– Почти столько же, – возразил начштаба. – На губе секретных карт нет, только устная почта.
– Вот за это – спасибо! – вдруг разозлился Кравец, но быстро взял себя в руки, повернулся к Кириллу. – Майор Соболевский! Вижу, вводить вас в курс дела не требуется, а пафосные слова о долге и чести пропустим. Переходим к сути! Приказываю: немедленно приступить к выполнению разведмиссии в туманности Угольный Мешок! Ваша задача: скрытно войти в туманность, провести зондирование, не вступая в боеконтакт с противником! Обнаружить точки расположения главных излучателей системы радиоэлектронной борьбы, постараться найти генераторы энергии, а также системы интеллектуального или компьютерного управления! Любой ценой доложить в штаб бригады координаты объектов!
– Есть! – На лице Соболевского не дрогнул ни один мускул.
Кирилл услышал именно то, что ожидал услышать.
– Вы не удивлены, майор? – Кравец испытующе смотрел в глаза офицера чужой бригады, словно пытался за считаные минуты прочувствовать Кирилла, понять его характер.
– Никак нет, сэр! – ответил Соболевский. И решил не дожидаться дальнейших ненужных расспросов. – Я ведь знаю, что майор Зуля погиб при выполнении разведполета в туманность. И его «Фантом»... А еще меня вытащили из одиночной камеры посреди ночи. Ведь не для того, чтобы объявить амнистию...
– Это точно, – усмехнулся Кравец. – Амнистию у нас объявляют днем, факт. Посреди ночи могут лишь подписать на что-то...
– ...нехорошее, – не удержавшись, Кирилл закончил фразу вместо командира пятьдесят пятой.
И опять замер по стойке «смирно». Генерал-лейтенант вытаращился на офицера, но ничего не сказал по поводу его смелого выступления. Видимо, посчитал, что ситуация отнюдь не содействует прочистке мозгов – «Москит» отправляют туда, откуда вернуться почти невозможно.
– Так, хорошо! – вместо этого объявил Кравец. – Главное уяснили. Еще вводная: с вами пойдет дрогл Уарн!
Вот теперь в глазах Соболевского появились и удивление, и мученическая тоска – почти на уровне зубной боли.
– Вы отрицательно относитесь к дроглам, майор? – уточнил генерал-лейтенант, среагировав на гримасу офицера.
– Никак нет, сэр... – Соболевский поколебался, прежде чем объяснять. – Нет, но... Я не понимаю цели... Дроглы ничего не смыслят в технике. На разведкорабле – это... как пятое колесо в телеге... это как третий глаз во лбу, который...
– Вот именно, третий глаз! – перебил Кравец. – Отличное сравнение, майор! Вам бы не помешал третий глаз, который умеет видеть в темноте? Правда? В туманности наши локаторы бессильны. Там помехи от «глушилки» фринов настолько велики, что автоматические бортовые навигаторы – бесполезная груда металла и радиодеталей. Там можно рассчитывать лишь на собственные глаза – на визуальный анализ обстановки, а еще на опыт, интуицию, чутье. Кстати, майор! По нашим экспертным оценкам, сами фрины ничуть не страдают от работы комплекса РЭБ. Их корабли используют гравилокаторы для ориентации в пространстве, то есть распознавание обстановки производится с помощью слабых гравитационных волн. На том же принципе основана и радиосвязь пришельцев. Впрочем, какая это радиосвязь? Это грависвязь!
– А при чем здесь дрогл, сэр? – не понял Соболевский.
– Дрогл Уарн – очень сильный ментат, – пояснил Кравец. – Один из самых мощных на планете Одонк, на которой фрины полностью уничтожили колонию наших союзников. Вся семья Уарна погибла, и он мечтает поквитаться с лютыми врагами. Говорит, он и раньше считался одним из лучших ментатов Одонка, а сейчас – от боли, от пережитого шока – его способности резко усилились, вместе с ненавистью. Он поможет вам, майор, в поисках системы РЭБ! Третий глаз! Тот, который видит там, где бессильно человеческое зрение!
Соболевский помедлил, не зная, что ответить.
– Приведите Уарна! – распорядился Кравец.
Двери распахнулись, и через порог шагнул гномик с печально обвисшими лопухами ушей. Он был таким маленьким и несчастным, что у Соболевского вдруг – ни с того ни с сего – в душе шевельнулась жалость к чужаку, потерявшему все. Майор уже хотел возразить командиру пятьдесят пятой: мол, не стоит отправлять этого страдальца с нами! Сами справимся, просто будем осторожнее, чем экипаж Зули. Но тут в голове Соболевского прошелестел чужой голос:
«Не надо, человек. Не надо, прошу. Возьми меня с собой...»
