– Ага… – размягченно отозвался Игорь и почему-то вспомнил слова Распорядителя о ролях.
– Не спи!
Она кинулась на него со смехом, крепко прижалась горячей грудью.
– Я грешница?
– Ты не можешь быть грешницей…
– А кто же я?
– Ты – мое возвратившееся воспоминание.
– Забери меня отсюда, навсегда. Слышишь, Шевчук? Я знаю, что нужна тебе. Я буду хорошей женой.
– Я ведь старый пьяница, Иришка. Ты бросишь меня через неделю…
– Неправда…
– Ну, через месяц.
– Все равно неправда.
– Правда. За эти годы я стал таким уродом, что противен самому себе. Ты чудесная женщина, ты найдешь себе хорошего парня… А мне на что-то надеяться слишком поздно.
Ира заплакала. Она села, опустила ноги на пол и уткнула лицо в ладони. Плечи ее вздрагивали, она всхлипывала.
– Ну, не реви, пожалуйста. – Шевчук погладил ее по голове, провел по чуть влажной спине, осторожно развернул лицом к себе, опустил судорожно прижатые ладони, погрузился в ее волосы, стал целовать мокрое, вдруг показавшееся таким дорогим и родным лицо. «Боже, – подумал он, – неужели еще что-то возможно…»
С утра Распорядитель, он же – Борис Всеволодович Самсонов, предавался праздным раздумьям о перспективах развития своего предприятия. Праздными они были потому, что ничего конкретно содержащего не представляли, а были скорее горделиво-самодовольным самоотчетом о результатах, и приятными мыслями о собственных способностях. Он уже умылся, сделал небольшую физическую разминку и ждал, когда ему принесут завтрак. Завтракал он обычно у себя в кабинете. Борис Всеволодович услышал, как хлопнула входная дверь. Он поднялся, глянул в окно. Как обычно, на утреннюю пробежку вышел Виталя. Был он один, без супруги, Борис Всеволодович подумал, что Виталику сейчас явно нелегко, и отдал должное его мужеству. «Хочешь быть красивым – будь им!» Потом он услышал, как в дверь напротив, где жил Шевчук, постучали. Он узнал голос Мигульского. Тот что-то спрашивал, потом послышались удаляющиеся шаги по лестнице. «Кажется, ушел», – подумал Самсонов. Сегодня предстояло подвести игру к финальной черте, и Борис Всеволодович стал размышлять, стоит ли устраивать еще одно «убийство». Так и не решив окончательно, он вновь отвлекся, заслышав, как за стеной, там была душевая соседнего номера, включили воду. Раздался бодрый голос Азиза, затянувшего свою любимую арию Роберта о несравненной Матильде…
Кто может сравниться с Матильдой моей, сверкающей искрами чудных очей!
Как на небе звезды осенних ночей, все страстною негой дивно полно, в ней все опьяняет, в ней все опьяняет и жжет, как вино.
Она только взглянет, как молнией ранит.
И пламень любви зардеет в крови, она засмеется, иль песней зальется, и жемчугов ряд лицо осветят…
– Распелся, петух, – усмехнулся Распорядитель, отметив, что Азиз не воспевал сегодня свою Анюту, а придерживался оригинального текста.
В дверь Шевчука вновь постучали, негромко, но требовательно, Борис Всеволодович подумал равнодушно: «Не дают бедняге покоя… А все-таки он явно психически ненормальный. Да и я вчера наболтал ему всякой чепухи. "Тайная ложа ветеранов войны!"»
За стеной по-прежнему раздавалась ария Роберта о несравненной Матильде… Распорядитель деликатно постучал пальцем в стенку и вслух пробормотал:
– Что-то сегодня он не в себе… Наверное, Анюта не постаралась…
А тут и ему самому постучали.
– Войдите! – громко сказал Распорядитель.
На пороге появился слуга – молоденький паренек.
– Доброе утро, господин Распорядитель. Вот ваш завтрак.
– Спасибо, Мустафа. Положи на столик.
Тот аккуратно поставил тарелки, поклонился и исчез за дверью – обслуживать других гостей этажа.
«Отличная школа», – самодовольно подумал Борис Всеволодович.
Вдруг раздался грохот, звон посуды и – дикий крик. Распорядитель застыл с вилкой в руке, вскочил, устремился в коридор.
– Там… – Мустафа тряс головой, не в силах более вымолвить ни слова.
Распорядитель оттолкнул его, решительно прошел в номер Шевчука, чуть не поскользнувшись на чем-то мягком, видимо, бифштексе. Но взгляд его застыл на ином. На полу плашмя лежал Шевчук. Вокруг его головы расползлась багровая лужа. Отчетливо была видна огромная рубленая рана на затылке. Рядом валялся топор с выкрашенным в красный цвет топорищем. Сзади по битому стеклу захрустели шаги. Он резко обернулся. Это были Анюта и Азиз.
