— Не вяжется, — сказал Бестер. — Не тот характер. Вы же сами сказали: не личность. Такие не убивают.
— Конечно, — немедленно согласился Дайсон. — Ничего бы и не произошло, если бы не сестра Флоберстон. Наверняка это ее идеи Алекс воплотил в жизнь с присущей ему изобретательностью. В отличие от Мэг, он прекрасно разбирался и в эксперименте, и в возможностях воздействия на психику…
— Вот здесь вы наверняка ошибаетесь! — воскликнул Бестер. — Вы хотите сказать, что Алекс подставил женщину, которую любил? Своими руками посадил Элис на электрический стул?
— Господи, — поднял глаза горе Дайсон. — О чем ты, Брюс? Элис ничего не грозило. Эксперты заявляют: женщина спала, никаких изменений в программе, на пистолете нет ее отпечатков… Да что говорить, на какое-то время я тоже поверил, будто какой-то гениальный фокусник, современный Гудини, проник, не оставив следов, в запертую комнату… Мы так и застряли бы на этой версии, особенно после того, как Фред Бакли неожиданно признался в убийстве Туберта.
— Почему он это сделал, я еще понимаю, — перебил Бестер. — Джентльмен. Но для чего нужна была смерть Фреда? Он-то кому мешал?
— Не понимаешь? Сестра Флоберстон убивала таким образом двух зайцев. Во-первых, привлекала внимание полиции к эксперименту с космическим разумом. Во-вторых, избавлялась от свидетеля, который наверняка сломался бы — я же говорил, что Фредерик Бакли не личность — и наговорил бы нам много чего, в том числе и о том, как сесетра Флоберстон манипулировала доктором Волковым. Думаешь, Бакли этого не замечал?
— Ловко, — щелкнул пальцами Бестер и поморщился от боли в плече. — Вы все объясняете, Ред, но это лишь косвенные улики, не так ли? Что вы можете предъявить Мэг? Вы нашли программу, о которой говорите?
— Сестра Флоберстон утверждает, что уничтожила файлы, в которых были записаны результаты опытов Туберта. Одновременно она могла…
— Могла не могла… Файлов нет, и говорить не о чем. Честно говоря, не верю я, чтобы Мэг сумела снять информацию, не оставив следов.
— Согласен, Брюс, на этом деле черт голову сломит, — мрачно произнес Дайсон. — Я уверен, что все происходило именно так, как я вам сейчас рассказал. Прямого доказательства нет, вы правы, но знаете сколько дел обвинение выигрывает на основании только косвенных улик? А здесь их более чем достаточно.
— Значит, Элис Бакли вы не предъявите обвинение, хотя единственное, в чем вы можете быть уверены, — в Сола стреляла именно она?
— Она не отвечала за свои поступки.
— Понятно, — пробормотал Бестер. — Плесните мне еще, Ред. Гнусная у вас работа. Пожалуй, я не стану переходить в криминальный отдел.
— Как ты меня напугал! — ненатурально воскликнул Дайсон и добавил: — Правильно, Брюс. Детектив из тебя неважный, а в исследовательском секторе ты вполне на своем месте.
Бестер пробормотал что-то неразборчивое и поднес бокал к губам. Сквозь тонкое стекло фигура Дайсона выглядела кривой и узкой, будто дьявол стоял посреди комнаты, подбоченясь и изогнувшись в форме знака вопроса.
* * *Элис прошла по всем комнатам и везде включила свет. Она оставила освещение даже в ванной и туалете, ей казалось, что из любого темного угла может появиться ненавистное лицо Мэг и бросить: «Это Все ты! Зачем ты появилась на мое несчастье? Ты пожалеешь! Уйди с Моей дороги!»
Зазвонил телефон, и Элис схватила трубку сразу, чтобы прервать Нестерпимый для ушей звук.
— Извините, — сказал незнакомый мужской голос. — Это мисс Бакли? Я бы хотел с вами поговорить.
— Кто вы? — спросила Элис. — С журналистами я не…
— Мое имя Брюс Бестер, я был со старшим инспектором Дайсоном, если вы помните…
— Помню. Господи, это вас я… Я не хотела!
— Забудем, — сказал Брюс. — Нам нужно поговорить о другом.
— Я устала, извините.
— Вы боитесь Мэг Флоберстон, но напрасно — ее задержали, во всяком случае до утра.
— Да? — удивилась Элис, ей показалось, что голова Мэг только что появилась из-за шкафа, но, может, это действительно было лишь игрой света и теней?
— И гораздо больше вы боитесь его.
— Его? — повторила Элис.
— Нужно ли называть имя?
— Где вы? — спросила Элис, помедлив.
— Могу быть у вас минуты через три.
— Приходите, — сказала Элис. Лицо Мэг исчезло, но в воздухе ощущалось движение. Кто-то был в комнате, невидимый, ожидавший, когда она ляжет в постель и закроет глаза. Она этого не сделает.