Кирилл изумленно вытаращился на дрогла. Губы гномика не шевельнулись, но Соболевский мог дать голову на отсечение, что слышал голос Уарна! Майор смотрел в глаза дрогла, а тот – в глаза человека.
«Возьми меня с собой, Кирилл. Пожалуйста. Пожалуйста...»
И столько мольбы почудилось в этой странной просьбе... сердце Соболевского вдруг сжала ледяная тоска... Чужая страшная боль, загнанная глубоко внутрь, спрятанная от посторонних глаз, – она только на секундочку прорвалась наружу, но даже этого было достаточно, чтобы человек потерял равновесие, покачнулся – такое творилось в душе Уарна.
Соболевский почувствовал страдание дрогла и ужаснулся. Такую боль невозможно было терпеть, никто из людей точно не смог бы...
А дрогл стоял, молча глядя на Кирилла. И майор повернулся к генерал-лейтенанту Кравцу:
– Есть! Разрешите выполнять?
Фрины были за спиной. Гайгер и Поулеску тащили карателей за собой, изматывая их, но не позволяя приблизиться на дистанцию прямого выстрела. Лишь когда из-за линии горизонта начало медленно подниматься светило, Стефан догнал Тадеуша, шедшего первым, придержал его за плечо.
– Стоп! – сказал капитан в ответ на немой вопрос спутника. – День начинается...
Старший лейтенант понял без долгих объяснений. По всем раскладам, «Каракурт» уже должен был подобраться к гарнизону. Время гонок по болотам прошло. «Анаконда» выполнила поставленную задачу: отвлекла на себя внимание фринов, связала боем силы противника, уничтожила в ночных столкновениях немалую часть карательного отряда.
Они сделали все, что могли, лишь бы «Каракурт» беспрепятственно подошел к захваченным батареям «Вулканов». Они сделали почти все, оставалась самая малость...
Тадеуш обнял Стефана, хлопнул по спине. Он хотел многое сказать товарищу, хотел, только слова не шли. Не было нужных слов.
Капитан Гайгер и сам знал, что творится в душе Поулеску.
– «Анаконда» умирает... – тихо начал Стефан.
– ...но душит врага, – закончил их нехитрый девиз Тадеуш.
Они пожали друг другу руки и разошлись в две стороны от тропы, отыскивая наилучшие позиции для стрельбы.
Поулеску принялся устраиваться между невысоких кочек. Он расчистил перед собой широкий сектор обзора, уничтожив мешавший кустарник, затем подтащил пласты мха, получше маскируя собственную позицию.
«Остается надеяться, что Эспозито и его команда сделали то, ради чего мы прибыли на Саванг...» – подумал Гайгер, аккуратно выщипывая листву. Он, в отличие от Тадеуша, не мог залечь между холмиками. С его стороны не было подходящих возвышений, а потому капитан просто укрылся за кустами, саперной лопаткой снял пласты полужидкой грязи, искренне помолился о том, чтобы стрелковая ячейка не наполнилась водой за пару-тройку минут.
Покончив с обустройством позиции, Стефан занялся «косметикой». Капитан не снес под корень чахлые растения вокруг себя, решил сохранить их как прикрытие. Конечно, считать это серьезной преградой для шаровых молний было глупо, но на какое-то время растительность могла спрятать его от чужих глаз. А это все, что требовалось Стефану: он хотел подпустить фринов поближе – так, чтобы сам мог фиксировать цели, но оставался невидимым для врага.
Закончив с приготовлениями, капитан подал тихий сигнал товарищу: будто небольшая местная птаха, просыпаясь на рассвете, пропела что-то новому дню. От Тадеуша пришел ответ: старший лейтенант тоже был готов к последнему бою «Анаконды».
Услышав птичью трель, Стефан с мрачной усмешкой посмотрел в ту сторону, откуда должны были появиться преследователи.
– Давайте! – тихо пробормотал он. – Концерт на бис, по заявкам зеленых поганок!
Он еще успел подумать о Руди Вебере, который вместе с майором Эспозито месил грязь где-то в другой части болота, а потом в окошке, проделанном в листве, появились силуэты чужих солдат, и Стефан отбросил посторонние мысли.
За ночь фрины стали гораздо осторожнее: капитан не мог не отметить этого. Каратели научились уважать врага, теперь они не перли вперед скопом, дорогу проверяла головная группа, состоявшая из трех человек. Чуть позади, по обе стороны от нее, двигались группы поддержки, на вооружении которых, как предполагал Стефан, находились стволы, способные посылать во врага энергетические шары.
Капитан Гайгер медленно поднял автомат, чуть прищурился, выжидая. Он собирался открывать огонь лишь тогда, когда фрины подойдут вплотную. Так больше шансов устроить жуткую неразбериху, при которой враги не смогут метать шаровые молнии...
