Обычно, если это манипулятивная истерика, ребенок будет орать до по бедного – пока не получит желаемое (или не лишится зрителей). Если же это реакция нервной системы, малыш, выплеснув весь негатив, постепенно успокоится. Есть еще один сложный момент: истерика может выглядеть как манипулятивная («Хочу игрушку, купиииии»), а на самом деле быть результатом неудовлетворенной потребности (например, во внимании и общении с мамой). Выход только один – не идти на поводу у ребенка и пересмотреть свои отношения с ним.
Что делать, если нет сил не орать…
...Мы все всё прекрасно понимаем. Что выливать негатив и орать на маленького ребенка недопустимо и нечестно. Что он ни в чем не виноват. Что никакая усталость и никакое раздражение не могут оправдать наших срывов. Мы все это знаем, нам не надо ничего объяснять. Только остановиться невозможно, затягивает как черная дыра.
Крик – от страшной измотанности, от бессилия, от внутреннего неспокойствия, от страха. Крик – оттого, что ты сама – сплошной комок нервов и клубок противоречий. Оттого, что уже нет сил держать себя в руках. Уже вообще ни на что нет сил.
Но чувство вины – это хорошо. Это значит, что не все потеряно. Что мы хотим и сможем справиться с собой.
Как сдержать крик?
• Стандартное: при приступе гнева, когда крик вот-вот сорвется, задержать дыхание, досчитать до десяти либо выскочить в другую комнату.
• Представить себя, орущую, со стороны – красное перекошенное лицо, безумные глаза, глубокие морщины на лбу… Помогает отменно.
• Вместо нечленораздельного ора, высказать все то, что чувствуешь : говорить только о себе, а не обвинять ребенка («Солнышко, я не выспалась, у меня болит головка – вот здесь, мне ужасно обидно, у меня все валится из рук, я устала, пожалей меня, погладь»). Дети очень восприимчивы к таким вещам.Как перестать орать на ребенка: алгоритм действий
• Главная причина криков – нечеловеческая усталость и перегруженность всех систем организма. Выход: привлечь к помощи всех доступных родственников (или нанять кого-то), а высвободившееся время посвятить только себе (ванна, салон красоты, прогулка, гости, сон, маленькое путешествие).
• Не душить в себе отрицательные эмоции, а найти им безопасный выход (настольная боксерская груша, побить старую посуду, порвать газеты, проораться в чистом поле на даче).
• Заняться спортом, йогой (мышечное напряжение и психологические проблемы всегда взаимосвязаны) – это опять же способ побыть наедине с самой собой, переключиться, подумать о своем поведении.
• Попить натуральных успокоительных.
• Очень помогает общение, в том числе виртуальное (на Интернет-форумах), когда можно выговориться, отвести душу, а тебя поймут, поддержат и многое объяснят – например то, что дети вполне адекватно воспринимают мамины вспышки гнева, если они эпизодичны (ну разозлилась мама, с кем не бывает?), но совсем иное дело, когда ор стоит постоянно. Сначала ребенок его боится, а потом привыкает. И, подрастая, начинает думать – о чем? О том, что «счастье – это когда тебя понимают».
Великая сила слова
В нашей семье обитает один мудрый волшебник, у которого есть магическое средство, способное прогонять капризы. Волшебник, как уже все догадались – это мой муж, а магическое средство – его фирменные истории.
Наши дети «подсажены» на эти истории с младенчества, поэтому, как только в воздухе пахнет нытьем и звенят слезы, в ход тут же идет очередной увлекательнейший рассказ: о мышонке, который бежал на помощь к друзьям, но спотыкался о неубранные игрушки; о благородном псе Капитоне и его безалаберном друге Хрюнде; о Бабе-Яге, оставшейся без зубов, потому что не чистила их на ночь и, конечно, о папе-супермене, который спас всю семью, когда ее похитили бандиты....Двойная польза от этих сюжетов налицо: мало того, что капризы прогоняются, так еще и в ненавязчивой форме детям внушаются простые житейские истины и прививаются правила поведения.
