– Жанна?
– Да, кто это?
– Частный детектив Дарья Васильева.
– Кто? – переспросила женщина.
В ее голосе слышалось неподдельное изумление.
– Вы знакомы с Анной Константиновной Кругловой?
– Конечно. Это моя родственница.
– Скажите, она была левша?
– Нет, – ответила Жанна.
Потом до нее дошла вся моя фраза.
– Что случилось? – занервничала женщина. – Почему говорите об Анечке в прошедшем времени.
– Давайте ваш адрес, приеду и все объясню.
Выезжая на проспект, я ощутила, как в голове медленно начинает ворочаться боль. Все понятно. Я не обедала, не полдничала, даже чайку не выпила, я вообще ничего не ела с восьми утра, и давление у меня упало, наверное, до нуля. Нужно бы зарулить в какую-нибудь харчевню и перехватить хотя бы салатик, но, к сожалению, времени нет. Мне надо успеть переговорить с Жанной. Где-то минут через десять-пятнадцать по НИИ пойдет уборщица и обнаружит труп убитой кадровички.
Да, да, я не оговорилась, именно убитой. И никакие предсмертные письма не убедят меня в том, что Анна Константиновна совершила самоубийство. Отчего я пришла к такому выводу? Да очень просто. У трупа был закатан правый рукав. Смертельную инъекцию Анна Константиновна сделала себе левой рукой. Что было бы вполне естественно для левши. А так…
Жанна оказалась полненькой брюнеточкой лет сорока.
– Это вы мне только что звонили? – нервно спросила она, открывая дверь.
Я кивнула.
– Скажите, что с Аней, умоляю, – нервно попросила Жанна, – почему ее телефоны не отвечают, ни личный мобильный, ни рабочий… Звоню, звоню…
Я молча вылезла из ботиночек. Боже, как хорошо, что переоделась в «Пежо» в привычные джинсы и свитер. Отвратительный бордовый наряд надоел до зубовного скрежета.
– Почему вы молчите, – возмущалась Жанна, – и что в конце концов происходит?
– Мы будем разговаривать в прихожей? – вздохнула я, оттягивая момент, когда придется сказать ей о смерти Кругловой.
– Нет, конечно, проходите в кухню. Говорите, – вновь попросила Жанна, усадив меня на полукруглый диванчик.
– Вы сказали, что Анна Константиновна ваша родственница?
– Да, и еще она моя лучшая подруга, – сообщила Жанна. – Ближе Ани у меня никого нет. Кто вы? Больше не отвечу ни на один ваш вопрос, пока не узнаю, в чем дело.
– Хорошо, – кивнула я и начала самозабвенно врать.
Работаю в детективном агентстве. Мне поручили вести дело о пропаже яйца работы Фаберже. Вещицу украли во время шумного застолья. Следы привели в НИИ тонких технологий, в частности, к Анне Константиновне Кругловой.
– Вы с ума сошли, – подскочила на стуле Жанна, – Анечка честнейший – слышите? – честнейший человек. Ей и в голову не придет не то что взять, даже посмотреть на чужое.
– Вы не дали мне договорить. Подозрения пали на ныне покойного директора института Владимира Сергеевича. Вчера я стала случайной свидетельницей вашего разговора с Кругловой. Вы звонили ей на мобильный. Скажите, отчего Анна Константиновна так радовалась его смерти и отчего называла его вором. Он что, был нечист на руку?
Жанна молчала, лицо ее казалось спокойным, только на шее быстро-быстро билась нежно-голубая вена.
– Вы его знали? – настаивала я.
Жанна упорно не разжимала рта. Я уже собиралась начать намекать на некое нехорошее событие, произошедшее с Анной Константиновной, как раздался резкий, какой-то требовательный звонок телефона. Жанна не пошевелилась.
– Снимите трубку, – посоветовала я.
Хозяйка вздохнула, словно вынырнула из глубины океана, и протянула руку к аппарату.
