Под руку мне попался один из чековых бланков. Одолжив карандаш у официанта, я как раз писал свое имя и нью-йоркский адрес на обороте чека, когда рыбака позвали к телефону – таксофону на стене рядом с дверью. Поговорив пару минут, он помахал мне:
– Эй, слушай, Фрэнк, мне надо обратно на судно, – крикнул он. – Наведайся завтра, лады? – и выскочил из дверей, не дожидаясь ответа.
Вернув карандаш официанту, я спросил счет, попутно отметив:
– Вам нужен карандаш с грифелем помягче, – и указал на то, что написал на обороте бланка. Текст был едва-едва виден.
Вместо того чтобы порвать чек, я сунул его обратно в карман. Поступок этот оказался и дурацкой промашкой, и везением в одно и то же время. Вернувшись в номер, я положил чек на открытую книжечку бланков, переоделся и позвонил девушке. Мы провели приятный вечер в шикарном ресторане среди мамонтовых деревьев где-то в окрестностях Юрики.
Дело не в том, насколько достоверно выглядит чек, на кассиров больше влияет то, насколько достоверным выглядит лицо, его подающее.
Вечер выдался настолько приятным, что я все еще вспоминал его назавтра рано утром, когда уселся творить три липовых чека «Пан-Ам». В Юрике и окрестностях осталось лишь три банка, не обзаведшихся моими артистическими фальшивками, а мне не хотелось обделить ни один из них. Новая махинация захватила меня. Все страхи перед преследователями, топающими по моим следам, были забыты. Заодно я напрочь забыл о молодом рыбаке, встретившемся мне вчера вечером.
Закончив с первым чеком, я сунул его в уже порядком потрепанный конверт. Менее двух часов спустя я закончил остальные два и был готов к своей прощальной гастроли в Юрике, прошедшей без сучка без задоринки. Ближе к вечеру я уже снова был в своем номере, добавив почти 1500 долларов в выстеленную наличными подкладку дорожного чемодана.
В тот вечер я сказал девушке, что завтра уезжаю.
– Наверное, вылетаю из Фриско или Лос-Анджелеса, толком не знаю, откуда именно, – соврал я. – Так или иначе, буду часто возвращаться. Просто арендую легкомоторный самолет и прилечу. Для разнообразия полюбуемся на эти мамонтовые леса сверху.
Она мне поверила.
– По рукам, – и предложила сходить на верфи, отведать морепродуктов.
Вид у нее был скорее голодный, нежели расстроенный, что меня вполне устраивало. Но где-то посреди обеда, поглядев в окно, я увидел рыбацкий баркас, подходящий к пристани, и вспомнил молодого рыбака. А заодно вспомнил, как начертал свое настоящее имя вкупе с нью-йоркским адресом – во всяком случае, адресом отца – на обороте одного из чековых бланков. При мысли об этом внутри у меня все скукожилось, будто мне дали под дых. Черт возьми, что я сделал с этим чеком? С ходу я припомнить не мог, и попытки вспомнить и вести пылкую беседу со спутницей превратили этот вечер в нечто, отнюдь не заслуживающее воспоминаний.
Вернувшись в номер, я перерыл его в поисках злополучного бланка чека, но тщетно. У меня была масса чековых бланков, но все они были еще в книжечке. Мне пришлось заключить, что именно этот бланк я использовал для подложного депозитного чека «Пан-Ам» и сбыл его в одном из банков. Но я же не мог, твердил я себе, я должен был подписать каждый чек на обороте и уж наверняка заметил бы надпись. Но заметил бы или нет? Я вспомнил, насколько бледным был карандаш. Надпись едва можно было разобрать даже при ярком дневном свете. Я запросто мог проглядеть свои каракули, подписывая чек, особенно ввиду процедуры, которую наработал в Юрике. Я обнаружил, что всучить фальшивый платежный документ куда легче, если приковать внимание кассира к себе, а не к чеку. А чтобы привлечь внимание женщины, нужно проявлять внимание к ней.
Усевшись на кровать, я заставил себя мысленно воссоздать все действия, которые повлекли эту ситуацию, и вскоре уверился, что знаю ход событий. Я опустил оторванный чек на открытую книжечку бланков. На следующее утро я взял его первым, запамятовав о встрече с рыбаком, когда стряпал три подложных депозитных чека. И положил его в сфабрикованный конверт сразу же после того, как закончил, – следовательно, он был обналичен первым из трех. И теперь я вспомнил кассиршу, обналичившую его для меня. Я уделил ей много внимания. Похоже, чересчур много.
И некий банк в Юрике стал обладателем поддельного депозитного чека «Пан-Ам», подписанного мнимым вторым пилотом, но заодно несущего на обороте подпись Фрэнка Абигнейла-младшего и адрес его отца в Бронксе. Как только выяснится, что чек мошеннический, не потребуется быть Шерлоком Холмсом, чтобы сделать выводы. И завести дело.