– Есть ли у наших детей недостатки, которые надо высмеять острым словом сатиры? – обращается иногда ко мне муж.
Я думаю и выдаю:
– Постричь бы Гришу надо. Только он боится и верещит.
– Ага. Сегодня, дети, я расскажу вам историю, как поросенок Хрюнда ходил в парикмахерскую…
В общем, когда наш папа дома, капризничать некогда: его будут рвать на тысячи маленьких пап, но живым не отпустят до самого отбоя. Но когда папы дома нет, основная лавина детских вредностей и капризов сходит, конечно же, на маму (то есть на меня). С мамой можно все. Мамины нервы можно превратить в струнный оркестр и играть на них фуги Баха. С мамой можно ныть, скулить, топать ногами, валяться на полу, требовать луну с неба (или хотя бы еще один мультик). Можно дать волю плохому настроению. Можно выплеснуть обиду на весь белый свет. Можно быть собой. Расслабиться. И требовать доказательств безусловной любви [166] .
Я помню свои первые реакции на эти «концерты» – полнейшая беспомощность. Стоишь с опущенными руками, глазами хлопаешь, а что делать – ни малейшего понятия. Это если сама еще спокойна. А если вымотана, так, естественно, в крик. Потом посыпаешь голову пеплом, внутренне мобилизуешься и начинаешь пробовать: искать ходы и подходы – что действует, что нет…
Поскольку рассказывать истории у меня не получается (большие проблемы с фантазией и мотивацией), мой способ борьбы с капризами – это игра. Я поняла: дети, которым интересно с взрослыми, – просто ангелы. А чтобы ребенку было интересно , ему надо либо что-то рассказывать, либо играть. Причем необязательно весь день вдвоем катать машинки или собирать мозаику. Он может и самостоятельно чем-нибудь заняться (и это надо всячески поощрять и не вмешиваться, когда он занят [167] ). А если не хочет, можно вместе приготовить суп. Можно, пока мама моет посуду, поиграть в «командира и солдата» («Стройся! На месте шагом марш! Стой – раз, два! Кругом! Равняйсь! Смирно! Доложите обстановку, солдат»). Можно поиграть, кто быстрее разберет сумки из магазина. Это просто удивительно: стоит лишь привнести в свою жизнь элемент игры, шутки, озорства – и все чудесным образом меняется.
В отношениях с ребенком все невероятно, до неприличия ПРОСТО. Если он доволен жизнью, если ему хватает внимания, понимания и любви, он, как правило (за исключением «текущих моментов» вроде устал, перевозбудился, чего-то не дали, накопился негатив и непродолжительных «кризисов»), ведет себя хорошо. Если не хватает – плохо. Все! И никто не виноват, если ребенку надо больше внимания и любви, а ты не в состоянии ему их дать. Можешь – давай, не можешь… Ну, значит, не можешь. Тогда не обессудь.
...Почему кризисам надо радоваться
Наверное, нужно прояснить для себя еще одну важную вещь: есть капризы и… капризы. Серьезные и вроде как несерьезные, стойкие и мимолетные. Вот те, которые серьезные и стойкие (можно было бы даже назвать их «системными») – это, на самом деле, даже и не капризы вовсе. Это самые настоящие проявления – слово-то какое страшное! – «кризиса развития» .
Взросление ребенка очень любят сравнивать с лесенкой. Забрались на одну ступеньку, потоптались на ней (чему-то научились, накопили знания и опыт, как-то по-новому посмотрели на себя и мир), а потом – ррраз! – перескочили на следующую ступеньку и начали все заново, уже на другом, более высоком уровне. Вот это «ррраз!», этот прыжок – резкий, быстрый, ощутимый – от одной стадии развития к другой и есть тот самый «кризис» .
Наверное, нужно прояснить для себя еще одну важную вещь: есть капризы и… капризы. Серьезные и вроде как несерьезные, стойкие и мимолетные. Вот те, которые серьезные и стойкие (можно было бы даже назвать их «системными») – это, на самом деле, даже и не капризы вовсе. Это самые настоящие проявления – слово-то какое страшное! – «кризиса развития» .