Старший лейтенант Поулеску начал первым. Просто вышло так, что он заметил почти у себя над головой «око» – бесшумный вражеский разведчик, который, как и фрины, появился в районе засады. Тадеуш сразу понял: еще десяток-другой секунд, и враги из группы технического наблюдения увидят «картинку» – двух притаившихся спецназовцев, готовых открыть огонь по карателям.
Пришлось срочно менять план действий. Поулеску перекатился на месте, с живота на спину, выставил ствол «Шквала» вверх, короткой очередью срубил «глаз». Еще один полуоборот, и старший лейтенант открыл огонь по фринам. Теперь не имело смысла ждать, он все равно демаскировал собственную позицию. Другого варианта не было, иначе воздушное «око» выдало бы врагу точки нахождения обоих стрелков.
Капитан Гайгер понял все это в доли секунды, когда летательный аппарат фринов грохнулся в трясину. У Тадеуша действительно не оставалось выбора... Он подставлял себя под удар, в надежде, что стрелковая ячейка Стефана не будет обнаружена фринами раньше времени.
Гайгер выжидал, стиснув зубы. Было мучительно трудно наблюдать, как две гирлянды шаровых молний работают по квадрату, в котором укрылся его товарищ. А потом капитан разглядел фрина с этой жуткой «машинкой» и ударил максимально концентрированным лучом по вражескому солдату. Два электросгустка ударили в болото, взорвались с жутким грохотом – фрин упал лицом вперед, так и не сняв палец со спускового крючка.
– Тадеуш! – громко позвал Стефан, перекатываясь на три оборота. – Поулеску! Ты жив?!
Старший лейтенант не откликнулся. И тонкая красная игла с его позиции больше не тянулась к врагам.
– Тадеуш!!! – еще громче крикнул Гайгер, перекатываясь вбок.
Кусты, за которыми ранее прятался капитан, вспыхнули, будто хворост от искры в знойную погоду. Стефан послал короткую очередь в ту сторону, откуда работал второй фрин, но не попал. Было очень трудно вести бой на ровном месте, капитан вертелся, словно угорь на раскаленной сковородке. Теперь все солдаты карательного отряда сосредоточили огонь на одном человеке, и Гайгер сам не понимал, как до сих пор они ни разу не угодили в цель...
Он успел «срезать» двух фринов – первого, когда катился по мху, классным выстрелом через голову назад, а второго – с колена, перед броском в сторону позиции Тадеуша. Капитан рыбкой перемахнул тропу. Прячась за небольшими кочками, пополз по грязи к умолкнувшему бойцу «Анаконды».
«Тадеуш...» Гайгер заранее понял, что все очень плохо – понял еще до того, как добрался до товарища. Просто лазерный «Шквал» торчал из грязи – стволом вниз – и такое могло произойти лишь в случае, если оружие отшвырнуло взрывной волной. А значит, шаровая молния разорвалась совсем близко от Поулеску.
...Старший лейтенант был еще жив, хотя это выглядело настоящим чудом. Тадеушу оторвало обе кисти, страшно разворотило живот. Десантник «Анаконды» находился в шоке от боли, его глаза были широко открыты. Ртом он пытался заглотнуть воздух, но не мог этого сделать, грудные мышцы парализовало.
– Тадеуш!!! – Забыв про фринов, Стефан бросился вперед, бережно приподнял голову товарища, положил к себе на колени, принялся копаться в подсумке, отыскивая обезболивающее. – Сейчас! Сейчас, погоди минутку...
Шаровая молния взорвалась в пяти или десяти шагах от Гайгера. Капитан не успел заметить, насколько далеко: просто потому, что это произошло где-то за спиной. Он лишь почувствовал, как могучая взрывная волна толкнула его в спину, а потом острая боль обожгла позвоночник, шею, затылок.
Показалось, что огромный нож, раскаленный добела, счищает кожуру с апельсина. И этим апельсином был он сам, капитан Гайгер. Оранжевым, как звезда над головой. Горячим, как магма в жерле вулкана.
...Хазад подошел к тому месту, где стрелок с энергоболом накрыл обоих диверсантов. Один из них, с оторванными кистями рук, был мертв. Второй еще дышал, его зацепило меньше. Командир отряда карателей наступил раненому на грудь, прижал сапогом. Чужак сразу зашевелился, прикрытые веки задрожали, руки бессмысленно задвигались по пятнистой форме, хотели забраться в подсумок. Не получилось – его отшвырнуло при взрыве.
Хазад наблюдал за врагом со злорадной усмешкой. Найти лазерный автомат чужой солдат не мог – оружие находилось в руках у фринов. Нож вряд ли выручил бы человека. Нервная суета пленника забавляла.
