Их брак продолжался до конца 80-х, а потом Друбич увлеклась другим кинорежиссером – Иваном Дыховичным – и ушла к нему. При этом с Соловьевым они остались в самых лучших отношениях. Роман Друбич и Дыховичного длился несколько лет и распался в начале 90-х.
Сегодня Татьяна по-прежнему живет в Москве, работает во главе российско-германской фирмы по поставке медицинских препаратов. Их с Соловьевым дочь Аня закончила специальную музыкальную школу при Институте им. Гнесиных (там она получала стипендию от правительства Москвы как особо одаренный ребенок) и теперь является профессиональным музыкантом.
В 2008 году Друбич вновь снялась у своего бывшего мужа Сергея Соловьева, причем выстрелила «дуплетом» – сыграла сразу в двух фильмах и снова главные роли. Это были продолжение «Ассы» («Асса-2-Асса») и «Анна Каренина».
Исаак ДУНАЕВСКИЙ
В первый раз Дунаевский женился, будучи совсем молодым – ему было 18 лет. Но брак этот продержался недолго: супруги разбежались так же легко, как и сошлись. Со своей второй женой – Зинаидой Судейкиной – Дунаевский познакомился в начале 20-х годов в Ростове, где работал концертмейстером в мюзик-холле, а она была там же прима-балериной. В 1924 году чета переехала в Москву, где Дунаевский получил работу в эстрадном театре «Эрмитаж» в качестве заведующего музыкальной частью. В столице супруги расписались (в 1925-м). Жили молодые в маленькой комнатке в коммунальной квартире, которую снимали за небольшую плату. В 1932 году у них родился мальчик, которого назвали Евгением.
Во время войны Дунаевский был художественным руководителем Ансамбля песни и пляски железнодорожников и в одном вагоне со своим коллективом исколесил почти всю страну. Что касается его близких, то жена и сын с 1941 года жили на даче во Внукове, но в октябре того же года эвакуировались в Сибирь. В столицу они вернулись в 1944-м и одно время жили в кабинете Дунаевского в Центральном доме железнодорожников. Лишь в 1945 году им дали наконец отдельную квартиру на Кутузовском проспекте.
Находясь на вершине славы и успеха, Дунаевский даже внешне излучал творческую удачу и оптимизм. В личной жизни он тоже всегда был победителем: несмотря на свою неброскую внешность, ему удавалось покорять сердца самых красивых женщин. Например, в 1943 году он влюбил в себя красавицу Наталью Гаярину. А через пять лет то же самое проделал с восходящей звездой советского кино Лидией Смирновой. Они познакомились во время съемок фильма «Моя любовь». Их роман длился более года и вполне мог завершиться законным браком, однако на предложение руки и сердца со стороны Дунаевского Смирнова ответила отказом, и композитор тут же прервал с нею всякие отношения. (Более подробно об этом романе читатель узнает в главе «ЛИДИЯ СМИРНОВА».)
После разрыва с Л. Смирновой Дунаевский влюбился в 19-летнюю танцовщицу Ансамбля имени Александрова Зою Пашкову. Он увидел ее во время одного из концертов и тут же прислал ей за кулисы записку, в которой признался в любви с первого взгляда. Девушка ответила взаимностью и вскоре была зачислена Дунаевским в Ансамбль железнодорожников (позже она танцевала в Театре оперетты). В этом гражданском браке у Дунаевского в 1945 году родился еще один мальчик – Максим (будущий шлягерный композитор).
Стоит отметить, что появления этого ребенка Дунаевский не ждал, да, видимо, и не хотел особенно (например, узнав о том, что Зоя беременна, он порвал с ней всякие отношения, правда, ненадолго – как только она родила, он вновь к ней вернулся).
