вами удастся избавить мисс Бакли от присутствия на судебном разбирательстве. Приступайте, Брюс. Пусть она проснется.
* * *— Здравствуйте, — сказал Дайсон, войдя в уже знакомую ему комнатку старшей сестры Флоберстон. — Похоже, вы живете в клинике.
Мэг подняла на старшего инспектора усталый взгляд.
— Нет, — помолчав, сказала она. — Это только сегодня. Я…
— Вы знаете, что я арестовал доктора Волкова?
— Хотите поговорить со мной об Алексе? Тогда вы обратились не по адресу. Мы не очень-то симпатизировали друг другу, хотя вроде бы не было причин…
— Нет, — возразил Дайсон. — Я о другом. Вы, конечно, никогда не верили в эту их теорию симбиоза?
Мэг подняла на старшего инспектора усталый взгляд.
— Нет, — помолчав, сказала она. — Это только сегодня. Я…
— Вы знаете, что я арестовал доктора Волкова?
— Хотите поговорить со мной об Алексе? Тогда вы обратились не по адресу. Мы не очень-то симпатизировали друг другу, хотя вроде бы не было причин…
— Нет, — возразил Дайсон. — Я о другом. Вы, конечно, никогда не верили в эту их теорию симбиоза?
— Их теорию? Это была теория Сола. Он жил ею, если вы понимаете, что я хочу сказать. А я жила Солом… Извините, что я так расклеилась, но, узнав, что это сделал Алекс, я…
— Вы верили в эту теорию? — настойчиво повторил Дайсон.
— Вы же знаете, что нет! Только потому, что Сол… Я долго думала об этом, заставляла себя поверить, мне казалось, что он не хочет меня, потому что для него на первом месте наука, и он видит, как я отношусь… Но все равно — чепуха все это, старший инспектор.
— В таком случае, — сказал Дайсон, изображая недоумение, — зачем вы это сделали?
— Это… Что?
— Мэг, — мягко произнес Дайсон, — мы с вами люди практичные, верно? Из всех возможных объяснений выбираем те, в которых нет и следа мистики. Результаты экспериментов, которые проводил Туберт, исчезли из компьютера после его гибели. Компьютер в лаборатории не сразу отключили от больничной сети, это было сделано лишь часа через три. Значит, либо Туберт прав, симбиоз существует, и этот… м-м… Мировой разум не только руководил поступками Элис Бакли и не только расправился с ее братом, но еще и уничтожил важные сведения, которые Туберт получил, возможно, в последние дни перед гибелью. Я вижу, Мэг, такое предположение вам не нравится. Согласен, это чепуха. Но тогда остается второе — кто-то снял с диска информацию. Кто-то, знавший, где она записана. Доктор Волков пытался это сделать под предлогом, что ему нужно продолжить работу. А вы…
— Я не входила в лабораторию, даже не пыталась, зачем мне?
— Но те три часа после смерти Туберта, когда его компьютер все еще был частью сети… Вы находились в это время здесь, верно?
— Я работала. Я все время была на этаже…
— Вам не нужно было много времени, чтобы снять информацию. Вы умная женщина, мисс Флоберстон, и понимаете две вещи. Первое: никто, кроме вас, этого сделать не мог. Доктор Волков был все это время рядом со мной. Второе: если компьютер взломали, следы наверняка остались — адреса, время… Эксперты у нас хорошие, обнаружат. Вы хотите, чтобы завтра я пришел сюда с уликами и в компании следователя отдела компьютерных преступлений?
— Зачем мне это? — не поднимая головы, проговорила Мэг.
— Вот я и говорю. В теорию Туберта вы не верите. Эксперименты его продолжать не собираетесь. Информацию о них никому продавать или передавать не будете. Зачем вам эта информация?
— Нет у меня ничего, — устало сказала Мэг. — Ничего я с диска не снимала. Просто стерла — и все.
— И все, — повторил Дайсон. — Почему?