Внезапно я почувствовал, что земля подо мной горит жарче, чем доменная печь. Я снова начал думать о том, чтобы покинуть страну, переметнуться через границу в Мексику. Или даже в более южные края. Но на сей раз рассматривал эту идею неохотно. В Юрике я замыслил новую грандиозную воровскую махинацию, окупающуюся куда лучше, чем крапленые карты при игре в покер. И, опьяненный успехом, отбросил свои страхи перед близостью преследователей, внушил себе, что я холоден, как арктическая льдина. Я намеревался отработать свое мошенничество с поддельными чеками от побережья до побережья и от границы до границы. Но сейчас я хотел отказаться от своих планов лишь потому, что так по-дурацки запалил свою маскировку.
Должен ли я бросать игру? Запалил ли я свою маскировку на данный момент? Если уж я сам не заметил каракулей на обороте чека, то может статься, их не заметит и никто другой.
Кроме того, было вполне вероятно, что чек еще не покинул банк. Я обналичил его вскоре после полудня, и может быть, до завтра его в Нью-Йорк не отправят. Если он еще в банке, не исключено, что я могу выкупить его обратно. Могу сказать, что в «Пан-Ам» выдали чек по ошибке, и мне не следовало его обналичивать, или состряпать еще какую-нибудь побасенку в том же роде. Я не сомневался, что, если чек еще на месте, я сумею выдать подходящую историю. Я заснул, все еще мысленно перебирая правдоподобные отговорки.
Назавтра утром, собрав вещи, я сунул пожитки в машину и оплатил счет в мотеле, прежде чем позвонить в банк. Попросил пригласить старшего кассира, и меня соединили с женщиной, отрывисто представившейся как «Стелла Уоринг».
– Миссис Уоринг, вчера в вашем банке пилот «Пан-Ам» обналичил чек, – сказал я. – Не можете ли вы мне сказать…
– Да, фальшивый чек, – оборвала она меня, не дав договорить, внезапно вознегодовав и не поинтересовавшись, ни кто я такой, ни зачем звоню. – Мы уведомили ФБР. Они должны прислать агента за чеком.
Я вовсе не воспринял это как вызов. Я просто действовал по наитию, подстрекаемый стремлением защитить свою истинную личность.
– Да, – заявил я. – Это ФБР. Я хотел сообщить, что наш агент подъедет минут через пятнадцать. Чек у вас или надо обратиться к кому-то еще?
– Пусть просто зайдет ко мне, сэр, чек у меня, – ответила миссис Уоринг. – Конечно, нам бы хотелось ксерокопировать чек для отчетности. Это ведь разрешается, да?
– Конечно, – заверил я ее. – Я велю мистеру Дэвису предоставить вам копию.
Я подоспел в банк через пять минут, облачившись в синий деловой костюм, но украдкой оглядел интерьер, прежде чем войти. Кассирши, обналичившей мой чек, нигде не было видно.
Будь она там, я бы не вошел. Я не знал, не устроила ли она перерыв на кофе или типа того, и боялся, что она может вернуться, пока я буду в банке, но на этот риск вынужден был пойти. Я вошел в вестибюль, и администратор направила меня к столу миссис Уоринг, стоявшему сбоку. Она оказалась элегантной, миловидной женщиной лет за тридцать, и по наряду, и по манерам сущей бизнес-леди. Когда я остановился перед ее столом, она подняла на меня глаза.
– Миссис Уоринг, я Билл Дэвис из ФБР. Полагаю, мой босс уже звонил вам? – спросил я.
– О, да, мистер Дэвис, – поморщившись, кивнула она. – Чек у меня здесь.
Предъявить документы она не попросила, не выказав ни малейших подозрений касательно моего статуса. Просто извлекла чек из ящика стола и протянула его мне. Я с профессиональным видом изучил его, что не составило мне труда, ведь я сам же его и сфабриковал. На обороте едва читабельно просматривалось мое настоящее имя и адрес отца.
– Выглядит довольно аляповато, – сухо заметил я. – Удивительно, что кто-то его принял.
Миссис Уоринг кисло усмехнулась в знак согласия.
– Да, есть у нас здесь девицы, которые… Ну, стоит им завидеть смазливого пилота или какого-нибудь другого мужчину романтической наружности, и они теряют голову. Их больше интересует сам мужчина, чем то, что он им дает, – неодобрительным тоном заметила она. – Девушка, принявшая этот чек, мисс Кастер, так расстроилась, что даже не вышла на работу этим утром.
При этой вести я немного расслабился и начал упиваться своей ролью агента спецслужб.
– Что ж, нам придется с ней поговорить, но с этим можно и обождать. У вас уже есть его копия?
– Нет, но ксерокс у нас вон там, в углу, это займет не больше минуты.
