Реджина взвывает в отчаянии:
— Сет, пойми, если ты ни в чем не виноват, если ты всего лишь случайно вляпался в какое-то дерьмо, так от этого никто не застрахован. Томми застрелили в затылок! Меня…
Она прикусывает язык.
— Что? — напирает Сет. — Что тебя?
Реджина смотрит ему в глаза, в ее собственных бушует пламя.
Сет выдерживает.
— Меня столкнул с лестницы отчим.
Томаш изумленно ахает.
— Он пил все больше, — говорит Реджина, не отводя взгляд. — И понемногу распускался. Там пинок, там тычок. Потом начались колотушки. Мама пыталась как-то сглаживать, вроде как ничего страшного, а я отбивалась от этого урода. Каждый раз, когда он поднимал руку. Но однажды его переклинило, и он перешел черту. Наверное, и сам не хотел, ушлепок несчастный, так случилось. Он полез меня бить, я сопротивлялась, он столкнул меня с лестницы, я ударилась головой и умерла. — Реджина резким движением утирает злые слезы. — И мама, которую я любила больше всех на свете, не помешала. Это была ее обязанность, а она его не остановила.
Реджина оглядывается по сторонам, смотрит на солнце, на травяные джунгли.
— А этот мир? Это дурацкий пустой мир? Мне плевать, даже если это ад. Мне абсолютно фиолетово. Настоящий он или нет, из виртуала мы выпали или откуда, или вообще это все твое больное воображение, Сет, мне плевать! Главное, что я настоящая. И Томми. И даже если это ад… — Она вдруг сдувается, словно из нее выкачали всю энергию. — Может, он и уродский, но тут точно лучше, чем там.
63
— Я не знал. — Томаш берет ее руку своей забинтованной.
— Конечно, откуда бы тебе. — Реджина вытирает нос рукавом. — Я ведь не говорила.
Солнце снова палит вовсю, и Сет в который раз замечает, что не слышно гудения и стрекота насекомых. Даже ветра нет. Только они втроем посреди безмолвного кладбища.
— Странная мы компашка, а? — высказывается Томаш. — Домашнее насилие, убийство, самоубийство.
— И все практически без повода, — вставляет Реджина.
— Поэтому ты на меня все время злишься? — доходит до Сета. — Потому что я свел счеты с жизнью от жалости к себе? А вот вам обоим на самом деле досталось, да?
Реджина смотрит красноречивым взглядом, не требующим слов.
— Я покончил с собой не из-за того, что случилось с братом. Да, это был ужас, и с годами лучше не становилось, но причина не в этом.
— Тогда в чем? — спрашивает Томаш.
— В том, когда ты рискнул стать счастливым? — догадывается Реджина. — С тем парнем? У него еще такое имя странное.
Сет, помолчав, в конце концов кивает.
— Ну… — Томаш смотрит на надгробие. — Если под историей с братом скрывалось что-то такое, о чем ты не знал, то, может, в той истории тоже было что-то еще? Может, всегда есть что-то еще?
Солнце поднимается выше. Сета потряхивает от всего, что случилось за утро, от этой новой, но до странности знакомой боли, которая стучится в сердце. Он снова без сил, несмотря на спокойный ночной сон. Боль, злость, унижение, горе, тоска.
Но, может, есть что-то еще?
Он оглядывается на надгробие с именем Оуэна — что, если Томаш прав? Там ведь действительно скрывалось что-то, о чем он не подозревал.
А если и с Гудмундом?..
— Не сочтите занудой, — произносит после паузы Реджина, — но мы весь день тут собираемся стоять? Кое-кого оторвали от завтрака, и кое-кому хотелось бы все-таки поесть, если кое-кто другой не возражает.
— Да, — говорит Сет. — Да, хорошо.
Они молча идут обратно сквозь заросли травы, иногда натыкаясь на невидимые под ней надгробия. Дойдя до низкой стенки, Томаш первым перелезает на другую сторону.
— Ты никогда не думала о том, чтобы попасть обратно? — спрашивает Сет Реджину, которая тоже заносит ногу на стенку.
Реджина замирает:
— Обратно?
— Ну, не обязательно в прежнюю свою жизнь, — уточняет Сет. — Но если это все равно программы и вмешательство в память… — Он передергивает плечами. — Вдруг можно вернуться и там будет лучше?
На застывшем лице Реджины печаль.
— Как ты сможешь, узнав правду, смотреть в глаза родителям? Или брату?
— Это не ответ.
— Вы чего копаетесь? — окликает их Томаш, который не может поднять велосипед забинтованными руками.
— Ничего. Просто у Сета очередная бесполезная идея.
Сет не дает ей договорить.
— ТОМАШ! — кричит он.
Потому что замечает Водителя.