— Неужели не понимаете?
— Нет, — покачал головой Дайсон. У него было на этот счет предположение, но делиться своими мыслями с Мэг он не собирался. В мозаике осталась незанятая клетка. Старшая сестра Флоберстон ее заполнит, сказав слово…
— Потому что я знала, кто убил Сола, — проговорила Мэг. — С самого начала знала. Не Элис. Она не могла. Любимого человека? Невозможно. Никто не мог войти и выйти. И если Элис выстрелила… Значит, кто-то ей приказал. Внушил. Вселенная? Какая, к чертям, Вселенная? Полиции Алекс мог задурить этим голову. Вы сказали, что я практичный человек, и это так. У меня не оставалось выбора. У них все было четко распределено: Алекс — это приборы, подготовка, предварительная работа с реципиентом, Сол — проведение опытов, биология, Фред — разработка идеи о симбиозе. Только Алекс мог…
— Но разве это возможно? — перебил Дайсон. — Так управлять сознанием… Доктор Волков утверждает, что это неосуществимо в принципе.
— Алекс работал с Элис полгода! Конечно, он знал все ее мозговые ритмы…
— Допустим, — неуверенно произнес Дайсон. — Но все-таки почему вы…
— Я не хотела, чтобы Алекс копался в файлах Сола! Убийца! Непонятно?
— Погодите-ка, — Дайсон сделал вид, что эта идея только сейчас Пришла ему в голову. — Если доктор Волков программировал поведение Элис… Программа была на диске, верно? И команда «приступить к выполнению». Прямые улики против доктора Волкова! В ваших интересах, чтобы эта информация сохранилась. Неужели вы и ее стерли?
— А о самоуничтожающихся программах вы не слышали? Я не специалист, но даже я знаю…
— Хорошо, — сказал Дайсон, поднимаясь. — Извините, я не верю, что вы всего лишь стерли информацию. Позднее мы вернемся к этому разговору.
Старшая сестра Флоберстон демонстративно пожала плечами.
* * *— Дискеты у нее, — сказал Дайсон, наливая своему собеседнику большую чашку кофе. — Виски? Нет? А я выпью.
Он плеснул себе на донышко, добавил содовой, сделал глоток, закурил.
— Плохо, если информация пропала, — с сожалением сказал Бестер. Плечо у него было перевязано, рука безжизненно лежала на подлокотнике кресла.
— Плохо, — согласился Дайсон. — Хотя бы потому, что тогда я вряд ли смогу предъявить Мэг Флоберстон обвинение в соучастии.
— Мэг? — поразился Бестер. — Извините, Ред, я вас не понимаю.
— Разве? Я думал, все предельно ясно. Пей кофе, он прочищает серое вещество. Догадайся сам.
— Вы хотите сказать, что не доктор Волков, а старшая сестра Флоберстон… Но она ничего в компьютерах не понимает!
— Нет, конечно. Но в этой компании только сестра Флоберстон обладает лидерскими качествами. Только она — личность. Я не знал покойного Туберта; возможно, он был таким же — наверняка был, иначе не добился бы успеха в науке, не получил бы лабораторию в престижной частной клинике… Туберт был достойным противником для сестры Флоберстон. Наверное, потому она в него и влюбилась. Представляешь себе влюбленную Мэг, способную на подвиг во имя своего чувства, но не прощающую предательства?
— Н-ну… Честно говоря, не очень, но это не имеет значения. Продолжайте. И плесните-ка мне виски. Спасибо. Без содовой, пожалуйста.