– Я сам, – изрек я, быстро направившись к аппарату, прежде чем она успела запротестовать.
Я скопировал только лицевую часть чека, чего она не заметила, когда я положил копию ей на стол.
– Давайте подпишу и поставлю дату, – сказал я, беря ручку. – Эта копия послужит вам распиской. Как вы понимаете, оригинал нам нужен в качестве вещдока. Он поступит в попечение федерального прокурора. Полагаю, на данный момент больше ничего не требуется, миссис Уоринг. Мы, несомненно, благодарны вам за сотрудничество, – с этими словами я прикарманил треклятый оригинал и удалился.
Я сделал лохотрон своей профессией, своим средством пропитания.
Позже я узнал, что ретировался из банка едва ли не за пять минут до прихода реального агента ФБР – более того, единственного агента спецслужб в Юрике. Также я узнал, что сама миссис Уоринг была более чем чуточку расстроена, когда поняла, что ее обвели вокруг пальца, но, с другой стороны, агентов ФБР самих окружает определенная романтическая аура, а женщине вовсе не обязательно быть молоденькой, чтобы подпасть под обаяние эффектной личности.
Выдавать себя за агента ФБР было не самым разумным шагом в моей криминальной карьере. Федеральные агенты, как правило, действуют весьма результативно, но становятся еще результативнее и решительнее, когда кто-то рядится под агента ФБР. Я на время предотвратил разоблачение, что лжепилот Фрэнк Уильямс на самом деле Фрэнк Абигнейл-младший, но, сам того не ведая, преподнес О’Райли свежий след, и с той поры наш сверхмарафон не прерывался до самого конца.
Однако я еще только проходил свои университеты фальсификатора, хотя и числился в отличниках, и потому склонен был идти на риски, одна мысль о которых повергла бы опытного чекового мошенника в трепет. Я был независимым лицедеем, писавшим, продюсировавшим и ставившим собственные сценарии. Я не знал ни одного профессионального преступника, не стремился перенимать опыт у экспертов и чурался мест, смахивавших на уголовную «малину».
Люди, помогавшие мне в сомнительных выходках, сплошь были честными, законопослушными, респектабельными гражданами, которых я сделал своими сообщниками не обманом, так надувательством. На самом деле моя полнейшая автономность и была величайшим из факторов успеха. Обычные уголовные источники информации для полицейских в моих розысках были совершенно бесполезны. «Сарафанное радио» дна общества попросту не располагало сведениями обо мне. И хотя моя истинная личность была установлена еще где-то на полпути моих гастролей, все ниточки, собранные полицией, вели только в прошлое. К тому времени, когда мои злодеяния признавали таковыми, проходило уже несколько дней, и блюстителям порядка ни за что не удавалось взять мой след, пока я не наносил удар снова, обычно в каком-нибудь отдаленном городе.
Как только я занялся подделкой чеков, стало понятно, что точка невозврата пройдена. Я сделал лохотрон своей профессией, своим средством пропитания, и, избрав нечестивое занятие, вознамерился отточить рабочие навыки. В последующие недели и месяцы я изучал чековые транзакции и банковские процедуры столь же усердно, как всякий инвестор изучает доступные ему рынки, и свое домашнее задание выполнял, стараясь не бросаться в глаза окружающим. Я встречался с кассиршами, прощупывая их мозги, пока оглаживал их тела. Ходил в библиотеки и штудировал банковские газеты, журналы и профессиональную литературу. Читал финансовые публикации и изыскивал случаи потолковать с банковскими работниками. Одним словом, навел на свои противоправные техники лоск реальным воском.
Выдавать себя за агента ФБР было не самым разумным шагом в моей криминальной карьере.
Конечно, как некто однажды заметил, нет праведного способа содеять кривду, но на стороне самых удачливых чековых мошенников выступают три фактора, и любой из них или хотя бы скудная комбинация всех трех могут окупиться, как три слитка в игровом автомате.
Первый – это личность, и я воспринимал наружность как часть личности. Аферисты экстра-класса, впаривают ли они паленые бумажки или втюхивают липовые договоры аренды нефтеносных участков, одеты с иголочки и источают уверенность и силу. При том они обычно обаятельны, куртуазны и с виду искренни, как политик, добивающийся выборов на второй срок, хотя порой могут обдавать холодным высокомерием финансовых воротил.
Второй – наблюдательность. Наблюдательность – навык, поддающийся развитию, но я с рождения был благословлен (или проклят) способностью ухватывать детали и частности, от внимания обычных людей ускользающие. Наблюдательность, как я продемонстрирую ниже, – единственное, что необходимо для успешного новаторского воровства. Газетчик, писавший обо мне статью, отметил: «Хороший лохотронщик читает приметы, как индеец, а на фоне Фрэнка Абигнейла лучший следопыт пауни в пограничных землях выглядел бы подслеповатым новобранцем».
