У него был природный талант к кулинарии, особенно к приготовлению мяса. Он продвигался по служебной лестнице в стейк-хаусах по всей Южной Каролине и Джорджии. К 2000-му он стал одним из востребованных шеф-поваров на Юго-Востоке, руководившим большой командой помощников повара, обслуживающим престижные светские мероприятия и чьи фотографии размещались в Atlanta Homes и Lifestyles. И все это время ему удавалось управлять своей кухней с сердечностью и вниманием, что было редкостью в мире ресторанного бизнеса.
Сейчас, среди этого каждодневного кошмара, охваченный своей безответной любовью, Джош стремился приготовить что-нибудь особенное для Лилли.
До сегодняшнего дня, все они питались консервированным горохом, консервированным мясом марки Spam, овсянкой и порошковым молоком, но ничего из этой еды не подходило для романтического ужина или объяснения в любви. Всё мясо и свежие продукты покрылись личинками многие недели назад. Но Джош возлагал надежды на кролика, или на кабана, который, вероятно, ревел в соседнем лесу. Он мог бы сделать рагу, или потушить мясо с диким луком и розмарином, добавив немного Pinot Noir, которое Боб Стуки раздобыл в заброшенном винном магазине. Джош бы подал мясо с приправленной зеленью кукурузной кашей, добавив дополнительных штрихов. Кто-то из дам в палаточном городке наделал свечей из жира, обнаруженного в птичьей кормушке. А было бы здорово. Свечи, вино, может быть, вареные груши из сада на десерт - этого Джошу было бы достаточно. Сады по-прежнему были захламлены перезрелыми фруктами. Можно было бы приготовить яблочный чатни к свинине. Да. Точно. Тогда Джош приготовил бы ужин для Лилли, и рассказал ей о своих чувствах: о том, как он хочет быть с ней, защищать и поддерживать её.
- Я знаю, к чему это может тебя привести, Лилли, - наконец говорит ей Джош, сбрасывая пепел от сигары на камень, - И я хочу, чтобы ты знала две вещи. Прежде всего, нет ничего постыдного в том, что ты сделала.
Она опускает взгляд.
- Имеешь в виду то, как я убежала, словно побитая собака, когда на тебя напали?
- Послушай меня. Будь я на твоём месте, чёрт возьми, я поступил бы также.
- Полная херня, Джош, я даже не...
- Дай договорить. - Он загасил сигару. - Во-вторых, я хотел, чтобы ты убежала. Ты не слышала меня. Я кричал, чтобы ты выбиралась оттуда. Бессмысленно было оставаться там - лишь один молоток был в пределах досягаемости и мы не могли вдвоём драться с его помощью. Понимаешь, о чём я говорю? Тебе не стоит стыдиться того, как ты поступила.
Лили глубоко вздыхает. Она всё ещё смотрит вниз. По переносице стекает слеза.
- Джош, я ценю, что ты пытаешься...
- Мы команда, верно? - Он склоняется и смотрит в её прекрасное лицо. - Правда?
Она кивает.
- Неразлучная парочка, так?
Снова кивает, - Верно.
- Слаженный механизм.
- Ага. - Она утирает лицо тыльной стороной ладони. - Да, хорошо.
- Пусть всё так и остаётся, - он бросает ей свою влажную бандану. - Идёт?
Она смотрит на бандану на своём колене, подбирает её, глядит на него и выдавливает улыбку.
- Господи Исусе, Джош, это полный отстой.
* * *
Три дня проходят в палаточном городке без признаков атак. Лишь несколько незначительных инцидентов нарушают спокойствие. Однажды утром, группа детей наткнулась на трясущееся тело в водоотводе вдоль дороги. Его серое, кишащее червями лицо было повернуто к верхушкам деревьев в бесконечной агонии стона. Существо выглядело так, словно столкнулось с комбайном - на месте его рук и ног остались лишь неровные обрубки. И никто не смог вычислить каким образом этот зомби без конечностей оказался там. Чед убил чудовище одним ударом опора, поразив его в гниющую переносицу. В другой раз, возле общего туалета, пожилой мужчина решивший испражниться посреди дня, обнаружил, едва при этом не получив сердечный приступ, что он гадит на зомби. Каким-то образом бродяга самостоятельно замуровался в котловане с нечистотами. Существо с легкостью было уничтожено молодым мужчиной с помощью ручного бура.
Несмотря на эти одиночные встречи, середина недели прошла без происшествий.