Взросление ребенка очень любят сравнивать с лесенкой. Забрались на одну ступеньку, потоптались на ней (чему-то научились, накопили знания и опыт, как-то по-новому посмотрели на себя и мир), а потом – ррраз! – перескочили на следующую ступеньку и начали все заново, уже на другом, более высоком уровне. Вот это «ррраз!», этот прыжок – резкий, быстрый, ощутимый – от одной стадии развития к другой и есть тот самый «кризис» .
...Отчего случается этот «прыжок»? Оттого, что за время, пока маленький человечек «топтался на ступеньке» и приобретал новый опыт, поменялось его сознание: он обнаруживает, что стал другим, и пытается ответить на вопрос – каким «другим»? У него появляются новые потребности (в большей автономии, самостоятельности, исследованиях). Изменившееся сознание и новые потребности требуют пересмотра отношений с миром – и, в первую очередь, с близкими взрослыми. Прежний сложившийся формат взаимодействия становится для ребенка тесным, как старая одежда. Его надо менять! А чтобы сделать это, приходится биться – потому что пока этим взрослым не настучишь по голове, они ничегошеньки не поймут и да же не пошевелятся. Поэтому кризис, как любой другой «каприз», тоже несет в себе закодированное «послание»: «Посмотри, мама, я уже другой, и об(ра)щаться со мной надо по-новому!» Более того, в постоянных стычках со взрослыми ребенок и пытается понять: какой он теперь и что может.
...После года
В самом начале этой части книги я писала, каким нелегким для меня оказалось начало второго года жизни нашей дочери. Теперь я смутно догадываюсь, почему же было так тяжело: я оказалась совершенно не готова к тому, что меня ждет (хотя с первым ребенком, наверное, никогда ни к чему не бываешь готова). Я, как неопытный спортсмен, выложилась в самом начале, в первые Дашины двенадцать месяцев, не подумав, что материнство – это не забег на короткую дистанцию. Это бесконечный марафон, и надо грамотно рассчитывать свои силы. А я не рассчитала!
Понятное дело, что на следующем этапе серии Гран-При от былой выносливости и куража не осталось и следа. Мышцы онемели, «дыхалка» сбилась, пульс зашкаливал. Короче, «махайте на меня, махайте!» А лучше пристрелите.
Я ведь как рассуждала? Нам бы год простоять да продержаться, до браться до первого дня рождения, а там, глядишь, заметно полегчает, там и отдышусь.
Нет! Не будет за первой горой привала. Покой нам только снится. Отдышаться никто не даст. Впереди уже высится другая вершина. И больше, и круче. Так что – на старт, внимание, марш! – побежали дальше. И уже не с ребенком в зубах, а вприпрыжку за ним. Он – весел и бодр, с огромным шилом в милой попке, ты – со сбитой «дыхалкой», языком на плече и мыслью о судьбе загнанной лошади.
К чему здесь нужно быть готовой? К тому, что на смену ночным бдениям придут дневные. Вместо того чтобы бесконечно стерилизовать бутылки или бороться с лактостазами, придется колдовать над диетическими супчиками. Выкидываемые из манежа игрушки, обглоданный и переставший работать пульт от телевизора, не единожды уроненный папин мобильник (а также все остальное, что не давало скучать в первый год) будут выглядеть невинными шалостями по сравнению с новыми захватывающими играми: «а ну-ка отними», «попробуй – догони» и «не уследила – сама виновата». А про крики/ вопли/сопли я вообще молчу. Они станут только громче и гуще.
Наш сын Гриша в это беспокойное время получил домашнее прозвище «шалопай». Как любой ребенок второго года жизни, только что вставший на ножки и открывший для себя вокруг так много интересных вещей для изучения и обслюнявливания, он принялся за эксперименты. До втыкания пальцев в розетку дело, правда, не дошло, но о плиту мы обжигались, новогоднюю елку на себя опрокидывали, обои по кусочкам отрывали, ключи от машины в унитазе топили и делали еще кучу забавных вещей, от которых мама билась в истерике.