Выбегающего из-за угла часовни с искрящей дубинкой в руках…
Он несется прямо на Томаша.
Томаш оборачивается и, взвизгнув, спотыкается о велосипед в попытке унести ноги. Реджина уже перемахивает через низкую стенку и, топоча, мчится к Томашу.
Сет летит за ней, но им не успеть…
Потому что вот он Водитель, из дубинки сыплются искры и сполохи.
«Он нас поджидал», — мелькает мысль у Сета. Они ведь не слышали двигателя. Значит, он все это время сидел где-то тут. Но откуда он знал?..
Томаш вопит на польском, боком, по-крабьи, отползая в сторону.
— НЕТ! — кричит Реджина. — ТОММИ!
В ее голосе ярость, которая теперь, после ее рассказа, становится более понятной.
Она защищает Томми…
Как не защитили ее саму.
Водитель на удивление плавным движением перелетает через велосипед и, не сбавляя скорости, несется на Томаша…
Реджина развивает невиданную для нее прыть, обгоняя даже Сета…
Но слишком поздно.
Слишком поздно.
Водитель уже рядом с Томашем…
Томаш прикрывает голову забинтованными руками…
Луч света вырывается из опускаемой с размаху дубинки…
Которая обрушивается на подставленную руку Реджины, вклинившейся между Томашем и Водителем.
Дубинка выстреливает в нее. Реджина испускает нечеловеческий крик, корчась от страшной боли. Рука, грудь и голова опутаны сетью искр и всполохов.
И тут крик обрывается, но эта внезапная оглушительная тишина в сто раз страшнее. Реджина валится на бетон — всем телом, не пытаясь как-то сгруппироваться.
И лежит.
Безжизненно.
64
Сет не думает. Не издает испуганных воплей, не кричит: «Реджина!» — вообще не испускает ни звука.
Просто действует.
Водитель нависает над Реджиной, дубинка в его руке по-прежнему плюется искрами и мигает сполохами, но Сету все равно. Он проскакивает мимо Томаша, который в отчаянии зовет Реджину, и кидается на Водителя, всем весом наваливаясь на безликую черную фигуру.
Тот замечает его в последний момент и пытается замахнуться дубинкой, но Сет таранит его со всего размаха, и оба падают на землю, дубинка у Водителя вылетает и катится по дороге.
С громким «бум!» они обрушиваются на бетон. Сет приземляется на Водителя сверху, от удара у него перехватывает дыхание. Словно на стальную колонну плашмя рухнул. Боль пронзает ребра, но Сет, превозмогая ее, пытается придавить Водителя к земле.
Что делать дальше, он не знает…
Ярость, какой он не испытывал никогда в жизни, бушует внутри, словно лесной пожар.
Замахнувшись кулаком, он бьет Водителя в горло — в открытое место под шлемом. Как будто по бетону засадил. Сет вскрикивает от боли, Водитель, выгнувшись, легко сбрасывает его с себя и поднимается на ноги.
Сет снизу ясно видит его грудную клетку, в которую Томаш стрелял из дробовика. Там как-то залатано, однако дыра зияет по-прежнему, немыслимо глубокая.
«С такой дырой не живут».
Томаш в нескольких шагах от него обнимает неподвижную Реджину, рыдая ей в ухо: «Вставай, проснись, проснись!» На лицо его, перекошенное от ужаса и неверия в происходящее, страшно смотреть.
Водитель бежит к откатившейся дубинке. Сет вскакивает и снова кидается на него, понимая, что бесполезно, но ведь нужно же попытаться, нужно же хотя бы что-то…
Однако в этот раз Водитель уже наготове. Развернувшись, он встречает оторвавшегося от земли Сета ударом кулака в висок.
Перед глазами рассыпается фейерверк. Лбу холодно от твердого бетона, а остальное тело, перекрученное винтом, словно не свое.
Шевельнуться — никак: руки и ноги не слушаются, — но Сет все же умудряется повернуть голову. Он видит, как Водитель нереально плавными шагами спешит к валяющейся в стороне дубинке.
Видит, как Томаш с визгом бросается на Водителя.
Видит, как Водитель отмахивается от Томаша, словно от надоедливой осы, сметая его на землю одним небрежным движением.
Видит, как Водитель поднимает дубинку и поворачивается к нему.
«Вот, — мелькает мысль. — Вот она, моя смерть».
Водитель стремительно приближается.
«Прости», — думает Сет, не зная толком, у кого и за что просит прощения.
Однако Водитель останавливается рядом с Реджиной. Делает замысловатый финт рукой, и дубинка скрывается в невидимом рукаве. Сет силится приподняться, но боль ударяет в голову, грозя в любую секунду вырубить его окончательно. Он оседает на землю.
