Она не признает никаких развлечений, кроме чтения журналов для родителей и книг по развитию ребенка. Свое общение в Интернете с такими же увлеченными мамочками строго дозирует. Еще она ведет дневник, куда старательно заносит все успехи и достижения своего чуда. Эти записи – монументальное свидетельство ее материнского подвига.
Настоящая мать собственноручно мастерит полезные игрушки. Наплевав на дорогой ремонт, расклеивает по дому обучающие плакаты. Скупает диски с классической музыкой в специальной обработке для детей, а также различные «звуки природы».
Но самое главное, настоящая мать – это МАТЬ. Ребенок для нее – вместо кислорода. Она им дышит. И все, что делает для него, от котлеток до башни из кубиков, она делает с большим удовольствием, без пересиливания себя. А потому круглосуточно светится от своего материнского счастья…
Этот навязчивый образ «настоящей матери» рисовался в моем воображении выпуклым и ярким. Но как я ни старалась, мне никак не удавалось ему соответствовать. Впрочем, особых стараний там и не было. Слишком много в моей жизни молодой мамы было дел, которые не доставляли мне никакого удовольствия, и я находила любые отговорки, чтобы ими не заниматься. Оправдывала себя и… ужасно страдала, осознавая собственное малодушие.
Мои страдания усугублялись еще и тем, что они бурлили внутри меня и не находили выхода. Никому ведь не признаешься, что, затыкая воззвания совести, ты меняешь пальчиковое рисование на лазание по Интернету. Никому не расскажешь, что считаешь время, проведенное у качелей на детской площадке, бессмысленно потерянным. Ни с кем не поделишься, что ужасно устаешь от ежесекундного «мама-а-а-а». Стыдно!...Ближе к пяти Дашиным годам внутренний червь под названием «Я не делаю всего того, что должна, и не посвящаю детям все свое время» («Но все равно не буду, потому что не хочу») изъел меня окончательно. Смертельно устав от раздувшегося чувства вины, я стала размышлять, смотреть по сторонам, читать разные книжки и общаться на наболевшую тему с другими мамами. И постепенно пришла к выводу, что самоотречение, пересиливание себя, жизнь как материнский подвиг – все это ложные понятия . Что собственное заклание на алтарь интересов и желаний детей – обряд безумно рискованный. Так можно покалечить не одну судьбу. Вокруг меня все настойчивее звучало мнение, что малышу нужна не идеальная, а СЧАСТЛИВАЯ мама. И это мнение было настолько голосистым и убедительным, что я тоже подняла его на щит.
Счастливая мама – это такая мама, которой хочется жить и радоваться тому, что рядом подрастает маленький родной человечек (и не один). Это такая мама, у которой все хорошо и поет душа.
Конечно, счастье каждый понимает по-своему. Для меня быть счастливой мамой значило поменьше делать то, что «надо», и побольше то, что «хочу». В разумных пределах, естественно. А то это ненавистное (и мной же придуманное) «надо» уже придавило меня, как каменная плита.
Все изменилось в тот самый момент, когда я перестала думать, что обязана быть «настоящей матерью». Волевым решением я скинула с себя громадный мешок с надписью «Чем надо заниматься с детьми для их гармоничного развития» и раздала его содержимое по любящим родственникам. (Справедливости ради надо сказать, что и до «великого прозрения» все они были активно вовлечены в процесс воспитания и развития наших детишек. Просто я сама для себя выделила «зоны ответственности», назначив в них «старшего», и решила не влезать в отведенные вотчины).
За мужем были «закреплены» сказки, захватывающие истории и ежевечерняя возня на ковре с кучей игрушек. За бабулей (моей мамой) – прогулки и чтение книг. Дуракаваляние, ролевые игры, лепка из пластилина, поездки на карусели и в театры/зоопарки – за дедом. Себе я оставила всевозможные развивающие занятия (рисование, паззлы, обучающие журналы и прочее) и главные материнские «функции» – объятия, поцелуи, лобызания и слова любви.
