Валерка нашелся, как всегда, первым. Взял бутылку водки, налил себе и Диме. Выпили. Валерка завел разговор, начал рассказывать какие-то анекдоты, щекотать Наташу, которая заливалась счастливым смехом. Валерка был и тамадой, и массовиком-затейником и сводней в одном лице. Он пил за Таню, за Ольгу Петровну, за Светлану и за девочек, церемонно вставал, пил за семью, за родителей. Он прославлял Диму, которого видел в первый раз в жизни, но говорил так, как будто знал его всю жизнь и чуть ли не был его лучшим другом. Дима тоже был явно расположен к Валерке.
В тот момент, когда Ольга Петровна внесла шарлотку – «Ой, наверное, не пропеклась», – счастье за столом было практически вселенским. Дима сидел рядом с Валеркой, а Наташа крутилась между ними, Ольга Петровна едва не плакала от умиления, а Светлана, которая съела половину от всего куска мяса, половину шарлотки, смотрела на всех с явной любовью. Только Тане было плохо. Тошнота подступила к горлу и не отпускала, хотя она съела всего ложку салата и кусочек сыра. Ей было так плохо, как никогда. Живот сжимали спазмы. Боль была невыносимая, но Таня держалась, терпела. Ради Валерки. Чтобы он не видел, не заметил ее боль.
Наташа под конец вечера бойко называла Диму «дядей Димой», тот под общие бурные аплодисменты и шутки Валерки даже несколько секунд подержал маленькую Полечку на руках. Таня умирала. Буквально. Она ушла в комнату укладывать Полю и еще долго лежала на полу, скрючившись, пытаясь уговорить боль, которая съедала желудок.
Она проводила сначала Валерку, а потом Диму, помогла убрать со стола. Она, не спрашивая, поняла, что Валерку пригласила в гости Ольга Петровна – точно ее идея, а Светлана наверняка поддержала. Таня крутила в голове фразу, которую сказал ей Валерка, уходя, поймав за руку: «Я очень за тебя рад. За тебя и девочек».
Таня сходила с ума от мыслей – что он имел в виду? Что она должна выйти замуж за Диму? Что теперь они вроде как квиты – у Валерки новая семья, и у нее тоже? Но почему он ее не почувствовал? Почему не понял, что ей это все не нужно? И Дима не нужен, даже за десять блинов в голодный год? И никто ей не нужен, кроме него, Валерки, единственного мужчины, которого она любила всю свою жизнь, не переставая. И каждый день, каждую минуту думала только о нем.
И эта дурацкая, чудовищная встреча, этот безумный семейный обед стал для нее последней каплей. Она поняла, что Валерка к ней ничего не испытывает – ни ревности, ни злости, ни мужского интереса. Он рад, что у нее появился мужчина, возможный отчим его детей. Она ему не нужна. Совсем. Никак. Ни в каком качестве.
Таня даже плакать не могла. Она просто не понимала – почему так? Она бы выдрала космы, убила бы, отравила его новую жену. Не моргнув глазом. А Валерка жал Диме на прощание руку и договаривался о новых встречах. За что он так с ней? За что?
На следующий день по дороге на работу Таня зашла в аптеку – живот болел так, что она не могла идти. Хотела купить болеутоляющее. Как обычно по утрам, в их аптеке уже была очередь. В основном стояли старушки за валокордином и другими сердечными препаратами – долго рылись в сумках, доставали бумажки, пытались разглядеть, что написали, долго отсчитывали мелочь, долго складывали лекарства в сумку. Долго, господи, как же долго! Таня уже чуть не умирала от боли. Перед ней стояла старушка, которая никак не могла определиться, какого размера бинт ей нужен. Провизор пошла в подсобку что-то искать.
– Сколько можно? Берите и уходите! – закричала Таня старушке и упала. Очнулась она уже в машине «Скорой». Нет, она смутно помнила, что эта самая старушка склонилась над ней, хлопала ее по щекам, громко звала на помощь. А Таня все никак не могла понять, почему она наконец не уйдет.