– Ух, ты, как здорово! – восхищенно произнесла она. – Как вам это удалось? Особенно вон та дырка в голове.
Она лучезарно глянула на безмолвного Распорядителя, потом – снова на распростертое тело – и завизжала. Азиз охнул, залопотал что-то невнятное.
– Убери ее отсюда, – приказал Распорядитель. – И позови Крига.
Через минуту прибежал Криг, бледный как полотно. Глаза его метались, он глянул на тело и простонал.
– Боже, сколько же будет продолжаться это издевательство… милиция, свидетели… Что вы хотите от бедного Крига?..
– Возьмите себя в руки! – жестко произнес Распорядитель. – Посмотрите, черт побери, наступила ли смерть.
Криг застонал еще громче.
– А ну, быстро! И не дай бог, если потом установят, что его можно было спасти…
Криг завозился у тела, гадливо выворачивая голову от лужи крови.
– Пульс не прощупывается… Вы не понимаете, я всю жизнь занимался венерическими болезнями…
– Криг, даже мне понятно, что его сразил не триппер… Переворачивайте!
Доктор отступился, опасливо поглядывая на кровь, и Распорядитель, ругаясь сквозь зубы, сам перевернул безжизненное тело. Лицо было испачкано в крови, натекшей из раны. Доктор брезгливо оттянул веко, они увидели потухший закатившийся зрачок.
Он с ужасом посмотрел на свой палец, выпачканный в холодной крови, не зная, обо что его вытереть…
– Да замойте, черт бы вас побрал!.. Да не здесь, идите ко мне, или еще куда. И так натоптали…
У порога застыла Анюта. Криг вернулся, он помыл палец и теперь не знал, что делать дальше. Нехорошая мысль вертелась у него в голове: как ему теперь кушать, ведь придется касаться этим пальцем пищи…
– Мне придется подтверждать факт смерти? – с фальшивой бодростью спросил доктор.
– Криг, в этой ситуации хуже всего мне и убитому. Эта нелепая смерть загубит все дело на корню…
Распорядитель вытащил из замка ключ, рукой показал на выход, закрыл дверь и запер ее на ключ.
– А впрочем, – вздохнул он, – в этой никудышной ситуации Шевчуку лучше всех… Никаких хлопот.
– Боже, ведь сейчас Игорь парит над нами, видит все это и знает убийцу, – прошептала Анюта.
Через некоторое время постояльцы отеля «Завалинка» собрались в зале. То ли оттого, что уныние прочно поселилось на их лицах, то ли оттого, что потянул реальный ветер смерти, зала выглядела сумрачно и казенно, как приемная какого-нибудь УВД. Когда все расселись, приняв позы напряженного ожидания, Распорядитель начал:
– Ну, что, господа, поиграли – и хватит. Я думаю, никто на меня не в обиде. Цель игры достигнута и, благодаря кое-кому из нас, без всяких натяжек и реально. И, как бы все пошло ни казалось, получилось всё как в банальном детективе: убийца среди нас, уважаемые граждане. Можно осмотреться, взглянуть друг на друга. Часа через два приедет следователь и, увы, самый настоящий… Вы, Кент, – обратился Распорядитель к помощнику, – проследите, чтобы никто не покидал отеля до прихода следователя.
– Слушаюсь, – вытянулся по-военному Кент.
– Юм, бар сегодня не открывать…
– Есть, – так же четко ответил тот.
Распорядитель обвел присутствующих долгим взглядом и заключил:
– Да! Прошу всех оставить мне подписки о невыезде.
– Опять подписка… – раздались недовольные голоса.
– Кент, – обратился Распорядитель, – принесите, пожалуйста, листы бумаги и ручки. …Через несколько минут подписки были собраны, Распорядитель вышел на середину залы и мрачно сообщил:
– Итак, граждане подозреваемые, игра продолжается! Все быстренько готовим себе алиби…
– Почему я должен доказывать свою очевидную невиновность? – возмутился Криг. – Меня ждет неоконченная диссертация. Никто не имеет права задерживать меня.
– Дорогой доктор! Своим желанием быстренько улизнуть вы навлекаете на себя дополнительные подозрения. Смотрите, а то вам, как и лучшим умам революционной мысли, придется дописывать свою диссертацию в тюрьме.
Доктор посерел лицом и поник, будто снеговик, осевший на солнце.
Потом Распорядитель прошел в кабинет, вызвал к себе прислугу; персонал состоял из четырех молодых парней и шеф-повара.
– Кто сегодня рубил дрова?
– Я, – ответил один из парней.
– Когда это было?
– В полседьмого, как обычно.
– И куда ты потом положил топор?
– На пожарный щит, как вы приказали.