Во время передышки у поселенцев было время организоваться, закончить постройки своих убежищ, запастись провиантом, исследовать окрестности, заложить рутинный порядок, а также сформировать коалиции, сгруппироваться и создать определенную иерархию. Одни семьи, вернее десяток из всех, уже имеют больший вес в процессе принятия решений, чем одиночки. Что-то весомое, такое как присутствие опасности, необходимость защиты детей, возможно даже сам факт сохранения генетического кода - всё это сводится к определенному виду превосходства.
И среди этих патриархальных семей, Чед Бинхем выступает в качестве неформального лидера. Каждое утро он возглавляет общинный совет внутри циркового тента, назначая обязанности с непринужденностью главаря мафиозной банды. Ежедневно, он обходит периметр лагеря, при этом за щекой у него вызывающе набухает табак и у всех на виду висит пистолет. С зимой на носу и пугающими шорохами в лесной чаще по ночам, Лилли беспокоится об этом номинальном лидерстве. Чед не спускает глаз с Меган, которая у всех на виду сожительствует с одним из других отцов семейств, не скрываясь даже от его беременной жены. Лилли переживает, что это подобие порядка покоится на пороховой бочке.
Палатки Джоша и Лилли находятся друг от друга на расстоянии десяти метров.
Каждое утро Лилли просыпается, садится лицом к застегнутому входу палатки, смотрит на палатку Джоша, попивая растворимое кофе Sanka и пытаясь разобраться в своих чувствах к великану. Проявленная ей трусость всё ещё гложет её, преследует и мысленно терзает.
В ночных кошмарах её мучает видение окровавленной раздвижной автобусной дверцы в Атланте, но сейчас, вместо отца, который соскальзывает по стеклу, пожираемый зомби, Лилли видит Джоша.
Его осуждающие глаза заставляют её проснуться в холодном поту, пропитывающим её ночную рубашку.
В эти наполненные кошмарами ночи, она без сна лежит в своем заплесневевшем спальном мешке, уставившись на покрытую грибком крышу своей малюсенькой походной палатки, пропахшей дымом, спермой и пивом, которой она обзавелась при набеге на безлюдный лагерь КОА, и неизменно слышит звуки. Слабые, еле слышимые звуки, далеко в темноте за деревьями, смешиваются с ветром, стрекотанием сверчков и шелестом листьев - неестественные щелкающие звуки и шум шаркающих шагов напоминают Лилли стук от удара старых ботинок в сушильной машинке.
Мысленном взором, искаженным страхом эти далекие звуки вызывают образы жутких чёрно-белых судебных фотографий, искалеченных тел, изуродованных суровостью смерти, которые продолжают двигаться, с мёртвыми лицами, повёрнутыми и искоса смотрящими на неё, и как в немом фильме притворно энергично танцующими, словно лягушки на горячей сковороде. Каждую ночь лежа без сна, Лилли размышляет о том, что же на самом деле означают эти звуки, что там происходит и когда будет следующая атака.
Некоторые озабоченные поселенцы даже разрабатывают теории.
Парень из Атланты по имени Гарлан Стигал, ботаник-аспирант с очками в толстой роговой оправе, ведёт философские разговоры, собирая по ночам людей вокруг лагерного костра. Возбужденные псевдоэфедрином, растворимым кофе и не очень хорошим табаком, с полдюжины или около того, социальных изгоев ищут ответы на неуловимые вопросы, мучающие всех: источники эпидемии, будущее человечества и, возможно, извечная проблема для всех - поведение ходячих.
Мозговой трест приводит их к согласию в том, что есть только две возможности: (a) зомби не имеют никакого инстинкта, цели или другого образца поведения кроме рефлекторного желания добычи пропитания. Их нервные окончания просто связаны с зубами, отталкиваясь друг от друга как смертельные машины, которые просто необходимо “выключить. ” Или (b) - у них сложный образец поведения, который никто из оставшихся в живых еще не выяснил. И напоследок возникают вопросы о том, как эпидемия передается от мертвых к живым - неужели достаточно одного укуса ходячего? - и вопросы поведения толпы и возможные кривые обучаемости Павлова, и еще более широкомасштабные законы генетики. Другими словами, на жаргоне Гарлана Стигала:
- Неужели эти мёртвые существа завершают некую фантастическую, твою мать, странную эволюцию?
Лилли слушает обрывки этих бессвязных бесед в течении трёх дней и не придаёт им внимания. У неё нет времени на догадки или анализ. Чем дольше не нападают на палаточный городок ходячие, тем больше Лилли чувствует себя уязвимой, несмотря на все меры безопасности. Существа успокоились с тех пор как по периметру полянки выросли палатки, забаррикадированные техникой. Люди устроились на новом месте и заботятся сами о себе. Для приготовления пищи используются лагерные костры и камбузные плиты, которые быстро гасятся из страха привлечь незваных гостей дымом или запахами.