В больнице она пролежала неделю. Врачи говорили про общее истощение организма, гастрит. Медсестры смотрели на нее с жалостью – видимо, Ольга Петровна успела рассказать им про Танин развод, про двух дочек, про попытки заново устроить личную жизнь. Врач, выписывая Таню, велела ей хорошо питаться и забыть про диеты. Ольга Петровна внимательно читала рецепт на лекарства – успокоительные, витамины, желудочные.
Через два дня Ольге Петровне пришлось еще раз вызвать «Скорую» – Таня корчилась от боли на кровати, стонала так, что становилось страшно.
И в этот раз ей опять посоветовали восстановить нервную систему, обратиться к психологу, перестать худеть.
– Да, все болезни от нервов, все от нервов, – поддакивала врачам Ольга Петровна.
Только Светлана молчала и требовала нового обследования.
– Мам, с ней явно что-то не то, – шептала она Ольге Петровне в коридоре больницы. – Какой гастрит? Какие нервы? Посмотри на нее!
– Светочка, надо доверять профессионалам, – возражала Ольга Петровна. – Две разные больницы, разные врачи, а диагноз один и тот же.
– Нужно найти третью больницу, других врачей, – не отступала Светлана. – Давай обратимся в платную клинику. Ты сама говорила, что врачам нельзя доверять!
– Откуда такие деньги? Ты представляешь, во сколько это обойдется?
– Мам, ты сама себя слышишь? Давай ее вообще бросим: выживет – выживет, а нет так нет.
– Светочка, прекрати такое говорить!
Таня умерла через месяц. В третьей больнице, куда ее привезли опять по «Скорой» и где сразу, с ходу, поставили диагноз – рак. Что-либо делать было поздно. Даже наркотики были не нужны – она лежала без сознания и уже ничего не чувствовала, даже боли.
– Откуда? Как? Почему? У нее же гастрит! – Ольга Петровна тогда совсем лишилась разума. Она могла повторять только эти три вопроса, на которые не было ответа. Даже когда Таня умерла, Ольга Петровна отказывалась в это верить. Не может быть. Таня ничем никогда не болела. Даже в детстве.
– Света! Скажи, что они врут! Скажи!
– Мам, тихо, успокойся.
– Почему они врут? Давай поедем в другую больницу! Заберем Таню и уедем отсюда!
– Мам, поехали домой, нам надо Наташу как-то подготовить. Что-то ей сказать.
– Что сказать? Что ты такое говоришь? Ты с ума сошла? Ты специально? Вот Таня выздоровеет, и все будет хорошо.
– Мам, Таня умерла. И надо Наташе сказать правду.
– Не позволю! Не смей! Никто не умер! Слышишь? Запомни, никто не умер! Таня выздоровеет. Полежит в больнице и выздоровеет.
Светлана сидела на банкетке и плакала.
Наташа сначала спрашивала, когда мама вернется, и только вечером подошла к тетке и прямо спокойно спросила: «А мама к нам не вернется?» Она все поняла. Почувствовала. Светлана ей ничего не ответила.
Хоронили Таню Светлана с Димой. Валерки не было – он забрал к себе Наташу на время. Ольга Петровна осталась дома с маленькой Полей. Больше никого Светлана не позвала – ни бывших одноклассников, ни знакомых. Не хотела никого видеть. Поминки тоже не устраивали, чтобы не пугать Наташу. И траур не надевали. Посидели втроем на кухне, тихо выпили. Даже не плакали – держались ради девочек.
Прошло меньше месяца. Светлана поздно вернулась с работы. Дома все спали. Светлана раздевалась, когда из комнаты вышла Наташа.
– Ты чего не спишь? – спросила ее Светлана.
– Тебя жду.
– Зачем?
– Спросить хотела. Мы когда к маме поедем?
Светлана брала с собой Наташу, когда Таня лежала в первой больнице. Девочку тогда завалили подарками – соседки по палате надавали ей яблок, печенья, а медсестра разрешила послушать в стетоскоп и показала рентгеновские снимки. Светлана подумала, что Наташа опять просится в больницу.