Так в моей жизни не осталось ничего, что я должна была бы делать через силу. Многолетние угрызения совести («Надо, но не буду») были изничтожены. В результате появилось еще больше времени для вожделенной «личной жизни». Которая, кстати, тоже получила право на существование. Ее навязчивая жажда, как оказалось, была вполне законной, праведной.
...Только вот где она, эта граница между личным пространством и территорией родительства? Как нарисовать ее на карте своей жизни так, чтобы не было мучительно больно? Чтобы не было ощущения, что себе ты уделил времени и внимания больше, чем ребенку?
Признаться, я сама до сих пор ищу эту линию. Черчу ее, стираю и снова намечаю контуры. Но нет во мне уже того предательского чувства вины. Я наконец-то поняла: все, что я делаю, правильно, потому что это подсказа но моей родительской интуицией и моей любовью к собственным детям.
Увы, я не стала в одночасье безупречной. И прекрасно понимаю, в чем бываю неправа и когда допускаю ошибки. Я все так же порой несдержана и нетерпелива. И мне очень за это стыдно. Но чувство стыда приходит и уходит. Потому что я знаю: почти любую ошибку можно исправить, почти любую вину – искупить.
Чувство вины – это всегда тупик. Это яд, уничтожающий радость общения с собственным ребенком. И, как человек, испивший эту чашу с ядом, добавлю: чувство вины – это чистилище. Через него нужно пройти, чтобы просто понять: ты – лучшая мама на свете. Лучшая для своих детей.
«Я не занимаюсь ребенком…»
...«Ребенку, так же как и взрослому человеку, нужно время, чтобы побыть наедине с самим собой. Он должен учиться самостоятельности. Совершенно необязательно его постоянно развлекать. Мама – не игрушка, мама может быть занята. Но! Постарайтесь 2 раза в день хотя бы по 20 – 25 минут уделять внимание вашему малышу. Составьте план на неделю – например лепка, рисование, книги и так далее, комбинируйте по ситуации. Главное, это должно быть время, которое вы проводите со своим ребенком. Неделя, другая, а там и в привычку войдет! Успехов!»
Малыш, как и любой человек, нуждается в своем мире, и ему иногда нужно побыть в этом мире одному (и одновременно привыкать к самостоятельным играм). Мама, в свою очередь, тоже имеет право на свой мир, где она будет черпать знания и энергию для передачи ребенку. И здесь важно нащупать баланс – между «личной жизнью» (которая неработающим мамам нужна, как воздух) и временем, посвященным своему сокровищу. Отлично помочь в этом может составленный распорядок дня (в котором выделяется время на игры с малышом – 2 раза по 20 – 30 – 40 минут) и уже упоминавшийся выше примерный план занятий на неделю [109] . Плюс колыбельные/сказки/книжки на ночь.
«…И ничего не могу ему дать!»
Чувство вины у моей подруги Ольги родилось почти одновременно с сыном Максимом. Оля до сих пор не может себе простить, что в роддоме не взяла Максика в свою палату, а по настоянию врача оставила его на период собственного восстановления в детском боксе. Он лежал там один, плакал, и никто к нему не подходил. Подруга ругает себя за то, что в первый месяц жизни также лишила сына материнского тепла, поскольку находилась в ужасном депрессивном состоянии.
Но самым главным своим упущением она считает слишком поспешное прекращение лактации. С тех пор прошло уже несколько лет, но Оля все еще винит себя в том, что смалодушничала, не была настойчивой, быстро сдалась, а надо было бороться за каждую каплю. Подруга говорит, что все эти годы помнит о своих «преступлениях» и потому старается лишний раз обнять, приголубить Максика, как будто наверстывая то, что она «упустила» тогда – в его младенчестве.
Со временем к этому давнему зацементированному комплексу вины добавилось еще два ряда кирпичной кладки. В принципе, ничего сверхъестественного, все как у всех: стыд за неконтролируемые вспышки гнева и угрызения совести по поводу того, что Оля мало занимается с Максиком.