Когда раздался звонок в дверь, Элис обнаружила, что все еще стоит с телефонной трубкой в руке и прислушивается к тихим шорохам, перемещавшимся по комнате.
Бестер прошел в гостиную, освещенную, как сцена во время спектакля.
— Вы сказали, что я боюсь его, — сказала Элис. — Кого?
— Вы не можете его не бояться. Ведь это он убил Сола и Фреда.
— Господи, — сказала Элис. — Что для него Сол? Что Фред? Что я или вы, и еще миллион человек?.. Погодите! Откуда вы знаете о… Не понимаю.
— Мы со старшим инспектором шли в разных направлениях, — Брюс поморщился, неловко двинув рукой. — Дискеты у вас, верно?
— Господи, какие еще дискеты?
— Я так и думал, — кивнул Брюс. — Видимо, Сол рассредоточил информацию по всем компьютерам сети, собрать будет сложно…
— Что вы знаете об этом?
— Вы разрешите мне присесть, мисс Бакли… Элис?
— Конечно, Брюс. Вот сюда, и, пожалуйста, говорите.
Бестер с опаской опустился в большое тяжелое кожаное кресло с огромными боковинами и нависавшей над головой спинкой. Брюс подумал, что сейчас утонет и не сможет продолжать разговор, но кресло удобно обняло его, расположило в себе так, чтобы он успокоился и почувствовал себя, как дома, не только в этой комнате, но и во всем огромном мире. Даже плечо болеть перестало.
— Я бы выпил кофе, — услышал Брюс свой голос.
— У меня нет кофе, — улыбнулась Элис. — Я приготовлю чай, Брюс, а вы говорите, из кухни прекрасно слышно каждое слово, произнесенное в этом кресле.
— Понимаете, Элис, — заговорил Бестер, — полиция подошла к этому, как к обычным убийствам — возможно, специфическим, поскольку дело происходило в медицинском центре, но все-таки как к явлениям криминальным. Старший инспектор Дайсон — умница, можете мне поверить, но ваши слова о симбиозе разумов он всерьез не принял. А я исходил из того, что речь шла о научном явлении, о событиях естественного порядка, спрашивать за которые с конкретного человека бессмысленно. Я прав?
Брюс задал вопрос, чтобы по реакции Элис принять решение — продолжать ли свои рассуждения или завершить их, не развивая.
— Говорите, — отозвалась она из кухни.
— Сол рисковал изначально, — помолчав, чтобы собраться с мыслями, продолжал Брюс. — Но вам он об этом вряд ли сказал, иначе вы не согласились бы участвовать. Вы бы поняли, что опасны опыты вовсе не для вас, а для Сола — и только для него одного.
— Почему вы так решили?
— Смотрите: человечество подобно единому организму, который живет в симбиозе с многочисленными разумными расами во Вселенной. Обмен информацией, идеями, проектами происходит, когда человек спит. Спят все, и потому каждый, во-первых, играет роль своеобразной живой клетки существа, живущего одновременно на сотнях, а может, тысячах планет. А во-вторых, каждый из нас находится под влиянием общего, скажем так, биополя, и потому не может сделать ничего, нарушающего жизнедеятельность организма как целого и, тем более, грозящего его существованию. Это все понятно и однозначно вытекает из самого факта существования симбиосапиенса.
— Кого? — переспросила Элис, входя в гостиную. Чай был разлит по чашкам, она поставила на поднос еще и плоскую бутылочку коньяка, положила на блюдо несколько сухих печений.
— Симбиосапиенс — совокупность разумов, существующих в симбиозе друг с другом, — пояснил Брюс. — Так я его назвал. Честно говоря, мне не кажется, что в целом это существо разумно. Каждая из цивилизаций, входящих в систему, состоит из разумных индивидуумов вроде нас с вами, но система в целом может и не обладать совокупным разумом. Во всяком случае, я не увидел в его действиях ничего, кроме простого инстинкта самосохранения. Звериный инстинкт.
— Сол называл его симбиозавром и очень его боялся, — сказала Элис. Она поставила поднос на стол, а чашку Брюса — на маленький столик, который выдвинула из правого подлокотника кресла, будто в самолете.
— Конечно, боялся, — сказал Брюс. — Сол не спал, у него был синдром Альпера, он выпал из системы и к тому же был биологом, мог судить о симбиосапиенсе как бы со стороны. Похоже, на Земле только он один и мог. Есть, конечно, и другие люди, которые не спят — их немного, насколько я сумел выяснить, не больше нескольких десятков на все шестимиллиардное человечество. Все эти люди умрут достаточно быстро, потому что долго прожить без сна невозможно. Система не отпускает. Как и в человеческом организме — если какая-то клетка перестает участвовать в обмене веществ, она умирает, верно?