– Гравитон! – потребовал Хазад, не снимая сапог с груди раненого. И, едва получив аппарат в руки, вызвал старшего командира: – Мадэн! Я закончил! Да, все! Все мертвы, кроме одного. Взяли живым. Притащу на базу кусок мяса, поиграться. А у тебя как, дожал?
Хазад не успел узнать, что происходит со второй группой диверсантов. Раненый человек вдруг открыл глаза, посмотрел на врага.
– У меня гостинец для вас, поганки зеленые... – Капитан Гайгер сознавал, что чужак не понимает человеческую речь, но фрин должен был уловить смысл.
Не мог не уловить.
Стефан разжал кулак, чуть приподнял ладонь. На ней лежала граната без предохранительного кольца.
– Спасибо, Кирилл, – сказал дрогл, когда Соболевский вышел за порог здания, в котором находился штаб генерал-лейтенанта Кравца. – Ты принял верное решение.
Майор невольно оглянулся, посмотрел на спутника. Уарн очень хорошо говорил на языке людей. Если не знать, что за спиной дрогл, можно было подумать, что фразу произнес кто-то из своих. Обычно с гномиками это происходило по-другому. По крайней мере, все те дроглы, которых встречал Кирилл и которые могли общаться на языке союзников, не умели говорить чисто. В их речи обязательно присутствовал акцент – чужой, нечеловеческий. Соболевский не смог бы объяснить, что именно в говоре представителей другой расы было не так, но мелкие неуловимые детали все же делали речь неправильной, пусть даже гномы произносили слова, знакомые людям с детства.
А вот Уарн говорил почти чисто, спутать с человеком можно было запросто, если б не... если б только звук не доносился откуда-то снизу, не просто из-за спины, а почти от земли. Соболевский оглянулся и увидел то, что должен был увидеть: маленького, по пояс человеку, дрогла, который вышел из здания штаба следом за майором. Уарн стоял, терпеливо ожидая, пока командир «Москита» направится к своему разведкораблю...
Однако добраться до звездолета оказалось не так-то просто, по дороге Соболевского ждало еще одно нелегкое испытание. Погруженный в свои мысли майор вспомнил о Катрин Уилсон только тогда, когда она выступила из-за деревьев. Соболевский замедлил шаги. Увидев Кэт, он подумал, что предпочел бы избегнуть встречи, хотя это выглядело некрасиво.
Он знал, что шансов вернуться из туманности очень мало, понимал, что об этом догадывается и Катрин, но не хотел лишний раз видеть ее слезы перед рейдом, от которого зависела судьба человечества в разворачивающейся войне с беспощадным врагом. «Москит» ждала тяжелая работа, хотелось сконцентрироваться на выполнении поставленной задачи...
– Кирилл! – Уилсон крепко обняла его за шею, прижалась щекой к щеке. – Тебе дали приказ на вылет? Да?!
– Угу! – только и сказал Соболевский, потому что все слова вдруг пропали.
Внутри что-то изменилось, будто любовь Катрин вошла в него, заполнила собой все, и прочее отступило куда-то на второй план, стало не таким важным.
Кирилл покраснел. Ему стало стыдно за свое недавнее малодушие, за собственную жестокость. Уйти в полет и не поговорить с Катрин?! Как он мог подумать о таком?! Ведь это, возможно, их последняя встреча...
– Кирюша... Вы туда? – Кэт резко отстранилась, обхватила его лицо ладонями, пристально посмотрела в глаза. – Туда, где Борю?.. Правда?!
Когда она смотрела так, Соболевский не мог обмануть. Майор понял, о чем говорит Катрин. Никаких загадок. Конечно, она спрашивала про «Фантом» Бориса Зули, про туманность Угольный Мешок.
Он не смог солгать.
– Да, в Угольный Мешок. Прости, Кэт, так надо, ради всего человечества. Чтобы наши планеты больше не бомбили. Чтобы ты жила спокойно...
Она ничего не желала слышать. Опять крепко обняла его, прижалась всем телом. Только теперь Кирилл почувствовал: его шея – то место, куда носом уткнулась Катрин, – стала мокрой. Мокрой от слез.
– Ну-ну, – майор ласково потрепал ее по плечу. – Не надо, Кэт, все будет хорошо.
Он не знал, как себя вести. Было жутко неловко от того, что все это происходит возле штаба, где теперь сидят чужие офицеры из пятьдесят пятой бригады. Им вообще нет дела до личной трагедии Катрин Уилсон, которая всеми силами хочет удержать мужа. Да и не мужа в общем-то... Они ведь даже не расписались. Формально генерал-лейтенант Кравец отправляет в смертельно опасный полет офицера, у которого нет семьи.
– Кэт... – Соболевский не мог найти нужные, правильные слова. – Не переживай так, моя хорошая...