Камера наезжает на Алино лицо. Аля сдержанно и с достоинством улыбается и слегка кивает головой.
– Вторая гостья – Евгения Ипполитова! Писатель, инженер человеческих душ, как говаривал классик. И просто наш любимый автор. Который всегда оставляет нам надежду.
Женя улыбнулась, кивнула и слегка помахала ладонью.
– И наконец – ученый, врач-гинеколог, директор научного перинатального центра «Семья», автор множества монографий и статей, лауреат премии «Врач года». Женщина, на которую молятся тысячи людей в надежде, что она сделает их жизнь радостной и полноценной. Встречайте – Вероника Стрекалова!
Камера дает крупно бледное лицо Вероники. Она поправляет дужку очков и, чуть оглянувшись на визави, смущенно кивает.
– Теперь, мои дорогие, вы и сами увидели, что я вас и не думала интриговать. Потому что три эти женщины – красивые, талантливые, безусловно, сильные, мужественные, образованные и очень успешные, вне всяких сомнений являются золотым фондом нашей страны. Ведь давно не секрет, что именно на женщинах держится наш неспокойный и довольно жестокий, к сожалению, мир.
Никак не умаляю завоевания и успехи мужчин. Ничего подобного! Но сегодня – Восьмое марта. Можно по-разному относиться к этому празднику. Но, согласитесь, праздники лишними не бывают! И если есть еще один повод подарить любимой цветы и вспомнить о ее заслугах, почему бы этого не сделать?
К тому же три эти дамы еще и прекрасные матери, жены и дочери. И сейчас мы будем говорить обо всем. Потому что вам, мои дорогие, интересно знать о наших героинях все – верно? Как проходило их детство, юность, взросление. Какую роль в их жизни играла семья. Как они встретили свою любовь и как поняли, что все это – серьезно и навсегда. Как изменилась их жизнь, когда у них появились дети.
И наконец, самое главное, – как они сделали свою карьеру? Как добились того, что имеют сейчас? Что такого произошло в их судьбе, что она стала необычной, неординарной и яркой? Сколько усилий они к этому приложили? Было ли им просто или же крайне сложно ТАК выстроить свою жизнь? Что их печалит и что радует? Какие милые женские штучки их могут развлечь? Что для них кухня, дети, мужья? Как они, такие успешные и знаменитые, совмещают работу с домашним хозяйством? И конечно, что помогало и помогает им выносить трудности, печали, проблемы и все остальное, с чем сталкивается на своем пути каждая из нас?
Одним словом, мы будем говорить обо всем. Даже о рецептах пирогов и нашем любимом женском релаксанте – шопинге! И все же самое главное – мы будем говорить об успехе. Потому что перед нами – очень успешные женщины!
Мы будем искренны, откровенны и правдивы, верно?
Тобольчина обвела внимательным взором гостей, и все уловили осколки льдинок в ее «проникновенном» взгляде.
Все, слегка сомневаясь, неохотно кивнули.
– Потому что если мы с вами не будем искренны, нам не поверят, не так ли? – напирала Тобольчина.
Над столом прошелестел едва уловимый вздох, и все снова кивнули.
– Ну что? Поехали? – и она мягко и ненавязчиво улыбнулась.
Начались вопросы и, разумеется, ответы.
* * *Женя внимательно разглядывала себя. Мама права. Надо срочно что-то делать с лицом. Эти дурацкие морщинки вокруг глаз, эти «печальки» в уголках губ. Тоска. Да и цвет волос мне совсем не идет… И снова мама права. И взгляд у меня какой-то затравленный. Как у подростка, который украл у старшей сестры губную помаду.
Она почти расстроилась – совершенно недовольная своим внешним видом. Ладно, фигня! Я же не актриса Ольшанская. Главное, чтобы я отвечала умно и остроумно. За это меня и ценят, в конце концов. Вся надежда на интеллект. Хотя в формате передачи Тобольчиной…
Вероника тоже внимательно разглядывала себя. Сухарь. Просто сухарь, а не тетка. Брови сведены к переносью, лоб перерезала тонкая складка. Губы поджаты. Очки на кончике носа, ни дать ни взять – строгая училка начальных классов. И еще – господи! Губы дрожат. И это, конечно же, заметят все.
Она тоже расстроилась и осторожно посмотрела на свекровь. На лице добрейшей Веры Матвеевны сияла улыбка радости и гордости за невестку.
Вероника вздохнула. А Вадик смотрит на работе вместе со своими «девочками». И эти самые девочки тут же увидят и дрожащие руки, и сухо поджатый рот, и зализанную прическу – волосок к волоску. То, что сама Вероника всегда ненавидела. Черт бы побрал эту гримершу!
Аля сделала большой глоток из стакана с медовым виски, закурила и шумно выдохнула тонкую струйку дыма.