Остается только смотреть, как Водитель, опустившись на колени, подхватывает Реджину на руки. Потом встает, поднимая ее крупное, тяжелое тело с легкостью, которая могла бы вызвать улыбку, но вызывает лишь ужас.
Держа Реджину на руках, Водитель оборачивается к Сету с непроницаемым, как обычно, лицом, и последнее, что он видит, прежде чем провалиться в темноту, — это уносящая Реджину черная фигура.
65
— Проснись! — доносится издалека, словно с соседней улицы. — Пожалуйста, пожалуйста, мистер Сет, очнись!
Его шлепают по щекам забинтованными руками (как эти бинты у Томаша еще не размотались?), не больно, однако ощутимо.
— Томаш? — Рот и горло словно вымазаны липкой карамелью с перьями.
— Он ее забрал, мистер Сет! — в истерике кричит Томаш. — Ее нет! Нужно ее найти! Нужно…
— Она… — Чугунная голова Сета не хочет отрываться от земли.
— Пожалуйста! — Томаш тянет его за локоть. — Я знаю, тебе плохо, но нужно его остановить! Он ее убьет!
Сет смотрит на Томаша, жмурясь от боли в черепе:
— Убьет? А он разве уже?.. Она уже разве?..
— Она выключилась, но дышала. Клянусь, что дышала.
— Клянешься? Томаш, ты не путаешь?..
— И огонек у нее мигал. — Томаш изображает пальцами. — Морг-морг-морг-морг-морг. А до этого ни разу, мистер Сет. Вообще не загорался. И он был красный. Не как наши.
— Почему он ее забрал? — Сет с усилием садится, хотя его сильно мутит. — Что он делает?
— А если он ее переподключит? — в ужасе ахает Томаш.
— Переподключит?
Томаш в отчаянии хватается за голову:
— Я понял, мистер Сет! Нас здесь не должно быть! Ты сам сказал. Мы — сбой. Мы тут случайно.
— А он здесь, чтобы исправлять сбои. — Сет дышит через рот, сдерживаясь, чтобы не вырвало. — Вроде надзирателя. Возвращает нас куда положено.
— Он вернет ее в прежнюю жизнь! — кричит Томаш. — Где она уже мертвая!
— Тогда почему он просто не добил ее здесь? Как ту женщину, про которую она сама рассказывала.
— Может, Реджине только показалось, что Водитель уносил ее подругу мертвой?
— Ох, блин! — вырывается у Сета. — Он вернет ее обратно… Он представляет Реджину, массивную, сердитую, храбрую Реджину, летящую с лестницы, потому что ее толкнул человек, от которого она отбивалась, хотя, по-хорошему, тот вообще не имел права ее и пальцем тронуть.
И ее сейчас вернут обратно прямо в этот момент. Где она снова умрет. Еще раз.
Опираясь на Томаша, Сет поднимается на ноги и смотрит сверху на мальчишку, который готов хоть к черту на рога, чтобы спасти Реджину. И его, Сета, наверное, тоже.
«Это не Оуэн. Это Томаш. А она Реджина. И у нас никого нет, кроме нас самих».
— Пойдем, заберем ее! — хрипит Сет. — И завалим этого урода раз и навсегда.
— Я думаю, он поехал в тюрьму. — Томаш, морщась от боли в руках, поднимает велосипед. — Я слышал, как фургон завелся и укатил.
— А почему не домой к Реджине? — спрашивает Сет, сосредоточенно стараясь не упасть. — Гроб ведь там.
— Не знаю. Может, ему положено присматривать только за теми, кто в тюрьме. И он думает, наше место тоже там.
— Он поджидал нас здесь. Чтобы отвезти обратно.
— Да, — кивает Томаш. — Он знал, что ты придешь сюда. Он знает твои воспоминания.
— Ох, черт, только этого не хватало!
— Нужно поспешать.
— Иду. — Сет делает пару шагов, теряет равновесие, но ему удается устоять.
Томаш смотрит с тревогой, однако взгляд его тут же твердеет.
— Ты должен быть в порядке, мистер Сет. Должен. Даже если тебе совсем худо, нужно ее вытащить. Выбора нет.
Сет останавливается на минуту, закрывает глаза, открывает снова:
— Знаю. Мы не позволим отправить ее обратно. Ни за что.
Глубоко вздохнув, он заставляет себя идти ровнее. Шаг, другой, быстрее — пока не доходит до велосипеда. Перекидывает ногу через раму, в голове короткое затмение, но ничего, проясняется.
— Держишься? — спрашивает Томаш, забираясь на багажник.
— Более-менее.
— Понимаешь, что делаешь?
— Я умею ездить на велике, Томаш.
— Нет. — Томаш утыкается лбом в спину Сета и обхватывает его за пояс, готовясь трогаться. — Вот прямо сейчас понимаешь, что делаешь?