— Кого? — переспросила Элис, входя в гостиную. Чай был разлит по чашкам, она поставила на поднос еще и плоскую бутылочку коньяка, положила на блюдо несколько сухих печений.
— Симбиосапиенс — совокупность разумов, существующих в симбиозе друг с другом, — пояснил Брюс. — Так я его назвал. Честно говоря, мне не кажется, что в целом это существо разумно. Каждая из цивилизаций, входящих в систему, состоит из разумных индивидуумов вроде нас с вами, но система в целом может и не обладать совокупным разумом. Во всяком случае, я не увидел в его действиях ничего, кроме простого инстинкта самосохранения. Звериный инстинкт.
— Сол называл его симбиозавром и очень его боялся, — сказала Элис. Она поставила поднос на стол, а чашку Брюса — на маленький столик, который выдвинула из правого подлокотника кресла, будто в самолете.
— Конечно, боялся, — сказал Брюс. — Сол не спал, у него был синдром Альпера, он выпал из системы и к тому же был биологом, мог судить о симбиосапиенсе как бы со стороны. Похоже, на Земле только он один и мог. Есть, конечно, и другие люди, которые не спят — их немного, насколько я сумел выяснить, не больше нескольких десятков на все шестимиллиардное человечество. Все эти люди умрут достаточно быстро, потому что долго прожить без сна невозможно. Система не отпускает. Как и в человеческом организме — если какая-то клетка перестает участвовать в обмене веществ, она умирает, верно?
— Или засыпает, — сказала Элис. — То есть возвращается в систему.
— Да, — согласился Брюс. — Но в данном случае это не проходит. Никто из тех, кто страдает синдромом Альпера, не догадывается о существовании системы разумов. А Сол знал. Только он. Единственный за много тысячелетий. И, насколько я понимаю, намерен был написать статью. Чтобы знали все.
— Да, — сказала Элис. — Ну и что? Почему бы людям не знать, что они — часть целого? Почему не знать, что без нас разум Вселенной развиваться не сможет? Почему не знать, что и мы не можем эволюционировать, если прервется контакт?
— Элис, вы же философ; вы не понимаете или не хотите понять?
— Хочу. Но не понимаю.
— Да потому что, если каждая клетка будет знать, как она на самом деле функционирует, то функции ее неизбежно изменятся! Люди разумны. Шесть миллиардов клеток симбиосапиенса, выполнявших еще вчера вполне определенную функцию, а завтра… Отрицательная обратная связь, понимаете? Один из симбионтов, без которых организм не в состоянии развиваться, начинает реагировать непредсказуемо. Это, как раковая опухоль. Что делает врач, обнаружив пораженный раком орган? Вырезает его, пока не возникли метастазы. Но сначала пытается этот орган лечить. Или удалить его часть. Отдельную клетку. Решить проблему на ранней стадии. Все это так естественно и прозрачно! Вы прекрасно понимаете, я уверен в этом!
— Я понимаю, — спокойно отозвалась Элис. — Пейте, Брюс. И печенье берите.
Бестер сделал глоток, чай оказался невкусным, должно быть, Элис использовала травяные добавки, которые он не любил. Быстро допив отвар, Брюс поставил чашку на столик и сказал:
— То есть вы стреляли в Сола, находясь в полном сознании, вы это хотите сказать?
— В полном сознании — вряд ли. Это было кошмарное ощущение… В тот ужасный день я вдруг почувствовала, что должна наказать…
— Вы проснулись? У вас должны были измениться мозговые ритмы!
— Я проснулась, но и спала тоже, и видела сон. Это был сон о том, как я проснулась и увидела человека, сидевшего ко мне спиной. Во сне мы были вместе — я, Сол и то, что над нами, то, что руководит всеми нашими поступками, нашими решениями, нашим будущим…
— Бог? — хмыкнул Брюс. Ему было хорошо. Тепло разлилось по всему телу и плескалось в нем, как в бутыли, достигая горла, а выше не поднималось, голове стало холодно, будто порыв ветра пригладил волосы, и Бестер еще глубже вжался в кресло, теплая спинка защищала голову от мороза.
— Бог? — повторила Элис. — Наверное, понятие о Боге так и возникло из наших снов, когда сливаешься… Сейчас я не о том, это другая тема, мы иногда обсуждали ее с Солом, без Алекса и Фреда, боялись разрушить очарование… А тогда я проснулась во сне, и Сол сказал мне: «Иди».
— Сол?
— Это был его голос. Он сидел ко мне спиной, но голос был его. Он сказал «иди», и я поднялась, я хотела поцеловать его в затылок, мне почему-то показалось, что это затылок ребенка, Сол будто стал маленьким мальчиком, и я любила его, как мать, и должна была наказать, потому что… Я знала, что Сол провинился передо мной, стал чужим, я хотела его вернуть и не смогла… Сол не услышал моих шагов, я выстрелила, когда он почувствовал неладное и начал оборачиваться. Я любила его в тот момент больше, чем прежде.