– Слушаю, – сказала она ровным, спокойным голосом. – Добрый день, Леня. Да, да, да… НЕТ!!!
Крик вырвался из ее горла так резко и с такой неистовой силой, что я перепугалась. Лоб Жанны стал пунцовым, потом красная волна омыла щеки, подбородок и шею. Женщина отпустила трубку, та закачалась на витом проводе.
– Вы знали, – прошептала Жанна, – вы знали, поэтому и говорили об Анечке в прошедшем времени.
– У вас есть валокордин? – быстро спросила я.
Хозяйка уронила голову на стол.
– Жанна, – тихо позвала я, – вам плохо? Может, врача вызвать?
– Нет, – глухим голосом ответила Жанна, – чем он мне поможет? Господи, Анечка. Леня сказал, что она покончила с собой, ввела в вену сильнодействующее сердечное лекарство. НЕТ!!! Неправда!!! Ее убили!
– Там на столе лежала предсмертная записка, – тихо сказала я, – адресованная Леониду Георгиевичу.
– Ты прочла? – прошептала Жанна, поднимая голову.
– Да.
– Можешь пересказать?
Я напряглась.
– Сейчас попробую, постараюсь. Значит, так. Уважаемый Леонид Георгиевич…
Жанна жадно ловила мои слова. Когда я дошла до фразы «положите меня в могилу к брату», хозяйка подскочила.
– НЕТ!!!
– Но именно так было написано в записке: «Положите меня в могилу к брату», – ответила я.
– Этого не может быть. Теперь абсолютно уверена, что письмо писала не Анечка. Она никогда не попросила бы похоронить ее вместе с Владимиром. Никогда!!!
– Почему? – удивилась было я.
Но Жанна неожиданно схватила меня за плечо:
– Послушай, ты детектив, да?
– Да, – осторожно ответила я и добавила: – Частный. Не состою на работе в милиции.
– Это хорошо, – лихорадочно забормотала Жанна, – отлично просто. Значит, работаешь за деньги? Да? Ну отвечай же?
От ее апатии и растерянности не осталось и следа. Карие глаза стали совсем черными и лихорадочно блестели, лицо и шея горели. Похоже, у Жанны поднялась температура.
Я кивнула.
– Да, естественно, беру за свои услуги плату и ничего дурного в этом не вижу. Сейчас все пытаются заработать, чтобы выжить.
– Хорошо, хорошо, – закивала Жанна. – Нанимаю тебя расследовать убийство Анечки. Деньги сейчас платить? Сколько? Не сомневайся, у меня хватит, в крайнем случае машину продам. Приступай, не медля! Знаю, знаю, кто ее убил. Не своими руками, конечно. Доказать только не смогу. Но это уже твоя забота будет!
– Послушай, – осторожно сказала я, – честно говоря, я мало что понимаю в этом деле. Меня привели в институт совсем другие дела. Про Анну Константиновну мне ничего не известно. Кто такая Ирочка? Что с ней случилось? Почему Круглова ненавидела директора института? И вообще, отчего ты решила, что ее убили? Кто тебе сейчас звонил с известием о смерти Кругловой?
– Леня, – ответила Жанна, – Леонид Георгиевич Рамин, замдиректора НИИ тонких технологий.
– Он сказал, что Анну Константиновну убили?
– Нет, сообщил, что Анечка якобы решила покончить с собой и сделала себе внутривенную инъекцию.
– Вот видишь, при чем тут убийство!
– Они хотят, чтобы кончина Ани не вызвала ни у кого подозрений, – неожиданно спокойно пояснила Жанна. – У них все куплены: сотрудники, милиция, прокуратура. Дождались удобного момента и убрали Анну. Знаю, давно хотели от нее избавиться…
– По-моему, ты слишком подозрительна!
– Аня никогда бы не стала писать предсмертного письма Лене, – медленно протянула Жанна, – никогда. Она его ненавидела. Нет, внешне, для посторонних, все выглядело очень пристойно. Аня умела держать себя в руках, но я знала правду! Только я! И уж ей никогда бы не пришло в голову просить захоронить ее вместе с Владимиром.