Между тем после появления на свет незаконнорожденного ребенка ситуация для Дунаевского еще более усложнилась. Он буквально разрывался между двумя женщинами и никак не мог выбрать одну из них. В одном из писем своей жене З. Судейкиной, которая знала о его романе с танцовщицей, он писал: «Я не могу принять новой любви с той радостной удовлетворенностью, какая в этих случаях заставляет забыть все на свете. Я не могу! Мне порой кажется, что я трагически и безнадежно запутался. Никакая сила новой страсти, оказывается, не в состоянии отвратить мои чувства от тебя… И я чувствую себя глубоко несчастным человеком».
Метания Дунаевского между двумя семьями продолжались долгие годы. В одном из писем начала 50-х он писал своей знакомой: «Выдержу ли собственные терзания? Хватит ли сил?.. Безволен я и слаб…»
В конце концов ему удалось выхлопотать для себя и молодой любовницы квартиру в композиторском кооперативе на улице Огарева и купить ей дачу в Снегирях. Но накануне новоселья Дунаевский внезапно скончался. Вот что вспоминает об этом его сын, Максим Дунаевский: «Возвращаясь из Риги с гастролей, закончившихся триумфальными проводами, отец в купе поезда признался: «Это мое последнее выступление, чувствую». 25 июля 1955 года он умер от сердечного приступа. У него всегда была сердечная недостаточность, потом еще развился тромбоз. (В медицинском заключении было записано, что смерть наступила от коронаросклероза и гипертрофии сердца. – Ф. Р.). К тому же за неделю до смерти он перенес ангину, у него были сильные боли в ногах и левом плече. И вот в тот момент, когда мы с матерью были на даче, шофер отца нашел его мертвым в квартире на улице теперь уже его имени (между Кутузовским проспектом и Резервным проездом)».
После смерти композитора мать Максима, Зоя Пашкова, обратилась к родственникам покойного (его матери и четырем братьям) с просьбой официально признать мальчика сыном Исаака Дунаевского и дать ему отчество отца. Так как те были прекрасно осведомлены о том, чей это ребенок, отказа в просьбе не последовало. Вскоре после этого Пашкова наконец вышла замуж официально.
Жена Исаака Дунаевского Зинаида Судейкина прожила после смерти мужа более двадцати лет: в 1969 году у нее случился инсульт, после которого ее парализовало, а в 1979 году она скончалась.
Марина ДЮЖЕВА
Со своим первым мужем Дюжева познакомилась в начале 70-х, когда училась в ГИТИСе. Фамилия его была Кукушкин, и именно под такой фамилией Марина значилась в своих первых фильмах. Но брак продержался недолго, Марина вскоре снова стала Дюжевой и с тех пор фамилию больше не меняла.
В 1980 году Дюжева встретила своего нынешнего супруга – 32-летнего каскадера-автомобилиста Юрия Гейко. Их знакомство произошло в Ялте, где оба работали над фильмом «Похищение века»: Дюжева играла главную роль, а Гейко в качестве дублера заменял ее за рулем автомобиля.
Юрий Гейко вспоминает: «Класть глаз на Марину было бессмысленно. Ее сияющие, наивные, детские глаза принадлежали другому миру, при ней самые жуткие матерщинники-киношники ни разу не ругнулись.
Поскольку мой сосед по номеру, Витька-каскадер, «окучивал» иностранок, то мне частенько приходилось искать ночлег. И я забегал к Марине, которая одна жила в двухместном.
Она никогда не отказывала. Если у нее в этот вечер не было почти что студенческих компаний с гитарой и сухим вином в трехлитровой банке, то мы вдвоем весь вечер сосредоточенно писали письма: я – своей жене, в совместную жизнь с которой уже почти не верил, а она… я до сих пор не знаю, кому она тогда писала. Иногда мы разговаривали.
Потом гасили свет, желали друг другу спокойной ночи и засыпали. И я, клянусь, ни разу не подумал, что вот рядом, только протяни руку, лежит молодая, красивая, мало того – знаменитая девчонка…
Однажды мне снова оказалось негде спать, и я опять завалился к Дюжевой. У нее сидела компания с гитарой и с двумя трехлитровыми банками дешевого вина.