Лилли слушает обрывки этих бессвязных бесед в течении трёх дней и не придаёт им внимания. У неё нет времени на догадки или анализ. Чем дольше не нападают на палаточный городок ходячие, тем больше Лилли чувствует себя уязвимой, несмотря на все меры безопасности. Существа успокоились с тех пор как по периметру полянки выросли палатки, забаррикадированные техникой. Люди устроились на новом месте и заботятся сами о себе. Для приготовления пищи используются лагерные костры и камбузные плиты, которые быстро гасятся из страха привлечь незваных гостей дымом или запахами.
Однако, Лилли с каждой ночью становиться ещё нервознее. Всё больше ощущается приближение холодного циклона. Ночное небо становится кристаллически прозрачным и безоблачным, а каждое утро земля, изгородь и ткань палаток покрываются морозцем. Приближающийся холод отражает мрачное предчувствие Лилли. Неизбежное ощущение чего-то ужасного.
Как-то ночью перед сном Лилли Коул вытащила маленький бумажный календарь в кожаном переплёте из своего рюкзака. Через неделю после начала эпидемии, большинство персональных устройств перестали работать. В сети пропало электричество, поставщики услуг исчезли и мир вернулся к основам: кирпичам, известняку, бумаге, огню, плоти, крови, поту и по-возможности к двигателям внутреннего сгорания. Лилли никогда не зависела от цифрового мира - её комната в Мариетте была завалена виниловыми записями, транзисторным радио, механическими часами и первыми изданиями в каждом углу. Поэтому она легко начинает отслеживать дни эпидемии в своем маленьком чёрном блокноте с выцветшим логотипом American Family Insurance, выбитым золотой тесьмой в углу.
Этой ночью она поставила большое Х в клетке Первое Ноября, четверг.
На следующий день, второго ноября, её судьба, как и жизнь многих других, безвозвратно изменится.
* * *
Рассвет пятницы был ясным и морозным. Лилли начала ворочаться сразу после восхода солнца, в спальном мешке её охватил озноб, а нос был настолько холодным, что казался задеревенелым. Её суставы ломит. Она вылезает из своей палатки, застёгивает пальто и смотрит на палатку Джоша.
Великан уже стоит возле своей палатки. Закутанный в свитер для рыбалки и оборванную нижнюю рубашку, он поворачивается, видит Лилли и произносит:
- Ты, должно быть, замёрзла?
- Следующий глупый вопрос, - отвечает она, подходит к его палатке, тянется к термосу с растворимым кофе, который он держит в своей огромной, облачённой в перчатку, руке.
- Погода напугала людей, - говорит он мягко, передавая термос. Кивком он показывает на три грузовика, работающих на холостом ходу, прогреваясь, вдоль дороги с другой стороны полянки. Во время разговора от его дыхания идёт пар.
- Мы с группой направляемся в лес, принести столько дров, сколько сможем.
- Я с вами.
Джош качает головой.
- Я разговаривал с Чедом минуту назад, полагаю, ты нужна ему, чтобы присмотреть за детьми.
- Ясно. Конечно. Как скажете.
- Вот, возьми, - говорит Джош, протягивая термос.
Он хватает топор, оставленный у палатки, и одаривает её усмешкой.
- Вернусь к ланчу.
- Джош, - говорит она, хватая его за руку прежде, чем он отвернётся. - Просто будь осторожен в лесу.
Его ухмылка становится шире.
- Как всегда, куколка… как всегда...
Он отворачивается и направляется в сторону облаков выхлопных газов вдоль гравийной дороги. Лилли наблюдает за составом группы людей, взбирающихся в кузова грузовиков, запрыгивающих на подножки и залезающих в кабины. С этого места она не осознаёт уровень шума, который они создают, шум внезапно начавшихся грузиться трёх самосвалов, окрики людей, захлопывающихся дверей в завесе тумана выхлопных газов.
В этом волнении ни Лилли, ни кто-либо другой не осознает, насколько далеко звук отъезда разносится по верхушкам деревьев.
* * *
Лилли первая почувствовала опасность.
Бинхемы оставили её под цирковом шатром присматривать за четырьмя девочками, которые теперь резвятся на настиле из спутанной травы, носятся среди раскладных столов, рядов ящиков с персиками и баллонов с бутаном. Внутренняя часть циркового шатра освещена самодельными люками - колыхающимися в потолке и оттянутыми, чтобы впустить дневной свет. Воздух пахнет плесенью и молдью, которыми за десятилетия пропитались ткани тента. Девочки на холодном глиняном полу играют с тремя сломанными шезлонгами в игру, при которой одной из них не достаётся стул.