– Почему? – вполне искренне удивилась я. – Вполне естественное желание. Многие люди предпочитают и после кончины быть вместе.
– Но не Аня, – отрезала Жанна.
– Знаешь что, – почти рассердилась я, – нанимаешь меня детективом, хочешь, чтобы нашла убийцу, и разговариваешь загадками.
Жанна повертела в руках невесть откуда взявшуюся на кухонном столе расческу, помолчала немного, потом пробормотала:
– Анечка старательно охраняла свои тайны, боялась позора. Бесполезно было ее убеждать в том, что никто не станет ее осуждать. Нет! Комплексовала ужасно. Правду знали только мать Анечки и я. Но теперь, после ее смерти, необходимость таиться отпала. Наверное, следует все тебе рассказать… Но только скажи, ты, то есть вы…
– Мы уже вроде давно отбросили церемонии, – улыбнулась я, – перешли на «ты».
– Хорошо, – кивнула Жанна, – ответь определенно. Ты берешься за дело?
Я помолчала и ответила:
– Извини, нет. Мне, безусловно, небезразлично, кто убил Анну Константиновну. Кстати, я тоже считаю, что ее уход из жизни не был добровольным. Но обязана закончить другое дело. Может, потом, когда узнаю, кто украл яйцо Фаберже.
– Заплачу сполна, – тихо сообщила Жанна, – не сомневайся, деньги есть.
– Тебе может показаться странным, но радужные бумажки тут не играют решающей роли. Речь идет о восстановлении чести и достоинства. Почему бы тебе не обратиться в милицию?
– Там не помогут, взяточники все! Если уж на то пошло, знаю, кому была выгодна ее смерть. Только эти люди от органов откупятся!
Внезапно мне стало нехорошо. Сильно закружилась голова, и неожиданно часто заколотилось сердце. Пару раз глубоко вздохнув, я ответила:
– Заплачу сполна, – тихо сообщила Жанна, – не сомневайся, деньги есть.
– Тебе может показаться странным, но радужные бумажки тут не играют решающей роли. Речь идет о восстановлении чести и достоинства. Почему бы тебе не обратиться в милицию?
– Там не помогут, взяточники все! Если уж на то пошло, знаю, кому была выгодна ее смерть. Только эти люди от органов откупятся!
Внезапно мне стало нехорошо. Сильно закружилась голова, и неожиданно часто заколотилось сердце. Пару раз глубоко вздохнув, я ответила:
– Можно обратиться в частные агентства.
– Вот тебе и предлагаю.
– Но я работаю в одиночку, с двумя делами мне не справиться. Найми кого-нибудь другого.
– Никому не верю! – воскликнула Жанна. – А ты не похожа на подлого человека: глаза у тебя хорошие, берись, не прогадаешь. Заплачу любую сумму.
– Нет, прости, связана другими обязательствами.
– Для тебя так важно отыскать это яйцо?
– Да, чрезвычайно!
– И как, получается?
– Честно говоря, не очень, – призналась я, – хотя стараюсь изо всех сил!
– Тогда предлагаю сделку, – резко сказала Жанна, – выгодную для нас обеих. Ты сейчас бросаешь все и занимаешься поиском убийцы Анечки.
– В чем же тут выгода для меня? – удивилась я.
– Как только назовешь мне его имя, – размеренно протянула Жанна, – лишь только получу доказательства, неопровержимые! Лишь только станет ясно, что я не ошиблась в своих подозрениях…
– Вдруг не он? – перебила я.
– Хорошо, пусть другой, – не дрогнула Жанна, – но лишь только узнаю, кто и…
– Что – и?
– Сразу скажу, у кого находится яйцо.
Я чуть не упала со стула.
– Ты знаешь?
Жанна кивнула.
– А не врешь?