Из последних сил терпел я эту песенную романтику, потому что директор поручил мне встретить какого-то артиста в аэропорту Симферополя в три часа ночи.
Когда все наконец разошлись, спать уже не имело смысла, потому что через сорок минут пора было отчаливать.
Дюжева что-то читала, лежа высоко на подушке, водила глазами по строчкам с живым интересом. У меня же глаза слипались, но делать нечего – тоже взял какой-то журнал.
– Марин, поеду, пора. Давай я тебя закрою, а как вернусь, открою и тихонечко лягу. Ключ-то у нас один. Ты любовника не ждешь?
– Нет, – почему-то серьезно покачала она головой, оторвав глаза от книги.
Я подошел, наклонился, чтобы поцеловать в щеку:
– Ну, тогда спокойной ночи.
(Вы замечали, может быть, что все киношники, даже те, которые друг друга ненавидят, всегда целуются при встречах и расставаниях?) За три месяца богемной жизни эта зараза прилипла и ко мне – я решил поцеловать ее в щеку.
Но вдруг под моими губами оказались ее губы…»
Через несколько месяцев после возвращения из Ялты Дюжева и Гейко поселились под одной крышей – сняли квартиру в Москве. Квартира была почти без мебели: только двухместный спальник и стол – крашеный ящик с чертежной доской вместо столешницы. Но бытовая неустроенность не смущала влюбленных: они уже ждали прибавления в семействе. Однако в их размеренную жизнь снова вторглось кино.
В один из дней к ним домой пришел режиссер картины «Девушка и Гранд» и слезно попросил выручить: до съемок фильма осталась неделя, а исполнительницы главной роли до сих пор нет. Дюжеву согласны утвердить без проб. Юрий Гейко выступил против: «Марина беременна, а фильм, как я понял, спортивный – про скачки». Режиссер заверил, что актриса в седло не сядет – за нее это будет делать дублерша. Его бы устами…
Съемки фильма проходили на территории Терского конного завода. В одной из сцен Дюжеву все-таки уговорили сесть в седло, но завершилось это печально: конь сбросил Марину на полном скаку, и у нее открылось кровотечение. В тот же день Дюжеву, по ее просьбе, отправили в Ленинград, к знакомому гинекологу. Узнав об этом, вслед за женой собирался отправиться и Гейко, но ему сообщили, что, пробыв в Ленинграде несколько дней, она уже уехала в Минеральные Воды – досниматься. Проклиная в душе киношников, Гейко сел за руль своего автомобиля и помчался в Минводы. Завершилась эта история романтически: не успела Дюжева сойти с трапа самолета, как уже оказалась в объятиях мужа, сумевшего на машине обогнать самолет.
9 октября (в день рождения актрисы и ее свекрови) у Дюжевой и Гейко родился первенец – Миша. К сожалению, он появился на свет с тяжелой формой аллергии, и первое время родителям было тяжело: Марине каждую ночь приходилось по нескольку раз перебинтовывать крохотное тельце. Но затем здоровье мальчика нормализовалось.
Второй сын – Гриша – родился через шесть лет, теперь уже в день рождения отца. Судьба, как говорится.
Кстати, на этом совпадения с днями рождения в семье Дюжевой-Гейко не исчерпываются: их отцы тоже родились в один день, а свадьбы их родителей состоялись с разницей в сутки.
Сегодня Марина Дюжева по-прежнему замужем за Юрием Гейко. Она уже не снимается в сериалах, зато успешно играет в театре (в спектаклях «Боинг… Боинг», «Жестокие танцы»). А еще иногда пишет стихи, правда, не для публичного чтения. Но однажды ее муж решился выложить эти стихи на своем сайте под псевдонимом Марина Мишина. Когда Дюжева об этом узнала, она устроила мужу большой разнос, после чего публикация прервалась.