– Хороша! – хмыкнула она и посмотрела на педикюршу. – Что скажешь, Наташка?
Натали с удивлением посмотрела на клиентку и пожала плечами.
– Тоже мне новость!
И обе засмеялись.
Первый блок передачи закончился, и пошла реклама.
Женя наконец выдохнула – ничего плохого. Абсолютно ничего! Интервью течет плавно, Тобольчина, конечно, тетка противная, но мастер своего дела, что и говорить. Да и к своему внешнему виду она почти привыкла – и тоже ничего криминального. Тетка и тетка. Гламура, конечно, ни грамма, ну и хорошо. Она и гламур – вещи несовместимые.
– Ну, как? – осторожно спросила она Дашку.
Дашка подняла кверху большой палец.
– Круто, мамуль. Ты у меня такая звездунья! Просто Мэрил Стрип, мам. Нет, здорово, правда!
Женя махнула рукой.
– Скажешь тоже! Мне до Мэрил – как до луны. Хотя что-то общее есть – длинный нос, например. И небольшие глаза. И это, наверное, все. А вот обаяния нет, – грустно вздохнула Женя.
– Нет, правда, похожа, – продолжала настаивать дочь.
Никита скептически вздохнул, посмотрев на Дашку, и покачал головой.
Женя сделала вид, что этого не заметила.
Вероника отхлебнула остывшего чаю и снова посмотрела на свекровь.
– Хорошо, Никочка! – улыбнулась та. – Все очень славно. И выглядишь ты замечательно. Настоящая леди! Просто английский шик. Строго и достойно. Честное слово!
Аля почистила апельсин и протянула половину Натали.
Та мотнула головой.
– Изжога. Желудок болит всю дорогу. После того как эти сволочи… устроили свой гадюшник.
– Забей, – посоветовала Аля, – пошли они все! Пусть сдохнут все, кто нас не захотел, да, Натуль?
Натали горестно вздохнула и кивнула.
– Вот именно. Пошли они все! Уроды. А ты красотка, Ольшанская, – добавила она, – просто нереальная красавица, Алька!
– Киногеничная, – кивнула Аля, – а в жизни… – она рассмеялась, демонстрируя себя в домашнем виде, – а в жизни… Еще лучше, да?
И они снова дружно и громко расхохотались. Как идиотки, честное слово.
Кончился рекламный блок, и на экране появилось лицо ведущей. На сей раз оно было озабочено чем-то важным, словно тревожным и каким-то неприятным для нее, что ли.
Тобольчина чуть сдвинула брови, сделала паузу, снова нахмурилась и притворно вздохнула.
– А сейчас, мои дорогие, – снова возникла пауза, – а сейчас… сейчас мы с вами убедимся, что ничего на свете не бывает просто. Даже у таких блестящих и удачливых женщин. У всех есть свои тайны, горести, скелеты в шкафу и мыши под крышей. И все это не обошло стороной и наших прекрасных и талантливых героинь. И то, что они сумели со всем этим справиться… говорит еще раз только об одном – все в жизни поправимо. Все можно преодолеть, победить, разрулить, если хотите! Если, конечно, есть желание и воля. И еще – немного удачи. А самое главное – сильный характер и щедрое сердце.
На экране показались очертания старого, ветхого здания грязно-желтого цвета. Камера наехала на вывеску на двери. «Марютинский Дом малютки» было написано на вывеске.
Женя почувствовала, как ее сердце окаменело, словно остановилось. Она бросила взгляд на мужа и увидела, как тот побледнел и плотно сжал губы.
– Марютинский Дом малютки, – раздался печальный голос ведущей. – Он стоит на окраине города М. Семнадцать лет назад на центральной трассе поздно вечером произошла страшная авария. В машине ехали трое. Мать, отец и ребенок. Молодые родители погибли сразу, такое несчастье! А крошка-дочка осталась жива. Совсем чудом спаслась! Такая счастливая судьба у малышки. Даже прибывшие милицейские удивились такому чуду. На девочке почти не было царапин – еще одно чудо. Мать прикрыла ее своим телом. Машины, идущие следом, тут же остановились. И в одной из них сидели тоже совсем молодые люди, тоже муж и жена. Молодая женщина схватила девочку на руки и принялась успокаивать. Приехала «Скорая» и увезла малышку в больницу. А еще через пару месяцев молодые супруги, ставшие невольными свидетелями трагедии, удочерили малышку. Фамилия этих прекрасных людей – Ипполитовы. Евгения и Никита. Вы все уже поняли, правда? Наша героиня, наша прекрасная и любимая писательница Евгения Ипполитова и стала матерью той девочки, которую держала на руках в ту страшную ночь.