— А что? Что я сейчас делаю?
— Ты кинулся на Водителя, когда он напал на Реджину, — поясняет Томаш. — Я видел. Ты знал, что, может быть, сам умрешь. А теперь ты едешь ее спасать, понимая, насколько он силен и на что способен. Но ты все равно собираешься ее спасать.
— Ну да, само собой, — бросает Сет с раздражением, пытаясь поставить ноги на педали и не свалиться с велосипеда вместе с мальчиком.
— Вот такой ты и есть, — продолжает Томаш. — Ты не тот мальчик, который взамен себя отдает убийце брата. Ты мужчина, который спасет своих друзей. Мужчина, который идет на это без колебаний.
— Друзей… — недоверчиво произносит Сет.
Томаш обхватывает его крепче:
— Да, мистер Сет.
— Друзей, — повторяет Сет уже увереннее.
Сет нажимает на педали, поначалу велосипед виляет под двойным весом, но постепенно ноги работают все быстрее и быстрее.
66
— Она будет там, — словно молитву твердит Томаш за его плечом. — Мы успеем.
— Мы спасем ее, — обнадеживает Сет. — Не волнуйся.
Он крутит педали, объезжая самые высокие сорняки, подпрыгивая на глубоких трещинах. Они едут к дому Сета, за которым притаилась тюрьма.
— Осторожно! — кричит Томаш.
Из-за кочки с травой вылетает вспугнутый фазан. Сет виляет вбок, чуть не заваливая велосипед, но решимость и целеустремленность уже успели добавить ему сил, и он удерживается. Он довезет их с Томашем до станции. Они проедут по пандусу вдоль путей и проберутся как можно глубже на территорию тюрьмы…
А потом?
Ладно, об этом после, пока главное — добраться дотуда. Сет прибавляет скорости, сворачивая на свою улицу.
Неважно, что правда, а что нет, неважно, что это на самом деле за место, настоящий этот мир или все-таки существует лишь у него в голове, главное сейчас только одно — то, что сказал Томаш.
Друзья.
Да, это правильно. Вот это настоящее. Друзья, которых он точно не смог бы выдумать. С биографиями, на которые у него просто воображения не хватило бы.
Так что, независимо от всего остального, Реджина и Томаш — настоящие.
В памяти всплывают слова Реджины, и Сет повторяет их про себя твердо, как клятву: «Помни, кто ты такой. И вперед без раздумий».
Они заносят велик по лестнице между домами, перетаскивают через платформу и спускают на кирпичный пандус. Томаш снова обхватывает Сета за пояс, и они быстро преодолевают короткий отрезок до бреши в тюремной стене.
— Почти добрались, — заметно нервничая, бормочет Томаш, когда они пропихивают велосипед в пролом.
— Вряд ли у тебя есть план, да? — на всякий случай спрашивает Сет.
— Ага! — досадливо улыбается Томаш. — Теперь, значит, интересуемся? Когда Томаш столько раз помог нам унести ноги и подкинул массу гениальных идей… Теперь оценили наконец?
— Так есть план? — повторяет Сет, укладывая велик по другую сторону забора, перед лабиринтом пробитых оград.
— Нет, — смущенно признается Томаш, и вид у него становится совсем детский.
— Сколько тебе лет все-таки?
Томаш смотрит на унылые хохолки травы, торчащие из бетона:
— Перед тем как очнуться, мне шел двенадцатый. Как здесь считать, не знаю.
Сет берет его за плечи и разворачивает к себе лицом:
— Считай по поступкам. По ним ты настоящий мужчина.
Томаш на секунду отводит глаза, потом кивает сурово:
— Мы ее спасем!
— Спасем.
Они забираются на велосипед и несутся под горку. Три тюремных корпуса, обрамляющие площадку, при свете дня кажутся меньше. Вместе с темнотой исчезли бесконечные воображаемые закоулки, которые могли в ней скрываться.
«Нет, бесконечные закоулки все под землей», — поправляет сам себя Сет.
— Почему именно под тюрьмой? — задается он вопросом на ходу. — Больше негде было?
— Может, потому что тюрьма надежная? — предполагает Томаш. — И это место должно быть надежным тоже, чтобы все спали без помех. Логика есть, хоть и жуткая.
— Интересно, когда нам здесь наконец попадется не жуткая логика?
— Не знаю, мистер Сет. Надеюсь, что скоро.
Они доезжают до конца дорожки, подскакивая на заросших колдобинах, и приближаются к первому корпусу.
— Не слышу двигателя, — говорит Сет.
Соскочив с велосипеда, они осторожно выглядывают из-за угла на площадку, но там ничего нет — ничего необычного, по крайней мере. Днем здания смотрятся еще более суровыми и неприступными.
— Мы думаем, что она там, внизу? — уточняет Томаш.