– Мама уже не в больнице, – ответила она.
– Я знаю. Она умерла. Когда мы поедем ее могилу проведывать?
Светлана заплакала. Она устала как собака. Ей было страшно. Она не знала, как они будут жить дальше. Как все это вынесет. Что будет с девочками? И что будет с ней? У нее на руках теперь остались двое детей и пожилая мать.
– Не плачь, – сказала ей племянница и погладила по голове. – Папа сказал, что я могу с ними жить.
– Нет, ты будешь жить дома. – Светлана прекратила рыдать и взяла себя в руки. Голова заработала в бешеном режиме. Надо было сделать так, чтобы Валерка не разделил девочек, не отобрал. Он ведь хотел забрать только Наташу, Поля ему была не нужна. Но Наташу нельзя отдавать. Ни в коем случае. Надо оформлять документы или договариваться с Валеркой. Наташу она ему не отдаст. Ни за что.
– Ты будешь жить со мной, Полей и бабушкой. Как раньше, – сказала Светлана.
– А папа?
– А папа будет приходить.
– Я хочу с ним пожить. У него квартира большая, тетя Наташа разрешает громко разговаривать, бегать и петь песни. И в квартире у бабушки Лиды мне тоже нравится. Там столько красивых вещей, и папа разрешает мне их брать. Только маме нельзя было про это рассказывать. Это секрет. А если она умерла, то не узнает?
Светлана смотрела на племянницу и плакала – слезы текли сами собой.
– Ты и дома можешь разговаривать, бегать, петь и брать все, что захочешь, – сказала наконец она.
– Ага, только бабушка будет ругаться.
– Ты и дома можешь разговаривать, бегать, петь и брать все, что захочешь, – сказала наконец она.
– Ага, только бабушка будет ругаться.
– Не будет. Я тебе разрешаю.
– Тогда хорошо.
– Иди спать. Уже совсем поздно.
– А правда, что мама станет смотреть на меня с неба и следить – если я буду плохо себя вести, то она будет сердиться?
– Кто тебе такое сказал?
– Воспитательница.
– Ерунда. Мама не будет на тебя сердиться. Никогда. Ни за что.
– А правда, что все мертвецы на небе сидят и на нас смотрят?
– Неправда. Ваша воспитательница – дура.
– Нельзя так про взрослых говорить, – строго сказала Наташа.
– Мне можно. Я взрослая. – Светлана решила, что завтра же зайдет в детский сад и оторвет воспитательнице голову за такие разговоры. Идиотка, хоть и с педагогическим образованием.
* * *Светлана сидела на работе, когда зазвонил мобильный телефон. Она поморщилась – дел было полно, завал, и начальница, которая не приветствовала личные переговоры во время рабочего дня, покосилась на нее недобро. Светлана достала телефон из-под бумаг и уставилась на экран, где высветилось имя: Таня. Ей звонила сестра. Светлана покрылась холодным потом и не могла заставить себя взять телефон в руки.
– Ты ответишь или мы так и будем слушать этот трезвон? – прикрикнула на нее начальница.
Светлана, ополоумев от страха, нажала кнопку и прижала телефон к уху.
– Тетя Света! Тетя Света! Это я! Я мамин телефон нашла! – кричала в трубку Наташа.
Про мобильный телефон сестры Светлана совершенно забыла. Он лежал, видимо, в ее сумочке, выключенный, а Наташа нашла, включила и позвонила.
– Господи, как ты меня напугала, – выдохнула Света. – Выключи телефон сейчас же. Нельзя им пользоваться.
– Почему? Тут игры есть. Можно я поиграю?
– Нет, нельзя, я сказала. Выключи немедленно. – Светлана нажала отбой. – Это племянница, она маленькая, балуется, – объяснила она начальнице.
У нее еще долго колотилось сердце. Стучало, как отбойный молоток. Она не могла успокоиться, услышав звонок с того света.