Женщина покачала головой и сказала:
– Знаю все: кто взял, где и почему. Ну так как, идет? Кстати, самой тебе без моей помощи ни за что не разобраться в этом хитром деле. Ты кого-нибудь подозреваешь?
– Гостей, которые сидели тогда за столом. Кое-кто уже вне подозрений. Некий Жора Колесов, пришедшая с ним дама и Роза Шилова, косметолог. Остались директор НИИ тонких технологий Владимир Сергеевич Плешков, его заместитель Леонид Георгиевич Рамин и некий Яков, о котором мне пока вообще ничего не известно. Даже отчества и фамилии не знаю, а только то, что он тоже работает в этом НИИ. Кстати, не его ли ты подозреваешь в убийстве?
Жанна спокойно ответила:
– Яков Федорович Селиверстов. Он в НИИ является кем-то вроде торгового агента. Там все в лабораториях ударились в бизнес, про науку давно забыли. А Яков их «изобретениями» торгует. Просто позор: доктора наук мыло варят. У Яшки в руках все рычаги, он денежными каналами владеет. Захочет, откроет шлюз, а обозлится на кого-нибудь – перекроет поток. С ним все носятся как с писаной торбой. Одна Аня его в лицо вором называла, он ее до белых глаз ненавидел, но потребовать, чтобы директор ее уволил, не мог.
– Почему?
– Сначала ответь, согласна ли ты на мои условия?
– Да.
– Тогда слушай, – оживилась Жанна. – Надеюсь, тебя не следует предупреждать, что не стоит никому рассказывать о том, что ты сейчас услышишь. Анечке не понравилось бы, если бы ее тайну стали обшептывать в коридорах любопытные.
– Можешь не волноваться, умение держать язык за зубами – это одно из моих профессиональных качеств.
– Хорошо, только начать придется издалека, – сообщила Жанна.
Глава 16
Детство Анечки Кругловой пришлось на 40-е годы. Когда грянула война, ей было всего шесть лет. На время, о котором многие люди вспоминают, как о лучшем в своей жизни, Аня оглядывалась с горечью. Ничего-то у нее тогда не было: ни игрушек, ни вкусной еды, ни одежды. Какие там бананы с апельсинами, есть хлеб – и ладно. Серо-синие макароны, толстые, клейкие, считались «воскресной» едой, а если к ним добавляли тушенку из больших, покрытых липким оранжево-желтым машинным маслом банок, то это уже Новый год. Питались в основном «супом». Анина мама ухитрялась варить его из всего, что давали на карточки: пшено, американское сухое молоко, твердокаменный горох и продел. Однажды вместо сахара талоны отчего-то отоварили изюмом. Анечка ела сморщенные, необыкновенно вкусные коричневые ягодки и мечтала. Вот кончится война, отменят карточки, мама купит ей целый мешок этого изюма. О шоколадных конфетах Аня даже не думала. Она просто-напросто забыла, что это такое.
Но, несмотря на тяготы, было в нищем детстве девочки и хорошее. В нем начисто отсутствовала зависть. Все в классе были одеты так же, как сама Аня: в старые, перешитые мамины платья. На большой перемене все получали по стакану светло-желтого морковного чая, куску хлеба и крохотному осколочку рафинада. Учебники у всех были затрепанные, а писали они на всяческих бумажных обрывках. Однажды директриса раздобыла где-то старые обои, и дети стали писать на тетрадях, сшитых из обоев. Но все чаще в небо взлетали ракеты в честь побед на фронте, все громче звучал из черной «тарелки» ликующий голос Левитана:
– Сегодня нашими доблестными войсками освобожден от немецко-фашистских захватчиков…
Потом война закончилась. В душе расцветала надежда на лучшую, мирную жизнь. В 1945-м Анечке исполнилось десять лет, но, как многие дети военной поры, она была не по годам взрослой. В ее голове жили разумные недетские мысли. Она видела, как тяжело приходилось маме – Нина Ивановна, работающая на заводе токарем, одна тянула дочку. Отец Ани погиб на фронте. Значит, нужно прежде всего окончить школу, и не восемь классов, а десять, потом поступить в институт, чтобы в дальнейшем получить хорошее место работы и помогать маме. Нина Ивановна полностью одобряла планы Ани:
– Учись, доча, становись на ноги, а я уж помогу тебе, чем сумею.