– Об этом не то что говорить – думать стыдно! – грустно улыбается она. – Я с ним мало играю и ничему не учу. Все нахожу какие-то отговорки и оправдания, что ему это неинтересно, он неусидчивый, меня не слушает, убегает. А надо уже признаться самой себе: это не ему неинтересно, а мне!.. Я долго мучилась, видя, что ничему не могу его научить. Потом поняла: единственное, что я могу дать своему сыну – это любовь и ласку. Так пусть в его жизни этого будет с избытком. А там уж как получится…
...Растить или работать?
Моя подруга Соня вышла из декретного отпуска на работу, когда ее Кристине было 9 месяцев. Она не раз взвешивала все «за» и «против», долго и нудно ругала себя за тоску по офису и коллективу, но все равно вернулась в них, чтобы не потерять перспективное место. Ведь для нее так важны карьерные ступени, и она так ценит свою финансовую независимость. Маленькой Кристине нашли няню.
– Конечно, сначала меня просто раздирало чувство вины, – говорит Соня. – Бросила кроху, перепоручила чужому человеку, не вижу весь процесс ее взросления в непрерывности…
Особенно больно было видеть дочкины глаза перед уходом на работу.
– Кристина не плакала, не кидалась на ручки, но мне казалось, она ужасно боится, что вот сейчас я уйду и больше не вернусь. Не знаю, может, это я все придумала, и никакого страха у нее на самом деле и не было. Но какие-то ее взгляды и движения, совсем еще неуклюжие, поддерживали во мне эту мысль. И очень долго я шла в офис с комком в горле, чувствуя себя просто исчадием ада. Сердце рвалось обратно, к брошенному ребенку. Но стоило только переступить порог офиса, как меня уже тянуло к рабочему столу, телефону и чашечке кофе. Я отвлекалась, видела все плюсы своей работы, и на душе становилось легче.
Постепенно жизнь вошла в новую колею, и у Сони с Кристиной даже установился особый ритуал – по утрам девочка с няней провожали маму до лифта и с улыбкой махали ей ручкой.
– Все психологи говорят, что детям нужны изо дня в день повторяющиеся ритуалы. Это дает им ощущение безопасности. И на нашем примере я поняла, что это не пустые слова, – говорит Соня.
От все еще преследовавшего ее чувства вины подруга спасалась аутотренингами. Она уговаривала себя, что сидеть дома – не значит заниматься ребенком все 24 часа в сутки. Что важно не количество проведенного вместе времени, а его качество.
– Ну, сидела бы я с Кристиной дома, что дальше? Чем бы занималась? Висела над душой с бесконечными ладушками или в Интернете торчала бы? Нет, что там говорить, работа очень дисциплинирует. Она дает понимание ценности времени и общения с близкими. Ведь я, соскучившись по дочке, с радостью бегу после работы домой. И каждая минута, проведенная вместе, нам обеим очень дорога.
Впрочем, Соня признается, что, как ей кажется, в ее девочке все еще живет страх потерять маму. Кристина может просто подойти к ней и молча обнять. Прижаться щекой к руке. Взобраться на колени и уткнуться в шею. И кто знает, что творится в этот момент в душе у маленькой девочки, которая еще не может выразить свои чувства словами.
– В принципе, я рада, что у меня все так в жизни получилось, – резюмирует Соня. – Не было у меня того перебора, который случается со многими мамочками: насиделись с детьми в четырех стенах до такой степени, что уже ни дом, ни детей, ни мужей видеть не могут. Но иногда, очень-очень редко, но все-таки я жалею. О том, что вижу, как растет моя дочка только по вечерам и в выходные. Все свои рывки в развитии она сделала без меня, а я как будто приходила к концу выступления, к финальным аккордам, пропустив все самое интересное. Но я стараюсь об этом не думать. В этой жизни сложно найти золотую середину. А так, по крайней мере, у меня не будет повода в сердцах обвинить ребенка в том, что он помешал моим карьерным планам.
...Ребенок – губка
Когда наша Даша была совсем маленькой, я, помнится, очень боялась, что мой ребенок вырастет каким-то «не таким». Недобрым, нечутким, невоспитанным, нецелеустремленным, завистливым…