Вечером Светлана дрожащими руками включила телефон сестры. Там было не так много контактов – подруга детства, с которой они со школьных времен не общались, одноклассница, знакомая по детской площадке, приятельница из роддома – лежали в одной палате, мама-активистка из детского сада… Дальние, давно забытые, вспоминавшиеся только по праздникам люди. Светлана, поддавшись порыву, набрала номер знакомой по детской площадке, которую сама не раз видела.
– Алле, – прохрипела трубка.
– Добрый вечер, это Светлана, сестра Тани.
Трубка молчала. Видимо, девушка не могла сразу вспомнить, кто такая Таня. Послышался детский плач.
– Извините, у меня ребенок маленький, – сказала девушка. – Позвоните утром или я вам перезвоню.
– Да, конечно, – ответила Светлана.
Больше она никому не звонила. Не было никого, кому бы она хотела рассказать про смерть сестры. Никого бы это тронуло. У всех – своя жизнь, свои заботы. Была Таня – и нет Тани. Девушка с детской площадки тоже не перезвонила – ни утром, ни на следующий день.
Светлана, когда дома все спали, брала Танин телефон и перечитывала ее эсэмэски, просматривала контакты – она давно все знала наизусть, каждую цифру, каждую букву, но так и не решилась заблокировать или вынуть сим-карту. Матери она ничего не сказала.
Ольга Петровна пережила собственный кошмар. Она гуляла с Полечкой на детской площадке, когда к ней подошла Валентина.
– Привет, давно не виделись, – радостно поприветствовала соседка. – А кто у нас такой большой? Полечка? Кто так вырос?
Поля сидела на качелях и была полностью поглощена процессом.
– Как дела-то? – обратилась Валентина к Ольге Петровне.
– Ничего. Потихоньку, – ответила та.
– А девчонки как? – спросила Валентина.
– Растут, как видишь, – показала Ольга Петровна на внучку.
– Да не, я про дочек. Светланка замуж не выскочила? А Таня где?
Ольга Петровна онемела.
– Ты чего? Как будто привидение увидела, – не поняла Валентина.
– Тани нет, – ответила Ольга Петровна, как выдохнула.
– Уехала, что ли? Куда?
– Она умерла.
– Кто умер?
– Таня. Таня умерла.
– Что ты такое говоришь? Шутки у тебя такие, что ли? Так я их не понимаю.
– Таня умерла. Рак. За месяц сгорела.
Валентина молчала, глядя, как качается на качелях Поля.
– А я к родственникам уезжала да задержалась. Ничего не знала. А как же это?
– Вот так.
– Так молодая ж! – выкрикнула Валентина и заголосила, залилась слезами, завыла, как обычная деревенская баба.
– Тихо, прекрати, ребенка испугаешь.
– А когда сороковины? Где похоронили? – спрашивала Валентина, сдерживая рыдания.
– Не будем отмечать. Чтобы девочек не пугать. Не нужно это все.
– Так как же не нужно? А помянуть?
– Наташа… Поля… Мы так решили.
– Ну да, ну да, – закивала Валентина. – Может, чем помочь надо? Ты только скажи.
Ольга Петровна пожала плечами – мол, чем тут поможешь.
– Господи, что ж за жизнь такая, гадская? – с новой силой заголосила Валентина. – Это она из-за Валерки своего слегла, что ли?
Валентина была обычной женщиной – она умела плакать, сострадать и сплетничать одновременно. Ей нужны были подробности.
Ольга Петровна поморщилась и не ответила.
– Ну точно из-за Валерки этого. Рак ее изнутри сожрал. Он ведь такой, зараза, боль чувствует и сжирает, когда тоска на сердце.
– Прекрати, – одернула ее Ольга Петровна. – Ерунду ты говоришь.
– Может, и ерунду, а может, и нет. Мужикам проще – выпил и забыл, а бабы, вон, изводят себя до смерти. Говорят же, тоска смертная. Вот тебе и рак.
– Поля, слезай, пошли домой, – позвала внучку Ольга Петровна. Она уже не могла слушать соседкин пустой треп.