Но все радужные надежды рухнули 9 Мая 1948 года, в День Победы, который Аня Круглова считала самым светлым, самым радостным праздником. После обеда она с подругами, такими же тринадцатилетними девочками, отправилась гулять в Центральный парк культуры и отдыха. Несмотря на полуголодное детство, Анечка выросла крупной девочкой. В 1948 году она, уже вполне сформировавшаяся, походила на взрослую девушку. Сначала девочки бродили стайкой по аллеям, они даже позволили себе купить мороженое, продававшееся в то время только в общественных местах. Затем Аня случайно оторвалась от подруг, забрела на какие-то малолюдные дорожки и уперлась в забор. Уже темнело, нужно было срочно искать выход. Анечка испугалась, как бы ее не заперли в парке на ночь, но тут откуда-то из кустов вынырнул мужчина в гимнастерке, на которой сверкали ордена и медали. Бывшим фронтовикам Аня доверяла безгранично. Ей и в голову не могло прийти, что человек, побывав под пулями, может сделать ей что-то плохое. Она вообще ни о чем таком не думала. Только обрадовалась, увидав дядьку, и сказала:
– Вот пошла с девчонками гулять и потерялась. Не подскажете, где тут выход?
– Значит, заплутала, – улыбнулся прохожий.
Аня запомнила его карие, глубоко посаженные глаза, ярко блестевшие из-под угольно-черных бровей, и улыбнулась в ответ:
– Да уж, глупо получилось.
– Ты здесь одна?
– Ага.
– Не бойся, иди сюда, – поманил мужчина девочку, – сейчас выберемся обходной дорогой, я этот парк как свои пять пальцев знаю.
Аня послушно шагнула в кусты и увидела тоненькую тропку. Провожатый быстрым шагом пошел вперед, девочка рванулась за ним. Минут через пять Анечка спросила:
– Далеко еще?
Мужик обернулся, блеснул яркими карими глазами, успехнулся углом рта и ответил:
– Уже пришли.
Дальнейшее Аня помнила смутно. Вроде она кричала, отбивалась, но все равно оказалась на земле с задранной на голову юбкой. Потом мужчина сказал:
– Ступай вперед, там забор, пролезешь в дыру и иди домой. Но имей в виду: расскажешь кому, найду и убью. Я тебя запомнил.
Рыдающая Анечка кинулась опрометью вперед и оказалась на незнакомой улице. Домой она пошла пешком. Сесть в автобус или троллейбус не было никаких сил. Девочке казалось, что все пассажиры мигом поймут, что с ней случилось, начнут тыкать пальцами, смеяться…
В квартиру, где в безумной тревоге металась Нина Ивановна, она попала только к утру, и, естественно, мама сразу сообразила, какая беда приключилась с дочерью.
Нина Ивановна очень любила Анечку и в отличие от многих женщин старого воспитания не произнесла сакраментальной фразы:
– Ты сама виновата!
Нет, мама постаралась как можно более ласково обойтись с дочерью. Ни психологических консультаций, ни телефонов доверия, ни кризисных центров для переживших насилие в Москве тогда и в помине не было. Нина Ивановна и Аня остались со своей бедой без чьей-либо помощи. Кое-как они справились с проблемой, к концу мая Аня повеселела и даже начала улыбаться, но не успела Нина Ивановна перевести дух, как грянула новая напасть. В июне стало понятно, что Аня беременна.
Это сейчас подобная ситуация никого не вышибет из седла. Произойди эта история сегодня, Нина Ивановна, не пожалев денег на аборт, мигом побежала бы с дочкой в одну из многочисленных коммерческих клиник. Врачи сделали бы все, что требовалось, даже без предъявления документов.