Евгений ЕВСТИГНЕЕВ
В 1952 году, когда Евстигнеев работал в труппе Владимирского драмтеатра имени А. Луначарского, он влюбился в одну из актрис. Однако в силу того, что особенной красотой Евгений не блистал, да к тому же рано начал лысеть, взаимностью у актрисы он не пользовался. По этому поводу он сильно страдал. Бывало, лежа ночами в своей тесной полуподвальной общаговской комнатке, он жаловался своему соседу Владимиру Кашпуру: «Я ее страшно люблю, я без нее жить не могу!» Евгений был по натуре крайне влюбчивым, иной раз на этой почве у него даже обмороки случались.
В 1954 году Евстигнеев отправился в Москву и с первого же захода поступил в Школу-студию МХАТ. Именно там он и встретил свою первую жену – Галину Волчек (дочь знаменитого оператора Бориса Волчека). На момент их знакомства Евгений учился на 3-м курсе, а Галина – на 1-м. Их первая встреча состоялась в перерыве между лекциями на студийной лестнице: Волчек ждала подругу, а Евстигнеев просто вышел покурить. Выглядел он непрезентабельно: тощий, лысоватый, в лиловом пиджаке явно с чужого плеча. Зато курил картинно: мизинец правой руки с холеным ногтем отводил в сторону. Именно на это и обратила внимание Волчек. Однако виду не подала и, встретившись взглядом с Евстигнеевым, отвернулась. Тогда он взял инициативу в свои руки: протянув пачку «Беломора», предложил «угоститься папироской». Волчек курила уже давно и от папиросы не отказалась.
Вспоминает Галина Волчек: «В моей жизни появился великовозрастный выпускник Школы-студии МХАТ: старше меня на семь лет и вдобавок деревенского происхождения. Он разговаривал так, что некоторые обороты его речи можно было понять только с помощью специального словаря (например, «метеный пол» в его понимании – это пол, который подмели, «беленый суп» – суп со сметаной, «духовое мыло» – туалетное мыло и т. д.). Внешне мой избранник выглядел тоже странно: лысый, с длинным ногтем на мизинце, одет в бостоновый костюм лилового цвета на вырост (а вдруг вытянется?!), в жилетку поверх «бобочки» – летней трикотажной рубашки с коротким рукавом, к воротнику которой поверх «молнии» величаво прикреплялся крепдешиновый галстук-бабочка. Таким Женя явился в мой дом.
Папа поначалу пребывал в смятении, потому что поддался влиянию няни Тани, которая прокомментировала внешность моего избранника такими словами: «И не стыдно ему лысым ходить? Хоть бы какую-нибудь шапчонку надел…»
Я же вела себя независимо и по молодости радовалась своему внутреннему протесту против родительского стереотипного мышления. Но, конечно, мной двигал не только протест, я хотела быть рядом с Женей еще и потому, что испытывала к нему целый букет чувств. Меня привлекала его внутренняя незащищенность – я испытывала по отношению к нему что-то материнское, потому что он был оторван от родительского дома, от мамы, которую любил, но которая в силу обстоятельств дала ему только то, что могла дать, а Женинины интеллектуальный и духовный потенциалы были гораздо богаче. Но самым важным было для меня то, что я сразу увидела в нем большого артиста, личность…»
В конце концов Волчек привела Евстигнеева в дом своего отца на Полянке и заявила, что будет жить с этим молодым человеком. Папа, его молодая жена и нянечка Татьяна были в ужасе, поскольку представляли себе жениха Галины совсем иначе. Но, не сумев переубедить Галю, выделили молодым крохотную комнатку, которую в свое время переделали из кухни. Правда, родственники Галины так и не смогли принять ее жениха, считая его неотесанной деревенщиной, и поэтому жить вместе с ними нашим героям стало вскоре просто невмоготу. Когда нервы Галины не выдержали, она собрала нехитрые пожитки в фибровый чемодан и вместе с Женей ушла из отцовского дома. В первый день, поскольку пойти было некуда, они ночевали на лавочке, благо на улице было еще тепло. Потом какое-то время мыкались по друзьям. Наконец мама Галины сжалилась, дала дочери денег, и та смогла снять комнату на Кутузовском проспекте. Чуть позже молодые расписались в ЗАГСе на Полянке. Прежде чем пойти туда, зашли в ближайший подъезд и выпили для храбрости из четвертинки, купленной в соседнем «Гастрономе». Вместо закуски Евстигнеев купил у мороженщицы эскимо. Остатки спиртного они допили уже в ранге мужа и жены – после ЗАГСа.
