Ирина. Его вызвали в райком. Срочно. Не объяснил зачем. Ну, а как вы, где вы? Исчезли прошлой зимой, внезапно, втихомолку, странно. Ведь я почти ничего не знаю о вас.
Дятлов. Живу в недрах Тульской губернии, раскопал старинный завод, который теперь воскрешаю в должности директора.
Ирина. Интересно?
Дятлов. Трудно. Впервые я почувствовал всем своим нутром, что революция — это громадный труд, какого я себе не представлял. Так что о том, что интересно и неинтересно, мне и подумать некогда. Но иногда скучаю по друзьям… По Ипполиту…
Ирина. Ему пишете, мне — ни строки… Обиделись на меня за то, что я вас назвала безжалостным… Простите, если так. Потом я поняла ваш взгляд на поступок Валерия… Я потом многое поняла… А Валерик наш жив…
Дятлов. О Валерике я знал, Ирина Александровна. Мне ведь пришлось отправлять во ВЦИК его дело. И там подтвердили правильность решения трибунала, но меру наказания сочли возможным изменить… А обидеться на вас… Этого я никогда бы не смог…
Ирина. Почему же «никогда?»
Дятлов. «Почему» — вопрос иной, но что никогда, то никогда.
Ирина. А все же?
Дятлов. Я любил вас, дорогая, вот в чем дело. Любил… Так-то вот…
Ирина (после молчания). Дятлов, опомнитесь.
Дятлов. Теперь опомнился, тогда любил без памяти.
Ирина. Что вы говорите?
Дятлов. Эх, Ирина Александровна… как вы меня мучили!.. И чем! Своей приветливостью и тем еще в особенности, что невинно, ничего не подозревая, часто повторяли мне: «Я люблю вас, Федор».
Ирина. Если бы я знала…
Дятлов. Иной раз мне до дрожи в сердце хотелось взять вашу руку, к щеке своей прижать и хоть мгновение подержать, а вы с испугом… а может быть, и с отвращением… отводили свою руку.
Ирина. Федор, милый мой, вы же не злой человек… а говорите злые вещи… Я?.. К вам?.. С отвращением?.. Какая нелепость… Я вас всегда любила.
Дятлов. Ирина Александровна, не повторяйте этого слова, прошу вас.
Ирина. Вы же повторяете.
Дятлов. Это нечаянно случилось…
Ирина. Тем лучше. Значит, искренне. Но успокойтесь, если не нравится — не буду.
Дятлов. «Не нравится». Какой нелепый я затеял поединок.
Ирина. Вы поэт, конечно, Дятлов… Удивительный поэт.
Дятлов. Ни одного стиха за всю жизнь не выдумал.
Ирина. Поэт — это в душе. Мечтать-то вы умеете… Я знаю. И эту способность мечтать вы очень зорко прячете. И меня вы намечтали… но удивительно скрывали.
Дятлов. Поэт… пускай. Я с детства умел видеть совсем реально то, что мне воображалось… Это всегда ведет куда-то, будит сердце… А вас я никогда не мог вообразить, вызвать в мечте ваше лицо, шелест походки вашей. Наверно, потому, что все мои чувства вы забирали на себя. Ничего я не намечтал… Это было… впрочем, довольно.
Ирина. «Было», «было»… Но я не знала, что там у вас было. И на этом основании позвольте мне теперь, когда я узнала эту поразительную новость, позвольте мне уж относиться к вам, как я найду нужным… и, во всяком случае, не так, как прежде.
Дятлов. Как же?
Ирина. Я еще не знаю. Тогда я могла любить вас беззаботно и платонически, теперь — другое дело.
Дятлов. Ирина Александровна, вы говорите так, будто на свете заря занимается.
Ирина. Я говорю серьезно, как и вы мне.
Дятлов. Благодарю.
Входит Ипполит.
Ипполит! Что с тобой?!
Ипполит. Нужно ехать на завод… Час тому назад… в Горках… умер Ленин.
Пауза.
Как же это, Федор?!
Ирина. Осиротели, мир осиротел.
Затемнение
Сцена втораяВ том же цехе металлургического завода. Ипполит, Ирина, Дятлов, рабочие.