Третьим фактором выступают исследования, проводящие широченную межевую черту между отпетым уголовником и суперлохотронщиком. Головорез, планирующий банковское ограбление, может вызнать рудиментарные факты о его хранилище, но в конечном счете будет полагаться на свой ствол. Единственное оружие кидалы – его мозг. Лохотронщик, решивший нагрянуть в тот же самый банк с фиктивным чеком или хитроумным чековым мошенничеством, выверяет каждую грань предстоящего налета. В зените своей славы всучителя паленых бумаг я знал о чеках ничуть не меньше, чем любой банковский кассир на свете, и уж наверняка больше, чем большинство из них. Сомневаюсь даже, что нашлось бы много крупных банкиров, располагавших такими же обширными знаниями о чеках, как я.
Вот ряд примеров того, что я знал о чеках, а большинство кассиров нет – мелочи, позволявшие мне кидать их, как желторотых птенцов. Например, все законные чеки имеют перфорированные (зубчатые) края. Если чек из личной чековой книжки, перфорация будет сверху, а если из деловой чековой книги, то с двух или трех сторон. Некоторые компетентные фирмы даже перфорируют свои чеки со всех четырех сторон. Хитроумный поддельщик чеков, конечно, воспроизведет такие финансовые документы, но только вложив никак не менее 40 тысяч долларов в перфорационный пресс, а если он так поступит, то вряд ли он так уж хитроумен. Такую штуковину в дипломате с собой не увезешь.
Разумеется, есть ничего не стоящие чеки с перфорированным краем, но сами они отнюдь не фальшивки. Фальшивка – счет. В каждом случае, когда я сбывал персональные чеки, на самом деле я выдавал необеспеченные чеки. И выходя на собственную касательную впаривания персональных чеков, сперва открывал легальный счет на вымышленное имя, чтобы получить от пятидесяти до ста персонализированных бланков. И, как я упоминал раньше, первые один или два из них обычно были вполне действительными. А после этого я пускал бумажных голубков.
Раньше я уже говорил, что хороший чековый мошенник играет в арифметические игры, и это действительно так. На всех чеках, будь они персональные или деловые, в нижнем левом углу, чуть выше края, идут ряды цифр. Возьмем персональный чек с цифрами 1130 0119 546 085 в нижнем левом углу. В эпоху моего царствования на троне кидал ни один из сотен кассиров не обращал на подобные числа внимания, и я убежден, что лишь немногие из тех, кто работал с чеками, знали, что эти ряды цифр означают. Я их для вас расшифрую.
Число 11 означает, что чек был напечатан в одиннадцатом округе федерального резервного банка. В Соединенных Штатах двенадцать, и только двенадцать округов федерального резервного банка. В одиннадцатый входит Техас, где этот чек был напечатан. Цифра 3 после 11 сообщает, что этот чек был напечатан в Хьюстоне, потому что третье окружное отделение ОФРД находится в этом городе. А 0 указывает, что по этому чеку допускается немедленное перечисление денег. В средней серии цифр 0 означает клиринговый центр (Хьюстон), а 119 – идентификационный номер банка в этом округе. 546 085 – номер счета, присвоенный владельцу банком.
Какой прок от этих знаний поддельщику чеков? Если у него мешок капусты в закромах и хороший отрыв на старте, то вот какой. Скажем, такой человек представляет зарплатный чек кассиру для погашения. С виду это вполне доброкачественный чек, выданный большой и респектабельной хьюстонской фирмой для оплаты в банке Хьюстона – во всяком случае, так утверждается на лицевой стороне этой цидульки. При этом ряды цифр в нижнем левом углу начинаются с числа 12, но кассир(ша) не замечает этого, а если замечает, то не ведает значения этих цифр.
Компьютер – дело другое. Когда чек попадет в банковский клиринговый центр, скорее всего, в тот же вечер компьютер выбросит его, потому что хотя на чеке сказано, что он подлежит оплате в Хьюстоне, цифры возражают, что он оплачивается в Сан-Франциско, а банковские компьютеры считывают только цифирь. Следовательно, чек отбраковывается в стопку бумаг, отправляющихся для инкассации в двенадцатый округ, в данном случае Сан-Франциско. В Сан-Франциско другой компьютер отбракует чек, потому что не согласуется идентификационный номер банка, и на сей раз он попадет в руки банковского клерка клирингового центра. В большинстве случаев клерк обратит внимание только на текст чека, увидит, что тот подлежит оплате в банке Хьюстона, и отошлет его обратно, списав прибытие чека в Сан-Франциско на компьютерную ошибку. Как бы то ни было, пройдет от пяти до семи дней, прежде чем лицо, обналичившее чек, узнает, что его или ее кинули, а кидала уже давным-давно накивал пятками.