Распорядитель спустился во двор, осмотрел щит с сиротливо торчащими гвоздями, между которыми крепился топор.
– Кто сегодня рубил дрова?
– Я, – ответил один из парней.
– Когда это было?
– В полседьмого, как обычно.
– И куда ты потом положил топор?
– На пожарный щит, как вы приказали.
Распорядитель спустился во двор, осмотрел щит с сиротливо торчащими гвоздями, между которыми крепился топор.
– Кто мог взять?
Работники переглянулись, промолчали.
– Кто из гостей утром выходил из дому?
– Здоровый выходил, каждое утро качаться бегает, – сообщил работник.
– Ясно, а как одет он был?
– В трусах и кроссовках. Он всегда так бегает.
– И больше ничего у него не было? – продолжал спрашивать Распорядитель.
– Полотенце было. Наверное, в бассейне купался, – вспомнил парень.
Распорядитель приказал принести ему кофе, после чего прошел в кабинет.
Он попытался прислушаться к своим чувствам, но не обнаружил ничего похожего на горечь или сострадание. Подумал о себе, как о постороннем: «У бывших следователей заржавевшие нервы… Хотя, какая чепуха, бред… Это нас хотят такими видеть». Квелые и пустые мысли вызвали всплеск раздражения, впрочем, не они были причиной. Директор «Чисто русского убийства» Борис Самсонов испытывал жгучую досаду. «На Западе такое происшествие стало бы отличной рекламой. А для меня это – крах. Хотя, еще поборемся…» Он вспомнил встречу с Шевчуком, странный и малоприятный разговор, в котором он буквально выворачивался перед капитаном наизнанку, непростительные откровения, тем более, если о них узнают гости отеля. Скандал, скандал… И Распорядитель с нехорошим чувством облегчения подумал, что капитан уже ничего не расскажет… «Какой странный и неудобный человек, – продолжал размышлять Самсонов. – Он мешал буквально всем. И, возможно, каждый в душе имел повод для расправы с ним… Даже я. Но, скорее всего, убийца один. Затаился и смотрит на меня из своей норы бусинками-глазками. Главное, чтобы он еще кого– нибудь не ухлопал – это было бы совсем в духе Агаты Кристи. Как же все гадко, однако. Топором… с красной ручкой». Распорядитель содрогнулся, представив себе хруст разламываемой кости и последующее погружение грубого железа в тончайшую, какую только смогла создать природа, материю… Однако жертва жаждала отмщения. Подумав об этом, Распорядитель встал, прошел в конец коридора, где располагался номер Карасевых, и громко постучал. Дверь открылась; Виталий, одетый в майку и синие спортивные штаны, был явно не в духе. Лицо его покрывали красные пятна, он учащенно дышал, будто только-только вернулся с променада. За его спиной мелькнуло заплаканное лицо Ирины. «Какая дурнушка», – мимоходом отметил Распорядитель.
– Виталий, у меня есть к вам несколько вопросов, будьте так любезны зайти ко мне в кабинет.
Когда Карасев, уже спокойный и скучный, появился в кабинете, Распорядитель первым делом поинтересовался, почему он сегодня делал пробежку без супруги. Виталя отреагировал грубо:
– Какое ваше дело!
– Видите ли, дело в том, что вы единственный человек, которой мог сегодня часов около восьми завладеть орудием убийства – топором.
У Витали вытянулось лицо и вновь появились красные пятна.
– Во сколько вы вернулись с зарядки?
– Примерно около восьми сорока… Я всегда так возвращаюсь. А супруга моя повредила ногу, поэтому осталась… Вы что, хотите сказать, что я тюкнул Шевчука?! – вскричал Виталя.
– Спокойней, пожалуйста!
– А что вы на меня?.. Не надо бочку катить!
– Во-первых, вы сами произнесли насчет «тюкнуть»…
Распорядитель встал.
– Ну, что ж, у меня все. Благодарю вас. И пригласите, пожалуйста, вашу супругу. У меня к ней тоже есть вопросы.
Тяжело ступая, Виталя ушел, забыв прикрыть дверь. Сквозняк шевелил стопку исписанных листков – подписок о невыезде. Распорядитель собрал их и закрыл в сейф.
– А-а, Ирина, – добродушно произнес он. – Заходите, садитесь, пожалуйста… Только что ваш муж меня просто удивил. Он почему-то решил, что я подозреваю его в совершенном преступлении. А мне всего лишь надо выяснить, не слышали ли вы подозрительного шума возле номера покойного. – В глазах Ирины блеснули слезы.
– Нет-нет, я ничего не слышала. Я спала.
– И проспали зарядку?
– Да. То есть, нет. Я подвернула ногу. Вот, видите, опухоль, – она показала на подъем ступни.
– Действительно, – пробормотал Распорядитель, – какая досада. С лестницы упали?