Ипполит. Митинг собрали?
Проня. Не знаю, что и творится. Никто ничего высказать не может, а не расходятся.
Сухожилов. Ильич! Родной Ильич!
Ипполит. Дорого, что мы все вместе. Ирина, ты не плачь!
Ирина. Я не плачу.
Дятлов. А меня ты не узнал, Проня?
Проня. Тебя-то… как же… Узнаю. Ты нас за ковер бранил. Давно ли? Тут вот… как живого вижу… говорил, шутил со мной… «Будешь государством управлять…». Да разве я мог понять, к чему оно?
Старый рабочий. Вот здесь… весной… шел с Марией Ильиничной и смеялся… Как смеялся…
Другой рабочий. Сирень дарили… Умер!
Замкнутый рабочий. Не думалось… Казалось, — вечен… А он человек, как все… как я… как ты…
Дятлов. Он у меня перед глазами живой, сияющий…
Затемнение
Возникает первая сцена как воспоминание. Ленин, Мария Ильинична, множество рабочих.
Ленин. Маша, ты видишь… с какой помпой… и по ковру… И все же это мы, Русь-матушка… (Проне). Так не будете управлять государством?
Проня. Не…
Ленин. Как он меня подвел! А мы все-таки будем верить и в Прошку и в мировую революцию.
Сухожилов подает цветы.
Маша, ты посмотри, какая свежая сирень.
Мария Ильинична. Спасибо, товарищи. Этот день надолго в памяти останется.
Затемнение
Дятлов. Это было вот здесь… в этом цехе…
Старый рабочий. Трудно поверить, не вяжется…
Другой рабочий. Ильич… В народе так просто и звали — наш Ильич…
Ипполит. В незабываемом — вся наша жизнь, ее великие уроки, счастье, сокровенность и высшее, что ведет нас в жизни.
Дятлов. Высшая минута наших с тобой биографий… Помнишь? Смольный… вечер, ветер… Ленин на пороге.
Затемнение
Ночь. Огни Смольного. Масса красногвардейцев и солдат. Ленин спускается по ступеням. Остановился.
Ленин. Товарищ Дятлов?.. Федор Дятлов? С вами кто?
Дятлов. Друг, студент-большевик… Из Политехнического института.
Ленин. Что студент-большевик из Политехнического — великолепно. Чем вы сейчас заняты?
Дятлов. Сейчас?.. Сейчас ничем не заняты.
Ленин. Ничем?! Не понимаю… Так-таки ничем?
Дятлов. Сейчас — ничем.
Ипполит. А вообще дел множество.
Дятлов. Мы дрались. От него порохом пахнет.
Ленин. Да, это видно и без пороха. Дрались. Но и сейчас ничем не заниматься — просто преступление, товарищ Федор. Вы не обижайтесь. Надо драться.
Дятлов. С кем же? Юнкера повсюду сдались. И враг бежит… гидра повержена в прах.
Ленин. А вы знаете, что собой представляет гидра? Вы ей отрубаете голову, а у нее тут же растет десять голов. По этой отвратительной причине она и называется гидрой. Вот мне товарищи пишут с одного завода, что у них свила гнездо презренная гидра соглашательства. Вы со своим другом, студентом, должны броситься туда в драку.
Дятлов. С великой радостью, товарищ Ленин. Винтовочки у нас сухие.
Ипполит. Ты, Дятлов, не спеши.
Ленин. Спешить надо, и очень, но винтовочками там ничего не сделаешь.
Дятлов. Но ведь там гидра… презренная.
Ленин. Даже пострашнее. Я вам серьезно говорю… потому что враг действует за спинами рабочих… и рабочие могут быть обманутыми, ошибиться… даже свистеть вам. Не удивляйтесь, Федор. Мы с вами являемся участниками самой наступательной в мире революции и самой решительной партии. А когда наступаешь, то не жди, что тебя всюду встретят с восторгом. Могут не понять, осыпать оскорблениями, закидать камнями. Надо быть нечеловечески стойкими, героическими в этом смысле людьми. Не имею сил поехать с вами туда, где эта соглашательская гидра, мне нужно быть в других местах. Ступайте сами, вдвоем. Вот письмо и адрес. Вы из письма поймете, как надо действовать практически. Но ничего не уступайте. Здесь зазевался, там уступил… Так и революцию уступишь. И вы вернетесь в Смольный только в том случае, если свернете шею гидре, то есть с победой.