— И убили… — пробормотал Брюс.
— Я не видела крови, не смотрела… Я хотела сказать, что проснулась во сне и сейчас опять засну, потому что сон мне не нравится… Легла на кушетку и сразу попала в другой сон, и мне сказали, что теперь все будет хорошо. А может, это я сама себе сказала? Знаете, Брюс, я так и не научилась отличать собственные сны от наведенных, Сол тоже часто сомневался в интерпретациях…
— Вы убили его, — заключил Брюс.
— Да, — кивнула Элис. — Я его убила.
— Вы не отвечали за свои действия, — убежденно сказал Бестер. — Вы спали.
— Господи, это было ужасное пробуждение! Во сне я могла смещать любовь и смерть, наказание и прощение, но наяву… Кровь на полу, и этот полицейский… Дайсон. Он пытался понять, что я от него скрываю. А я не могла вымолвить ни слова. Он не поверил бы. Я была, как ледяной сфинкс, потому что оба чувства убили друг друга: любовь к Солу и ощущение того, что я все сделала правильно. Я думала, что сон мой еще продолжается. Я проснулась в другом сне, рядом сидел Фред, и мне нужно было сделать что-то еще. Что?
— Погодите, Элис, — в холодной своей голове Брюс ощутил укол горячей иглы, и тепло поднялось до самых ушей, создавая громкий шелест, мешавший слышать и думать. Иначе он бы уже догадался. Это так очевидно…
— Погодите, Элис, — повторил Бестер. — Вы хотите сказать, что ваш брат…
— Фред знал все, что знал Сол, они вместе должны были писать работу, и когда Сола не стало…
— Вы убили Фреда? — поразился Брюс. — Невозможно! Мэг Флоберстон…
— Милый мальчик, — грустно произнесла Элис. — Я любила Фреда почти так же сильно, как Сола. Я проснулась в другом сне, где Сола уже не было, но Фред мог повторить то, чего не должен был делать Сол.
— Д-да, я понимаю, — сказал Брюс, пытаясь обеими руками удержать в голове теплоту, начавшую литься из ушей. — Инстинкт самосохранения симбиосапиенса. Убрать Туберта, потом Бакли, затем Волкова… Послушайте, Элис, но Алекс жив и здоров, и до него вам не добраться!
— А зачем? — спросила Элис. — Алекс не выйдет из тюрьмы, улик против него достаточно. Вы думаете, он станет на суде излагать теорию симбиоза разумов во Вселенной? Даже если станет, все решат, что он уводит правосудие с пути истинного.
— Черт! — воскликнул Брюс, сжимая ладонями виски. — Что, во имя Бога, вы подсыпали мне в чай?
Он приподнялся, пытаясь выбраться из кресла, превратившегося в ловушку, но тепло в голове обратилось в жар, все внутри пылало, Брюс был уверен, что и одежда на нем тоже воспламенилась, сейчас огонь перекинется на кресло, начнется пожар, и Элис, не знающая, в каком из своих снов она сейчас пребывает, ничего не сможет сделать, и они сгорят оба, а пожарные обнаружат на пепелище два обугленных тела — мужское и женское — и подумают, что это любовники лишили себя жизни, чтобы быть вместе…
Господи, как жарко!
* * *Элис выпила свое обычное снотворное — таблетку вабена, — подумала и проглотила еще половинку: сегодня был трудный день, она слишком возбуждена, ей обязательно нужно заснуть, и тогда он узнает, что все в порядке, больные клетки отсечены напрочь — Сол и Фред, и Алекс, и этот Бестер, слишком умный и догадливый. Она одна теперь — та, кто знает…
Когда позвонил старший инспектор Дайсон, Элис спала глубоким сном.
Дайсон стоял перед дверью и смотрел на ярко освещенные окна. Он хотел избавить Элис от вызова в суд и приехал, чтобы уточнить некоторые обстоятельства. Старший инспектор перешел улицу и поискал глазами машину Элис на стоянке. Что-то бросилось ему в глаза, когда он подъезжал сюда несколько минут назад. Что?
Вот. Огромный оранжевый «крайслер» с вмятиной на заднем бампере. Машина Брюса.
О любом другом мужчине Дайсон подумал бы: сговорились, встретились, и так им не терпелось, что даже свет не погасили. Если Брюс у Элис, то занимаются они определенно не сексом — наверняка Бестер пристал к мисс Бакли с вопросами, которые у него накопились за этот долгий и неприятный день. И если они не открывают…
«Я идиот», — мрачно подумал Дайсон, переложив по-новому в уме элементы мозаики — те же самые элементы, ни одного нового.