Свадьбу справили на квартире мамы Галины, поскольку папа на дочку по-прежнему был сердит. (Кстати, накануне свадьбы молодые, возвращаясь из магазина на такси, забыли в машине отрез, купленный на свадебное платье, но в ту же ночь Евстигнеев сумел-таки найти таксиста, и платье было спасено.) Народу на свадьбе было много, все – друзья и коллеги новобрачных. Лучший друг жениха Владимир Кашпур подарил молодоженам пластмассового пупса, к животу которого ленточкой был привязан одеколон «Жди меня». Из гостей также были Марк Бернес, Михаил Козаков и др.
Стоит отметить, что со временем Борис Волчек полюбил своего зятя и даже снимал его в своих фильмах, пусть и в эпизодах. Да и няне Тане Евстигнеев неожиданно оказался близким по духу и восприятию жизни (позднее она так и не сможет полюбить второго мужа Волчек: для нее Евгений навсегда останется «своим», а тот – «чужим»).
В 1961 году у Евстигнеева и Волчек родился сын Денис (к тому времени они, съехав с Кутузовского, снимали комнатку в коммунальной квартире в доме на улице Горького).
Вспоминает Галина Волчек: «Мне было всего двадцать семь лет, и я была дико оскорблена, когда увидела, что в медицинской карте про меня написано «старородящая». Денис был не просто желанный ребенок – я о нем мечтала! Когда его должны были впервые принести кормить, я как сумасшедшая бросилась к тумбочке и начала искать расческу. Думаю: «Неужели мой сын первый раз увидит меня растрепанную, страшную, со спутанными волосами?» Я причесалась, подкрасила губы, а когда его принесли, стала безумно, через закрытые варежечки, прощупывать, все ли пальцы у него на месте. Если бы родилась девочка, я назвала бы ее Настей…
Я была сумасшедшая мама. Однажды в театре, на репетиции, мне вдруг привиделась картина, что моя бабушка несет завернутого Дениса, и он… падает из ее рук. Вскочила, как сумасшедшая полетела к телефону – все ли нормально? «Нормально», – удивилась бабушка. В другой раз кто-то из друзей намекнул, что у Дениса авитаминоз и что земляника якобы лечит все. Так я потом каждое утро бегала на рынок, покупала стакан земляники, буквально вталкивала ягоды Денису в рот и лишь после этого мчалась в театр…»
Брак Евстигнеева и Волчек продолжался семь лет – до лета 1964 года. В распаде семьи был виноват Евстигнеев, закрутивший во время гастролей в Саратове роман со своей молоденькой коллегой по театру «Современник» Лилией Журкиной. Узнав об этом, Волчек прощать не стала. По ее же словам: «Когда мы решили разойтись, многие не понимали, зачем это надо, уговаривали меня и Женю сохранить семью. Но все же это случилось. Женя при разводе вел себя достаточно тактично. Я сама разорвала наши отношения. Собрала его вещи, позвала в наш гостиничный номер (в Саратове. – Ф. Р.) женщину, с которой, как мне казалось, Женя встречался, и сказала: «Теперь вам не придется никого обманывать». Только через двадцать пять лет он упрекнул однажды, что я не должна была так поступать…