– Марютинский Дом малютки, – раздался печальный голос ведущей. – Он стоит на окраине города М. Семнадцать лет назад на центральной трассе поздно вечером произошла страшная авария. В машине ехали трое. Мать, отец и ребенок. Молодые родители погибли сразу, такое несчастье! А крошка-дочка осталась жива. Совсем чудом спаслась! Такая счастливая судьба у малышки. Даже прибывшие милицейские удивились такому чуду. На девочке почти не было царапин – еще одно чудо. Мать прикрыла ее своим телом. Машины, идущие следом, тут же остановились. И в одной из них сидели тоже совсем молодые люди, тоже муж и жена. Молодая женщина схватила девочку на руки и принялась успокаивать. Приехала «Скорая» и увезла малышку в больницу. А еще через пару месяцев молодые супруги, ставшие невольными свидетелями трагедии, удочерили малышку. Фамилия этих прекрасных людей – Ипполитовы. Евгения и Никита. Вы все уже поняли, правда? Наша героиня, наша прекрасная и любимая писательница Евгения Ипполитова и стала матерью той девочки, которую держала на руках в ту страшную ночь.
Женя закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Она слышала, как страшным шепотом закричала Даша, как муж быстро выключил телевизор, как раздался телефонный звонок, и Даша закричала:
– Оставь, бабушка! Оставь нас в покое! – И тут же громко, в голос разрыдалась. Никита что-то говорил дочери, пытаясь ее успокоить, а Женя медленно встала и пошла в свою комнату, моля господа об одном – чтобы у Маруси не нашлось соседей с телевизором. Или чтобы она – необязательная, забывчивая, легкомысленная Маруська – забыла об обещании обязательно посмотреть передачу с участием ее знаменитой и «публичной» матери.
Она легла на кровать и накрыла голову подушкой. Чтобы не слышать, не слышать! Ни криков Дашки, ни телефонных звонков. Ни от кого! И, не дай бог, звонка от Маруськи.
В голове так стучало, так громыхало, так отчаянно билось, что Женя подумала – так, наверное, и хватает удар. Вот и славно! Только дай бог, чтобы сразу, в момент! Потому что жить дальше не представлялось возможным. Вообще. Ни одной минуты.
Потому что закончилась жизнь. Все. Точка. Без запятых.
Вероника почувствовала, как руки у нее похолодели и сердце стало биться так часто, что казалось, выскочит из груди.
Тобольчина тяжело вздохнула и продолжила:
– Грустно об этом говорить. Грустно и больно. Хотя это – жизнь. И все, что нас не убивает, делает нас сильнее. На этом испытания нашей любимой писательницы не закончились. Увы! Несколько лет назад в дом снова пришла беда. Мужу Евгении, в прошлом – управляющему одним печально известным банком, было предъявлено обвинение. Конечно, потом суд во всем разобрался и все обвинения были сняты, но… Это произошло не сразу. Почти полтора года господин Ипполитов находился под следствием. Почти полтора года он просидел в СИЗО. Его бывшие коллеги похитили все деньги несчастных вкладчиков и сбежали за границу. Никита Ипполитов, человек честный и – увы – наивный, ничего не знал о махинациях партнеров и руководства. И только когда все открылось, понял – его подставили. Банально, по-бандитски подставили! Он подписывал все документы и оказался виновен. Можно представить, что пришлось пережить Евгении и их дочерям. Изолятор, передачи, следствие, дорогие адвокаты и суды. Кошмар, согласитесь! Но главное – как человек проходит через все испытания и как он из них выходит. И эта семья вышла достойно, ничего не растеряв по дороге. Поддерживая друг друга, помогая и борясь. И они снова вместе, их брак и любовь стали только крепче и глубже. Евгения – достойный пример преданной и верной жены. И к тому же человек, который сумел не только выстоять и поддержать, но еще и подняться и сделать блестящую карьеру, став любимицей и поддержкой для тысяч и тысяч женщин в нашей стране. Браво, не правда ли?
Вероника поймала на себе тревожный взгляд Веры Матвеевны. Та чуть насупила брови.
– Бедная эта Евгения, – тихо сказала свекровь, – такие испытания! Не приведи господи! Может, поэтому так хорошо пишет? После всего?
Вероника смогла только кивнуть. Она уже догадывалась, что может быть дальше.
Женя лежала в комнате с закрытыми глазами и слышала, как снова заработал телевизор. Страх опять подступил к горлу. И еще – она удивилась, что в комнату к ней не зашли. Ни Никита, ни Дашка. Значит, она виновата?
Вот только в чем? Этого Женя не понимала.
Потом распахнулась дверь. На пороге стоял разгневанный муж.
– Какого черта? – взревел Никита. – Какого черта ты про меня? Трепись про себя! Ты же у нас человек публичный! Зачем, Женя? Чтоб еще раз подчеркнуть, какая ты благородная? Живешь с нищим и безработным зэком? И вся страна про это услышала! Ну, теперь ты довольна?