– Муж сказал? – полуутвердительно спросила Ирина.
– Сам слышал. А Виталя так сочувствовал вам.
Ирина покраснела, бросила сердитый взгляд на Распорядителя.
– Если знаете, зачем спрашиваете?
– А потом вы решили ему отомстить – чисто женским способом. Не так ли?
– Слушайте, не помню, как вас по имени, только распоряжайтесь где хотите, только не в наших семейных делах.
– Прошу меня простить, сударыня, – бесстрастно произнес Распорядитель. – Меня звать Борисом Всеволодовичем, и я позволю напомнить вам, что расследуется дело об убийстве. Самом настоящем. Благодарю, я вас больше не задерживаю…
Когда она вышла, Распорядитель тихо рассмеялся, не разжимая по привычке зубов, и подумал вслух:
– Ты еще не знаешь, ласточка, что у меня в конверте…
Потом он беседовал с Азизом, тот долго сокрушался по поводу страшной смерти Шевчука, охал, хлопал себя по коленям и по-кавказски долго и витиевато распространялся о том, каким хорошим человеком был погибший.
– А как вы думаете, кто мог убить его? – спросил Борис Всеволодович.
Азиз задумался, покачал головой, приложил руки к сердцу:
– Не могу сказать. Видит бог, не знаю…
– А чем вы занимались утром?
– Как всегда. Встал, побрился, душ… А потом, ну, сами знаете…
Распорядитель выпроводил его, следующей была подруга Анюта. Она тщательно причесалась и стала похожа на деревенскую девчонку-переростка, даже косметика не спасала. Она вошла и робко остановилась на пороге.
– Садитесь, Анюта, и постарайтесь до мельчайших деталей вспомнить, что вы видели, слышали, делали примерно с восьми тридцати до девяти часов. Это очень важно и поможет следствию.
– Надо говорить все-все без утайки?
– Да, – очень серьезно ответил Распорядитель. – Тем более, речь идет о вашем алиби. Постарайтесь не упустить ни одной детали, потому как любая мало-мальская деталь может помочь следствию.
– Ну, с самого утра Азизка полез ко мне. И мы это, ну… Ну, в общем, занимались любовью. Папочка такой горячий был…
– Кто?
– Папочка… Это я его так называю. И вот, все утро прозанимались. Я не знаю, никто, конечно, не видел, как мы это делали. А вы у него спросите, он подтвердит. А потом я пошла в душ, вас все интересует? – Она хихикнула. – Потом он полез мыться.
– А как вы думаете, кто мог убить?
– Ой, не знаю… Я вот так думаю, если б его не убили, то он сам бы кого-нибудь убил. Они ж там, в этой Чечне… Ух! Им ничего не стоит! – Она оглянулась по сторонам. – А вы как думаете, кто убийца? – жарко зашептала Анюта. – Я никому не скажу…
– Спасибо, Аня. Вы предоставили следствию очень ценную информацию.
Анюта вспыхнула:
– Правда?
– Правда. Кстати, я тоже воевал в Чечне.
Анюта присела от неожиданности, поспешно открыла попой дверь и исчезла. «Довольно», – подумал Распорядитель и нажал потайную кнопку. Тут же явился слуга.
– Мустафа, – задумчиво и вместе с тем строго произнес Распорядитель. – Мне так бы не хотелось расставаться с тобой… Обойди, пожалуйста, всех гостей и передай им мои послания. Номера комнат я пометил.
– Я всех помню, господин Распорядитель, – учтиво заметил Мустафа.
– Благодарю тебя.
Все записки были одинакового содержания: «Милостиво прошу вас прибыть к 16 часам в залу. С уважением – Распорядитель». …Когда все собрались, Распорядитель выждал, когда воцарится абсолютная тишина, он решил произнести импровизированную речь. Он уже предчувствовал скорый крах, и все же ощущал в эти минуты необычайный прилив сил и энергии, что-то похожее на подступающий восторг. Измученные гости, давно проклявшие все на свете, находились в том состоянии, когда за прострацией следует пароксизм последней вспышки, когда сил остается лишь на последний шаг. Все молчали – будто дремали с открытыми глазами, впрочем, не забывая скрытно следить друг за другом. В эти короткие мгновения Распорядитель понял, что развязка будет дикой и нелепой. Он представил себя дуэлянтом, который с холодным чувством ненависти обнажает шпагу или медленно поднимает дуэльный пистолет.
– Итак, уважаемые гости, продолжим очередной раунд… С прискорбием хочу заметить, что подозреваются в этом гадком убийстве все до одного. И я в том числе. Но в расследовании дела я буду исходить из того, что я не виновен. Впрочем, каждый может поступить точно так же. Я уже побеседовал с некоторыми членами нашего общества, и, поверьте, былой опыт следователя дает мне право заявить, что вскоре убийца будет изобличен…