Предполагается, что Лилли изображает играющую музыку.
- Да-до-до-до.. да-да-да-да, - монотонно напевает Лилли, бормоча старую ТОП 40 полицейских хитов, тонким и слабым голосом, в то время как девочки хихикают и бегают кругами вокруг стульев. Лилли рассеянна. Она смотрит сквозь грузовой подъезд на одном конце шатра на длинную ленту палаток, видимых в сером дневном свете. Территория по большей части безлюдна - те, кто не уехал с группой, прячутся в палатках.
Лилли проглатывает свой страх, холодное солнце клонится вниз сквозь далекие деревья, ветер шепчет где-то на верхушке купола цирка. Воспарив вверх, тени танцуют в бледном свете. Лилли думает, что слышит звук шаркающих ног где-то далеко, возможно позади деревьев, она не уверена. А возможно это всего лишь воображение. Звуки внутри трепещут, пустой навес подшучивает над слухом.
Она отворачивается от входа и оглядывается в поисках оружия. Видит совок, прислоненный к тачке с почвой для горшочных растений. В грязной корзине лежат несколько садовых инструментов. Она видит, что остатки завтрака в пластмассовом помойном ведре - бумажные тарелки с бобами и венчики для взбивания яиц, скомканные обёртки буррито, пустые коробки сока и рядом с ним пластмассовый контейнер с грязным серебром. Серебро привез один из поселенцев и Лилли берет на заметку несколько наточенных ножей в контейнере, но в основном она видит пластмассовую “ложка-вилку” с налипшей грязью. Она задаётся вопросом, насколько эффективной будет "ложка-вилка" против чудовищного пускающего слюни каннибала.
Она тихо проклинает лидеров лагеря за то, что они не оставили огнестрельное оружие.
Те, кто остались в поместье, включая поселенцев старшего возраста - Мистера Раймс, нескольких старых дев из Стокбриджа, восьмидесятилетнего учителя по имени О'Тул, пары пожилых братьев из частного санатория в Мейконе, а также пару дюжин взрослых женщин, слишком заняты на данный момент стиркой и философской болтовней у заднего забора, чтобы заметить что-либо дурное.
Остальные живые души, оставшиеся в палаточном городке - это около десятка детей, некоторые из которых остаются в палатках, прячась от холода, остальные перебрасывают футбольный мяч перед заброшенным сельским домом. С каждой стайкой детей - взрослая женщина, отвечающая за них.
Лилли оглядывается назад и видит Меган Лафферти, сидящую вдалеке на крыльце сожжённого дома, разыгрывая из себя няньку, которая не курит травку. Лилли качает головой. Меган, как предполагается, наблюдает за детьми Хеннеси. Джерри Хеннеси, страховой агент от Огасты, в течение вот уже нескольких дней поддерживает любовную связь с Меган, теперь даже не скрываясь. Дети Хеннеси - вторые по молодости дети на лагерной стоянке - им восемь, девять, и десять лет соответственно. Самые младшие дети в поселении - близнецы Бинхем и Рути, которые сделав паузу в игре, нетерпеливо смотрят на возбужденную няню.
- Давай, Лилли, - кричит Сара Бинхем, уперев руки в бока, и стоя возле кучки ящиков с фруктами. Тинейджер одета в восхитительный свитер из ангорки, разбивающей сердце Лилли. - Продолжай петь.
Лилли поворачивается к детям.
- Извините, дорогие, я просто..
Лилли обрывает себя. Она слышит звуки снаружи, доносящиеся с верхушек деревьев. Звук похож на скрип вала при наклоне корабля... или медленный писк двери в доме с привидениями…или, что более вероятно, скрип валежника под тяжестью ноги зомби.
- Девочки, я…
Очередной звук обрывает слова Лилли. Она резко поворачивается на громкий звук открывающейся палатки, который раздается с востока, разрушая спокойствие на расстоянии в сто метров, доносясь из зарослей дикой розы и кизила.
Стайка сизых голубей внезапно взлетает, вырываясь из листвы с инерцией фейерверка. Лилли смотрит, застывая на мгновение, в то время как стайка заполняет небо созвездием серо-чёрных пятен.
Как контролируемые взрывы, вдоль дальнего края лагеря, прорываются еще две стаи голубей. Пучки трепещущих пятнышек на свету рассеиваются и перестраиваются как облака чернил, колеблющиеся в чистом бассейне. Сизые голуби многочисленны в этой области - “небесные крысы” называют их местные, утверждающие, что голуби восхитительны, когда сняты с костей и пожарены, но их внезапное появление рассматривается в последние недели скорее как сигнал пришествия чего-то тёмного, чем возможный источник пищи.