– Ты о чем? – спросила она, не поворачиваясь к нему.
Он чертыхнулся и не ответил.
Затем последовал громкий удар двери – с потолка посыпалась штукатурка.
Аля вздрогнула и подалась к экрану.
– Та-аа-к! – медленно сказала она, понимая, во что это все может вылиться.
Она почувствовала, как холодный и липкий пот тонкой струйкой побежал по спине.
– Ну, а теперь продолжим, мои дорогие! – Тобольчина опять грустно вздохнула. – Вероника Стрекалова. Умница, красавица и – как многими признано, – настоящий гений. Заслуги Вероники известны, по-моему, многим. Успешная женщина, молодой ученый, мать и жена. Такую карьеру, как сделала Вероника, не построишь одним усердием и упорством. Здесь нужен талант. И он у нее, безусловно, есть. Директор огромного центра – разве не блестящее достижение для молодой женщины из далекой провинции? Прекрасная семья, любящий муж, очаровательный сын и золотая свекровь. Обо всем этом нам рассказала сама Вероника. И все это – чистая правда. Счастливица? Безусловно! Удачливая? Наверняка! Родилась с золотой ложкой во рту? – Тобольчина снова вздохнула и прикусила верхнюю губу. Потом расстроенно покачала головой: – Нет. Все это не так. Совсем не так, далеко не так! И Веронике – прекрасной, талантливой, умной – пришлось пройти через такие испытания… Которые не пожелаешь и лютому врагу. Судите сами, мои дорогие! Судите и делайте выводы! Что все в наших с вами руках. И история Вероники – яркий тому пример.
На экране глухая деревня. Дома полуразрушены. Кривые черные крыши. Сугробы в человеческий рост. Искалеченные, темные «танцующие» заборы. Оператор заходит в чей-то двор. Стучат в хлипкую перекошенную дверь. Дверь открывается, и на пороге появляется женщина. Точнее – то, что, наверное, раньше было женщиной. Хотя верится в это с трудом.
Женщина улыбается беззубым ртом и пропускает гостей в избу. Темные сени, скрипят половицы. В комнате почерневшая, в глубоких щелях, кособокая печь. Заклеенные пластырем и газетой оконные стекла. Кровать с панцирной сеткой, покрытая старым ватным одеялом, из которого торчат желтые клочья ваты. Закопченный чайник на непокрытом столе. Миска, ложка, несвежие полбатона. Мутный стакан. Грязное полотенце. Открытая банка засохших консервов. Шкаф с треснутым зеркалом. Лампочка без абажура. Все говорит о том, что в доме не просто нищета – в доме разруха. Дно.
Хозяйка садится за стол и смотрит мутными злыми глазами.
– Это – Елизавета Семеновна Васильева, – слышится закадровый голос. – Она утверждает, что она – мать Вероники Стрекаловой. Впрочем, это подтверждают и соседи. Верится, конечно, с трудом… Но зачем же ей врать?
– Елизавета Семеновна, – обращаются к ней, – это правда, что Вероника Стрекалова ваша дочь?
Женщину возмущает такое недоверие.
– Но как же получилось, что вы – тут? Одна, в такой, простите, нищете и убогости? Где ваша знаменитая и небедная дочь?
Женщина шамкает беззубым ртом, ловит грязной ладонью еле заметную слезу и посылает проклятья. Кому? Разумеется, дочери. Рука ее тянется за стаканом, она делает глоток – камера берет крупным планом ее горло, – и речь ее становится если не связной, то по крайней мере понятной.
Да, дочь. Она все про нее знает. У соседки Сергеевны есть телевизор. Узнала, конечно, узнала. Как не узнать свою кровиночку?
Она протяжно всхлипывает и снова тянется к стакану.
– Рассказать о своей судьбе? Да пожалуйста! Скрывать нам нечего! Все равно все узнаете – вы ж, как овчарки, идете по следу. Да и не стесняюсь я – давно отстеснялась! Сидела. За что? Да мужа своего зарубила. И ни разу не пожалела. Ни разу! Конечно, пил. И еще как пил. И бил. Да так зверски, что по неделям встать не могла. Однажды в кипяток мордой макнул. Шкура слезла, почти ослепла. Ничего, отомстила. Заснул, сволочь, и я его топором. Башку его дурную пополам рассекла. Как кавун треснул. Не отказывалась – все в поселке знали, какая он сволочь. Девку? Вероничку? Нет, не бил. Любил ее, засранку. Она за ним – как хвост за собакой. «Папаня, папаня». Когда меня забирали, орала: «Ты убила папаню! Я тебя ненавижу!» Это где это видано, чтоб дочка была на стороне драчуна? Засудили.