— Вот и сестра Флоберстон тоже, — задумчиво произнес Дайсон. — Никаких примесей, чистый продукт. Если бы Туберт ответил ей взаимностью, все было бы в порядке — Мэг стала бы его верной помощницей. Она была уверена, что так и произойдет. Как легко сестра Флоберстон окрутила Фреда Бакли, когда ей надо было создать себе алиби! Как ловко воспользовалась его джентльменскими качествами и слабостью! Точно рассчитала, что он возьмет на себя все, что угодно, лишь бы не упоминать ее имени, но сломается при достаточно сильном нажиме. Препарат месталкина она ему подсыпала во время последнего свидания. Ей это было проще, чем кому бы то ни было. И время подходит — месталкин начинает действовать через восемнадцать — двадцать четыре часа. И далеко не каждый эксперт имеет опыт нашего Колдуэлла… И с Алексом тоже, — продолжал Дайсон, бросая в пепельницу сигарету и закуривая следующую. — Нет, Брюс, ни Волкова, ни покойного Бакли нельзя назвать личностями, это не противники для Мэг. Ей нужен был Туберт! Настоящий мужчина, ученый, человек оригинальных взглядов, уникальной судьбы… Даже то обстоятельство, что Туберт заполучил такую странную болезнь, в глазах сестры Флоберстон выглядело сексуально привлекательным. Представляешь, Брюс, мужчина, которому не нужен сон и который способен всю ночь на подвиги в постели… Это мои предположения, конечно, но, уверяю тебя, нечто подобное мелькало в голове у сестры Флоберстон. Мэг страстно хотела доктора Туберта, а он по уши влюбился в Элис.
— От любви до ненависти один шаг, — кивнул Брюс, и старший инспектор посмотрел на молодого программиста с подозрением: не издевается ли. Бестер был серьезен, и тогда улыбнулся Дайсон.
— Банальное изречение, — сказал он. — И чаще всего неправильное. От любви один шаг до депрессии. Большая часть отвергнутых — что мужчин, что женщин — впадает в душевный ступор, заливает горе алкоголем, с головой уходит в работу, некоторые вешаются — уверяю тебя, таких куда больше, чем людей типа сестры Флоберстон, достаточно сильных, чтобы затоптать свое чувство, как горящую под ногами траву… И того, кого любила, затоптать тоже.
— Мэг возненавидела Соломона — настолько, чтобы убить?
— А ты когда-нибудь встречался с настоящей женской ненавистью? Наверняка нет. Я тоже не часто имел дело с подобными случаями, но, уверяю тебя, Брюс, нет более изобретательного существа, чем женщина, возненавидевшая бывшего любовника.
— Любовника? Но ведь они…
— Не знаю, — отрезал Дайсон. — Вполне может быть, что Туберт пару раз переспал с Мэг Флоберстон, это ведь мужчину ни к чему не Обязывает, верно? Она вообразила Бог знает что, а он познакомился с Элис… Как могла отомстить обидчику старшая сестра частной клиники? Помешать экспериментам? Но она, как ты сам сказал, не очень разбирается ни в программировании, ни в науке. Поэтому сестра Флоберстон взялась с другого конца. Приручила доктора Алекса — раз. Приручила доктора Бакли — два. Первому она внушила, что нет у него большего врага, чем Соломон Туберт. Алекс был влюблен в Элис, а Элис его не замечала, случай типичный, и при вялом характере доктора Волкова последствий быть не могло. Помучился бы, а потом сказал бы себе, что наука и мужская дружба дороже. Но Мэг не позволила этому пожару погаснуть. Наоборот — разожгла так, что доктор Волков готов был на все, чтобы избавиться от Туберта. И не только как от соперника. Наверняка сестра Флоберстон играла и на другой его струне — научной ревности. Черт возьми! Лаборатория ведь на самом деле — детище Волкова, а не Туберта. Сол мог задумать опыт, оценить результаты, но Алекс куда лучше разбирается в приборах, компьютерах, оборудовании. Туберт знал, ЧТО нужно делать, а Волков — КАК. Начинаешь думать — почему Туберт, этот выскочка, этот ниоткуда взявшийся тип получил мою женщину и мою, по сути, работу? Подумаешь — гипотезы! Что бы он делал без меня? А если его не будет… Понимаешь, Брюс? И работа, и женщина достанутся ему, доктору Волкову.