Сейчас, когда мама стала намного умнее и опытнее, она поняла: маленький мальчик не хотел довести ее до нервного тика своим непослушанием, не безобразничал и вовсе не издевался, вновь и вновь хватая то, что «нельзя». А делал именно то, что и должен (должен!) делать малыш его возраста: изучал свойства предметов, измерял границы дозволенного и учился что-то делать сам . И то, и то, и это – исследование, естественное ребячье любопытство, стремление к автономии от родителей: те самые потребности , без удовлетворения которых дальнейшее развитие невозможно. А разве можно всерьез обижаться, негодовать, а тем более наказывать за то, что является непременным условием для движения вперед? Нельзя. Конечно, нельзя.
Поэтому план действий таков:
• убираем на недосягаемую высоту все то, что «не игрушки»;
• зорко следим, чтобы оставшееся внизу, но по-прежнему запрещенное не было взято в оборот (и всегда готовы к прыжку, чтобы физически пресечь опасное действие);
• чтобы чадо не лезло, куда не надо, и не ломало то, что не надо, делаем так, чтобы было куда лезть и что ломать;
• проводим большую работу над собой: малыш-то уже другой , нам тоже надо как-то подтягиваться, перестраиваться, меняться – и в первую очередь перестать наконец все делать ВМЕСТО него. Хватит! С понедельника начинаем новую жизнь и теперь уже делаем все ВМЕСТЕ с ним.
Запомнили? Вместе!...Еще маме нужно помнить: отныне ее позиция – руководящая. Теперь она главная – не ребенок. Нельзя, чтобы ребятенок, как и прежде, подстраивал всю семью под себя. Все, это время прошло. Теперь не он диктует условия, теперь в его жизни появляются и первые «нельзя», и первые «надо» [168] .
Малыши-шилопопы
Традиционно считается, что кризисов в раннем детстве два – «первого года жизни» и «трех лет». На самом деле это деление очень условно. Ребенок может повзрослеть и потребовать пересмотра отношений и в два года, и в два с половиной, и в четыре вместо «положенных» трех (и даже несколько раз за этот период). А может пребывать в перманентном «кризисе» чуть ли не с рождения.
…Сын моей соседки Светы – типичный «шилопоп» и ходячая (точнее, бегающая) иерихонская труба: когда он орет, лопаются стекла. А орет он практически постоянно.
Свету мне очень жалко, муж ей с дитем не помощник, она воюет с малышом одна. Или он с ней? В любом случае, бои там идут совсем не местного значения.
Двухлетний Виталик вообще-то очень хороший сообразительный мальчик. Когда не визжит на космических высотах, не катается по полу в истерике и не носится кругами чуть ли не по стенам. Но он очень мало спит – не больше 8 часов в день, а все остальное время находится в движении. Он даже когда просто сидит и мультики смотрит, у него ручки-ножки двигаются, я сама видела.
Любое мамино действие, идущее вразрез с Виталикиными желаниями, вызывает у него мощнейший взрыв негодования – визг, слезы и битье головой о вертикальную поверхность.
Пример. «Что случилось, что за крик?..» Это Виталик не хочет идти гулять в мороз в валенках. Хочет непременно в осенних ботах. Причем недешевые финские валенки не трут и не жмут, выбирались в магазине вместе с мамой, еще до холодов ребенок бегал в них по квартире и всем хвастался.
Но вот замкнуло что-то в маленькой головке, и надеть на себя валенки на прогулку он не даст, объяснить, что на улице снег и гололед, тоже не даст, на мамину реплику «Ну, хорошо, тогда вообще не пойдем гулять, иначе заболеешь», ответит громкой истерикой. На предложение надеть не валенки, а зимние сапоги – ей же. Торжественный выход на улицу в желанных осенних ботах приведет к соплям на следующий день и отмене вообще всех прогулок, что, естественно, будет встречено яростным протестом.