Дятлов. Ипполит, задание-то, видишь, какое! Великое.
Ипполит. Я готов и на великое… Идем.
Ленин. Чудаки, это уж потом люди скажут, какие вы исполняли задания. Но наступайте героично, до конца…
Дятлов и Ипполит уходят.
Это не умрет… это бессмертно.
Занавес
Заговор Локкарта (Вихри враждебные)
Драматическая хроника в четырех действиях, семнадцати эпизодахДействующие лица
Дзержинский
Иволгин
Барабинский
Веснин
Ладогин
Оля
Баташов — секретарь Дзержинского
Шебурский
Савинков[50]
Спиридонова[51]
Локкарт[52]
Фрэнсис[53]
Сильвия
Рейли[54]
Пулл[55]
Зеленый френч
Лавочник
Первая покупательница
Вторая покупательница
Спутник Локкарта
Служанка
Рене Моршан — корреспондент французской газеты
Мариша
Юнкер
Девушка
Ватный пиджак
Дагмара
Путевой обходчик
Мальчишка, продающий папиросы
Сопровождающие Рейли
Попов
Булыга
Черноморец
Солдат без шапки
Матрос
Телефонист
Первая дама
Вторая дама
Часовые
Патруль
Солдаты, анархисты
Действие первое
Эпизод первыйПетроград в феврале 1918 года. Набережная Невы. Метель. Ходят, стараясь согреться, Веснин и Барабинский.
Барабинский (глухо, сумрачно). А мировая революция скоро, товарищ Веснин?
Веснин. Зреет.
Барабинский. Что говоришь? Не слышно.
Веснин. Зреет, говорю… В Германии, к примеру.
В это время медленно проходят Локкарт и его спутник, задерживаются.
Барабинский. Вот бы пособить германскому пролетариату.
Веснин. Гляди, как бы кайзер Вильгельм не пособил нашим буржуям.
Локкарт. Слышите, что они говорят?
Спутник. Не обратил внимания.
Пробегает мальчишка.
Мальчишка. Папиросы «Сенаторские», папиросы «Сенаторские», папиросы «Сенаторские»!
Локкарт покупает папиросы.
Барабинский. А ты считаешь, мы с кайзером Вильгельмом воевать не можем, а?
Веснин. Не можем… революцию погубим. Надо «Правду» чаще читать.
Барабинский. Читаем по возможности.
Веснин. Достань сегодняшнюю «Правду» и прочитай тезисы Ленина о мире, в голове светлее будет.
Барабинский. Ладно, прочту, не выговаривай.
Локкарт (спутнику). Слышали? Надо обращать внимание.
Удаляются. Проходят две дамы.
Первая дама. Но, милая моя, народ разочарован, власть Смольного призрачна, они сами не знают, что им делать с властью.
Вторая дама. Откуда вы все это знаете?
Первая дама. Об этом пишет вся социалистическая пресса.
Вторая дама. Но откуда вы все это знаете?
Первая дама. Я теперь читаю всю социалистическую прессу.
Уходят.
Барабинский. Мурлыкают.
Веснин. Погибший класс. Давай, закурим.
Барабинский. Махорочка.
Веснин. Крути.
Оля и Шебурский идут друг другу навстречу. Встреча неожиданная. В стороне ждет Шебурского неизвестный, в дальнейшем именуемый «Зеленый френч».
Оля (до крика). Мишель! Вечность…
Шебурский. Оля, неделю не виделись только… а если в самом деле — вечность?
Оля. Тогда я умру. Не верите? Смеетесь? Милый…
Шебурский. Оленька, на нас смотрят. (Тихо, до шепота). Видите, пролетариат… Великий русский народ. Ваньки!
Оля. Лицо! Лицо! Мишель! Мне делается страшно, когда у вас бывает это нехорошее лицо.
Шебурский (насторожен, чего-то ждет). Мне больно, Оленька, но все это скоро пройдет. В России очень скоро воцарится добро.