– Ну да, и мне уже пора, – с готовностью согласилась Валентина и сняла Полю с качелей. Та недоуменно посмотрела на незнакомую женщину, но плакать не стала. – Вот мы с тобой – больные насквозь. Ты вообще всех своими мигренями замучила. А живем. Живем, и хоть бы хны. А молодежь уходит.
Ольга Петровна почти бежала в сторону подъезда, схватив на руки перепуганную Полю, лишь бы поскорее избавиться от Валентины, которая не умолкала ни на секунду.
– А папаша-то что? Появляется? Или плюнул и растер? На похороны денег дал? А на девчонок алименты платит? – Валентина старалась не отставать.
– Да, – ответила Ольга Петровна.
Валентина жаждала продолжения, но наконец поняла, что Ольга Петровна ничего рассказывать не будет.
– Ты, это, если с Полей посидеть или Наташку забрать, только скажи, я помогу, все сделаю, – сказала Валентина. – Сиротка ты теперь, зайка, сироткой осталась, маленькая! – запричитала она опять, обняла Полю, которая в любой момент готова была расплакаться, и не отпускала, пока Ольга Петровна буквально не отодрала от нее внучку.
– Спасибо. – Ольга Петровна, зашла в лифт и тут же нажала кнопку. Голова раскалывалась. Она мечтала добраться до своей постели и свалиться в тишине и полумраке, чего теперь не могла себе позволить. Нужно было раздеть Полечку, покормить, поиграть, уложить. Ольга Петровна тяжело вдохнула и выдохнула на три счета, как прочитала в одной книжке, учившей расслаблению и релаксации. Советы не помогали. Нисколечко.
* * *Светлана каждую свободную минуту думала о том, как удивительно устроена жизнь. Никогда не знаешь, чего ждать. Она и подумать не могла, что так сблизится с Димой. Ее горе и его порядочность и ответственность их объединили и довели до логического конца. Вчера она была с ним. В романе и в любви Дима оказался таким же, как в жизни, – предсказуемым, уравновешенным и скучным, но при этом заботливым, порядочным и тактичным. Светлана не знала, что и думать. С одной стороны, ее привлекала его надежность, с другой – не могло быть и речи о бурных чувствах. Она даже не понимала, что теперь делать. Как себя с ним вести? Не могла спрогнозировать, что будет дальше. На работе им не было необходимости скрывать общение – все считали, что Дима ведет себя идеально. Настолько идеально, что такого просто не может быть. Поддерживает сестру своей невесты. Никто же не знал, что Дима с «невестой» целовался всего пару раз и сомневался, что когда-нибудь добьется большего.
Сначала они встречались только потому, что их сблизила Таня. И говорили только о ней. О ней и о девочках. Светлана была очень благодарна Диме за поддержку, за мужское плечо рядом. И на волне этой благодарности чуть ли не за руку довела его до постели, хотя он не возражал. После этого оба, не сговариваясь, перестали вспоминать Таню. Светлану мучила совесть. Хотя никто никому не изменил, если говорить начистоту. Никто никому ничего не обещал. Но Светлана все равно чувствовала себя предательницей памяти сестры. А Дима держал свои мысли при себе.
Они встречались нечасто – в выходные. Ужинали, обсуждали рабочие вопросы. Им было о чем поговорить. Потом ехали к Диме, но Светлана всегда уезжала домой. Никогда не оставалась. Так было удобнее ей и, наверное, Диме тоже, хотя он всегда, правда, не очень настойчиво, предлагал ей остаться. Дима появлялся и в их доме – пил с Ольгой Петровной чай, приносил девочкам игрушки. Ольга Петровна воспринимала его как родного, как жениха дочери. И не важно, какой именно дочери. Не настолько сильно ее мучила мигрень, чтобы не заметить, что Светлана приходит домой поздно и явно не с работы. А у Димы вообще все на лице было написано. Но Ольга Петровна рассудила, что жизнь все расставит на свои места. Пусть хоть у старшей дочери будет счастье, даже замешенное на несчастье.