Оля. Я молюсь господу, Мишель, за добро и за вас. Ведь вы несчастный. Гвардейский офицер, и вот он — штатский.
Шебурский (усмешка, тихо). Оленька моя, гвардейский офицер — теперь эсер.
Оля. Как же это?.. И зачем?
Шебурский. Судьба, фатальность. Я на своем пути встретил великую вечность. Оленька, я — смертник.
Оля. Как вы можете… и с улыбкой. Как страшно! Но зачем?
Шебурский. Молитесь, Оленька, за нас, горячо молитесь. (Что-то заметил.) Прощайте… я вас скоро навещу. (Удалился.)
Оля смотрит ему вслед.
Веснин. Любовь, должно быть. Он ее бросил, а она задумалась.
Барабинский. Цыплята. Мало интереса.
Веснин (Оле). Что за кавалер у вас, барышня-гражданочка!
Оля. Я считаю ниже своего достоинства… (И убежала).
Веснин. Ну где же Елизар?
Барабинский. Ну его к черту, Елизара! Пойдем… Да вот он, Ладогин!
Торопливо идет Ладогин.
Ладогин (своим). О други, други, иду по мосту и мечтаю. Тот самый мост, который мы захватывали двадцать пятого октября. И вот уже прошло четыре месяца. Дайте прикурить.
Барабинский. Пойдем, застыли. Человек обижается.
Ладогин (подает руку Веснину). Куда же вы теперь, братки?
Веснин. Мы с Артемом повестки получили зайти к товарищу Дзержинскому.
Ладогин. А зачем?
Веснин. Есть слух — призывают наших людей на борьбу с контрреволюцией.
Ладогин (восторг). Братки… А я? Ну а меня?
Барабинский. Он же тебя знает, говоришь? (Показывает бумажку.) Видишь, — председатель ВЧК.
Ладогин (с удовольствием). Дзержинский… (Задерживаясь.) Беда, сколько в столице буржуазии. (Оглядываясь.) Видите, буржуй… А ну, давайте двигаться, а то простудимся.
Идут на авансцену. Занавес закрывается.
(Перед занавесом.) Еще троих буржуев вижу… Еще буржуй…
Уходят.
Эпизод второйКабинет Дзержинского в доме ВЧК в Петрограде на Гороховой улице. Веснин, Барабинский, Ладогин, Иволгин.
Иволгин. Товарищи, Феликс Эдмундович!
Входит Дзержинский.
Дзержинский (здороваясь со всеми). Товарищ Барабинский! Товарищ Веснин!.. (Здоровается с Ладогиным.) А вы куда скрылись, Ладогин? Я о вас справлялся.
Ладогин. Был на корабле, списался по демобилизации лет. Революция восторжествовала, а я остался пешеходом.
Дзержинский. Вы люди, нюхавшие порох, надежные. Будем вместе бороться с контрреволюцией.
Ладогин. Теперь вижу, скучал без надобности. Опять, как в Октябре, выходит, действовать придется.
Дзержинский. Нет, сейчас другой этап. Контрреволюция идет в подполье, там создаются конспиративные организации заговорщиков. Саботажем руководят высшие чиновники бывших министерств. В Петрограде орудует Борис Савинков, который мнит себя главою будущего контрреволюционного правительства. Его прячут у себя и скрывают иностранные послы. Гнусные, черные дела замышляются рядом…
Ладогин. Стрелять придется.
Дзержинский. Стрелять, товарищ Ладогин, надо в крайнем случае. Мы против террора, пока нас к нему не вынудили. Но каждому из вас надо всегда помнить о том, что с исторической сцены уходит целый класс — сильный, вооруженный знаниями, культурой, богатством, класс, господствовавший веками… и подобру-поздорову он не уйдет. И Чрезвычайная комиссия, созданная по инициативе товарища Ленина, поручила нам привлечь лучших рабочих — участников Октябрьского восстания. Я думаю, что в этом революционном органе могут работать люди кристально чистые, отважные, наделенные умом холодным и горячим сердцем. Люди без ума и сердца могут нанести вред благородному делу защиты завоеваний революции. Вам придется решать тяжелые и сложные задачи и включаться в борьбу немедленно. Товарищ Иволгин!